Kitobni o'qish: «14 встреч с русской лирической поэзией»

© Шутан М.И., 2019

© Издательство «Прометей», 2019

От автора

В своей Нобелевской лекции (1987) И.А. Бродский очень точно сказал о поэзии. По его мнению, «человек принимается за сочинение стихотворения по разным соображениям: чтоб завоевать сердце возлюбленной, чтоб выразить своё отношение к окружающей его реальности, будь то пейзаж или государство, чтоб запечатлеть душевное состояние, в котором он в данный момент находится, чтоб оставить – как он думает в эту минуту – след на земле».

Но принципиально важным является и другое – «ощущение вступления в прямой контакт с языком, точнее – ощущение немедленного впадания в зависимость от оного, от всего, что на нём уже высказано, написано, осуществлено». Эту зависимость Бродский называет абсолютной, даже деспотической, но она же и «раскрепощает поэта»¹.

Вспомним и о суждениях М.Н. Эпштейна о поэзии.

По его мнению, поэзия – это «особое, творческое восприятие мира, которое улавливает в каждом явлении образ других явлений, их отражение, отголосок. Например, внешнее пространство выступает как образ внутреннего и наоборот. […] Поэзия – поиск скрытых подобий, объединение предметов на основе их сходства, смежности, взаимопричастности (метафоры, метонимии и другие тропы). Созвучия, в том числе рифмы, выступают как форма умножения ассоциативных связей, сопряжения других явлений. […] Поэзия одаряет одни вещи именами других, раскрывая их перевоплотимость, метаморфозу»².

Но что представляет собой лирическая поэзия?

Всё то, что было сказано Бродским и Эпштейном о поэзии, может быть отнесено и к лирике. Тем не менее, вычленим её характерные, специфические черты.

Содержание стихотворения определяет переживание лирического «Я». Взгляд последнего на мир, реакция на те или иные события – главное в произведениях, относящихся к этому роду художественной литературы.

Чаще всего лирическое «Я» – это лирический герой, по своему отношению к жизни предельно близкий к автору. Можно даже дать более решительную формулировку: это образ автора.

Но иногда лирическое «Я» и автор не могут не восприниматься как разные люди. В таком случае целесообразно использовать термин «лирический персонаж».

Кстати, имеется в виду не только различие мировоззрений, нравственных убеждений, психологических миров. Подчас автор и его персонаж относятся к разным социальным группам, классам. Например, в стихотворении Н.А. Некрасова «Зелёный Шум» (1862–1863) показываются переживания представителя народной среды, душа которого обновилась с наступлением весны.

Причём в этом произведении на первом плане оказывается этический аспект: весна освобождает человека от тёмных чувства, ревности, от злобы, приближая к свету, добру, к христианскому мироощущению.

Лирические произведения бывают трёх видов.

К первой группе следует отнести стихотворения-медитации. Они представляют собой размышления на ту или иную тему, характеристику настроения. Нередко в них содержатся серьёзные философские обобщения, как в знаменитой «Элегии» (1830) А.С. Пушкина.

В этом стихотворении пессимистические настроения лирического героя сменяются надеждой на то, что и в будущем подлинные проявления жизни напомнят о себе. Эти контрастные состояния непосредственно отражаются на лексическом уровне: «угасшее веселье», «смутное похмелье», «печаль минувших дней», «мой путь уныл», «труд и горе», «грядущего волнуемое море» – «но не хочу, о други, умирать», «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», «будут наслажденья», «порой опять гармонией упьюсь», «над вымыслом слезами обольюсь», «блеснёт любовь улыбкою прощальной».

Конечно же, в пушкинском стихотворении не обнаруживается безудержная радость (последний эпитет это убедительно доказывает), но главное в другом: лирический герой, мыслями обращаясь к будущему, преодолевает уныние, что свидетельствует о неисчерпаемых возможностях человеческой души, которая даже в кризисной ситуации находит спасительные опоры в самой себе.

Во вторую группу входят стихотворения, в которых описывается окружающий мир. Чаще всего природа. Причём главное в них – это ракурс восприятия и лирическое переживание, вызванное созерцанием действительности, к деталям которой поэт проявляет особый интерес.

Так, в стихотворении Ф.И. Тютчева «Есть в осени первоначальной…» (1857) встречаются характеристики названного уже в первой строке времени года, отличающиеся выразительностью: «день стоит как бы хрустальный», «лучезарны вечера», «пустеет воздух, птиц не слышно боле», «льётся чистая и тёплая лазурь на отдыхающее поле». Но в картину осенней природы, отличающейся спокойствием, безмятежностью, органично включается и художественная деталь, которая в своё время восхищала Льва Николаевича Толстого:

 
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
 

В стихотворениях из третьей группы значительное место занимает повествование, которое может быть развёрнутым или сжатым. Но в этом случае лирическое «Я» не ограничивается фиксацией сюжета, а обязательно раскрывает своё отношение к тому, о чём повествует. Это отношение может передаваться при помощи отдельных слов, словосочетаний и даже строк. Лирический элемент усиливается, если рассказчик повествует о самом себе. Насколько эмоционально, субъективно в лучшем смысле этого слова «сюжетное» стихотворение А.С. Пушкина «Бесы» (1830)! Сама картина кружения «бесконечных, безобразных» бесов, напоминающая круженье «листьев в ноябре», проникнута чувствами путника, затерявшегося «средь неведомых равнин» и охваченного страхом. И в финале стихотворения звучат надрывные ноты:

 
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
 

Нельзя не отметить, что границы между указанными выше группами лирических произведений условны. Например, нередко повествование сочетается и с описанием, и с той же медитацией. Один из самых выразительных примеров – стихотворение А.С. Пушкина «Вновь я посетил…» (1835).

В книге, которая предлагается вашему вниманию, при рассмотрении лирических стихотворений особое внимание уделяется символическим образам. Это Муза, душа, портрет, небо (луна, солнце, звёзды, рождественская звезда), снег, земля, дом, лес, море, поезда, мгновение, век, музыка. Первая же глава посвящена эмоциональной тональности лирических стихотворений.

Такой принцип организации материала помогает представить на основе русской лирической поэзии целостную картину мира.

В большинстве глав проявляется особое внимание к лексическим значениям слов и фразеологизмов. В написании соответствующих очерков нам помог «Современный толковый словарь русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова, изданный в 2006 году издательством «Норинт» (Санкт-Петербург). В него входит более 90 000 слов и фразеологических выражений.

Итак, первая встреча с русской лирической поэзией начинается…

Встреча первая
Тональность

«Основная точка отсчёта»

Т.И. Сильман писала, что в лирическом произведении «основная точка отсчёта» – настоящее время, презенс изложения, «из неё излучаются воспоминания о прошлом, мечты о будущем; рядом с презенсом “точки отсчёта” “течёт” настоящее и рождается итоговое обобщение».³

Рассмотрим с этих позиций стихотворение А.С. Пушкина «Зимнее утро» (1829).

«Презенс изложения» совпадает в этом стихотворении с настоящим, которое отражено в самом названии произведения. Интересна пространственная позиция лирического героя. Он проявляет интерес к тому, что находится далеко от него. И тогда перед нашими глазами возникает панорамная картина:

 
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит.
 

Но лирическому герою дорого и то, что рядом с ним – то, что овеяно поэзией родного дома, очага: «Весёлым треском / Трещит затопленная печь». Граница, отделяющая мир дома от мира природы, ослаблена: второй проникает в пространство первого: «Вся комната янтарным блеском озарена». Из настоящего герой смотрит в прошлое, воспоминания о котором, конечно же, не способны вызвать радостных чувств («мутное небо, «луна, как бледное пятно», «тучи мрачные»), и в желаемое будущее, полное динамики, ибо лирический герой, душа которого ощутила целостность мира, жаждет расширения своего жизненного пространства: «Друг милый, предадимся бегу / Нетерпеливого коня».

Но будущего нет без «друга милого», обращение к которому охватывает композиционное поле всего стихотворения. Не раз в нём встречается форма повелительного наклонения: «проснись», «явись», «погляди». В последней строфе форма изъявительного наклонения употребляется в значении повелительного: «предадимся». «навестим». Эта форма весьма содержательна: она вносит в предложение значение совместности и, кроме того, создаёт ощущение реальности совершения действия в будущем.

И.Э. Грабарь. Зимнее утро. 1907.

Пушкинское «Зимнее утро» – стихотворение о преодолении границ: солнце, как уже было сказано, вошло в дом; лирический герой душой тянется к природным пространствам и к душе другого человека, без которого ему не дано ощутить подлинного счастья.

Но ослепительный зимний пейзаж – это и утрата, это прощание с любимой осенью: «Поля пустые, леса, недавно столь густые». Время неумолимо движется – и неизбежен следующий вывод: в пушкинском стихотворении радость уравновешивается печалью, ибо поэту в целом чужд как безудержный оптимизм, так и ничем не преодолеваемый пессимизм.

Но всё же чувство радости определяет эмоциональную тональность пушкинского стихотворения, свидетельствующее о кровной, внутренней связи поэта с окружающим его миром.

Идиллика и юмор

В.Е. Хализев использует термин «типы авторской эмоциональности», подчёркивая при этом следующее: «Эмоции, которые выражены в художественном произведении, сопряжены с ценностными ориентациями отдельных людей и их групп»⁴.

Отметим, что в речевой практике активно употребляется слово «тональность» в значении «основная эмоциональная настроенность произведения искусства». На наш взгляд, именно это слово можно использовать при характеристике эмоционально-ценностной доминанты лирического произведения.

Это слово уместно и по другой причине: оно пришло в язык из музыкальной сферы («высота звуков лада, определяемая положением главного тона на той или иной ступени звукоряда»), а лирическая поэзия очень близка к этому виду искусства.

Виды тональности, представленные в лирических произведениях, можно сгруппировать следующим образом: 1) идиллика – юмор; 2) героика – романтика; 3) драматизм – трагизм; 4) инвектива – сатира.

Идиллику и юмор объединяет положительное отношение к жизни. Причём важно подчеркнуть следующее: для лирического сознания светлые стороны бытия, воплощающие прекрасное или возвышенное, – примета настоящего. Если же речь идёт о прошлом, то можно утверждать, что оно переживается как настоящее.

Что такое идиллика? Главное – восприятие и осознание человеком себя как части бытия, которое воспринимается, несмотря ни на что, положительно.

Вот примеры слов и словосочетаний, которые помогут в осмыслении произведений, созданных в идиллической тональности: идиллика; идиллическое; «идея счастливого и естественного бытия» (А.М. Песков); человек, «прикосновенный всею личностью к жизни» (М.М. Пришвин); дом; родина; гармонический покой, растроганность, благоговение, умиление, светлая печаль, радость, восхищение, приятие бытия.

Главное в стихотворениях, относящихся к данной группе, – гармоничные отношения между лирическим «я» и окружающим миром. Думается, суть очень точно передаёт словосочетание «приятие бытия».

Эмоциональный диапазон при этом отличается широтой необыкновенной: от чувства умиления, имеющего религиозную окраску, до безудержной радости. Имеет место и грусть, светлая печаль, не разрушающая ощущение гармонии, а фиксирующая сложность бытия, которое нередко воспринимается философски.

Немало лирических стихотворений, в которых непосредственно показывается «тёмная» сторона жизни, но принципиально важно то, что ей резко противопоставляется «светлая» сторона и позитивная оценка последней определяет тональность произведения («Из Пиндемонти» А.С. Пушкина). В другом же случае налицо смена того, что делало жизнь человека бессмысленной, а подчас и приближало её к бездне зла, ярким проявлением высшего начала, ассоциирующегося нередко с любовью или миром природы («Я помню чудное мгновенье…» и «Зимнее утро» А.С. Пушкина, «Зелёный Шум» Н.А. Некрасова). Реакция лирического «я» на то, что стало реальностью, стало настоящим, – главное в произведении.

Особое место в этом ряду занимают стихотворения А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» и «Приморский сонет», в которых налицо глубинная связь лирического героя с окружающим миром, признание смертности отдельного человека, о которой говорится с поистине философским спокойствием. Конечно, в них должна быть обнаружена идиллическая тональность, но, интерпретируя эти поэтические шедевры, нельзя игнорировать следующее: лирическое сознание, оказывающееся в центре читательского внимания, выключает себя из жизненных процессов будущего. Ахматовская строчка «Здесь всё меня переживёт» довольно-таки точно передаёт ощущение и понимание будущего и самой сущности бытия.

Подробнее остановимся на стихотворении Б.Л. Пастернака «В больнице» (1956).

У этого стихотворения – автобиографическая основа. Она была раскрыта Б.Л. Пастернаком в его письме к Нине Табидзе: «Когда это случилось, и меня отвезли, и я пять вечерних часов пролежал сначала в приёмном покое… в промежутках между потерею сознания и приступами тошноты и рвоты, меня охватывало такое спокойствие и блаженство!.. Длинный верстовой коридор с телами спящих, погружённый во мрак и тишину, кончался окном в сад с чернильной мутью дождливой ночи и отблеском городского зарева… И этот коридор, и зелёный жар лампового абажура на столе у дежурной сестры у окна, и тишина, и тени нянек, и соседство смерти за окном и за спиной – всё это по сосредоточенности своей было таким бездонным, таким сверхчеловеческим стихотворением!.. «Господи, – шептал я, – благодарю тебя за то, что ты кладёшь краски так густо и сделал жизнь и смерть такими, что твой язык – величественность и музыка, что ты сделал меня художником, что творчество – твоя школа, что всю жизнь ты готовил меня к этой ночи». И я ликовал и плакал от счастья».

Обратим внимание на отблеск городского зарева и зелёный жар лампового абажура, о которых упоминается в письме Б. Л. Пастернака. Нечто похожее обнаруживается и в стихотворении: рдеющая в зареве застава и неяркий свет, чуть падающий на кровать. Причём последний образ гармонично сочетается с ощущением сладости у человека, перед лицом неизбежной смерти осознающего «себя и свой жребий подарком бесценным». Иначе говоря, нет ничего резкого, броского, вызывающего, что бы разрушало возвышенную атмосферу предсмертного обращения к Богу.

А теперь мысленно проведём эксперимент и исключим из текста стихотворения последние четыре строфы.

Вот эти строфы:

Винсент Ва Гог. Сад госпиталя Сен-Поль. 1889

 
«О Господи, как совершенны
Дела твои, – думал больной, —
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.
 
 
Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О Боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.
 
 
Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.
 
 
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр».
 

Посмотрим, как изменилось содержание произведения.

Отношение героя к миру остаётся неизменным («тогда он взглянул благодарно в окно…»), но художественные потери неизбежны.

Во-первых, исчезает религиозный пласт содержания, ибо заключительная часть стихотворения представляет собой обращение героя к Богу, обращение, в котором раскрывается вся гармоничность мира, им созданного («О Господи, как совершенны дела твои»), и само физическое ощущение высшей силы («Я чувствую рук твоих жар»), возможное только в ситуации, предшествующей смерти человека.

Во-вторых, в этом случае недостаточно глубоко показывается психологическое состояние человека, отличающееся гармоничностью. О последнем свидетельствует лексика («совершенны», «плачу», «волнения слёзы», «мне сладко», «подарок»). Это состояние можно назвать умильным, трогательным, но даже намёка на надрыв в нём не обнаружишь.

В-третьих, в этом случае в стихотворении будет отсутствовать тот художественный эффект, который обусловливает двучастная композиция, между элементами которой царит полное согласие: если в первой части мы видим главного героя как бы со стороны (перед нами повествование от третьего лица), то содержание второй составляет внутренний монолог.

Художественная логика постепенного проникновения в психологический мир героя соответствует самой лирической ситуации, которая как бы «очищена» от тех наслоений и противоречий, которые обусловлены включенностью человека в достаточно сложные, неоднозначные жизненные процессы.

Наш герой занимает совсем другую пространственную позицию: созерцая окружающий мир, подчёркнуто материальный, вещный, он уже находится вне его границ – отсюда то спокойствие, о котором говорилось ранее.

Хотя возможна и следующая точка зрения: отсутствие внутреннего монолога главного героя создаёт атмосферу таинственности, будит фантазию, лишая поэтический текст дидактической направленности и включая читателя в процесс сотворчества.

Кто же прав?

При ответе на этот вопрос всё же необходимо исходить из той художественной цели, какую ставил перед собой поэт: эта цель подчёркнуто идеологична, то есть перед нами не обычная для поэта лирическая миниатюра, а концептуальное произведение, формулирующее через художественные образы такое отношение к мироустройству, которое можно назвать христианским, ибо автор принимает бытие во всей его диалектичности. То есть произведение создано в такой тональности, как идиллика. Думается, рассуждения подобного рода убедительно защищают канонический текст.

Именно сейчас становится понятной и композиционная особенность стихотворения: если сначала перед нами повествование о человеке, который оказался в больнице, то далее воспроизводится его внутренний монолог, представляющий собой развёрнутое обращение к Богу и раскрывающий мироощущение самого автора.

Конечно же, такая форма повествования о событии придаёт стихотворению обобщающий смысл, фиксируя закономерность бытия и раскрывая систему жизненных ценностей, предельно близкую автору. Эффект «отстранённости» в полной мере компенсируется развёрнутым внутренним монологом, который мог бы произнести сам поэт.

О том, что эмоциональную тональность стихотворения определяет идиллика, свидетельствуют и следующие суждения: «То же стихотворение «В больнице», одно из программных у позднего Пастернака, изобилует подробностями сугубо прозаическими. Они даны не для разгона и уж во всяком случае не для контраста с тем молитвенно-экстатическим подъёмом, который охватывает героя, […] душа не отрешилась от повседневного, а разлилась по нему, одухотворила его своей высокой, благодарной, почти нездешней уже любовью»⁵.

Ниже приведём примеры поэтических фрагментов с идиллической тональностью:

«Снег валил до полуночи, рушился мрак над ущельями, / а потом стало тихо, и месяц взошёл молодой… / Этот мир, он и движим и жив испокон превращеньями, / то незримой, то явной, бесчисленной их чередой». (Ю.Д. Левитанский)

«Мы будем жить с тобой на берегу, / отгородившись высоченной дамбой / от континента, в небольшом кругу, / сооружённом самодельной лампой. / Мы будем в карты воевать с тобой / и слушать, как безумствует прибой, / покашливать, вздыхая неприметно, / при слишком сильных дуновеньях ветра». (И.А. Бродский)

«Как никогда, беспечна и добра, / я вышла в снег арбатского двора, / а там такое было: там светало! / Свет расцветал сиреневым кустом, / и во дворе, недавно столь пустом, / вдруг от детей светло и тесно стало». (Б.А. Ахмадулина)

«Мы совпали с тобой, совпали / в день, запомнившийся навсегда. / Как слова совпадают с губами. / С пересохшим горлом – вода». (Р.И. Рождественский)

«Люблю неслышный почтальона, / вечерним солнцем полный напослед, / прозрачный, словно ломтики лимона, / пронзительный велосипед». (А.А. Вознесенский)

«Так пусть же будет жизнь благословенна: / как свежемытая рубашка – на ветру, / как эта девочка – которая нетленна, / как эти мальчики, которые – в цвету». (Д.Б. Воденников)

По мнению А.Б. Есина, «юмор в своей глубинной основе есть выражение оптимизма, душевного здоровья, приятия жизни – не случайно часто говорят о жизнеутверждающем юморе»⁶. Нельзя не отметить и то, что человек, позволяющий себе юмористическое отношение к действительности, самого себя от неё не отделяет, не противопоставляет себя ей.

А в этом случае он может смеяться и над самим собой!

Посмотрите, какая приятная лексика: юмор, юмористический, юморной, утверждение, радость, оптимизм, душевное здоровье. И вновь приятие бытия.

Яркие примеры лирических произведений, эмоциональную тональность которых определяет юмор, – стихотворения Д. Хармса, построенные в соответствии с принципами поэзии нонсенса, парадокса, бессмыслицы.

Юмор определяет и эмоциональную тональность стихотворения Б.Л. Пастернака «Июль» (1956).

Посмотрим, каким видят шестиклассники июльский воздух, показанный поэтом при помощи приёма олицетворения:

«Пастернак называет июльский воздух и привиденьем, и домовым, и баловником-невежей, и дачником-отпускником. Кто это – мифическое существо или человек? Что-то в нём есть таинственное, странное. Но в то же время, читая стихотворение, мы понимаем, что у него есть характер, как у человека» (Владимир С.);

«Это легкомысленное существо, оно такое подвижное, что просто не может стоять на месте: «везде болтается некстати», любит таскать пух одуванчиков, вбегает в комнату в вихре сквозняка и взвивается до потолка с занавеской, как с танцоршей. Для него нет никаких границ, преград, так как оно пролезет в любое окно, пролезет, куда захочет» (Лариса К.);

«Это весельчак и болтун, «всё громко говорящий вслух». А ещё это «нечёсаный растрёпа, пропахший липой и травой, ботвой и запахом укропа». Я вижу перед собой человека, который не считается с правилами приличия, живёт, как ему хочется, постоянно находится на природе – самый настоящий «дачник-отпускник». Он мне симпатичен, ведь он вольнолюбивый, подвижный, юморной» (Александра П.).

Юные читатели отмечают основные качества этого «жильца приезжего» и выражают свою симпатию к нему. Принципиально важно и то, что первый ученик говорит о некоей неопределённости этого образа, напоминающего и мифическое существо, но такое близкое, родное, связанное с домом, домашним очагом, и человека, у которого обнаруживается характер, проявляющийся в экстравагантных поступках. А в последней работе неспроста употребляется слово «юморной».