Kitobni o'qish: «Мальчики-охотники за удачей в Китае»

© Грузберг Александр Абрамович (перевод)

© ИДДК

Содержание цикла "Мальчики-охотники за удачей":

Мальчики-охотники за удачей на Аляске

Мальчики-охотники за удачей в Панаме

Мальчики-охотники за удачей в Египте

Мальчики-охотники за удачей в Китае

Мальчики-охотники за удачей на Юкатане

Мальчики-охотники за удачей в Южных морях

Глава 1
Морская трагедия

Гибель парохода первого класса «Катамара Мару» вблизи Гаваев 17 июня 1908 года была темой такого количества газетных статей, что читатель, несомненно, считает, что знает все об этом роковом происшествии. Но я внимательно прочел газетные отчеты и был поражен, убедившись, насколько они ненадежны и неправдивы – в результате небрежности или невежества корреспондентов, желания чиновников уйти от ответственности и тенденции издателей снабжать изложение сенсационными заголовками.

Я могу уверенно говорить об этом, потому что наш корабль «Чайка» первым оказался на сцене катастрофы и спас от гибели пассажиров и экипаж злополучного «Катамата Мару». Поэтому я расскажу эту историю по-своему, потому что она имеет самое непосредственное отношение к событиям, развернувшимся впоследствии, – событиям, которые побудили меня написать эту книгу и изложить в ней приключения, с которыми мало что может сравниться.

Начну с того, что позволю себе представиться – я Сэм Стил из Челси, штат Массачусетс, восемнадцати лет, выполняющий важные обязанности казначея и помощника суперкарго на небольшом аккуратном торговом корабле «Чайка». Вообще-то я один из трех владельцев этого корабля, остальные двое: мой отец капитан Ричард Стил и мой дядя Набот Перкинс. Мой отец – опытный закаленный моряк, побывавших во всех морях мира. Мой дядя – искусный торговец и исключительно честный человек, и эта комбинация объясняет его большой успех в профессии.

Обстоятельства привели меня на корабль в раннем возрасте, и в ходе нескольких долгих и полных событиями плаваний я испытал множество приключений и побывал в происшествиях, которые сделали меня гораздо любопытнее, чем большинство людей моего возраста.

Я думаю, можно оставаться скромным и непритязательным и в то же время правдиво излагать приключения, в которых участвовал. Я рассказываю эту историю не потому, что люблю говорить о себе, а потому что хорошо знаю события, в которых принимал личное участие, и могу правдиво рассказать о них. И когда я закончу свой рассказ, вы увидите, что я совсем не главный герой, а скорее второстепенный актер в представлении – мне кажется, это называется «статист» или «актер на выходных ролях» на театральном жаргоне. Сравнение позволительно, потому что театр – это отражение реальной жизни.

Необходимо немного рассказать об обществе, которое собралось на борту «Чайки», когда в начале мая она начала плавание из Сан-Франциско в Кантон, Китай, со смешанным торговым грузом.

У «Чайки» нет постоянного маршрута, она свободно плывет в те моря и страны, куда нужно доставить грузы и где можно заработать. Мой отец и дядя – предприимчивые люди, они предпочитают, чтобы их передвижениями руководила судьба, вместо того чтобы участвовать в скучных и неинтересных плаваниях, которые могут принести прибыль, но не возбуждение. Тем не менее трое владельцев «Чайки» смогли неплохо заработать, и этот успех побудил нас продолжить действовать эксцентричными методами. В торговле наш прекрасный корабль именуется «бродягой», меня и моих приятелей называют «мальчиками-искателями сокровищ», дядю Набота – «торговцем янки», а капитана Стила – «старой деревянной ногой», потому что у моего бедного отца одна нога действительно деревянная, что не делает его менее способным капитаном. Но мы смеемся над этим безвредным подшучиванием, зная, что многие из тех, кто так шутит, завидуют нам, и поэтому продолжаем беззаботно идти своим путем.

Так получилось, что, завершив прибыльный маршрут вокруг мыса Горн и доставив ценный груз белой жести на большие консервные заводы в штатах Орегон и Вашингтон, мы едва успели встать на якорь в гавани Сан-Франциско, как получили заказ плыть с торговым грузом в Кантон. Это всех нас устраивало, особенно меня, потому что я давно хотел побывать в Китае, Японии и на Филиппинах. Это устраивало также Джо Херринга, нашего юнгу и моего большого друга, и Арчи Экли, состоятельного молодого человека, который участвовал в нашем прежнем плавании в качестве моего друга. Арчи парень безрассудный, склонный к приключениям, и в плавании на «Чайке» вокруг мыса Горн принял участие, чтобы срослась его сломанная нога; а ногу он сломал в глупой уличной потасовке.

Я уверен, вы с сомнением покачаете головой, если я стану перечислять все качества этого молодого человека, которые привели его в наше маленькое корабельное общество. Я должен был бы сказать, например, что Арчи упрям, как мул, тщеславен, как павлин, не обращает внимания на условности и склонен при малейшей провокации спорить и драться. Но спешу добавить, что он смел, как лев, и с теми, кого он любит, нежен, как женщина. Он вполне доказал свою верность в нашем прежнем путешествии, о котором я упоминал, когда он сопровождал меня в Египет и полностью завоевал наши сердца.

Арчи примерно мой ровесник, а Джо, наш юнга, немного моложе, и на нашей удивительной земле трудно найти более верного друга и более необычный характер.

Джо богат. Он мог бы купить себе такой корабль, как «Чайка», и не заметил бы расходов. Если бы захотел, он плавал бы на нашем корабле как почетный гость, но он предпочитает оставаться юнгой. Впрочем, по правде сказать, на нашем корабле нет кастовости, и, если Джо считает, что у него должны быть в плавании обязанности и превосходно эти обязанности выполняет, им можно восхищаться. Капитан Стил хлопает его по плечу так же одобрительно и ласково, как Арчи и меня, а маленький полный дядя Набот берет его за руку и часами прогуливается с ним по палубе.

Джо худой и сутулый. У него большие глаза со спокойным и честным взглядом, и на губах всегда легкая улыбка. Лицо у него чувствительное и выразительное, а его стройная фигура обладает такой силой и проворством, что все бывают поражены, когда начинают проявляться эти качества. Он сдержан и молчалив, хотя и общителен, а когда говорит, его слушаешь, потому что у него есть что сказать. В то время, о котором я рассказываю, мы трое стали неразлучными друзьями, хотя, возможно, мы с Джо немного ближе друг к другу, чем к Арчи.

Экипаж состоит из верных и способных моряков, тщательно подобранных моим отцом, а наши механики – отборные специалисты с доказанными способностями. Но я должен не забыть представить двух очень важных членов нашей команды: кока и стюарда. Первый – с острова в Южных морях, названный Бриония, а второй – с того же острова, названный Нукс. Я сознательно говорю «названный», потому что так их назвал в очень необычных обстоятельствах дядя Набот, когда много лет назад спас этих бедных островитян в лодке в море и вернул к жизни большими дозами «нукса» и «брионии» – это были единственные лекарства, которые тогда оказались в его распоряжении. Вначале бедняги, конечно, не могли говорить по-английски, но быстро научились и были преданы дяде Наботу, а впоследствии и мне. Я привык считать Бри и Нукса своими личными приверженцами, и они много раз доказывали свое право на такое название. Они чернокожие, почти как африканцы, преданы нам и во многих сложных обстоятельствах доказали свою преданность. Вдобавок к этому Бри очень хороший повар, а Нукс – непревзойденный стюард и так заботится о наших удобствах, что совсем нас избаловал.

Мы были в десяти днях плавания от Золотых Ворот и оставили справа от себя Гонолулу, когда однажды вечером попали в такой густой туман, что его можно было почти потрогать. Туман заставлял всех матросов кашлять, кожа у них стала мокрой; мы все заперлись в каютах, и капитан Стил приказал сбросить скорость «Чайки» и каждый полминуты подавать сигнал туманного горна. Мы считали, что в этой части обширного Тихого океана опасность невелика, но любой моряк боится тумана, как призрака, и успокаивается, только когда туман рассеется.

Дядя Набот и Арчи играли в одном углу кают-компании в шахматы, а мы с Джо в другом конце – в криббидж. Отец курил трубку и при свете висячей лампы штопал чулки, потому что на палубе был на вахте первый помощник капитана Нед Бриттон, а более внимательный человек еще не родился на свете.

Вечер 16 июня мы проводили приятно, несмотря на густой туман снаружи, и, когда сменилась вахта, мы все, за исключением капитана Стила, забрались на койки и уснули. Жуткий вой туманного горна нам нисколько не мешал. Когда привыкаешь к такому звуку, перестаешь его замечать.

Меня разбудил топот ног на палубе над головой, громкий звон колокола – сигнал «полный назад» и множество криков и команд, среди которых отчетливо слышался громкий голос моего отца.

Не успев проснуться, я начал одеваться: мною руководил скорее инстинкт, чем понимание того, что происходит. Я понял, что нам грозит опасность, и заметил, что каюта слабо освещена, как будто занимается рассвет. Мгновение спустя я выбежал на палубу и увидел, что все столпились у правого фальшборта и всматриваются в туман.

Неожиданно – казалось, всего на расстоянии длины шлюпки от нас – послышался ужасный грохот и треск раздираемой древесины, и такие душераздирающие крики, что я задрожал от ужаса. Но никто из нас не пошевелился. Все стояли, словно окаменев. Потому что столкнулась не «Чайка» – за непроницаемым пологом тумана в море разыгрывалась трагедия, от которой у любого человека кровь сворачивается в венах: мы поняли, что смерть собирает свои жертвы: мужчин и женщин – на каком-то неведомом корабле.

И тут – в каком-то невероятном чуде, на какое способна природа, – туман мгновенно рассеялся, и мы увидели такую ужасную сцену, которая вызывала стоны, проклятия и крики из самой глубины сердец.

Большой лайнер – «Катамата Мару», как мы впоследствии узнали, – столкнулся носом с бортом крупного торгового корабля «Адмирал Свейн», оставленного в бурю экипажем месяц назад.

«Катамата Мару» пробила борт брошенного корабля, затем ее нос высоко поднялся над этим кораблем, а корма погрузилась глубоко в море. В таком ужасном положении лайнер повисел несколько мгновений и раскололся надвое. Его стальные плиты изогнулись и лопнули, как жестяные, и грохот при этом был громче, чем от звуков при столкновении. Мы снова услышали полные ужаса крики жертв, когда море ворвалось в помещения, а пар зашумел, выбиваясь из щелей; десятки мужчин и женщин бросались в море, чтобы избежать участи, которая казалась ужасней утопления. Мы видели и слышали все это, потому что «Чайка» сбросила скорость и оказалась на небольшом расстоянии от сцены трагедии. Но в следующее мгновение мы все принялись действовать. Все спасательные круги и концы тросов полетели за борт, мгновенно экипажи шлюпок заняли свои места, и шлюпки были спущены. Первым внизу в катере оказался Нед Бриттон, наш рослый помощник капитана, а мы вытаскивали людей из моря задолго до того, как подошел первый китобоец и начал помогать нам. Я был в шлюпке, и работа оказалась такой трудной и тяжелой, что у меня не было времени смотреть, что делают другие шлюпки. Знаю только, что мы все совершали чудеса, и все мужчины, женщины и дети, которые держались на воде к тому времени, как мы до них добрались, были спасены. К счастью, море было спокойно, и легкий ветер, разогнавший туман, поднял лишь легкую рябь.

Наконец, когда я оглядывался в поисках новых пострадавших, кто-то окликнул меня с разбитого корпуса «Карамата Мару», и я попросил матросов быстро грести туда. К этому времени большой лайнер уже так низко сидел в воде, что небольшая группа, ожидавшая нас, была почти на уровне моей головы, и я понял, что мы окажемся в опасности, если лайнер затонет. Торговый корабль тоже уже заполнился водой и тонул.

С «Катамата Мару» спустили в шлюпку раненого, и два человека – один из них корабельный врач, как я узнал позже, – спустились с ним.

– Быстрей, джентльмены, – крикнул я остальным, но они покачали головами и отступили.

– Бесполезно, – сказал врач. – Это офицеры корабля, они его не оставят. Отходите, ради бога, иначе мы пойдем за ним на дно.

Охваченный паникой от его слов, я послушался, и матросы стали быстро грести, уходя от опасного соседства.

Мы добрались до «Чайки», когда Нед поднимал на борт последнего спасенного, и я поспешно поднял наверх своего. Раненый был без сознания. Я заметил, что он китаец, хотя одет в европейский костюм, и что к нему очень почтительно и заботливо относятся его сопровождающий и врач. Мы поместили его в строп и подняли на борт, за ним проследовали остальные, и я готов был подниматься, когда мое внимание привлекли громкие крики на нашей палубе. Я быстро повернулся и увидел ужасную кульминацию катастрофы. Торговый корабль и лайнер ушли под воду одновременно, и море гулко ахнуло и сомкнулось над ними. На этом месте вода закипела и заволновалась, словно внизу собрались тысячи морских чудовищ. Притяжение было таким сильным, что, если бы шлюпка не была уже зацеплена за шлюпбалку, ее бы втянуло в водоворот; корабль, за борт которого я держался, задрожал каждым брусом, как будто в ужасе от увиденного.

Глава 2
Принц Кай Лун Пу

Поднявшись на борт «Чайки», я увидел удручающее зрелище. Палуба была забита отчаявшимися и возбужденными мужчинами и женщинами; они все за последние полчаса потеряли свое имущество, а многие – друзей и родственников. Бри варил котлы с кофе, потому что утренний воздух холодный, а почти всех этих людей вытащили из воды, и наши сердца были полны жалости к беднягам, мы пытались утешить их и подбодрить, насколько это в наших силах.

Столкновение произошло в двадцать минут шестого утра, и к шести все спасенные были на палубе «Чайки». Мы подобрали двести восемнадцать человек из трехсот двадцати семи пассажиров и членов экипажа злополучного «Катамата Мару». Сто девять человек, включая японских офицеров, сознательно оставшихся на корабле, погибли.

В девять утра на горизонте показался пароход «Нагасаки Мару» и в одиннадцать он подошел к нам. Я утверждаю это, несмотря на неточные отчеты в газетах, в которых говорится, что «Нагасаки Мару» присутствовал на сцене трагедии и помогал «Чайке» спасать потерпевших.

«Нагасаки Мару» принадлежал той же компании, что погибший «Катамата Мару»; всех спасенных быстро переправили на его борт; и это было хорошо, потому что наш корабль слишком маленький, чтобы везти всех с удобствами; к тому же мы не обязаны были делать больше того, что сделали. «Катамата Мару» шел в Японию, а «Нагасаки Мару» – в Сан-Франциско, поэтому он должен был оставить спасенных пассажиров и экипаж погибшего судна в Гонолулу, где их подберет корабль, идущий на восток.

Когда «Нангасаки Мару» отходил, все выжившие пассажиры собрались на палубе и благодарили нас криками, и этой благодарности нам было вполне достаточно.

Когда я стоял у поручня и смотрел на быстро уменьшающийся «Нагасаки Мару», Джо тронул меня за локоть.

– Ланч готов, Сэм.

Тут я вспомнил, что с раннего утра ничего не ел, кроме чашки кофе Брионии, поэтому быстро пошел вниз. Мы уже шли по курсу, и над головой ярко светило полуденное солнце.

В кают-компании собрались все офицеры корабля, за исключением второго помощника капитана старого Эли Трента, который был на вахте на палубе, и во время еды мы, естественно, обсуждали события утра.

Я почти закончил есть, когда наш стюард Нукс прошептал у меня над плечом:

– Китаец хочет увидеться с тобой, мастер Сэм.

– Какой китаец, Нукс? – удивленно спросил я.

– Раненый, мастер Сэм. Он в передней каюте.

Я вопросительно взглянул на отца.

– Мы взяли пассажира, Сэм, – сказал капитан, спокойно намазывая тост маслом. – Китаец, которого ты спас в катастрофе, знатный мандарин, принц или как-то еще, и он хочет как можно быстрей попасть в Китай, потому что тяжело ранен.

– Обычно мы ведь не берем пассажиров, – задумчиво заметил я, – но если этот парень ранен и тоскует по дому, наш долг сделать для него, что возможно.

– И это немного, – добавил грубоватый голос за мной, и врач с «Катамата Мару» сел за стол и принялся есть. Мы несколько мгновений молча смотрели на него. Потом я спросил:

– Ваш пациент очень плох, доктор…

– Гейлорд. Меня зовут Гейлорд. Я англичанин, хотя плавал на этом проклятом японском корабле. И мой пациент принц Кай умирает. Он больше никогда не увидит Китай.

– О! – воскликнул я, очень расстроенный. Остальные разделяли мои чувства.

– Его зажало между балками, – объяснил доктор Гейлорд, продолжая есть. – И хотя трое его слуг окружили его и пытались своей смертью спасти, принца зажало, и он, вероятно, проживет не больше одного-двух дней. Жаль, – добавил он, качая поседевшей головой, – потому что Кай Лун Пу был только что назначен одним из пяти вице-королей империи, он отличный молодой человек с многообещающим будущим. Возрождение Китая, джентльмены, связано с такими потомками знатных родов, обучавшихся в колледжах Англии и Америки. Они впитали современные, прогрессивные идеи и со временем отбросят древние предрассудки «Процветающей империи».

Он повернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Это вы тот молодой человек, что вытащили нас из катастрофы?

Я кивнул.

– Принц уже дважды просил о встрече с вами. Эти образованные китайцы очень вежливы и щепетильны. Он не хочет умереть, не поблагодарив вас за небольшую услугу.

– Я должен идти один? – неуверенно спросил я.

– Да. Идите немедленно. С ним «Голова Смерти», – добавил враг с пренебрежительным фырканьем, которого я не понял.

Поэтому я неслышно повернул ручку двери каюты и вошел. Не очень приятно навещать умирающего, и я хотел как можно быстрей с этим разделаться.

Передняя каюта на «Чайке» большая, почти просторная, и мы ее тщательно подготовили на случай какого-нибудь важного гостя на борту. До сих пор она использовалась только раз, и я огляделся, чувствуя боль из-за того, что теперь это сцена смерти и что винить в этом можно несчастного китайца.

На стуле рядом с занавешенной койкой сидел китайский служитель, который поднялся на борт вместе с принцем и врачом. Я сразу понял смысл выражения доктора Гейлорда: лицо и выражение этого китайца были воплощением мистического ужаса перед смертью. Точнее было бы сказать – отсутствие выражения, потому что это лицо было неподвижно, как сама смерть, оно серо-зеленого цвета, и кожа плотно, как пергамент, натянута на скулы и вокруг тонких губ. Глаза темные и яркие, но в них ни разума, ни выражения, – глаза как стеклянные. Этот китаец чопорно одет в черный костюм из тонкого сукна лондонской работы.

Когда я вошел, служитель встал, как робот, отдернул с койки занавеску и что-то коротко сказал по-китайски.

Глава 3
Улыбаясь смерти

Я с почтительным поклоном подошел и обнаружил, что смотрю прямо в глаза раненому. И тут я удивленно вздрогнул, потому что молодой человек – почти мальчик, на мой взгляд, – смотрел на меня с улыбкой так радостно, словно встретил старого друга, пришедшего к нему на праздник.

Вспоминая о нем, я никогда не думаю о принце Кай Лун По как о китайце. Лицо, несомненно, носит черты его расы, но он был так старательно европеизирован и такой культурный, откровенный и приятный в поведении, что о нем можно думать только как об очень хорошем человека, которого повезло знать. Бедное искалеченное тело прикрыто покрывалом, а приятное, почти веселое выражение мальчишеского лица заставляет сомневаться в том, что он ранен, и мне показалось, что он нисколько не похож на умирающего.

– Вы молодой мистер Стил, – сказал он на превосходном английском языке, – я рад познакомиться с вами, сэр, потому что вы оказали мне редкую услугу и заслужили мою вечную благодарность.

– Я выполнял простую обязанность, – сказал я с ответной улыбкой, – но я рад, что смог услужить такой важной личности, принц.

– Важной? – переспросил он, поднимая брови. – Возможно, вы бы увидели меня таким, если бы мы встретились в моей провинции Кван-Кай-Нон. – Тень прошла по его лицу, и он вздохнул, но в следующее мгновение с возрожденной жизнерадостностью добавил: – Но мы не в Китае, мистер Стил, а на борту вашего благородного корабля скромный пассажир должен преклоняться более сильной личностью.

Он с улыбкой взглянул на Голову Смерти и сказал:

– Май Ло, преклонись перед благородным американцем, преклонись от нас обоих, потому что я беспомощен.

Служитель, внешне совершенно бесстрастный, распростерся передо мной, потом вернулся в прежнюю позу. Я не мог сдержать смех над этим нелепым поведением, и принц присоединился к моему смеху. Потом я спохватился, стал серьезным и спросил:

– Вы страдаете, принц? Вам больно?

Яркие глаза несколько мгновений разглядывали меня, после чего принц повернулся к Голове Смерти.

– Оставь меня, Май Ло. Я поговорю со своим гостем, – сказал он.

Служитель снова простерся, на этот раз перед принцем, и, ни словом не возразив, вышел. Но почти немедленно торопливо вошел врач, а он протестовал и на словах, и в поведении.

– Послушайте, принц Кай, – сказал он, – сейчас не время для безрассудных глупостей. Я дал вам морфий, чтобы унять боль и позволить вам уснуть, и вы не должны напрягаться и ослаблять действие лекарств.

Молодой человек взглянул на него – отчасти капризно, отчасти сочувственно.

– Мой дорогой Гейлорд, – сказал он, – в своей мудрости вы отмерили оставшиеся мне часы, и я принимаю ваше решение как окончательное. Но почему я должен спать в эти оставшиеся краткие часы, когда вскоре меня ждет вечный отдых?

Доктор покраснел и опустил взгляд. Он был добрый человек, и постоянное присутствие смерти еще не ожесточило его. Принц снова ласково улыбнулся ему и спросил:

– Запасы морфия достаточные?

– Вполне достаточные, мой принц.

– Тогда слушайте мое желание. Я не хочу спать и не хочу страдать в краткое отведенное мне время. Позвольте мне воспользоваться всеми радостями, пока Дракон Земли не завершит свою месть мне. Это будет милосердно, добрый доктор, и вы получите свое вознаграждение.

Старый врач взял руку китайца и тепло пожал ее.

– Вознаграждение не нужно, мой принц. Я сейчас без работы и с радостью поэкспериментирую с вами, чтобы не разучиться. Ваше желание будет исполнено.

– Тогда оставьте нас ненадолго с мистером Стилом, – был ответ, – и проследите, чтобы Май Ло нас не беспокоил.

Доктор почтительно поклонился и вышел.

– Принц, – сказал я, – на борту этого корабля меня зовут Сэм, и я был бы рад, если бы вы тоже так делали. Я не привык к тому, чтобы меня звали по фамилии, и если мы будем друзьями…

– Мы будем друзьями, Сэм, – сразу ответил он, – так что садитесь и давайте немного поболтаем.

Я был очарован своим новым знакомым, он так оживлен, так откровенен в предложении дружбы, так искренне благодарен за оказанную услугу. Его веселость и живость заставили меня почти забыть тот печальный факт, что ему осталось жить совсем немного, но он сам напомнил мне об этом.

Я не могу себе даже представить, каким восхитительным спутником мог быть принц Кай Лун Пу до этого ужасного случая. Он начал рассказывать свою историю шутливо, почти капризно, и мысль о притворстве или о самовосхвалении даже не могла прийти мне в голову.

Принц царской крови, родственник правящей династии Манчу, Кай был рано избран для занятия важного положения в империи и отправлен в Англию для получения образования. Год назад он окончил Оксфорд и после краткого посещения родины – в это время он долго разговаривал с императором и этой страшной старухой Ци Ан, вдовствующей императрицей, – путешествовал по Европе, Египту и Индии, а затем посетил главные города Соединенных Штатов. Это позволило ему изучить другие народы, познакомиться с их поведением и обычаями. В Китай Кай возвращался как вице-король и член императорского кабинета – он уже получил эти посты, когда произошла эта ужасная катастрофа, прервавшая его блестящую карьеру.

Он многое рассказал мне о себе в нашем первом разговоре, но ему больше хотелось слушать, и вскоре он начал расспрашивать меня о моей истории и приключениях.

Мне хотелось развлечь беднягу, обязанностей, которые требовали бы моего внимания, у меня не было, и поэтому часть дня я рассказывал о событиях своей короткой жизни. Казалось, это его очень интересует, и он расспрашивал меня об Аляске и Панаме, куда я совершал плавания с отцом и дядей Наботом, но в которых он сам никогда не был. Я кое-что рассказал ему о наших необычных приключениях в Египте, но с этой страной он был больше знаком.

Я боялся утомить молодого принца своими долгими рассказами, но он не отпускал меня. Дважды за это время заходил доктор Гейлорд и делал пациенту инъекции морфия; должно быть, это снимало боль, потому что принц сохранял бодрость и хорошее расположение духа, пока я не настоял на том, что должен уйти.

За дверью неподвижно, как статуя, стоял бесстрастный Май Ло. Служитель уважительно приветствовал меня и сразу вошел в каюту хозяина.

Доктор Гейлорд в кают-компании курил сигару; он кивнул мне и сказал:

– Необычный человек принц Кай, верно?

– Очаровательный человек, доктор.

– Да. К тому же богат, как Ротшильд – или как ваш Рокфеллер, – добавил он. – Видели бы вы его в туземном наряде на борту «Катамата Мару», окруженного четырьмя служителями. Это была картина, уверяю вас, вполне свидетельствующая о его королевской крови. Все его любят, хоть он и язычник.

– Язычник? – удивленно переспросил я.

– Конечно, язычник. Но согласен, он заставляет вас забыть об этом, потому что в Лондоне и Оксфорде он приобрел полировку английского джентльмена. Только когда я видел окружающих его мошенников, я вспоминал, что он китаец.

– Но они были ему верны, – сказал я.

– До смерти, – ответил он, слегка содрогнувшись. – Они даже пытались поместить свои хрупкие тела между ним и раскалывающимися брусьями корабля. Сэр, вы бы съежились, глядя на их изуродованные останки – как съежился я. Но их самопожертвование было бесполезно.

– Вы уверены, что он умрет? – спросил я.

– Абсолютно. Медицина не может его спасти. Если бы с ним погиб и Голова Смерти, – добавил он, посмотрев в сторону каюты на носу, – я легче примирился бы. Но Май Ло был в безопасном месте и спасся.

– Он старый? – задумчиво спросил я.

– О возрасте китайца невозможно судить по внешности, – сказал доктор. – Но я бы сказал, что Май Ло лет шестьдесят. Мне говорили, что дома он губернатор провинции принца Кая и очень важная личность.

– Мне он не нравится, – откровенно сказал я.

– Он никому не нравится, даже его молодому хозяину, – ответил доктор. – Кстати, сколько по-вашему лет Каю Лун Пу?

– Лет восемнадцать – или девятнадцать, – предположил я.

– Ему двадцать семь лет. Китайцы стареют медленно, если не пристрастятся к опиуму, как кули. Хотите сигару, сэр?

Я покачал головой и пошел на палубу, где Арчи и Джо задержали меня и стали расспрашивать, о чем «его королевское величество китаец» целый день разговаривал со мной. Я был полон впечатлениями и рассказал все, что знаю о нашем раненом пассажире, добавив, что мне искренне жаль, что ему скоро предстоит умереть.