Kitobni o'qish: «Тайное дитя»

Shrift:

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Милли, Джошу и Лотти

Образованный человек – это бездельник, убивающий время на познание. Берегитесь его ложного знания; оно еще опаснее невежества.
Джордж Бернард Шоу

Этот роман был навеян личным опытом автора по воспитанию ребенка, страдающего эпилепсией. Вообразив себя живущей веком раньше, в эпоху, когда верили в ущербную науку, а сама эта эпоха была сформирована ксенофобией, предрассудками и страхом, автор надеется привлечь внимание к подходам и клише, которые живы и по сей день и продолжают влиять на наше общество и язык.

Часть первая
Июль 1928 года

Глава 1
Элинор

Мейбл крепко держится за руку Элинор. Их рессорная двуколка быстро катится по проселочной дороге. Из-под копыт Дилли в знойный июльский воздух взлетают облачка пыли. По обеим сторонам дороги, словно часовые, стоят деревья. Их ветви нависают над дорогой и изгибаются подобно аркам собора, образуя прохладный зеленый купол, который защищает маленького пони и сидящих в двуколке от нещадного послеполуденного солнца.

– Быстрее! – хихикает Мейбл, глядя сияющими глазами на мать. – Пусть Дилли бежит быстрее!

Девочка оглядывается на дорогу и весело смеется. Ей нравится, что ветер играет ее локонами, почти прозрачными на солнце, а сама она возбужденно подпрыгивает на сиденье рядом с матерью.

Элинор натягивает поводья. Те похрустывают. Ветер доносит слабый запах конского пота. Для такой жары пони бежит достаточно резво. Они так и так приедут намного раньше времени, чтобы встретить лондонский поезд, прибывающий в 16:25.

– Мейбл, Дилли не может бежать быстрее, – отвечает Элинор. – Сейчас слишком жарко. И потом, она уже довольно старая. Было бы некрасиво ее перенапрягать.

Гнедые бока Дилли потемнели от пота, но она по-прежнему бежит быстро, добросовестно подчиняясь командам Элинор. Уши лошадки навострены, голова поднята, словно и она вместе с хозяйкой радуется возвращению Роуз. Элинор захлестывает счастье. Она думает, как поделится с сестрой замечательной новостью, и представляет реакцию Роуз. Даже Эдвард пока об этом не знает.

Мейбл надувает губки и отпускает руку матери:

– А сколько Дилли лет?

– Где-то около тринадцати.

– И она старая?

– Пожалуй, для пони это средний возраст.

– Мама, а тебе сколько лет?

– Мейбл, неприлично спрашивать у леди о ее возрасте, – смеется Элинор, наклоняется и целует дочку в макушку. – Но тебе я скажу, только пусть это останется нашей тайной, – говорит она, похлопывая себя по переносице и делая суровое лицо.

Мейбл кивает. Личико малышки тоже принимает серьезное выражение.

– Мне двадцать семь. В общем-то, почти двадцать восемь, – удивленно добавляет Элинор.

Когда же она успела достичь этого уже не юного возраста? Всего год назад ей было двадцать; во всяком случае, так говорят ее ощущения. И почему в двадцать восемь кажешься гораздо старше, чем в двадцать семь? А там и до тридцати рукой подать, сокрушенно сознаёт она. Тридцать лет для женщины – это старость? Мужчина такого возраста считается только-только входящим в расцвет сил, но женщина…

– Какая же ты старая! – восклицает Мейбл. – Значит, ты скоро умрешь, как Пэтч? Мама, но ты же не умрешь, правда?

– Боже мой, конечно же нет! Дорогая, люди живут намного дольше собак и пони. На самом деле для человека я еще очень, очень молодая.

Мейбл заметно успокаивается и задает новый вопрос:

– А тете Роуз тоже двадцать семь?

– Тете Роуз всего восемнадцать и вскоре исполнится девятнадцать, – отвечает Элинор. – Она получила хорошее образование, достаточно попутешествовала и превратилась в смышленую юную леди, которой твой папа постарается найти обаятельного богатого мужа.

Элинор закусывает губу. Пожалуй, она сказала много лишнего. Дочка, не понимая смысла слов, по обыкновению перескажет их совсем не тем, кому это надлежит знать. Она бросает взгляд на Мейбл. Та сосредоточенно смотрит на дорогу. Малышка совсем замерла; скорее всего, обдумывает новую порцию вопросов, рождающихся в ее четырехлетнем уме. В нарядном платьице, украшенном желтыми и розовыми цветочками, она выглядит как картинка. Элинор согласилась с Мейбл: только в таком платье и ехать на станцию встречать тетю Роуз.

Мейбл поворачивается и поднимает взгляд на Элинор. В глазах малышки – непонятная темнота. Элинор уже несколько раз замечала эту почти неуловимую темноту, которую она склонна приписать своему воображению. Через мгновение темнота исчезает, и личико Мейбл вновь озаряется.

– Можно, мы споем песенку? – улыбаясь, спрашивает Мейбл.

– Чудесная мысль, – кивает Элинор.

– Мама, а что мы будем петь?

– Давай подумаем…

Элинор набирает в легкие побольше воздуха и, подчиняясь ритму цокающих копыт Дилли, начинает раскачиваться и петь. Мейбл быстро присоединяется к ней и тоже раскачивается, выводя припев:

Боже, ну что там могло приключиться? Что же могло с ним такого случиться? Боже, ну что там могло приключиться? С ярмарки Джонни пора б воротиться.

Лент синих охапку купить обещал он. Лент синих атласных купить обещал он. Лент синих охапку купить обещал он, Чтоб в мои дивные косы вплетать…

Всех слов и порядок куплетов Элинор не помнит, а потому придумывает на ходу. Мейбл, похоже, совсем не возражает и радостно, хотя и нестройно подтягивает во всю мощь своего голоса. Дилли шевелит ушами.

Яблок зеленых купить обещал он. Сочных, хрустящих купить обещал он. Яблок зеленых купить обещал он, Чтоб ими могла я себя услаждать¹.

Деревья расступаются. Теперь дорога тянется вдоль поля. У канавы, почти у самой обочины, лениво бродят косматые коровы и телята галловейской породы, помахивая хвостами над своими круглыми и такими же косматыми задами. Поперек туловища у них тянется белая полоса. Обвислые животы елозят по высокой траве. Головы опущены, что неудивительно для столь жаркой погоды. Над ними вьются тучи насекомых. Проезжая мимо, Элинор энергично отмахивается от докучливых кровососов. Впереди над дорогой дрожит послеполуденное марево. За полем сквозь кроны деревьев проглядывает островерхий купол далекой церкви.

– Почти доехали, – говорит она Мейбл.

Дочка продолжает напевать себе: «Боже, ну что там могло приключиться?» Эту строчку она повторяет снова и снова, выдерживая небольшие паузы.

В конце поля дорога делает поворот. Появляется здание станции, напротив которого стоит паб «Белый олень». Далее, взбираясь на склон холма и уходя за пределы видимости, раскинулась деревня Мейфилд – типично английская деревня, живописная, утопающая в зелени, с непременным полем для крокета, утиным прудом и майским деревом. Исторические деревянные каркасные дома – некоторые строились еще во времена Тюдоров – тянутся волнами вокруг зеленого сердца деревни, а сама она органично вписывается в красоту холмов Суррея.

Элинор натягивает поводья, и неизменно послушная Дилли замедляет шаг. До поезда остается еще больше десяти минут.

– Тпру! – командует Элинор.

Пони и двуколка останавливаются. Элинор сходит на землю и, не отпуская поводьев, ведет Дилли к поилке за пабом. Пони долго пьет воду, шумно втягивая ее сквозь металлический мундштук. Затем Дилли трется мордой о плечо Элинор, едва не лишая хозяйку равновесия.

– Что, девочка моя, зачесалось?

В ответ Дилли фыркает, вызывая смех Мейбл. Элинор ласково треплет пони по шее и отводит под тень раскидистого бука, что растет вблизи паба. Дилли опускает голову и упирается в ствол задней ногой.

Элинор ссаживает Мейбл с двуколки, чтобы дочка размяла ноги на дорожке. Пока они ждут поезда, Элинор наблюдает за малышкой. Та с восторгом разглядывает жука, затем тянется к пестрому камешку, не переставая щебетать сама с собой. Один или два раза Мейбл прерывает свое щебетание и замирает. Кажется, будто она что-то вспомнила… Потом, через секунду-другую, продолжает исследовать окружающий мир.

– Добрый день, миссис Хэмилтон, – слышится с другого края дороги.

Это Тед, местный почтальон. Помахав ей рукой, он подходит к почтовому ящику за станцией.

– Ну и жаркий сегодня денек! – добавляет Тед, доставая из кармана ключи.

– Не то слово!

Элинор проводит по лбу рукой в перчатке, словно показывая почтальону, что вот-вот расплавится от жары.

Дверца почтового ящика со скрипом открывается, заслоняя голову Теда, который вытряхивает письма в подставленную сумку.

Элинор лениво наблюдает за Тедом, мыслями уносясь к совсем уж скорому возвращению сестры домой. Как же она соскучилась по младшей сестренке! Роуз – это все, что осталось у Элинор от детства и прежней семьи, и импульсивное желание держать сестру подле себя, в безопасности, становится почти невыносимым. Возможно, из-за того, что оба их брата погибли на войне, а затем один за другим трагически расстались с жизнью родители, Элинор, естественно, боится выпускать сестру из поля зрения. Ей понадобилось проявить изрядное великодушие, чтобы позволить Роуз надолго отправиться в Париж. До появления Эдварда они с Роуз были совсем одни в целом мире.

Эдвард так заботливо относится к Роуз. Дорогой Эдвард, какой же ношей явились они с сестрой для него! Женившись, он взял на себя гораздо больше, нежели заботу о жене. И Роуз, конечно же, должна поскорее найти себе мужа и освободить Эдварда от ответственности за двух женщин, особенно когда ожидается пополнение семейства. Рука Элинор ложится на живот, а глаза перемещаются на Мейбл, которая сидит на корточках под деревом и собирает прутики. Элинор пытается представить сестру под руку с обаятельным молодым человеком, и грудь сдавливает от острого ощущения потери.

Она встряхивает головой. Нельзя и дальше удерживать Роуз подле себя. К тому же сестра имеет полное право на семейное счастье. Элинор представляет, какой была бы ее жизнь без Эдварда, и испытывает легкую дурноту.

Первая встреча с Эдвардом глубоко врезалась ей в память. Воспоминание живо рисует ей то время, и у Элинор перехватывает дыхание, совсем как восемь лет назад, в 1920-м. Широкие плечи под ладно сидящей формой, медали, украшающие грудь. Едва взглянув на них, Элинор увидела Военный крест, присуждаемый за особую храбрость. Вошедший был высокого роста. Элинор тогда работала секретаршей в Военном министерстве. Сидя за пишущей машинкой, она смотрела, как мужчина опустился на стул возле кабинета бригадного генерала, и думала, за какие подвиги его могли наградить этим орденом. Проникающие в душу глаза, задержавшиеся на ней чуть дольше, чем положено капитану, явившемуся для демобилизации. Элинор помнит, какое впечатление он произвел на нее. В груди что-то жарко запульсировало; слова, которые она печатала, расплавились и потекли по странице. У нее по сей день сохранились ощущение ласкового весеннего ветерка, дувшего из открытого окна, и шум уличного движения по Хорс-Гардс-авеню. Его пристальный взгляд буквально давил на нее, когда она, с покрасневшими щеками, безуспешно пыталась сосредоточиться на работе. Краешком глаза Элинор видела, как из нагрудного кармана капитан достал записную книжку и авторучку, затем, наморщив лоб в раздумье, начал писать. «Может, он поэт?» – подумалось ей тогда. Или подготавливается к беседе с генералом.

– «Яблок зеленых купить обещал он», – вдруг затягивает Мейбл, глядя на Элинор. – Мама, я правильно пою эту песню?

– Да, дорогая, – рассеянно бормочет Элинор.

Когда Эдвард скрылся за дверью кабинета бригадного генерала, Элинор обнаружила, что у нее сильно бьется сердце, на коже выступил пот, а дыхание стало хриплым. Через какое-то время он снова выйдет в приемную. Сознавая это, Элинор поправила волосы, разгладила блузку и пощипала себя за щеки для появления румянца. Ей показалось, будто прошел не один час, прежде чем он вышел. Элинор сознавала всю нелепость положения. Ну кто она? Обыкновенная девушка-секретарша. А он военный, мужчина намного старшее ее. Должно быть, ему лет тридцать или даже все тридцать пять. Ей же всего девятнадцать! Вдобавок еще и сирота с сестрой на руках. Такой умный, уверенный в себе, храбрый и обаятельный мужчина, как он, не найдет в ней ничего интересного.

Он вышел, повернулся.

– Удачи вам во всем, – сказал бригадный генерал и так энергично пожал Эдварду руку, что у самого задрожали усы.

«Он из временных джентльменов», – догадалась Элинор. Так называли тех, кого во время войны призывали на офицерскую службу. Теперь он демобилизовался и вернется к своей прежней профессии. «К какой?» – задавалась вопросом Элинор, не в силах отвести взгляд от бравого капитана, который вот-вот покинет приемную. Прежде чем надеть фуражку, он повернулся к ее столу. Его лицо озарила теплая, удивительная улыбка. Проходя мимо, он положил возле машинки сложенную записку. Бригадный генерал, конечно же, ничего не заметил, поскольку явно думал о сотнях других временных джентльменов, которых ему предстояло демобилизовать в ближайшие дни.

Сегодня, в шесть вечера, я буду в кафе «Брю» на углу Уайтхол-плейс. Не могли бы Вы встретиться со мной за чашкой чая? Смею Вас заверить: мое приглашение является чисто профессиональным.
Искренне Ваш, Эдвард Хэмилтон

После чтения записки у Элинор снова забилось сердце.

Лязгая ключами, Тед запирает почтовый ящик и пристраивает разбухшую сумку в корзину на велосипедном руле. Он поворачивается к Элинор, прикладывает руку к фуражке, словно хочет проститься, но вдруг бросает взгляд за ее спину и громко вскрикивает. Руки почтальона выпускают руль, велосипед шумно падает на землю, письма вываливаются из сумки. Глаза Теда широко распахнуты, рот открыт от изумления. Он указывает на что-то, происходящее под деревом.

Элинор в недоумении оборачивается.

Мейбл! Собранные прутики разлетелись в стороны. Дочь сидит на пыльной земле, лицо искажено гримасой, глаза ввалились. Подбородок малышки опускается на грудь, потом еще раз, ее ручки дергаются.

От ужаса ноги Элинор словно приросли к земле. Ее дочь выглядит одержимой, милое выражение лица исчезло, сменившись отвратительной гримасой. Первым очухивается Тед. Он медленно идет к Элинор, протягивая руки.

– Что с ней такое? – спрашивает почтальон. – Что происходит?..

Его слова выводят Элинор из ступора, и она бросается к дочке.

– Мейбл! – Она подхватывает малышку на руки.

Та не реагирует.

– Мейбл! – вскрикивает Элинор.

«Что же с ней творится?» – в страхе думает Элинор. Кажется, прежняя Мейбл куда-то исчезла, а ее тело заняло странное существо. У Элинор гудит в голове, паника сжимает ей горло. Она дает Мейбл пощечину. Сильную. Она готова на что угодно, только бы прогнать с лица дочери эту дьявольскую гримасу, это запредельное выражение глаз.

– Может, за доктором сбегать? – слышит она голос Теда, ощущая его руку на плече.

И вдруг лицо Мейбл становится прежним. Глаза останавливаются на Элинор: затуманенные, полные замешательства. Сердце Элинор отчаянно бьется, она прерывисто дышит. Земля содрогается у нее под ногами.

– Все хорошо, – шепчет она Мейбл на ушко. – Все в порядке, – повторяет она, отряхивая пыль с волос и платья дочери.

– Миссис Хэмилтон?

Элинор поднимает голову и видит встревоженное лицо Теда.

– Я спросил, может, за доктором сбегать?

Элинор вновь поворачивается к дочери, которая засунула в рот большой палец и сосредоточенно его сосет.

– Не надо, – отвечает она, а в голове нет ни одной четкой мысли, почему малышке не нужен врач. – С ней все в порядке. Даже не знаю, что это было. Она…

– Ку-и-и! Элинор!

Это Роуз.

У Элинор дрожат ноги. Она выпрямляется и поворачивается в сторону младшей сестры, которая уже покинула перрон и теперь поднимается к ним по склону холма. Роуз широко улыбается из-под гибких полей соломенной шляпки: розовощекая и такая красивая. Образец совершенства. Сестра быстро идет в их сторону и машет рукой. В другой руке она держит чемодан.

Мейбл ерзает в материнских руках и указывает на Роуз.

Элинор вновь поворачивается к Теду:

– Не беспокойтесь. Мейбл хорошо себя чувствует. Вчера она легла спать позже обычного. Да и устала на жаре, пока ехали сюда. Вот и решила устроить нам маленькое представление. Вы же знаете детей! Мне так неловко, что у вас выпали письма. Мы вам поможем их собрать.

– Я и сам соберу, – отвечает Тед. – Ну раз с вашей малышкой все в порядке…

Судя по его лицу, сам он в этом сомневается.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – повторяет Элинор. – Мейбл в полном порядке. И незачем… совершенно незачем рассказывать об этом кому бы то ни было.

Тед кивает и наклоняется за упавшим велосипедом. Он прислоняет своего железного коня к дереву и принимается собирать разлетевшиеся письма.

– Уже забыл, – говорит он, быстро улыбнувшись Элинор.

Роуз переходит улицу. Последние ярды она пробегает и, бросив чемодан, устремляется к старшей сестре. Шелестит ткань ее красивого хлопчатобумажного платья. От Роуз пахнет цветами. Смеясь, она заключает Элинор в объятия. Мейбл протискивается между ними. Паровозный свисток, доносящийся со станции, заставляет их разомкнуть руки. Над паровозом взвивается облако пара. Уши Элинор наполняются натужным лязгом вагонов трогающегося поезда. Мейбл слишком тяжелая, и Элинор осторожно опускает дочку на землю.

– Ох, Роуз! До чего же я рада тебя видеть! Даже не слышала, как подошел поезд!

– И я рада, моя дражайшая Элинор. А как там моя любимая племяшка? – Роуз нежно щиплет щеки Мейбл, и девочка застенчиво прячет голову в подол материнского платья. – Как же ты выросла! – Роуз поворачивается к Теду, продолжающему собирать рассыпавшиеся письма. – Что у вас случилось? Вам помочь?

– Благодарю вас, все в порядке. – Он склоняется над почтовой сумкой. – Пострадал от собственной оплошности. Рад вашему возвращению, мисс Кармайкл. Сколько же вы отсутствовали?

– Целых девять месяцев! – со смехом отвечает она. – Можете поверить?

– Добро пожаловать в родные края, – говорит Тед, собирая последние письма. – Ладно, двинусь дальше.

– Да. Тед, спасибо за помощь.

– Надеюсь, с ней все в порядке, – еще раз произносит почтальон и озабоченно косится на Мейбл. – Прекрасного дня вам обеим.

– Счастливо, Тед!

Он перекидывает длинную ногу через велосипедную раму, сгибает колени, чтобы не задеть выпирающую сумку с почтой, и уезжает.

Элинор отстраняется, разглядывая сестру.

– Как ты замечательно выглядишь! – с улыбкой говорит она.

Роуз пополнела. Она буквально пышет здоровьем. Ее голубые глаза лучатся, на щеках румянец. Эдвард без труда найдет ей подобающего мужа.

Элинор наклоняется за чемоданом, оставленным сестрой.

– Забирайся в двуколку, и едем домой. Полагаю, миссис Беллами уже приготовила нам торт «Виктория» с начинкой из клубничного джема. Как ты любишь, Мейбл. И Роуз тоже.

Малышка облизывает губы и чешет живот.

– Вкуснятина, – говорит она. Ее недавняя оторопь прошла столь же быстро, как и появилась. – Я люблю клубничный джем.

Совершенно нормальная детская речь. Никаких запинок. Может, ужасный эпизод ей просто привиделся? Не будь рядом Теда, она бы убедила себя в этом.

– Я тоже люблю клубничное варенье. – Роуз улыбается племяннице. – Видишь? У нас с тобой одинаковые вкусы.

Мейбл вкладывает свои пальчики в обтянутую перчаткой ладонь тетки.

– Как здорово вернуться домой! – восклицает Роуз, усаживаясь в двуколку.

Элинор трогает поводья. Дилли разворачивается и пускается в обратный путь к Брук-Энду. Мейбл усаживается между матерью и теткой.

– После путешествий тебе понадобится заново привыкать к тихой старой Англии, – говорит Элинор.

– Конечно, но я скучала по родным местам. И по тебе, дорогая Элли. Прежде мы если и расставались, то всего на несколько недель. – Она улыбается. – Однако… Париж и в самом деле удивителен. Как щедро было со стороны Эдварда отпустить меня в путешествие!

– И тебе оно пошло на пользу? – с напускной серьезностью спрашивает Элинор. – Ты превратилась в шикарную говорливую парижанку? Эдварду захочется увидеть результаты его щедрости.

– Придется отдать себя на его суд, – смеется Роуз.

Отдохнувшая Дилли пускается рысью. Элинор смотрит на профиль сестры. Роуз и в самом деле вся светится. Месяцы, проведенные в Париже, и недели путешествия по Италии явно пошли ей на пользу.

Сестры умолкают, убаюканные негромким цокотом копыт Дилли, чья гладкая шкура то озаряется светом, то тускнеет при переходе от открытых участков дороги к затененным. Меж тем солнце постепенно клонится к закату.

Теперь, когда Роуз сидит рядом, тайна Элинор бурлит и поднимается, словно горячий воздух. Ей не удержать это в себе. Она чувствует, что поступит очень даже правильно, если поделится первым делом с Роуз.

– Роуз… – шепчет Элинор над головой Мейбл. – У меня есть новость.

Глаза Роуз понимающе округляются.

– Ого! В самом деле? И каков… Слушай, ты хорошо себя чувствуешь?

Лоб сестры тревожно морщится. Неудивительно, что после трех выкидышей она встречает новость с некоторой настороженностью.

Элинор чувствует, что ее глаза наполняются слезами, и тоже улыбается:

– Три месяца. На этот раз врач уверен. Н-но мне никак не побороть страх. Я даже Эдварду еще не говорила. Не хочу искушать судьбу.

Роуз тянется к Элинор и крепко сжимает ее плечи:

– Раз врач говорит, что все будет в порядке… Что ж, тогда это замечательная новость. В прошлые разы ты не могла преодолеть двухмесячный рубеж. Или два с половиной.

– Да, знаю. И тем не менее… Трудно не волноваться.

– Конечно, – соглашается Роуз. – Это вполне понятно. Но ты должна следить за собой. Никаких волнений и чрезмерных нагрузок. – Она грозит сестре пальцем.

– Постараюсь.

– Мама, а что такое волнения и чрезмерные нагрузки?

Мейбл во все глаза смотрит на мать, надеясь включиться во взрослый разговор.

– Это значит, что мама не должна слишком уставать и расстраиваться.

– А почему?

– Позже поговорим, – шепчет сестре Элинор и наклоняется к Мейбл. – Просто маме нельзя слишком уставать и допускать, чтобы у нее болела голова.

– У меня голова болит, – заявляет Мейбл.

– Слушай, а что произошло перед самым моим появлением? – Роуз явно пытается сменить тему разговора. – Почему Тед тебя спрашивал, все ли в порядке с малышкой?

– Это… – Элинор чувствует, как радость медленно покидает ее, словно воздух из развязанного воздушного шарика. – Просто Мейбл…

Что ж это было? Ей не подобрать слов для описания случившегося.

– Так, ничего особенного, – наконец произносит Элинор, глядя на дочку. На лице малышки ни малейших тревожных признаков. – С ней все в порядке.

Дилли минует каменные столбы ворот, за которыми тянется широкая дорога, ведущая к широкому эдвардианскому фасаду Брук-Энда. День с его яркими красками погас. Элинор охватывает тягостное чувство. Оно накрывает ее, словно нежданное влажное облако.

1.Старинная английская детская песенка, появившаяся еще в 1770-е годы. Автор приводит одну из многочисленных версий. – Здесь и далее примеч. перев.