«Русский язык на грани нервного срыва» kitobidan iqtiboslar

Эмоциональное отношение к словам, в том числе и негативное, свидетельствует только об одном – об интересе к языку.

Во время сессии ко мне пришли две студентки, не получившие зачет, и сказали: «Мы же реально готовились». Тогда не поставлю, – ответил я, поддавшись эмоциям. Я люблю своих студентов, но некоторые их слова меня реально раздражают. Вот краткий список: блин, в шоке, вау, по жизни, ну, и само реально, естественно. Дорогие студенты, будьте внимательны, не употребляйте их в сессию.

В речи одного моего знакомого электрика было два слова-паразита, которыми он владел практически виртуозно. В разговоре с мужчинами он использовал одно-единственное матерное слово*, но если к беседе подключалась женщина, он тут же заменял его на на фиг, то есть, как сказали бы лингвисты, владел двумя регистрами речи, которые строго распределял по гендерному принципу.

_____________________________

* Если честно, то это был скорее эвфемизм, то есть заменитель матерного слова, который звучал так: ёптыть. Электрик принимал участие в ремонте нашей квартиры, а собственно лингвистический эксперимент проходил с участием меня и моей жены.

Надо отдать депутатам должное. С каждым чтением закон становился все лучше. Исчезали некоторые абсурдные и пустые формулировки, появлялись разумные идеи. Было изменено даже название. Казалось, что еще чтений пять-семь, и выйдет что-то дельное. Но, во-первых, у закона всего три чтения. А во-вторых, это только казалось.

Несовместимое совмещалось плохо.

Случилось самое страшное: мы теряем наше национальное достояние, наш русский мат.

. Совер­шен­но естес­твен­но в ответ на воп­рос: "Кто он? " -ска­зать: "У него свой биз­нес." Но по сути это не зна­чит поч­ти ничего, это прос­то такое опре­де­ле­ние через отри­ца­ние: не гос­слу­жа­щий, не наем­ный работ­ник, не богема. Раз­брос может быть от муль­ти­мил­ли­ар­дера, вла­дель­ца заво­дов, газет, паро­хо­дов, до чис­тиль­щика обуви или мел­кого мошен­ника. При­мер­но так же абстрак­тно и раз­мыто слово менед­жер, о кото­ром мы пого­во­рим чуть поз­же (от про­дав­ца до руко­во­ди­теля круп­ной ком­па­нии). С помощью подоб­ных абстрак­ций мы раз­мы­ваем нашу реаль­ность, наше соци­аль­ное поло­же­ние, пред­по­чи­тая весо­мую и мно­гоз­на­чи­тель­ную неоп­ре­де­лен­ность или, точ­нее, недо­оп­ре­де­лен­ность. У нас ведь как бы все в поряд­ке. Ну, или пусть по край­ней мере собе­сед­ник так думает.

Последнюю точку ставит не лингвист, а народ. И если слово овладевает массами, а массы – словом, то никакой лингвист не сможет его запретить.

Конечно, все слышали слова золовка, деверь, шурин, свояченица, свояк, сват и сватья, - но уже почти никто не помнит, что каждое из них значит. Да и тот, кто еще помнит, скорее скажет сестра мужа вместо золовка или брат жены вместо шурина. А уж то, что свояки - это мужчины, женатые на сестрах, сейчас уже почти никому не известно. О пушкинской сватье бабе Бабарихе современного городского человека лучше не спрашивать. Сватью путают со свахой (которая к родству вообще отношения не имеет), а сноху - с невесткой, и лишь тёща с зятем благоденствует - благодаря их вечному архетипическому конфликту, а главное - городскому фольклору на эту тему.

А как же быть с защитой торгового знака? Здесь мнение лингвиста не может быть решающим, поскольку мы имеем дело прежде всего с юридической проблемой. Лингвистическим выходом было бы, например, писать торговый знак с прописной буквы: Риэлтор. Тогда утверждать «Я – риэлтор!» могли бы все агенты по недвижимости, а «Я – Риэлтор» – только члены соответствующих ассоциаций. Замена риэлтора на риэлтера, чтобы не связываться с чужым торговым знаком (вроде похоже, а не то!), не кажется удачным выходом. Вроде как косить под Риэлтора – не называясь этим словом. Тогда уж лучше сразу назваться шмиэлтором – юридически безупречно, а как звучит: риэлторы-шмиэлторы. Ясно, что по сути одно и то же.