Kitobni o'qish: «И будет вам счастье»
Глава 1
Мне осталось жить три дня. Три дня, а потом я умру. Сначала начнутся судороги, онемеют конечности, потом откажут легкие и сердце. Если не ввести противоядие, смерть гарантирована.
Они сказали, что осталось трое суток. Нет, вернее, уже два дня, девятнадцать часов и двадцать восемь минут. Двадцать семь минут… Больше всего на свете мне хотелось сейчас остановить время, но я могла только смотреть, как секундная стрелка нарезает круги по циферблату. Двадцать шесть минут. Двадцать пять…
Вечером я возвращалась от подруги домой. Погода была хорошая, и, несмотря на позднее время, я решила пройтись до метро пешком. Сегодня последний день мая, а такое ощущение, что наступил июль. Если и дальше так пойдет, размышляла я, то скоро пол-Москвы облачится в шорты и оголит животы… Неожиданно на меня напали сзади, заткнули платком с эфиром лицо. Я вдохнула – и потеряла сознание.
Очнулась на асфальте, рот залеплен скотчем, руки связаны, на голове целлофановый мешок.
Внезапно сорвали мешок – и я увидела, что лежу в подворотне, около мусорного бака. Надо мной склонились двое мужчин, их лица скрыты шелковыми шарфами. Один, что покрепче, деловито перевязал мое предплечье резиновым жгутом. У второго, более субтильного, в руках шприц. Он подносит шприц к моему локтевому сгибу, находит вену и вводит иглу. Жгут развязывают, и прозрачная жидкость медленно переливается в тело.
Меня резко бросило в жар, сердце забилось с удвоенной силой, и я впервые в жизни прямо-таки ощутила свою кровеносную систему, со всеми ее венами, артериями и капиллярами.
– Это медленно действующий, но смертельный яд, – говорит первый.
У него легкий акцент, не пойму какой.
– Три дня вы не будете чувствовать никаких симптомов, а потом в одночасье умрете. Начнутся судороги, онемеют конечности, откажут легкие и сердце.
От ужаса у меня заложило уши, слова доносились, словно через ватную стену. В голове метались мысли: «Кто эти люди? Что я им сделала? И ПОЧЕМУ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ИМЕННО СО МНОЙ?!!»
– Существует противоядие. – Второй мужчина показал ампулу с желтой жидкостью. – Мы дадим его вам, если через трое суток назовете шифр от домашнего сейфа господина Лисовика.
Я так энергично замотала головой, что она чуть не оторвалась.
– Вы готовы назвать шифр? – осведомился худосочный мужчина.
Я часто закивала.
Он отлепил скотч от моего рта.
– Я не знаю никакого Лисовика! – отчаянно заверещала я. – Это какая-то ошибка!
– Не верю, – ласково сказал здоровяк, – что в нашей стране найдется хотя бы один человек, который не знает, кто такой Леонид Лисовик.
Конечно, я слышала это имя. Олигарх, биржевой воротила, скупил все акции то ли металлургической, то ли сталелитейной промышленности. Но я-то какое имею к нему отношение?!
– А лично вам грех не знать собственного работодателя, – добавил второй.
– Я у него не работаю, я видела Лисовика только по телевизору!
– Замечательно, что даже перед лицом смерти вас не покидает чувство юмора. Но дело слишком серьезное, Сильвия, не надо так шутить.
– Я не Сильвия, я Людмила, посмотрите в сумке мои документы!
Первый вытряхнул содержимое сумки на землю.
– Паспорт во внутреннем кармане, – подсказала я.
Он вытащил красную книжицу и прочитал:
– Лютикова Людмила Анатольевна.
Второй подобрал с земли мое журналистское удостоверение:
– Черт!
– Извините, мы перепутали, – сказал здоровяк, развязывая мне руки. – Вы очень на нее похожи.
Второй помог мне подняться с земли. Я потирала затекшие кисти и тут заметила, что мужчины собрались уходить.
– Эй, подождите, а как же противоядие?
Они переглянулись, и худосочный сказал:
– У нас инструкция: ввести противоядие только тому, кто назовет шифр. Извините, ничем не можем помочь. Ампула только одна.
– Что же мне теперь, умирать?! Вы не можете меня так бросить!
– Мы люди маленькие, выполняем указания босса.
Они стремительно удалялись в сторону шоссе.
– Стойте! – кинулась я вслед. – Сведите меня с вашим боссом! Я сама с ним поговорю!
– Это невозможно, – коротко бросил второй, даже не оглянувшись.
Я не отставала:
– Продайте ампулу, заплачу любую сумму! У меня есть деньги, я богатая женщина! Подождите, не уходите!
Я споткнулась о бордюрный камень и растянулась на асфальте, больно ударившись коленкой. А когда поднялась, мужчин уже и след простыл.
Добравшись до дома, я первым делом залезла в ванну. Воспоминание о чужих руках, шаривших по моему телу, было невыносимо. После часового отмокания в горячей воде немного полегчало. Закутавшись в банный халат, я забралась с ногами в кресло и принялась размышлять.
Итак, двое неизвестных ввели мне какую-то смертельную инъекцию. Если не принять противоядие, через три дня я умру. Взамен спасительной ампулы злоумышленники требуют шифр от сейфа Леонида Лисовика. Меня перепутали с некой Сильвией, которая работает у олигарха. Очевидно, девушка близко общается с Лисовиком, только в этом случае у нее есть шанс выведать шифр. Кто же она – секретарь, личный помощник, массажистка?
Все это могло бы показаться бредом сумасшедшего, если бы не вещественные доказательства – ссадина на моей коленке и отчетливый след от укола на локтевом сгибе. Кстати, худощавый субъект сделал укол в вену с завидной сноровкой. Либо он профессиональный медик, либо… Меня обожгла мысль: господи, да ведь он наркоман! Был ли шприц стерильным? Или меня вдобавок ко всему заразили СПИДом?!
Сердце бешено колотилось, грозя вот-вот разорваться. Так, стоп, надо успокоиться, иначе я не проживу и трех суток. Мелькнула мысль: а вдруг это розыгрыш? Такая вот глупая, абсолютно не смешная шутка. Но кому и зачем понадобилось меня разыгрывать? Явных недоброжелателей у меня нет, тайных – тоже. Я скромный журналист, работаю в газете по трудоустройству, политикой не интересуюсь, в государственные тайны не посвящена. Все мои знакомые – адекватные люди, им и в голову не придет шутить надо мной так жестоко. Разве что разыграть хотели неизвестную Сильвию, а я случайно оказалась на нее похожа?
Надежда меня окрылила. Да, точно, это розыгрыш! Можно забыть о нелепом происшествии и жить спокойно! Я резво вскочила с кресла, но не сделала и двух шагов, как у меня закружилась голова, и я рухнула на пол.
Я лежала на шкуре зебры, разглядывала лампочки на натяжном потолке и не могла подняться. Кружилась голова, тело охватила слабость. Такого со мной раньше не было. Несмотря на лишний вес, у меня крепкое здоровье. Ну, может, когда заноет зуб или кольнет пяточная «шпора», но давление всегда отличное, 120/70, как у спортсменки. И если сейчас я потеряла сознание, то этому есть одно объяснение: яд, введенный в мой организм, уже начал действовать.
А вот я бездействую. Утекают драгоценные минуты моей жизни, а я пока ничего не предприняла. А ведь можно хотя бы попытаться узнать информацию о Лисовике!
Осторожно поднявшись, я добрела до компьютера и подключилась к Интернету.
Поисковая система сообщила, что Леониду Назаровичу Лисовику 51 год. Он родился в небольшом городке на Украине, отец был шахтером, мать – учительницей. Окончил московский Институт стали и сплавов, работал в НИИ, защитил кандидатскую диссертацию. В годы перестройки подался в кооператоры, но прогорел и ушел в истопники. Параллельно с работой в котельной писал стихи и даже издал сборник «Нарыв на сердце». Во время приватизации Лисовик неожиданно оказался у раздаточной кормушки и получил контрольный пакет акций сталелитейного завода. Потом завладел еще одним металлургическим гигантом в Челябинской области. Этому событию сопутствовал скандал в прессе, журналисты разнюхали, что приватизация завода прошла с нарушениями закона. Дальше его предприятия множились, как грибы после дождя. В настоящее время Лисовик занимает 118-е место в списке российских богачей. Живет в элитном коттеджном поселке «Высшая проба» на Рублевском шоссе. Женат третьим браком на бывшей манекенщице Изольде Тряпкиной, от которой имеет сыновей-погодков, трех и четырех лет. Коллекционирует бабочек.
На фотографиях Лисовик выглядел моложе своих лет. У него было худое лицо треугольной формы, с высоким лбом и заостренным подбородком, который физиономисты сочли бы показателем хитрости и коварства. На одном из фото Леонид Назарович держал в руках бабочку в стеклянной коробке. Подпись гласила, что это парусник-алкиной (Atrophaneura alcinous Klug), исчезающий вид, некогда распространенный на Дальнем Востоке. Даже на этой фотографии, сделанной кем-то из друзей или родственников, Лисовик не улыбался, а настороженно смотрел в объектив.
В Интернете также обнаружился поэтический сборник «Нарыв на сердце». Я прочитала несколько стихотворений. Несмотря на пессимистическое название, общий настрой поэзии был бодрый. Красной нитью проходила мысль: да, любовные волнения и прочие тревоги оставляют на сердце раны, но это намного лучше, нежели существование, лишенное всяких эмоций. Такая жизненная философия абсолютно не вязалась с угрюмой внешностью Лисовика. Вот еще одно подтверждение тому, что чужая душа – потемки.
У меня затеплилась надежда: а может, прямо обратиться к Лисовику? Сказать: «Так и так, выручайте, товарищ миллиардер, моя жизнь в ваших руках, назовите шифр от сейфа». Ведь он поэт, хоть и бывший, должно же в нем остаться что-то человеческое! Но неожиданно до меня дошло: преступники не сказали, как с ними связаться. Даже если я каким-то чудом и раздобуду шифр, то всё равно умру! Как ни крути, смерть неминуема!
Отчаяние охватило меня. Каждая клеточка моего тела протестовала против смерти. Глупость какая-то, я не могу умереть! Кто угодно, только не я! Нет, конечно, я знаю, что не вечна, что когда-нибудь покину этот мир… Вот именно – когда-нибудь, через много-много лет, будучи древней старушкой с седыми кудельками, окруженной толпой почтительных правнуков. Но не сейчас! Сейчас я не хочу. Я не готова. Мне еще так много надо сделать!
Я подошла к окну. Никогда еще вечерняя Москва не казалась мне такой прекрасной. Фонари бросали таинственный отблеск на мостовую, одинокие машины с легким шорохом проплывали по шоссе. В окнах напротив горел свет. На балконе пятого этажа компания молодых людей курила и смеялась. На четвертом этаже счастливая парочка отмечала при свечах какое-то событие, может быть, годовщину встречи. На третьем этаже девушка ходила по комнате с младенцем на руках. Она была похожа на Сикстинскую мадонну Рафаэля.
Слезы навернулись мне на глаза. Не может быть, чтобы все закончилось! Это так несправедливо! Я ведь и пожить-то толком не успела! Какие грандиозные планы у меня были: выйти замуж, родить троих детей, стать популярной писательницей… Неужели этому не суждено сбыться?!
Я сложила руки и стала молиться:
– Господи, я знаю, что грешна. Я люблю вкусно покушать, ленюсь и редко посещаю церковь. Но ведь я не самый плохой человек на земле, правда? Почему же я должна умереть во цвете лет? Господи, обещаю Тебе, я буду хорошей! Каждый день буду ходить в церковь, выучу все молитвы и ни минуты не проведу в праздности. Только сделай так, чтобы никакого укола не было! Давай я сейчас закрою глаза, а когда отрою, то пусть время вернется на пять часов назад. Я выйду от подруги, пешком не пойду, возьму такси, и не будет никакой подворотни. Ну, пожалуйста! Ведь Ты можешь все!
Я зажмурилась и словно наяву представила, как выхожу из квартиры подруги. Я даже почувствовала запах в подъезде – смесь сигаретного дыма и кошачьей мочи. Вот я спускаюсь в полутемном дребезжащем лифте на первый этаж, оказываюсь на улице, где уже приветливо светит «шашечками» такси. Сажусь на переднее сиденье, называю адрес, и машина плавно трогается с места. В салоне играет радио, хриплый мужской голос поет шансон. Водитель, усатый мужчина лет пятидесяти, заводит разговор о дороговизне бензина, потом переключается на политику. На его правой руке видна побледневшая наколка – «САША».
Картинка была такой яркой, что я не сомневалась в ее реальности. Но, открыв глаза, обнаружила, что по-прежнему нахожусь в своей гостиной. Со стены злорадно ухмылялась африканская маска.
Глава 2
Оскал неизвестного африканского бога внезапно привел меня в чувство. Да что это со мной? Я ведь раньше не пасовала перед трудностями, почему же теперь раскисла? Пустыми мечтаниями здесь не поможешь, надо действовать! Или хотя бы привлечь к решительным действиям людей, которые на это способны. Мужчина, мне поможет мужчина! Как я могла забыть, что у меня есть жених? Который должен быть рядом с любимой женщиной и в горе, и в радости – разве не так? Я взяла телефон и набрала номер Руслана Супроткина, капитана милиции, старшего следователя ГУВД.
С капитаном мы дружили в течение нескольких лет. Вернее, это он со мной дружил, а я так влюбилась в него с первого взгляда. Когда я попала в лапы к маньяку-фидеру и Руслан меня спас, вдруг открылось, что и я дорога ему не только как боевая подруга, с которой можно за бутылкой пива обсудить победу любимой футбольной команды. Капитан сделал мне предложение. Ну, вернее сказать, это я сделала ему предложение. В общем, обойдем стороной этот скользкий момент1. Главное, что теперь я не одинока, есть мужчина, готовый сходить со мной в ЗАГС и подставить плечо в трудную минуту. И сейчас я с этим мужчиной поговорю.
Мобильник Руслана не отвечал примерно минуту. Потом мне в ухо полетели короткие гудки. Я оторопело уставилась на серебристую «раскладушку». Он меня «сбросил»! Нет, вы видели – Руслан «сбросил» мой звонок!
Я опять набрала номер, намереваясь высказать все, что думаю по этому поводу. «Абонент временно недоступен, – с оттенком легкого сожаления сообщила механическая женщина, – попробуйте позвонить позднее». Мой жених отключил телефон!
Я в ступоре таращилась на африканскую маску. Капитан явно не хочет со мной разговаривать. И это притом, что у нас были безоблачные отношения, мы даже ни разу не поссорились. Порядочные женихи так не поступают!
Сквозь гнев и возмущение в голове проклюнулась мысль. Кажется, Руслан говорил, что уезжает в командировку. В Кострому или Вологду, в какой-то небольшой городок с милым древнерусским названием. Вроде бы там произошла серия загадочных убийств, и требуется помощь профессионалов из столицы. Но как же я? Мне ведь тоже требуется помощь!
Я позвонила капитану Терентьеву, коллеге и лучшему другу Руслана.
– Это Люся, невеста Руслана, – представилась я.
– Невеста? – изумление Терентьева было неподдельным.
Час от часу не легче!
– А разве Руслан ничего тебе не говорил? – взъярилась я. – Про нас с ним? Про свадьбу, которую мы запланировали?
– Руслан в командировке, – ушел от прямого ответа Терентьев.
– Я знаю, – нервно сказала я, – он не хочет со мной разговаривать, «сбрасывает» звонки.
Терентьев тяжело засопел в трубку. Как и большинство мужчин, его мало привлекало участие в чужих семейных разборках.
Я убрала из голоса истерические нотки:
– Вот о чем я хочу тебя попросить, Володя. Если будешь ему звонить, передай, чтобы он срочно со мной связался. Очень срочно, понятно? У меня жуткие неприятности.
– Угу, – довольно равнодушно отозвался Терентьев. Уверена, что он подумал: «Знаю я твои неприятности, небось ноготь сломала или колготки порвала». – А когда свадьба?
– В августе.
– Ну-ну… – протянул лучший друг жениха и повесил трубку.
Если что и могло окончательно выбить меня из седла перед лицом смерти, то только это. Слезы водопадом хлынули из глаз. Горе мое было безмерно, даже происшествие со шприцем временно отошло на второй план. Вот так походя узнаешь, что твой жених вовсе не считает себя таковым. Руслан не сообщил другу детства о предстоящей свадьбе! Этому может быть единственное объяснение – он и не собирался на мне жениться!
Наплакавшись вволю, я уже была не в состоянии думать о проблемах. Было единственное желание – лечь спать, и я забылась сном, едва голова коснулась подушки.
Утро выдалось хмурое, свинцовые тучи нависали над городом, предвещая грозу. Под стать погоде было мое настроение – никаких эмоций, только холодная решимость. Ничего, жила я тридцать два года без мужа – и дальше проживу. Не надо строить иллюзий, пора уже понять, что в трудную минуту я могу рассчитывать только на себя. Значит, буду действовать исходя из собственных возможностей.
На часах была половина восьмого, я наскоро оделась и отправилась в поликлинику. За ночь пришло решение: медицина, вот что мне поможет! Я опишу врачам симптомы, и они поймут, какой яд ввели в мой организм. Преступники сказали, что проживу я еще три дня, возможно, за этот срок эскулапы найдут противоядие.
В своей районной поликлинике я не была ни разу. Во-первых, в центре Москвы я живу менее года, а во-вторых, вообще редко болею. Поликлиника удивила хорошим ремонтом, пластиковыми окнами и охранниками на входе.
– Бахилы покупайте, – указал один из них резиновой дубинкой на автомат.
Я опустила в щель монету, из ящика выкатился пластмассовый шарик с бахилами. Шурша целлофаном, я отправилась в конец длиннющей очереди в регистратуру.
Очередь продвигалась быстро. Люди просовывали голову в окошко, что-то говорили, в ответ регистраторша бросала короткую фразу, и пациенты уходили прочь. Некоторые кляли на ходу отечественное здравоохранение и лично президента страны.
На мою скромную персону времени ушло чуть больше. Сначала регистраторша завела мне медицинскую карту, потом сообщила:
– У вас девятый участок.
– Когда принимает терапевт?
– Сегодня с утра.
– Отлично, – обрадовалась я. – Можно талон?
– Талонов нет! – бросила женщина.
Я оторопела:
– А когда будут?
– Вы что, русского языка не понимаете? – негодующе затряслась белая шапочка. – Прием уже идет, и все талоны закончились! Следующий!
Я отошла от окошка, испытывая сильное желание помянуть по матушке каждого члена правительства, но не смогла вспомнить ни одной фамилии.
Тут я заметила, что какая-то бойкая старушонка подмигивает мне и призывно машет рукой. Я подошла к пенсионерке.
– К кому талон нужен? – деловито осведомилась бабулька.
– К терапевту, девятый участок.
Она порылась в пакете и вытащила талончик:
– Сто рублей.
Я придирчиво разглядывала квадратную бумажку с печатью.
– Настоящий?
– Обижаешь! Самый что ни на есть подлинный. К окулисту талон не требуется? Дефицит.
– Пока нет, спасибо.
Я заплатила пенсионерке сотню и спрятала талончик в карман.
– Мерзкие бабки! Хрен попадешь из-за них к врачу! – раздалось у меня за спиной.
Худая женщина с неудачной стрижкой держала в руке талончик и чуть ли не плевалась на него. Поймав мой взгляд, она пояснила:
– Отдать сто рублей за бесплатный талон, виданное ли дело?
– Так не отдавайте, – пожала я плечами.
– А если нужно попасть на прием?
– Приходите к открытию поликлиники и сами берите талон.
– Да я была как раз к открытию! – закричала она. – Куча пенсионерок держала у входа круговую оборону, никого не подпускала к дверям. Потом бабки ввалились толпой и разобрали все талоны к специалистам. Вы думаете, им самим требуется лечение? Да они же выносливые, как лошади, на них пахать можно! Просто у них такой бизнес – продавать талончики всем нуждающимся! Безобразие, и куда только главный врач смотрит!
– Напишите жалобу в вышестоящую инстанцию, – посоветовала я.
Боевой настрой дамы мгновенно угас.
– Будут они разбираться, как же! – махнула она рукой. – У нас везде воры и взяточники сидят, им плевать на простых людей.
Продолжая возмущенно бубнить, она удалилась к лифтам. А я помчалась по лестнице на третий этаж к терапевту.
Моим участковым терапевтом оказалась пожилая дама. Она красила волосы хной и забирала их на затылке в небольшой пучок. Когда я зашла в кабинет, врач что-то строчила в карте предыдущего больного, я могла лицезреть лишь ее макушку. Молоденькая медсестра тоже заполняла бумаги и не обращала на меня никакого внимания.
С полминуты я неловко топталась в дверях, но так и не дождалась приглашения войти. Пришлось кашлянуть, и лишь тогда медсестра сказала:
– Проходите, присаживайтесь.
Я села на пластиковый стул. Через какое-то время врач разделалась с писаниной, отложила в сторону чужую карту, бросила на меня мимолетный взгляд и тут же взялась за мою карточку.
– На что жалуетесь? – профессионально черствым голосом поинтересовалась она, шустро водя ручкой по бумаге.
– У меня заражение крови. Вернее, отравление организма. Мне надо сделать биохимический анализ крови и…
– Диагноз здесь ставлю я, – перебила терапевт, – и назначать анализы – тоже моя прерогатива. Вы просто расскажите, что вас беспокоит.
– Через три дня я умру. Сначала начнутся судороги, онемеют конечности, потом откажут легкие и сердце. Если не ввести противоядие, смерть гарантирована.
Врач с медсестрой синхронно оторвались от бумаг и уставились на меня во все глаза.
– С чего вы это взяли? – спросила врач.
– Так сказали двое мужчин, которые сделали мне смертельную инъекцию.
– Двое мужчин… – зачарованно повторила медсестра.
– Да, они перепутали меня с Сильвией, она работает у Леонида Лисовика, знаете такого?
– Того самого Леонида Лисовика? – терапевт возвела глаза к потолку.
– Да, олигарха. Уж не знаю, кем Сильвия служит, но, должно быть, имеет доступ к его телу. Иначе откуда ей знать шифр от его личного сейфа, а?
Медработницы переглянулись. Врач завела неожиданно ласковым голосом:
– Это очень интересно, продолжайте, пожалуйста.
Ободренная поддержкой, я зачастила:
– Мне ввели прозрачную жидкость, я обратила внимание. А противоядие должно быть желтого цвета, они показали ампулу. Вам это о чем-нибудь говорит? Вы сможете определить состав препаратов?
– Уверена, что сможем, – отозвалась врач. – Конечно, в условиях стационара это будет сделать намного проще. Думаю, вам надо полежать в больнице, пройти полное обследование организма, успокоиться…
– У меня мало времени, – напомнила я, – только три дня. Речь идет о моей жизни! Мне срочно нужна медицинская помощь!
– Конечно, конечно, только не волнуйтесь, – засуетилась терапевт. – Прямо сейчас отправим вас в больницу, хорошо?
Она выскочила в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
Мы остались наедине с медсестрой. Ей было лет двадцать, не больше. Даже странно, каким ветром ее сюда занесло, выпускники медучилищ обычно не стремятся работать в государственных поликлиниках. Может, девчонка набирается здесь опыта?
Пару секунд она сверлила меня огромными глазищами, потом решилась спросить:
– Вы говорили, что яд вам ввели двое мужчин. Было ли в их облике что-нибудь странное? Может, три глаза? Или небольшие антенны на голове?
Я вгляделась в ее лицо. Курносый нос, рот приоткрыт, в глазах – ни проблеска мысли, лишь возбужденное любопытство. Кажется, я догадываюсь, почему девица сгодилась только для бесплатного здравоохранения. Она идиотка. А в коммерческих клиниках всё же требуют наличие хоть каких-то мозгов.
– Ничего странного в них не было, – вежливо ответила я. – По крайней мере, я не заметила.
На детском личике медсестры отразилось такое разочарование, что я не удержалась и добавила:
– Впрочем, у одного из них в носу было продето кольцо с камнем.
– Пирсинг?
– Вроде того, только намного больше. И от камня исходило такое мощное сияние… будто лазер, понимаете? А второй, когда говорил, не открывал рта.
– Как же вы его понимали?
– Слова сами собой звучали у меня в голове. Словно бы включилось радио в районе правого виска.
– А музыка играла?
– Ага, балет Чайковского «Лебединое озеро».
Девица жадно впитывала этот бред. А я увлеклась и уже собиралась было поведать про летающую тарелку, зависшую над головами незнакомцев, но в этот момент открылась дверь. В кабинет просунулась голова регистраторши:
– «Психиатрическую» вызывали? Машина будет только через час. Сейчас по Москве столько психов бродит, что всех не успевают в дурдом вести. Весеннее обострение…
Медсестра ойкнула и испуганно прикрыла рот рукой. До меня не сразу дошло, что «псих» – это я. Терапевт не поверила ни единому моему слову и побежала вызывать скорую психиатрическую помощь! Караул, сейчас на меня наденут смирительную рубаху!
Я бросилась вон из кабинета. Регистраторша философски заметила мне вслед:
– Если пациент очень хочет жить, то медицина бессильна.
