Kitobni o'qish: «Алексаша», sahifa 5

– Не марай карту!

– А я не мараю… – ответил Алексаша.

Пётр посмотрел на карту, увидел Алексашину надпись и засмеялся:

– Ну, хорошо, если ты хочешь, я дам тебе этот участок земли…

Скоро архитекторы доработали план Петра, царь велел согнать рабочих, и началось строительство города.

Это был тяжёлый и долгий процесс: сначала надо осушить болота, сделать насыпь ( для чего Пётр велел каждому приезжающему привозить немного камней и песка), только потом ставить здание. Никому не давал спуску Пётр, однако и с себя требовал, как со всех.

Но вот первые здания поставлены, и Пётр приводит Алексашу в первый «дворец» Санкт-Петербурга (так в честь своего святого покровителя апостола Петра царь Пётр назвал город): свой деревянный домик со словами:

– Здесь мы будем временно жить…

Алексаша снова был в шоке.

… Шло время, и скоро Алексаша с семьёй переселился в свою новую усадьбу, а Пётр – в роскошный дворцовый ансамбль Петергоф.

Как-то раз приехал Алексаша в Петергоф со своей новой кошечкой Бусинкой, ходят по дворцу, дивятся…

… А по золотой лепнине пробежал солнечный зайчик и спустился на пол. Бусинка стала играть с ним, а Алексаша – с Бусинкой. А Пётр наблюдал за этой мирной картиной и улыбался, радуясь, что настали спокойные времена, а потом подозвал слугу и попросил привести художника. Художник сделал набросок портрета Алексаши с Бусинкой. Когда Алексаша подошёл к Петру, то увидел этот забавный эскиз и спросил недовольно у Петра:

– Зачем ты велел меня нарисовать в таком смешном виде?

– Я хочу сохранить воспоминание об этом счастливом моменте нашей жизни… – -ответил Пётр.

Пётр назначил губернатором Петербурга Алексашу.

… Петербург разрастался на глазах, и скоро случилось то, чего так хотел Пётр: приехали торговать заграничные купцы. Пётр решил пошутить: встретил иноземных гостей, но не сказал, что он царь, а, наоборот, шутил, говорил по-английски, был одет, как лоцман, и очень скоро стал товарищем для иностранных торговцев. Иностранцы очень хотели увидеть царя и поделились своей мечтой с новым знакомым. Пётр улыбнулся и сказал:

– Что ж, если вы хотите увидеть царя, то вам нужно попасть на приём к губернатору Петербурга Александру Даниловичу Меньшикову…

И, действительно, скоро им пришло приглашение к губернатору Александру Даниловичу на обед. Обед поразил роскошью. Алексаша тоже их удивил: он был одет в расшитый золотом и рубинами кафтан – жюстокор, парчовый камзол, ленту с орденами и немецкие башмаки с бантами.

«Достойный губернатор…» – подумали купцы.

На обеде присутствовал и тот самый лоцман, который подружился с купцами. Беседа шла своим чередом, когда вдруг лоцман шокировал купцов тем, что отдал приказ губернатору:

– Пошлину с них не брать!

– Кто же это? – удивились купцы.

– Царь Пётр… – ответил Алексаша, и они с Петром засмеялись от души.

Пётр поправил усики – стрелочки и сказал:

– Сейчас я вам докажу, что я гостеприимный царь!

После чего велел осыпать купцов золотыми монетами.

– Расскажите всем купцам, как принимают торговцев в России! – смеясь над удивлённым выражением лиц гостей, заявил Пётр.

А тем временем Ветров разорился и решил начать своё торговое дело, а для этого нужно было разрешения губернатора.

– А как зовут губернатора? – спросил Ветров.

– Александр Данилович… – ответили ему.

Ветрову это сочетание что-то смутно напомнило, но он не придал этому значения. Когда Ветров вошёл в кабинет, у него округлились глаза и открылся рот от изумления: в губернаторе Ветров узнал своего бывшего крепостного Алексашку Меньшикова!

– Иннокентий Егорович Ветров, давайте вы оставите удивление и воспоминания, скажите лучше, зачем вы ко мне пожаловали… – с улыбкой сказал Алексаша.

Шок Ветрова не передать словами. Он долго не мог прийти в себя. Как это так: он разорился, а этот «задохлик» (так за глаза называл Алексашу Ветров) процветает! Ветров совершенно не мог понять, как Алексаше удалось стать губернатором.

Алексаша, видя его смешное выражение лица, не выдержал и рассмеялся.

А был ассамблей – маскарад. Пётр был в голландском народном костюме, Алексаша – в костюме кота. Они беззаботно веселились, когда вдруг Алексаша поймал на себе неприятный взгляд человека в чёрной маске.

– Кто это? – спросил Алексаша у Петра.

– А это сын Боярина Соколовского – Владислав Соколовский, а что?

– А что он на меня смотрит с такой неприязнью?

– Да ничего он на тебя не смотрит, не придумывай! – сказал Пётр.

… Владислав Соколовский посмотрел на Алексашу и, ухмыльнувшись, подумал:

«Сместить его и пробраться к Петру в фавориты не составит труда, нужно только дождаться удобного случая…».

И скоро такой случай представился.

Приезжает однажды к Алексаше его сводная сестра Александра и плачет:

– Выручи, братик, мой сын попал в тюрьму, а ему нельзя в сырой камере долго оставаться, у него астма, чтобы его выкупить, нужно три миллиона, дай денег…

– А что же муж не дал денег? – спросил растерянный Алексаша.

Александра смутилась, но призналась:

– Мой сын уже один раз попадал в тюрьму, и отец выкупал его и сказал, что больше выкупать не будет, чтобы он исправился…

– Ну, сейчас у меня на руках такой большой суммы нет, но как только соберу деньги, тебе отдам… – утешил её Алексаша.

– Только ты уж скорее… – плакала Александра.

Алексаша задумался, где же ему взять такую сумму. Конечно, можно было продать что-то из драгоценностей, подаренных Петром, но это – долгий процесс, а Александра просила достать деньги как можно быстрее. Алексаша направился в казну, чтобы увидеться с казначеем и другом Лёшкой Бровкиным и посоветоваться с ним, что делать. Но когда пришёл, то Лёшки не увидел, зато там сидели три боярина и что-то подделывали в документах.

Они сначала испугались Алексаши, но потом один из них предложил Алексаше:

– Мы тут казнокрадством занимаемся, за молчание хочешь три миллиона?

У Алексаши промелькнула мысль, что именно столько денег нужно, чтобы выкупить племянника и, не подумав об ответственности, он сказал:

– Хочу, давайте!

Всё это видел за шторкой Владислав Соколовский.

Потом Алексаша поехал отдать деньги Александре, а когда вернулся, то Пётр ошарашил его словами:

– Представляешь, пока казначей болел, три боярина подделали документы и взяли из казны столько денег! Казнокрады! Так бы и дал им сапогом! Ну, я в этот раз им покажу! Я велел высечь их на площади! И так я намерен поступать с каждым казнокрадом!

Алексаша только сейчас осознал, что наделал, и от этих слов Алексаше стало плохо.

А потом все собрались смотреть, как наказывают казнокрадов. Алексаша сидел рядом с Петром и не мог спокойно смотреть на это: он то зеленел, то бледнел, то краснел, то ёрзал, то затыкал уши, то закрывал глаза руками…

«Бедный братик, наверное, это действие навивает ему воспоминания из трудного детства…» – подумал Пётр и спросил у Алексаши:

– Тебе нездоровится, Алексашенька? Может, пойдёшь к себе?

– Да, мне нездоровится, я пойду… – еле выговорил Алексаша и ушёл.

Может Петра Алексаше пока удалось провести, зато Лёшка Бровкин, который уже выздоровел и тоже присутствовал, как зритель, на площади, сразу понял, что с Алексашей что-то не то.

Лёшка встал со своего места и направился за Алексашей.

Когда Лёшка зашёл в комнату, Алексаша сидел, взявшись за голову и округлив глаза.

– Так, дружище, рассказывай, что случилось! – потребовал Лёшка.

Алексаша вдохнул и во всём признался.

– И ты ради этой сестрицы, которая тебя и за брата-то не считала, гнала, так себя подставил?! У племянника твоего отец побогаче тебя будет, что ты не в своё дело полез? Вот теперь сам кашу заварил, сам и расхлёбывай! Если Пётр разгневается, сам будешь виноват! – стал бранить Алексашу Алёшка на чём свет стоит.

– Лёша, я в панике, мне такой позор грозит, что у меня сердце выпрыгнуть готово, а ты ещё так говоришь! Ну и умеешь ты успокоить! – обиделся Алексаша.

– Хорошо, – вдруг сказал Алёшка, – я, кажется, придумал выход. На тебя много клевещут, если Петру кто-нибудь скажет, что ты замешан в этом деле, а ты скажешь, что это ложь, Пётр поверит тебе. Только надо это сказать убедительно, не волнуясь, иначе выдашь себя. Ну, представь, что я – Пётр, попробуй оправдаться…

– Я… я ни-ни-ничего не… не… брал… это кле-клевета… – с напуганной физиономией протараторил Алексаша.

Лёшка выслушал это со скучающим видом и, обречённо махнув рукой, прервал Алексашу словами:

– А на этом месте Пётр вызовет конвой…

Алексаша обиделся и швырнул в Лёшку сапогом:

– Не буду я врать Петру! Не врал и не буду! Честно всё скажу, будь, как будет…

– Ладно, может, твоя история и твой бледный вид разжалобят Петра… – сказал Лёшка и, уходя, добавил – Скажешь потом, как Пётр отреагировал…

А тем временем к Петру подошёл Владислав Соколовский и с хитрым видом сказал:

– Наказывать казнокрадов публично – это очень мудрое решение, ваше Величество, только я знаю ещё одного казнокрада, замешенного в этом деле…

– Кто? – удивился Пётр.

– Александр Данилович Меньшиков… – с торжествующим видом ответил Соколовский.

«Вот жужелица! И носит таких Земля!» – подумал Пётр, но ничего не сказал, а пошёл в казну: посмотреть по документам, правду ли сказал Соколовский. Действительно, трёх миллионов не хватает.

Сначала Пётр рассердился, но потом успокоился и задумался, что заставило Алексашу так поступить и что же теперь делать. Конечно, Пётр очень дорожил Алексашей и совершенно не собирался как-либо его наказывать.

« Нужно сохранить этот инцидент в тайне, но поговорить с Алексашей» – подумал Пётр.

– Слушай, Соколовский, скажешь об этом кому-нибудь, всех званий лишу! – к великому разочарованию Соколовского погрозил Пётр. После этого Пётр направился к Алексаше уже совершенно не сердитый на своего младшего друга.

– Алексаша, друг, мне нужно с тобой поговорить, только честно… – спокойно, но серьёзно начал Пётр – Я знаю, что ты тоже причастен к тому делу о казнокрадстве и не пытайся соврать, ты не умеешь врать. Ты же двадцать лет уже не брал из казны, что случилось?

Его глаза наполнились слезами, Алексаша опустил голову и подумал

«Да, Не на долго удалось мне скрыть от Петра правду».

Алексаша рассказал историю с племянником и уткнулся Петру в плечо, признавая свою вину.

– Так вот значит в чём дело! Урок тебе: больше так не делай. Хотя, и ругать-то тебя не хочется: не для себя деньги взял. Что же ты у меня помощи не попросил? Вот теперь переволновался, лица на тебе нет… – сказал Пётр.

Алексаша посмотрел на Петра большими от удивления глазами и спросил с волнением:

– И ты не накажешь меня?

– Глупый младший братик, я тебя никогда не накажу и не обижу, я даже сердиться долго на тебя не могу! – посмеялся Пётр.

Алексаша несказанно обрадовался, просветлел лицом, обнял Петра. Пётр погладил ласково Алексашу по голове, провёл рукой по его длинным пшеничным волосам.

Потом они сидели за обедом, Пётр налил Алексаше вина.

– Увы, я не пью, здоровье не позволяет… – отказался Алексаша.

– Ну, чтобы расслабиться…

– Нет, мне нельзя…

– Тьфу, и выпить не с кем! – шутя, выругался Пётр.

Соколовский заглянул в столовую и неприятно удивился: ему не удалось поссорить Петра и Алексашу. Пётр погладил Алексашу по переносице.

– Фу, кошачьи нежности! – проворчал Владислав Соколовский.

Но отчаивался Владислав Соколовский недолго. Скоро он придумал новый коварный план. Соколовский стащил из стола Петра одно из Алексашиных писем, заказал писарю написать письмо подчерком Алексаши, а текст придумал такой:

«Мы все против реформ Петра. Я планирую сделать переворот, и когда я встану на престол, то отменю многие реформы. Надеюсь, дворянство меня поддержит. Александр Данилович Меньшиков».

Когда письмо было готово, Соколовский не без удовольствия подкинул своё сочинение на стол Петра.

…Утром Пётр, как обычно, взялся за бумаги и обнаружил незнакомое письмо. Он начал его читать и всё поплыло перед глазами Петра, в сердце защемило, Пётр не мог и не хотел верить, что его названный братик – предатель и заговорщик. Слёзы выступили на глаза Петра, а лицо перекосилось от боли: он решил отпустить Алексашу. Сказать легко, трудно сделать.

Рано утром Пётр приехал в усадьбу Алексаши, ему сказали, что Алексаша ещё спит. Пётр широкими шагами вошёл в спальню Алексаши и, словно нож, резанула его мирная картина: Алексаша, улыбаясь, дремал с Бусинкой. С минуту Пётр любовался этой сценой, а потом толкнул Алексашу и громко сказал:

– Вставай, одевайся, мы едем!

– Куда? – удивился со сна Алексаша.

– Не спрашивай! Собирайся живей! – приказал Пётр.

– Пётр, что-то случилось? – спросил Алексаша.

Пётр только нахмурился, но не ответил.

Пётр и Алексаша скакали на конях долго, глубоко в лес, а когда уехали так далеко, что их никто не мог видеть и слышать, Пётр показал письмо Алексаше и спросил:

– Твоё?

– Откуда я знаю? Подчерк похож. Дай прочту… – ответил Алексаша и выхватил письмо у Петра. Алексаша продолжительное время вглядывался в письмо, а потом засмеялся:

– Ну и глупость! Не знаю, кто это написал, но точно не я, мне такое и в голову-то не придёт…

– Ты лжёшь! Не оправдывайся! – прокричал Пётр.

– Да ты кому веришь: этой бумажке или мне? – обиделся Алексаша.

Пётр опустил голову.

Алексаша понял всё без слов, обида обожгла его сердце, слёзы потекли по щекам, он дал пощёчину Петру и заявил:

– Я-то думал, что ты мне брат, а я за столько лет, оказывается, не заслужил твоё доверие! Ну, ты меня и оскорбил! Значит, нам не по пути!

И друзья разъехались в разные стороны. Долго Алексаша, плача, ехал, куда глаза глядят, когда вдруг услышал крик.

«Это кричит мой старший братик!» – промелькнуло в голове Алексаши и, забыв все обиды, он поскакал на крик.

Когда Алексаша прискакал к месту, то увидел разбойников и привязанного к дереву Петра. Один из разбойников наставил пистолет на Петра…

«Только бы успеть!» – подумал Алексаша и ринулся между разбойником и Петром…

Пуля вошла Алексаше в плечо, тот рухнул с коня, разбойники разбежались. Пётр освободился от верёвок и подбежал к Алексаше…

… Пётр положил Алексашу себе на руку и заплакал:

– Что я наделал! Как я мог сомневаться в тебе! Я тебя так обидел, а ты пожертвовал собой ради меня! Прости меня, братик, я больше никогда не буду сомневаться в твоей верности! Младший мой братик, очнись, пожалуйста, и я буду носить тебя на руках! Всё будет по-старому, даже лучше, только очнись и прости меня!

Тут Алексаша открыл глаза, улыбнулся и сказал:

– Не обижайся, но я всё слышал. Я не обижаюсь на тебя…

Пётр обрадовался, обнялся с Алексашей, а потом взял его на руки и отнёс к придворному лекарю. Тот вынул пулю, и месяц Алексаша лежал, а Пётр ухаживал за ним. Когда об этом узнал Соколовский, то воскликнул:

– Нет, это – настоящая дружба, её нельзя разрушить!

И признался в подделке письма и клевете на Алексашу. Пётр так был рад, что Алексаша выздоровел и они с Алексашей снова братья, что на радостях простил Соколовского.

А когда Алексаша выздоровел, они с Петром устроили пышные гуляния и благодарили Бога за то, что их дружба не разрушилась, а только окрепла.

… На гулянии Алексаша сел в повозку и позвал с собой Петра, и они лихо промчались на тройке белых коней с весёлой песней:

«Колокольчик звенит под дугой…

Что ты грустишь, братик мой дорогой?

Сядем в сани и помчимся,

Увезу тебя веселиться,

Мы помчимся лихо,

Не тоскуй, мой милый…

Прижмись ко мне, братишка –

Светлоголовый мальчишка.

Назову тебя ласково,

Пальцы унизаю перстнями яркими,

Сядем рядышком близко – близенько…

Стал покладистым гонористенький…

Колокольчик звенит под дугой,

Я так рад, что ты со мной, братик дорогой…»

Царевич Алексей

…А той порой исполнялось царевичу Алексею Петровичу двадцать восемь лет, и Пётр задумал своего сына женить.

Пётр и Алексей шли мимо Петропавловской крепости, когда Пётр сообщил ему об этом.

– Батюшка, ну зачем мне эта женитьба? – возмущался Алексей.

– А тебе ничего не надо! Газету мою ты обсмеял, в военных действиях участвовать не хочешь, я, вообще, не знаю, тебе хоть что-то от этой жизни нужно?! – тут Пётр заметил, что Алексей выцарапывает на стене Петропавловской крепости слово « рок» – И перестань выцарапывать всякую ерунду, слушай, что я тебе говорю!

Невестой сыну Пётр выбрал принцессу Австрии Шарлотту.

Её привезли в Санкт-Петербург, переодели в русский костюм и представили на смотрины Петра и Алексаши.

– Хороша девушка, неплохой женой моему крестнику будет, только худая… – сказал Алексаша.

– Обычная девчонка, просто в корсете… – махнул рукой Пётр.

… А вечером была свадьба Алексея и Шарлотты. Алексей стоял мрачный и не танцевал.

– Его высочество решили подпирать стенку! – смеялись светские барышни.

– Алексеюшка, чего не танцуешь? – спросил Алексаша.

– Я не пью… – с таким же недовольным видом ответил Алексей.

– Я тоже не пью, но это не мешает мне веселиться… – посмеялся Алексаша и пустился в пляс с Дарьей.

Алексей сел рядом со своими друзьями: Вяземским, Кикиным и Игнатьевым.

– Не это – не красавица, я тебя со своей крепостной девицей Ефросиньей сведу, вот та – красавица! – сказал Вяземский.

… Ночью Алексей готовился ко сну, когда его позвал Вяземский.

Они сели в карету и приехали в усадьбу Вяземского. Только Алексей вышел из кареты, им на встречу вышла женщина. Алексей посмотрел на неё и затаил дыхание: она была похожа больше на прекрасное видение, чем на живую женщину. Алексея поразили её раскосые огромные чёрные глаза, как у эльфа, пышная грива волос огненного цвета, ровные черты лица, словно нарисованные дуги бровей, алые губы, женственная фигура.

Эту ночь Алексей провёл в усадьбе Вяземского. За интим Алексей подарил Ефросинье перстень.

– Продай мне её! – на утро попросил Алексей.

– Что, понравилась? – ухмыльнулся Вяземский.

– Очень! – воскликнул Алексей.

Вяземский продал её, но за большую цену. Алексей не поскупился.

Алексей стал одевать богато Ефросинью, проводить с ней много времени, Шарлотта стала ревновать, жаловаться Петру, Пётр выговаривал Алексею, молодой царевич сердился. Но скоро Шарлотта погибла в родах, когда хотела подарить Алексею сына( до этого Шарлотта уже родила дочь Наталью). Нашлись другие причины для конфликта Петра с сыном.

Алексей терпеть не мог мачеху Екатерину, не хотел участвовать в реформах Петра, за что опять получал выговоры от отца.

А когда Алексей обидел Алексашу, то сын и отец разругались в пух и прах. А ещё Алексей обижался на отца за то, что он так обошёлся с Евдокией Лопухиной. Так пропасть между Алексеем и Петром увеличивалась…

А однажды Пётр ждал Алексашу с исповеди, когда услышал за соседней стенкой, что на исповеди говорил царевич Алексей своему духовнику Игнатьеву:

– Я ненавижу своего отца…

– Да простит тебя Бог, мы все ненавидим Петра… – ответил Игнатьев.

Петра словно кипятком облили, он влетел в комнату и дал Алексею пощёчину с криком:

– Я для тебя всё, я же тебя люблю, а ты так со мной!

– А ты подслушивал! – возмутился Алексей.

После этого наследником Пётр объявил своего сына Петра второго от Екатерины.

– А я тогда кто?! – неприятно удивился Алексей.

Когда Шарлотты не стало, Алексей просил руки и сердца Ефросиньи, но оно выставила условие:

– Я стану твоей женой только, если ты станешь царём!

Алексей расстроился, но решил посоветоваться с Кикиным. Тот сказал:

– Ваше высочество, вам не обязательно идти войной против отца, вам нужно сбежать с вашей женщиной за границу и изображать из себя противника петровских реформ и злостного заговорщика против царя. Так вы протяните время и будете с вашей возлюбленной, а я всё приготовлю для побега…

Следующей ночью Алексей, Ефросинья, Игнатьев, Кикин и Вяземский сели на корабль и скоро были далеко от России…

– Ваше высочество, выйдите из каюты, произнесите речь, подтвердите свой настрой воевать с Петром… – посоветовал Вяземский.

Алексей вышел на палубу, все устремили на него взгляды. Сначала Алексей стушевался, но потом вдохновение озарило его, и полились сами речи о том, что он давно не поддерживает отца, хочет сам встать на престол и вернуть старые порядки. А Игнатьев смотрел долго на Алексея и вдруг задумчиво произнёс:

– Ваше высочество, а ведь по тени на луне я вижу, что вы будете несчастливым человеком…

– Не знаю, но обратной дороги после этой речи мне нет… – ответил Алексей.

Алексей закончил речь и спустился в кают-компанию.

– Кого я обманываю?! Я ведь не смогу сделать того, что пообещал! Я же только изображаю заговорщика!

– Уверены, что изображаете, а не являетесь, Ваше высочество? – вдруг с лукавым выражением лица спросил Вяземский и подвёл Алексея к зеркалу.

– Кого вы там видите?

– Просто человека по имени Алексей…

– А я вижу царя и самодержавца всея Руси Алексея Петровича! – сказал Вяземский.

Алексей выпрямился и совсем по-другому взглянул на себя, ему понравились слова Вяземского…

Скоро Алексею и его приближённым предоставил убежище австрийский король, который в это время враждовал с Петром…

…Алексей прибыл в крепость, в которой собирался скрываться. Только карета заехала, на встречу Алексею вышел комендант крепости: граф Шёрберн.

– Проходите, проходите, Ваше высочество! Столько гостей, я так рад! – с притворной приветливостью сказал граф.

Тут ворота закрыли, и Алексею стало как-то не по себе…

… Когда Пётр узнал, что Алексей убежал во враждебную России страну, то так был огорчён предательством Алексея, что слёг.

Алексаша очень волновался: обыкновенно, Алексаша был младшим, слабеньким и часто болел, а тут настал черёд и Алексаше поухаживать за Петром. А потом в руки шпионов Петра попали письма Алексея к правителям других стран. Когда Пётр прочитал в этих письмах слова: «Я хочу встать сам на престол, я против реформ отца», « Отец, говорят, болен, и я надеюсь, что он скоро Богу душу отдаст», Петру, словно нож в душу вставили, он заплакал и не мог эту ночь уснуть. Ночью они разговаривали с Алексашей, Алексаша утешал Петра, и к утру Пётр всё-таки уснул.

А Алексаша сел у окна и долго смотрел на купола церкви с мыслью:

«Боже, за что такое наказание моему братику?»…

И вспомнил куплет из старой песни:

«Золотые купола – немые свидетели,

Золотые купола – вы всё сами видели,

Скажите мне, золотые купола,

В чём я виноватый…»

… А тем временем Алексей тоже смотрел в окно и думал:

«Ох, грех на себя беру, что против отца иду, но Ефросинья… хоть какое-то время с ней побуду. Я так её люблю!.. Ради неё я на всё готов!..».

И по просьбе Ефросиньи Алексей говорил австрийскому королю, что собирает армию против Петра, писал о помощи в этом деле Карлу двенадцатому и другим королям. Шпионы графа Толстого доставали эти письма, и их содержание обжигало сердце Петра.

Все во дворце внушали Петру, что его сын – предатель. Пётр, обыкновенно ни с кем не считавшийся и всегда имеющий своё мнение, растерялся.

– Алексаша, я написал письмо Алексею, отвези… – попросил Пётр

– Конечно…

Когда Алексаша приехал в Австрию, Алексей встретил его неприветливо.

– Отец просит, чтобы ты вернулся домой… – сказал Алексаша.

– Александр Данилович, я не вернусь! И не ездите ко мне больше! – поджав губы, ответил Алексей.

– Отольются тебе отцовские слёзы! – обиделся Алексаша.

Алексей только ещё крепче сжал губы и опустил голову…

… Алексаша как можно скорее приехал к Петру, но не знал, как сказать о такой реакции Алексея…

Пётр спал, а замученный Алексаша со слезами на глазах смотрел на постаревшего болеющего Петра и жалел названного брата.

Тут в комнату заглянул Толстой и съязвил:

– Александр Данилович, не изображайте сочувствие, его величество всё равно не видит!

– А вы, оказывается, жестокий человек… – ответил устало Алексаша.

… Время шло, Алексей всё больше врал, путался в своём вранье и уже начинал верить в то, что он – предатель. Всё чаще беспокоился Пётр и хотел, чтобы Алексей вернулся домой. Пётр написал новое письмо, в котором просил Алексея возвратиться в Россию и обещал, что не будет его судить.

Снова Алексаша помчался с письмом в Австрию.

В этот раз до Алексея его даже не допустили. Тогда Алексаша отдал перстень графу Шёрберну, чтобы тот провёл его к Алексею.

Алексей продемонстрировал, что не очень рад Алексаше. Бедному Алексаше ничего не оставалось, как с горечью в душе передать письмо и уехать.

Алексей ушёл в свою комнату и распечатал письмо.

… Алексей читал письмо, и слёзы капали на бумагу.

Слова отцовской любви и прощения так тронули душу Алексея, что тот плакал, сжигая это письмо…

– Батюшка, прости меня, я уже столько наворотил, что мне нет дороги обратно! Я – иглы в твоём лавровом венце! Я не хотел, чтобы тебе было плохо, просто я хотел счастья, но, видно, на чужом горе счастья не построишь! Я желаю тебе, папочка, всего самого лучшего! У тебя будут ещё сыновья, более послушные, красивые, способные, чем я, а я… я – отрезанный ломоть, я недостоин твоей снисходительности! – говорил Алексей, обжигая руки и рыдая…

…Алексей письмо сжигает,

Он о прощенье не мечтает:

Уж слишком много натворил…

Слёзы текут, читать письмо нет сил,

Отец вернуться домой просил,

Но Алексей твёрдо решил,

Что домой нельзя возвращаться,

За счастьем Алексей за границу умчался,

Здесь он совершенно заврался,

Предателем родины стал он считаться,

Но отец написал, что давно простил,

И душу Алексея разбередил…

Алексей тонкие губы сжал,

А потом сквозь слёзы такие слова сказал:

«Эх, отец, люблю я тебя, как себя,

Но рядом быть нам уже нельзя,

Ты прости своего непутёвого сына,

Будут у тебя ещё сыновья,

Будут радовать они тебя,

А я… я терний в твоём венце,

Прости, что несчастья приношу я тебе…»

… Тут зашла Ефросинья и спросила:

– Что ты сжигаешь? И почему у тебя красные глаза?

Алексей ничего не ответил. Ефросинья и так догадалась, от кого было письмо.

– Ну, ты решал уже, с кем ты – с отцом или со мной! – заявила Ефросинья.

– Конечно с тобой, когда я стану царём, вся Россия будет твоя… – ответил Алексей, и он стал из-за лжи противен сам себе…

А тем временем Пётр рвёт и мечет: как вернуть сына, скоро война с Австрией, а они могут манипулировать Петром с помощью Алексея.

– Ваше величество, я знаю, как вернуть Алексея, только мне нужны деньги, очень много денег! – заявил Толстой.

…Пётр был согласен на всё и дал Толстому баснословную сумму.

(Алексаша ругается на Толстого)

– Поздравляю с новым вероломством! Конечно, я тоже ихочу, чтобы Алексей вернулся, но если ты будешь настраивать Петра против Алексея, я тебе такую жизнь устрою!– сказал Алексаша Толстому и погрозил кулаком.

Толстой только посмеялся.

Толстой часть денег забрал себе «за хорошую службу», а часть дал Шёрберну за то, чтобы тот сказал, яко бы по секрету, Алексею, что Алексея хотят выслать из Австрии в Россию.

Когда Шёрберн выполнил уговор, Алексей возмутился, испугался такого позора и решил ехать в Россию добровольно.

– Собирайся, дорогая, мы с нашим малышом (а к тому времени у Ефросиньи и Алексея был ребёнок) едем в Россию! – в спешке собирая вещи, сообщил Ефросинье Алексей.

– Скажи, а с чего бы мне за тобой ехать? Ты в России кто? Предатель! А я не хочу, чтобы мой ребёнок рос в Сибири! – ответила Ефросинья.

Алексей округлил глаза, сел, какое-то время в замешательстве молчал, а потом с поникшим видом пробурчал:

– Как не едешь? Значит, ты предаёшь меня? А ради тебя такого наделал! Ну, что ж, Бог тебе судья, прощай!

…Чем ближе подъезжала карета, тем бойчее стучали колёса, а им в унисон быстрее стучало сердце от волнения: спустя столько времени отца и сына ждала новая встреча…

(разговор Алексея и Петра)

… Карета подъехала к Петергофскому дворцу Монплезир, Алексея встретил Алексаша, провёл в комнату и оставил со словами:

– Пётр хочет поговорить с тобой, не перечь отцу…

Алексей зашёл в соседнюю комнату и увидел отца, дремлющего в кресле.

Алексей посмотрел на него, и сердце сжалось: отец сильно постарел и выглядел очень болезненно.

– Бедный папа… и всё из-за меня… – прошептал Алексей и хотел уйти, но тут неосторожно наступил на пол, половица скрипнула, и Пётр проснулся.

– Сынок, подойди ко мне… – позвал Пётр сына.

Алексей опустил голову, подошёл к Петру. Пётр хотел поправить чёрные пряди Алексея, но Алексей отодвинул руку отца.

– Зазря ты так, я скучал… – сказал Пётр.