Kitobni o'qish: «Одаренная девочка и прочие неприятности»

Shrift:

В книге встречаются сцены курения. Курение вредит вашему здоровью.

* * *

Пролог

– Я правильно понимаю, что сейчас мы выпинываем нашего ребенка в жизнь, сами сваливаем в закат, да еще и говорим, что это для ее же блага?
– В педагогике это называется принципом невмешательства.
– То есть да?
– То есть да.
Из протокола семейного совета Добротворских

Все началось утром.

Конечно, пытливый читатель сразу же бросится оспаривать эту фразу. Точно ли утром, а не поздней ночью? Именно этим, а не предыдущим? Где та точка, после которой с чистым сердцем можно сказать: всё, началось? Придется принимать напыщенный вид и шикать на каждого, кто задает неудобные вопросы. Прямо как в школе.

Будем честны – пытливые читатели правы, и ночка выдалась далеко не из легких. Но именно поэтому выбор и пал на утро: четкой границей оно разделило жизнь на до и после, хоть и казалось поначалу совершенно обычным, а в чем-то даже шаблонным.

К примеру, таковым его делали те самые косые лучи утреннего солнца, столь часто гостящие в прозе начинающих писателей. Пытливо и тщательно, словно моющий тарелки перфекционист, заливали они утренний город. Скользили по паркам, слепили глаза, с недовольством огибали дома с плотными шторами и тонированными стеклами.

Зато небольшой скверик в центре Москвы в них буквально купался, а потому они засвидетельствовали, как крупный мужчина откровенно бандитской наружности уселся на скамью, заразительно потянувшись, достал из небольшого черного чемоданчика книжку сказок Андерсена и начал читать. Через двадцать минут недоуменно оглянулся, потом уставился на книгу в руках. Пролистав, выбросил в урну и легким шагом, прихватив чемоданчик, вошел в небольшой офис в здании старого особняка по соседству.

Ровно через восемь минут и тридцать шесть секунд он выскочил оттуда, преследуемый большим количеством серьезных мужчин в штатском. Быстро выхватил из мусорки книгу и устремился в другой конец парка, вполне бодро перепрыгивая через скамейки под ворчливое курлыканье голубей.

Однако далеко не все любят солнце, и сквозь тонированные стекла пентхауса его лучи проникнуть не могли. Бонусом такого жилища выступал восхитительный вид на проснувшийся город и то, как его улочки медленно заполняются снующими машинами. С высоты восьмидесятого этажа они казались крошечными муравьями, спешащими по непонятным для людей делам, и парнишка азиатской наружности как завороженный смотрел на эту пляску.

Сон был ему неведом. Дело не только в том, что так говорил папа, – и вправду, сколько он себя помнил, спать не хотелось. Но папа говорил, что и чувства ему незнакомы. Однако сейчас он определенно ощущал восторг, глядя на город, с его стучащим в такт любимой песне ритмом.

В наушниках на все лады надрывался заморский певец, словно поставил себе целью спеть про всю-всю-всю любовь на земле. Робкая или страстная, первая или очередная – у него были готовы песни про все, только включи. Парень уже две недели крутил один и тот же альбом, и, к собственному стыду, ему все больше нравилось.

Другие пели не так. Наверное, даже завывай японец об убийстве маленьких милых зверушек, ничего бы не изменилось. Голос, как и картинка за окном, гипнотизировал, вводил в транс, заряжал энергией. Чем больше он слушал, тем сильнее крепло чувство, что он обязательно изменит мир. Парень буквально прилип к стеклу, прижавшись носом, лишь бы видеть абсолютно все, что происходит внизу, а музыка, звучащая в ушах, казалось, стучит в каждой его клетке и задает тон душе. Ну и как тут убедить самого себя, что ты бесчувственный?

Взрослые на ерунду вроде самоанализа время не тратят, ведь каждая секунда – деньги, а секунда промедления дороже вдвойне. Всего за пару дверей от парнишки работал серьезный банкир. Он рушил империи еще до завтрака и с нетерпением посматривал на часы: кафе открывалось в десять. Сегодня он снова не сможет туда заглянуть, и хоть и знал это, все равно следил за временем. Часы работы порождали удивительную иллюзию близости, словно знание того, где можно встретиться, давало какую-то власть над ней. Он мог все на свете. И был бессилен переучить ее говорить о кофе в среднем роде.

По телику в это время шла обычная утренняя мутотень. В Тьмутаракани все плохо, но они написали Кому Надо, он неодобрительно пошевелил бровями – и все стало хорошо. Америка загнивала, Европа разлагалась, Восток трясло – типичное утро москвича. В деревне надоили шесть литров молока. Мы все умрем. А теперь погода.

Смуглая девушка лениво ковыряла хлопья. Вообще, она с большей охотой съела бы бутерброд, но суверен настоял на разнообразном меню, хоть и не представлял, что это такое. В его понимании перемежать хлопья бутербродами уже разнообразие. Диетологи пришли бы в ужас, но она не жаловалась и лишь уныло пялилась в телевизор.

Суверен опять врубил свою слащавую музыку, и все, что оставалось теперь, – ждать, пока наслушается. В этом внезапно проснувшемся фанатизме ей мерещилось что-то зловещее. Что, вероятно, совместный завтрак уже не так важен, как пара песен с утра. И это угнетало похлеще дурацких новостей.

Красавицу на другом конце города беспокоили вещи попроще. Сломанные каблуки у очередных туфель, которые покупались до конца жизни, а оказались на одну ночь. Оторванные пуговицы на блузке. Неподвластные штопке пропоротые джинсы. Слава богу, родительский бюджет позволял еженедельные шопинг-туры по бутикам, но репутация транжиры и кокетки шла к ним бесплатным приложением. Не будешь же каждой встречной консультантке объяснять, какие именно потусторонние твари пустили на мишуру твои прошлые покупки или в чьей именно пасти скончались те замечательные сапожки? Еще немного повздыхав над тяжкой судьбой гардероба, она наконец-то легла спать. Маман умилялась яркой ночной жизни дочери, а та, в свою очередь, хоть и любила подругу, но все-таки надеялась на чуть менее яркий, познавательный и смертельно опасный досуг.

Однако не только роскошные блондинки волновались тем утром за свой гардероб. На опушке забытого богами леса стояла неприметная избушка, в окно которой наглым котенком просилось солнце. В комнате хозяина словно взорвалась швейная фабрика. Пол, кровать, полки – все поверхности были буквально усыпаны его «неудачами» – неподошедшими предметами одежды. Жилеты и шейные платки, брюки и ремни ровным слоем покрывали пол, но главенствовали в композиции рубашки всех цветов и фасонов. Одна из них, очередная жертва высоких стандартов, сейчас с пристрастием изучалась в зеркале.

Фисташковая. Раньше он бы не раздумывая выбрал именно ее, ведь она так шла к его карамельным глазам и осенним волосам. Но сегодня он не был ни в чем уверен, а в голове стучало знаменитое «У вас не будет второго шанса произвести первое впечатление». Насколько такой цвет уместен? Не вышел ли из моды? Какой эффект произведет гармоничный образ? Быть может, подростки больше любят бунтарство и яркие цвета?

Белая? Слишком банально. Ни рыба ни мясо. Ничего примечательного, а это худшее, когда хочешь запомниться.

Кремовая? Она его немного молодила. Не создаст ли это иллюзию близости их возраста? Не помешает ли расставить акцент «взрослый – ребенок»?

Черная? Право, нет. Он не герой готического романа и уж тем более не наемный убийца.

Варианты с узорами также были отвергнуты: все они рушили с таким трудом подобранную композицию костюма, отвлекая от изначальной идеи акцента на солидной, но мягкой аристократичности.

Хорошо, фисташковая – правильный выбор. Но к такой рубашке совершенно не подходит мятный жилет. Штурм гардероба продолжился, а шкодливые солнечные лучи понеслись дальше.

Правда, некоторые места даже они старательно огибали стороной. Мы бы тоже обошли их своим вниманием, если бы не правила хорошего тона. Давайте не будем особо приглядываться, но запомним, что место это не лучшее. Это Лес.

Бывают нормальные леса. В них нашли себе место разной степени приятности растения и живность, и в целом ничего зловещего они не несут. Но это Лес не из таких. В нем нет ветра и не светит солнце. Тьма беззвездной ночи прячется среди ветвей неестественно изломанных деревьев. Ночь с вниманием хищника следит за задорным, аппетитным солнечным лучиком, так маняще пляшущим за ее пределами. Она не может податься вперед. Пока не может. Но так было не всегда, и она ждет.

Ждал и стоявший на обочине федеральной трассы мотоциклист. Ждал и потихоньку закипал. Все происходящее слишком смахивало на дешевый развод сослуживцев, и он чувствовал себя последним идиотом, что повелся. Еще большим идиотом он чувствовал себя потому, что уже который час не уезжал и смиренно надеялся на чудо.

Не первый год он гонялся за тайной организацией, в существование которой никто из коллег не верил. Это больше походило на хобби, поскольку в рабочее время он практически всегда сидел в штабе или разбирался в очередной пьяной драке оборотней. Три года такого хобби стали причиной нескольких нагоняев и выговора с занесением в личное дело, но привели всего к одному задержанному. Который, к слову, был совершенно бесполезен, поскольку еще при задержании перестал шевелиться и так и не шелохнулся за все полтора года. Конечно же, эта одержимость в совокупности с чередой неудач породили лишь кучу насмешек от коллег. Все сокурсники уже подросли в званиях, и только он куковал все там же, в младших богатырях, все свободное время носясь по городу и проверяя каждый слух.

И тут внезапно кто-то пишет красной помадой на его зеркале дату, время, пару координат и бережно обводит сердечком старую газетную заметку о пропавшем отце. И никаких следов взлома. Помаду он исследовал вдоль и поперек – ну да, приятно, что для него не пожалели шанелевскую классику, да толку? Пожалуй, только цена помады и натолкнула на мысль, что это не шутка. Цена, ну и полная профнепригодность коллег – что-что, а аккуратно проникнуть к нему в дом они бы точно не сумели. На безопасности у параноидального Дмитрия был пунктик.

Но семь утра сменилось на восемь, восемь – на девять, машины размеренно проезжали мимо, парень кормил комаров, и ничего не менялось. Он принял волевое решение подождать еще полчаса и уезжать. Потом принял такое же решение еще два раза.

Из меланхолии его вывел адский визг тормозов эффектно задрифтовавшего на соседней дороге «роллс-ройса». Машина встала поперек, перекрыв движение. Распахнулся багажник. Из него, прихватив небольшой рюкзак, выбралась девочка с двумя огромными, толстенными косами и припустила к мотоциклу, с трудом перелезая через двойное ограждение между трассами. «Роллс-ройс» уезжать не спешил. Издалека раздался мощный рев мотора, и на полосу буквально вылетел еще один мотоциклист. Женщина. Вся в черном. Девочка побежала быстрее, но все еще слишком медленно. Ноги, что ли, затекли в багажнике? Решив, что уж это-то точно его клиент, Дмитрий быстро застегнул шлем и сдал назад. Даже пытаться не стал натянуть на такую прическу защиту, просто быстро усадил девочку, парой жестов показал, как держаться, и втопил газ. «Роллс-ройс» и черная мотоциклистка остались далеко позади. Дмитрий не имел ни малейшего понятия, кого и от чего он увозит, но знал самое важное: во-первых, куда. А во-вторых, что он получит взамен.

Знать ответы на эти вопросы хотел бы и слесарь из небольшого городка, вот только отвечать никто не спешил. Худо-бедно разменявший пятый десяток мужчина верил, что у него были все шансы стать достойным членом общества, но в какой-то момент он явно свернул не туда. Поворотов, конечно, было много, что уж спорить, но ретроспектива жизни под виски всегда вызывала стойкое ощущение, что вся трасса в целом вела под откос.

В детстве было гораздо проще. К примеру, открыл утром глаза, в окне голубое небо – и день по умолчанию становится хорошим. Взрослым гораздо сложнее. Открыл утром глаза – вообще ничего не видно. Очнись ты там же, где засыпал, – в гараже, под очередным краденым «мерином», – вопросов бы не было. Но ты явно сидишь, да еще и с мешком на голове. Руки-ноги пристегнуты к стулу, попытку незаметно проверить, крепко ли, проваливаешь – мешок тут же снимают, и бодрый мужской голос радостно интересуется:

– Итак, Игорь Октябриевич, почему вы решили работать именно у нас?

Жмурясь от яркого света, пытаешься разглядеть пухлого усача с типичной располагающей улыбкой эйчара и смутно понимаешь, что тебя явно не через «Авито» нашли. Добро пожаловать на худшее собеседование в жизни.

Глава 1. Проактивный рекрутинг

– …Опыт ухода от слежки спецслужб более десяти лет, уверенное использование холодного и огнестрельного оружия в рамках компетенции, знание мертвых языков на уровне допроса, устойчивость к основным магическим ядам как плюс, наличие прав на убийство дракона… Это точно учитель?
– Поверьте моему стажу, эти навыки чрезвычайно полезны для работы в одиннадцатых классах.
– А почему на фотографии штамп «В розыске»?
Из обсуждения кандидатуры соискателя на еженедельной планерке в интернате АСИМ¹

Лысеющий толстяк с роскошными усами продолжал крайне добродушно улыбаться обмотанному цепями Игорю, но в сочетании с ледяным взглядом это несколько обескураживало. Лицо мужчины казалось смутно знакомым, однако сфокусироваться не получалось: усач сидел за столом прямо напротив и лампа, стоявшая от него по правую руку, нещадно била в глаза. Все с тем же радостным нетерпением он переспросил:

– Ну, Игорь Октябриевич, чего же мы ждем?

– Лично я жду, когда бредить перестану.

Похищенный слесарь сощурился и как бы невзначай перевел взгляд на скрещенные на столе руки собеседника: ногти короткие, округлой формы, совершенно черные. Плохой знак.

Толстяк притворно вздохнул:

– Не прибедняйтесь. У столь многообещающего молодого человека светлое будущее, и мы надеемся, что вы свяжете его с нашей компанией.

Молодой человек сорока трех годиков не сразу понял, что речь о нем.

– Вы меня простите, конечно, но вы вообще кто? – Игорь и сам поражался, каким вежливым может стать, если приковать его наручниками к стулу.

– Ох, что же я в самом-то деле? Тимофей Иванович Котов-Шмулинсон, завуч по учебно-воспитательной работе в интернате АСИМ.

«Хана мне», – подытожил Игорь. Худшие догадки подтвердились. С ним общался самый настоящий людоед, пусть и в многовековой завязке, а подобное времяпрепровождение лично у Игоря никогда не ассоциировалось со светлым будущим. Тимофей Иванович пошевелил усами и продолжил, не снижая градуса радости и лучезарности, словно общаясь со смертельно больным:

– Может быть, чаю? Или вы предпочитаете кофе?

– В такой ситуации я предпочел бы виски, – с мрачной уверенностью отчеканил Игорь.

– Ох, ну что же вы! У нас не пьют в принципе, – отмахнулся завуч.

– Частично это объясняет, почему для собеседования приходится похищать людей…

Тем временем мозг пленника лихорадочно пытался осознать происходящее. В детстве вместе с бесценными рекомендациями носить зимой шапку, доедать суп и не дразнить сестру он получил от родителей еще одну – никогда не связываться с людоедами. Ежедневно варясь в мире нечисти, они четко понимали, какую мудрость передать сыночку. Но откуда в России взяться нечисти, спросите вы? Что ж, попробуем разобраться.

Любые попытки подробно описать мироустройство рано или поздно приводят к тому, что взгляд слушателя стекленеет, а кивает он не столько твоим словам, сколько некой песенке в своей голове. Поэтому давайте попробуем взглянуть на ситуацию под менее научным углом: забудьте «пузырьки шампанского», теорию струн и мультиверсум. Представьте ванну.

Ладно, чугунная ванна – это не очень-то и впечатляющее зрелище, но добавим немного горячей воды, пену, часик свободного времени – и вуаля, картинка становится в разы приятней. И вот теперь, когда мы расслабились, физика нанесет свой коварный удар.

Возьмем пузырек пены побольше. Вода, на поверхности которой он расположен, – это магия мироздания. Спокойная, теплая, глубокая. Пузырь – наш мир. Он определенно связан с магией, но друг в друга они не проникают. Мир-пузырик держится на хрупком балансе своих стенок, то есть физических законов, порожденных в том числе и магией-водой. А мы, если захотим, сможем просунуть в него палец со стороны воды: граница двух сред вполне проходима.

Сопоставив воду с магическим миром, пузырь – с нашей реальностью, а магических существ – с пальцем, мы получим примерное представление о том, что откуда взялось и почему так получается.

А теперь попробуйте засунуть два пальца. А теперь три. А теперь… а нет, пузырь уже лопнул. Переизбыток магических существ приведет в нашем мире примерно к тому же: давление на нежную реальность усилится и в какой-то момент может случиться бах: чем больше магии в одном месте, тем выше шанс, что нежные физические законы нарушатся и наш мир очаровательно размажет по миру магическому. Не сказать чтобы хоть кого-то такой исход радовал: все-таки люди сделали свой мир чрезвычайно приятным местом и никто не готов променять вайфай на возможность быть съеденным драконом. Особенно на это не готовы те, кто жил когда-то в пещерах неподалеку от драконьих гнезд, а теперь умеет качать сериалы с торрентов.

Исключительно плотоядные флора и фауна мира магического, обычно называемого просто Лесом, всегда были прекрасным стимулом для эмиграции, и большую часть человеческой истории нечисть прикладывала максимум усилий, чтобы попасть в человеческий мир и обратно не возвращаться. Хоть отсутствие стабильного магического фона и приводило к постепенному ослаблению потомства, но так ведь то у потомства, рожденного по эту сторону. Прибывшие же непосредственно из Леса отличались непомерной силой и неприятным долгожительством. К примеру, древнейшие оборотни, представители Старшей крови, в большинстве своем разменяли по паре тысяч лет и массово практиковали в своей богатой на приключения молодости не только социально одобряемые модели поведения. Вот и похититель был из таких. Кот-баюн. Пренеприятнейший тип.

Из размышлений Игоря вывели все та же наигранно радушная улыбка и вежливое постукивание ручкой по столу:

– Вы не могли бы ответить на несколько вопросов? Необходимо кое-что уточнить в резюме, прежде чем мы подпишем контракт.

Бывший богатырь откашлялся и решил зайти издалека:

– Послушайте, я себе не враг и готов сотрудничать. Только объясните, что здесь происходит и на кой черт я вам понадобился.

Толстяк притворно заохал:

– Игорь Октябриевич, полно вам! Мы уже давно ищем ответственного специалиста с богатым практическим опытом, нетривиальным взглядом на предмет и, чего уж тут скрывать, педагогическим зудом.

– Прекрасно, но у меня ни одного подходящего телефончика. Не пробовали по старинке – объявление разместить?

– Но вы просто созданы для БЖД!

– Белорусские железные дороги?

– Безопасность жизнедеятельности.

Богатырь в бегах мысленно промотал всю жизнь назад. Потом еще несколько раз. Нет, безопасностью там и не пахло.

– Это какая-то ошибка. Я могу о чем-то разузнать, куда-нибудь проникнуть, ну или что-то выкрасть, наконец. Но в чем я совершенно и точно уверен – я не могу учить детей.

– Если это единственное, что вас смущает…

– Ни капли не единственное! Я вообще-то в цепях.

– Да-да, чувствуйте себя как дома. Так вот, волноваться не надо: ваша задача – передать деткам свои навыки. Полагаю, даже неудачные попытки все равно здорово обогатят их внутренний мир.

Игорь оторопел. Обогащать внутренний мир малолетних вампиров и оборотней навыками слежки, взлома и ближнего боя он точно не планировал никогда в жизни. Да и свой, впрочем, тоже не стал бы, если бы не родители…

Не подумайте ничего дурного, родители Игоря были абсолютно добропорядочными, скучными офисными богатырями, занятыми в основном обработкой миграционных документов. Собственно, их семья хоть и вела отсчет еще со времен инквизиции и считалась одной из старейших среди богатырских родов, но уже многие ее поколения не участвовали в оперативной работе и славились разве что своей педантичностью. Одно только упоминание фамилии Барановых убедило многих не подавать документы конкретно сегодня, а в особо ударные недели – вообще никогда не подавать.

Вполне понятно, почему, принимая решение об участии в оперативной работе, молодой Игорь в первую очередь руководствовался призрачной надеждой хотя бы во время службы не находиться с родными в одном помещении. Рассуждал он здраво: да, от зелий по «бабулиным рецептам», щедро вливаемых для придания особых способностей будущим богатырям-оперативникам, часто бывает побочка на морду лица, но ему – и так представлявшему собой лысеющую помесь Чужого с птеродактилем – терять было нечего. Как выяснилось, кроме гордости: хоть никаких метаморфоз во внешности в итоге и не случилось, большинство коллег сочли, что именно ему, бедному, больше всех от зелий и досталось.

Поначалу выбор карьеры казался верным: ретивого парня, всегда первым вызывающегося на любые выезды, лишь бы подальше от штаба, заметили. Благодаря природной смекалке в совокупности с полной неспособностью обрасти личной жизнью его наградили почти круглосуточными сменами, и за три года Игорь дослужился до майора – из алешковичей перешел в добрыничи. А потом все накрылось медным тазом в форме женского полового органа: ситуация, которая вначале вообще никак не касалась самого Игоря, развилась по худшему из сценариев – и вот он почти двадцать лет в бегах и от богатырей, и от нечисти, и от родной милиции, честно пригревшей в своих рядах и тех, и других. И когда, казалось бы, он залег на дно, его с этого дна достают, отряхивают, обматывают цепями и радостно предлагают работу на виду у всего мира. Лучше б сразу сожрали, честное слово.

Но упоминать о таком варианте развития событий Игорь не стал, а попытался воззвать к разуму:

– Серьезно, на кой хрен это вашим ученикам? Решили провести ребрендинг, и теперь у вас лагерь «Веселый шахид»?

– Семья распалась, – совершенно похоронным голосом ответил Тимофей Иванович.

– Мои соболезнования, но хорошего адвоката посоветовать не смогу.

– Игорь Октябриевич, не ерничайте. Вспомните девяностые. Благодаря Семье стало поспокойнее, но ее больше нет, а кому, как не вам, знать, сколь быстро ситуация склонна ухудшаться при отсутствии сдерживающих механизмов. Первые ласточки уже появились, – на этих словах завуч многозначительно пошевелил бровями.

– Я вас умоляю. По-вашему, что, стадо малолетних вампиренышей и оборотней себя от людей защитить не сможет?

Тимофей Иванович отмахнулся:

– Речь не о людях. Госпожа директор видит угрозу шире. И сочла, что сейчас самое время внести несколько изменений в учебный процесс. Одно из них – вы.

Складывалось стойкое впечатление, что Игорь бьется лбом о стену.

– Идите Лесом! Какой из меня преподаватель?

– Утвержденный лично госпожой директором на основании вашего резюме. Которое, замечу, было довольно непросто составить, что делает вам честь в вопросах защиты информации. Но вернемся к делам. По шкале от одного до десяти оцените вашу готовность на пять лет отказаться от курения, спиртных напитков и матерной брани.

Пленник начал закипать:

– Пять лет без сигарет и мата в компании училок? Всю жизнь мечтал.

– Добро пожаловать в интернат АСИМ. Мечты сбываются! – людоед вновь широко заулыбался, словно включил внутреннюю лампочку, и скрупулезно поставил галочку напротив отметки «десять».

– Может, наконец развяжете меня?

– Ну-ну, сбываются, но не так же быстро… Итак, каким вы себя видите в нашей компании через пять лет?

– Трезвым и злым.

Тимофей Иванович записал и этот ответ. Бывший богатырь поморщился:

– Послушайте. Мне кажется, вы несколько недопонимаете масштаб проблемы. Даже если я соглашусь – как вы это представляете? За мной бегают все известные спецслужбы и даже парочка таких, о которых я раньше не слышал. Стоит согласиться – в тот же день дверь откроют ногой и меня под белы рученьки выведут в менее образовательное казенное учреждение.

Старый оборотень отложил ручку и принял максимально напыщенный вид. С парадоксальным смирением Игорь понял, что сейчас последует очередная лекция.

– Мы по-прежнему интернат АСИМ. Вероятно, вы не были в курсе – признаться, порой даже мне сложно отследить все касающиеся нас законодательные акты, вышедшие за последние пару тысяч лет, – но директор имеет право принять на работу даже преступника. И на время исполнения обязательств перед интернатом подобный сотрудник находится вне юрисдикции любых организаций. А после… Полагаю, это будет демонстрацией одного из ваших восхитительных навыков исчезновения средь бела дня, о которых я наслышан. Ничего сложного.

– А с чего вы вообще взяли, что остальному миру не плевать на эти ваши акты глубокой древности?

Котов-Шмулинсон игриво сощурился:

– Молодой человек, а как вы думаете, почему здесь работаю я?

Игорь открыл рот. Игорь вежливо закрыл рот. Завуч продолжал:

– Конечно, некоторые проблемы бывают. Все-таки желающих вздернуть заслуженного педагога на ближайшем дубу обнаружилось до огорчения много. Но пара слов директора – и окружающие становятся просто восхитительно понимающими людьми. Ну да, съел кого-то из прапрапрапрадедов, так что же? Не лишать же детей из-за этого уроков истории.

– Железобетонная логика.

– Естественно. Но, к сожалению, мы выбиваемся из графика. Не возражаете, если я продолжу?

– А если возражаю?

– В таком случае вынужден буду убедительно склонить вас к сотрудничеству. – Казалось бы, при этих словах Тимофей Иванович просто размял руки, пошевелив в воздухе пальцами, но Игорь успел уловить блеск мелькнувших стальных когтей.

– Я готов продолжить.

– Прекрасно. Итак, по какой причине вы ушли с предыдущего места работы?

Темный зал, очерченный на песке круг. Крики, кровь. Огромный смуглый мужчина падает на пол и больше не поднимается. Радостный лай. Дикий рев. Игорю было что терять, и он не вмешался. Всем было что терять, и не вмешался никто. Один против пятерых. Троих одолел. Но не последних двух. Если бы помог хоть кто-то…

Крик сестры. К ней идет поджарый блондин в черной косухе. Игорю по-прежнему есть что терять, но терять сестру – страшнее. Выступает вперед. Все равно всё испортил, карьерист хренов. Не уберег. Спасай, что осталось.

Моргнув, бывший богатырь вернулся в реальность:

– Из-за трусости.

– В документах сказано, что вы выбили клык вожаку волкодлаков, – с подозрительно вежливой улыбкой отметил Котов-Шмулинсон.

– А вот это уже был трезвый расчет.

– Интересно, интересно, – пробежав глазами по бумагам, он продолжил: – Ваш главный недостаток?

– Нефотогеничен.

– А главное достоинство?

– Дважды смог перепить медведя.

– Как вы узнали о вакансии?

– Внезапно и против своей воли.

– Почему решили оставить ту работу, которая есть у вас сейчас?

– Я и не собирался.

– Чем вы любите заниматься в нерабочее время?

– Спасать свою задницу.

– Почему считаете, что подходите на эту должность?

– Я так вовсе не считаю!

Толстяк все тщательно записал, закрыл папку и радостно откинулся в кресле:

– Вот видите, как быстро мы управились благодаря вашей покладистости. Так-так, даже чуть раньше уложились. Полагаю, вы бы хотели перекусить?

– Очень, – Игорь не раздумывал ни секунды. Для еды ему нужны будут руки. Хотя бы одна рука. А это шанс на спасение.

Завуч встал, аккуратно задвинул за собой стул и ушел в соседнюю комнату. Что-то зашуршало. Вскипел чайник. Игорь терпеливо ждал, внимательно разглядывая комнату и оценивая пути к отступлению. Решеток на окнах нет, но черт его поймет, какой это этаж, прыгать не разобравшись нельзя. Деревьев не видно. Дверь одна, открывается внутрь. Замок есть, но скорее для вида, такой не удержит. Оружие? Лампа. Стул. Телефон-трубка. Найти бы базу, тогда проводом можно удушить. О, да на столе целое богатство – набор перьевых ручек. Жаль, что нет ножниц. Самая уязвимая часть кота – усы. Придется выкручиваться тем, что есть. Кажется, из кармана не вытащили зажигалку. Шансов мало, но рискнуть можно. Главное – освободить хотя бы одну руку.

Когда Тимофей Иванович вернулся в комнату, у Игоря уже созрел план. Стараясь не выдать себя, он продолжал понуро сидеть на стуле, покуда завуч с тарелкой и ложкой не подошел и, зачерпнув овсянку, не поднес ее ко рту узника.

Только тут Игорь понял. Почему-то вариант, что один взрослый мужик будет кормить другого с ложечки, в голову вообще не пришел, хотя в этой цитадели абсурда ждать иного было воистину наивно. Бывший богатырь смиренно проглотил первую порцию. Усатый зачерпнул еще:

– Ложечку за маму. Вот так, хорошо. Ложечку за папу. Чудесно. За сестренку ложечку…

– Сколько мне, по-твоему, лет?

Оценивающе оглядев Игоря, Котов-Шмулинсон продолжил как ни в чем не бывало:

– Ложечку за пенсионную реформу. Ложечку за предстательную железу.

В кабинете зазвонил телефон. Пленник и его заботливая нянечка переглянулись.

– Вы не против, если я отвечу?

– Вперед, ирод.

Сняв трубку, упитанный мужчина вытянулся по стойке смирно:

– СУНЦ АСИМ, завуч Котов-Шмулинсон слу… О, Альма Диановна! А мы как раз о вас вспоминали. Скоро ли вы заберете у меня этот очаровательный сгусток уныния? Чудесно, чудесно. Да, как раз кормлю. Очень ждем. – И, положив трубку, промурчал: – Через десять минут госпожа директор нас примет. Не забудьте манеры и то, как чудесно мы с вами сдружились за этот день.

Методично запихнув оставшуюся овсянку в Игоря – слава богу, уже без прибауток, – завуч совершенно без зазрения совести вылизал тарелку, утер усы и вдруг легко забросил пленника себе на плечи, словно тот весил не больше листа картона. Намурлыкивая под нос что-то про сердце красавицы, запер кабинет и понес Игоря по большому светлому коридору. Красный ковер практически полностью глушил звук шагов, и слышны были только сопение Игоря, лязг цепей и порядком надоевшая песенка. У совершенно совкового вида двери с надписью «Директор» толстяк остановился, вытянулся, насколько позволял пленник на плечах, и постучал. Низкий женский голос велел заходить, и через пару мгновений мир Игоря перевернулся, потом еще раз, и он оказался на стуле перед директрисой.

То была женщина высокая, мощная и седая. Фигура ее напоминала раздобревший прямоугольник, пучок кудрявых волос на макушке и тонкие очки на цепочке подавляли своей официальностью. Красный лак на ногтях, суровый прищур выцветших глаз, темно-фиолетовая юбка и огромный серый свитер грубой вязки накрепко впечатывались в головы учеников как предвестник проблем. Альму Диановну побаивались все и всегда. Поговаривали, что даже Тимофей Иванович не знал точно, сколько ей лет, но, по слухам, именно она приложила лапу к Ромулу и Рему. Альма Диановна тоже постоянно улыбалась, но эта улыбка навевала исключительно мысли об оскале. Госпожа директор умела вызывать в людях очень разные эмоции, но спокойствие в этот список точно не входило.

1.ГАОУ ВПО СУНЦ АСИМ – Государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования специализированный учебно-научный центр Abeunt studia in mores.