Kitobni o'qish: «Приёмная дочь Бабы Яги»
ПРОЛОГ
Дождь шёл тугими ледяными струями, от которых даже у самого закалённого непогодой человека сводило судорогой пальцы на руках, и так не к месту появлялась вездесущая простуда окрашивающая нос в рдяный цвет и добавляющая голосу тот милый гнусавый акцент превращающий «мокрого» в «бокрава». Дождь шёл вот уже вторые сутки. Вторые сутки раненым зверем ревел стылый осенний ветер, заглушающий даже громовые раскаты непонятно по какой причине проявившейся в разгар осени грозы. Раскалённые росчерки молний второй день приводили в смятение и так до смерти напуганных крестьян, раздражали своей навязчивостью более богатое общество и повергали либо в бешенство, либо в уныние редких странников, отважившихся высунуть нос из сухого и тёплого дома. Именно такого вот путника, бредущего по берегу Звонкой, а ныне мутной, бурлящей и пузырящейся, речушки и увидела русалка Верея.
Верею в отличие от людей не пугала разбушевавшаяся стихия. Наоборот. Ей доставляло удовольствие просто сидеть на замшелом камушке, помнящем ещё Верейку-птичницу с горя бросившуюся в Звонкую, не пережив первого в своей семнадцатилетней жизни предательства. Тогда, две сотни лет назад, этот неприглядный валун находился на берегу, сейчас же воды в реке поднялись и камень оказался в добрых трёх саженях от поросшего травой бережка. Тогда жил Денька кузнецов сын, променявший любовь первой красавицы села на богатое приданное дочки скорняка и на эту самую дочку собственно.
Так много лет прошло. Умер от старости в окружении большой семьи предатель Денька с рябой жёнушкой, умерли их дети, внуки и правнуки…, а Верея до сих пор до боли чётко запомнила самодовольное круглое всё в оспинках лицо дочки скорняка и прячущего от неё глаза Деньку. Русалка фыркнула, тряхнула мокрой копной чёрных с заметной прозеленью волос, ударила босой ножкой по воде и засмеялась, ловя ладошками, брызги и дождевые капли. Её смех резко оборвался, когда невдалеке послышался отчаянный рёв человечьего младенца.
Верейка закрутила головой, стараясь понять, откуда доносится плач, приметив направление, соскользнула с валуна и стремительно поплыла на звук. Зачем? Это люди придумали, что русалки бесчувственные и холодные, что мстя, убивают мужчин, заманивая их в воду и там топя. Что сделаешь, если эти самодовольные глупцы, вместо того, чтобы бежать завидев речную деву, сами бросаются к ней пытаясь поймать. Конечно, русалки тоже не безгрешны. Они частенько завлекают приглянувшихся мужчин для того, чтобы развлечься, а заодно и жизненных сил попить, но их ли вина, что мужчины хотят большего и погибают, не дотянувшись до желаемого.
Плач перерос в громогласный рёв, тут же и оборвавшийся. Если бы сердце у Вереи до сих пор билось, то в тот момент оно бы точно пропустило удар, а то и два. Она услышала всплеск, будто от крупного брошенного камня, перекрытый новым громовым раскатом. Одновременно со всплеском из кустов волчьего лыка, росшего у поворота Звонкой, быстрым шагом вышел давешний путник высокий и нескладный, закутанный в плащ с глубоко надвинутым на голову капюшоном. Он, не оглядываясь, зашагал прочь от реки и быстро скрылся за пеленой дождя. Но Верея не стала дожидаться, когда он отойдёт достаточно далеко. Она плыла на пределе своих немалых возможностей, но похоже всё равно опоздала.
Русалки видят в водяной толще даже лучше чем на суше, и Верейка мгновенно заметила серый комочек, медленно опускающийся на дно. Подплыла, обхватила руками, вынырнула на поверхность и, как рыбка, выскочила на бережок, прямо под раскидистой ивой. Русалка села на оставшуюся до сих пор сухой под густым пологом листвы траву и поспешно начала разматывать ткань, в которую было укутано маленькое тельце.
Первый раз за много столетий Вереи хотелось рыдать и выть в голос от безысходности. Крошечная новорождённая девочка не дышла. У русалки вырвался тоненький всхлип и на глаза навернулись слёзы.
–Как же так?! – разревелась она, бестолково встряхнув маленькое тельце.
Новый приступ рыданий перекрыло изумление, граничащее с шоком – девочка открыла глаза…
Глава 1. Кот, русалка и младенец в люльке.
На уютной небольшой кухоньке было полутемно, только одинокая свеча на грубоватом столе из цельного дерева освещала пространство вокруг, выхватывая из тьмы небогатый интерьер жилища. Большая белёная печка с полатями, прикрытыми красной занавеской с вышитыми бело-чёрными узорами, была жарко натоплена. Рядом с печкой притулилась широкая лавка, на которой дремал крупный рыжий кот с лобастой головой и длинным пушистым хвостом, нервно подёргивающимся время от времени. Коту, возможно, снились мыши или, что вернее, лягушки, в изобилии водившиеся на болоте где и стоял домик.
У дальней от стола стены высился массивный шкаф, расписанный цветами и птицами. Чуть левее стоял длинный разделочный стол, на котором громоздились кувшины и кувшинчики, баночки, ступки, пестики, ложечки различной вместимости и главным украшением были большие медные весы с начищенными до блеска чашечками. Чуть в стороне от весов в рядок стояли гирьки. Над столом, подвешенные к потолочной балке, сушились пучки ароматных трав.
Из кухни вели две двери: одна в просторную спальню, другая в тесные, полутёмные сени. Именно со стороны второй двери и послышались сначала лёгкие, явно женские, шаги, затем тихонько скрипнула вредная третья ступенька крылечка, ещё несколько лёгких шагов, тихое шебаршение и едва слышное возмущённое бормотание. Наконец дверь распахнулась, впуская хозяйку и порывистый ледяной ветер, чуть не затушивший одинокую свечу.
–Тьфу ты, ну ты! – выругалась девушка от души и поспешила притворить дверь, оставляя стылый ветер горестно стенать по ту сторону.
Немного поразмыслив, она ещё и щеколду задвинула, так, на всякий случай. Затем девушка зябко передёрнула плечами, сняла с себя и повесила вымокший насквозь плащ поближе к печке. Прошлёпала босыми ногами по застланному затейливыми циновками полу в свою спальню. Подол чуть коротковатого старенького сарафана, заканчивающийся в районе щиколоток, был заляпан бурыми, начавшими подсыхать пятнами грязи и когда девушка делала шаг, мокрая, выстывшая ткань липла к ногам, заставляя морщиться от неприятных ощущений. Увы, но чтобы переодеться, необходимо было сначала добраться до сухих вещей.
В спальне было темно. Девушка тихонько шепнула простенькое заклятье, и в помещении разом вспыхнул десяток толстых свечей, расставленных в разных частях комнаты. Тёплые жёлтые огоньки осветили обстановку, совершенно не вяжущуюся с предыдущей комнатой. Если кухня была обставлена привычными для простой пусть и зажиточной знахарки вещами, то спальня, отделённая распахнутой сейчас дверью, больше походила на горницу какой-нибудь княжны.
Просторная комната днем, несомненно, была самым светлым, солнечным местом этого дома, благодаря большим окнам, прорубленным в трёх из четырёх стен. В окнах были вставлены справные сосновые рамы с настоящими хрустально прозрачными стёклами, что являлось не просто знаком достатка хозяйки, а указывало на привычку к роскоши.
Помимо окон, примечательным в помещении являлось почти всё: начиная с внушительной кровати светлого полированного дерева и заканчивая заморским туалетным столиком с громадным зеркалом в овальной раме. В спаленке присутствовали и другие занимательные вещички. В широком пространстве между двух окон расположился массивный книжный шкаф, плотно заставленный забранными в кожу дорогими фолиантами. Напротив шкафа стоял стол с письменными принадлежностями и кипами дорогой именной бумаги. Одна часть стены рядом с дверью была стыдливо отгорожена высокой ширмой на манер восточных царств. За ширмой пряталась большая и вместительная медная ванна, блестевшая начищенными боками. По другую сторону от двери стоял ещё один далеко немаленький шкаф, но на этот раз платяной, сработанный из ореха, отделанный медными накладками и ручками изумительно тонкой работы. Рядом со шкафом, прямо под одним из окон, стоял сундук, покрытый мохнатой медвежьей шкурой. Судя по лежащей на меху книге, сундуком девушка пользовалась не по прямому назначению, а в качестве удобной широкой лавки для чтения и тихих посиделок у окошка. Шкуры закрывали и гладкий деревянный пол спальни, но не медвежьи, а волчьи разных оттенков серого. Над кроватью подвешенный за большое металлическое кольцо едва заметно колыхался расшитый тонким, витиеватым узором шёлковый полог.
Не только мебель, но даже мелкие безделушки говорили о хозяйке дома многое. Серебряная с перламутровыми вставками щётка для волос, небрежно забытая на бархатном покрывале постели. Хрустальный кувшин с водой, примостившийся на крохотном столике у кровати. Чернильница из малахита, сработанная в виде диковинного бутона. Что уж говорить о большой красивой шкатулке, украшенной мозаикой из янтаря, приоткрытая крышка которой давала полюбоваться на скрытые в её нутре жемчуга и украшения с драгоценными каменьями. Всё это и многое другое в голос кричало о самом что ни наесть благороднейшем и высоком происхождении хозяйки, чей домик затерялся на непролазном болоте на самой границе Царства Кощеева и земель рода Змея Горыныча.
В действительности хозяйкой сего дома, а вернее не просто дома, а самой что ни на есть настоящей Избушки-на-Курьих-Ножках, была Златослава, официально пропавшая, а на самом же деле просто сбежавшая из родного дома младшая дочь царя Ростислава Кощея. Венценосный папенька и прочие царственные родственники вот уже пару лет «отчаялись» найти пропажу и объявили всем желающим знать, что царевна де таинственным образом исчезла прямо перед своей свадьбой по причине злобного и мстительного характера местной Бабы Яги. Мол, вредная ведьма похитила девицу красную, дабы разладить отношения царя Кощея и его, так и не состоявшегося зятя, наследного царевича Светорецкого царства Ивана. Многие даже верили в эти россказни.
Мало кто знал, что на самом деле Баба Яга это не имя ведьмы, о которой в народе ходили разные слухи и жуткие, и вполне мирный, а почти что титул и род занятий многих женщин Кощеева рода. Издавна дочери сего царского семейства становились хранительницами своих земель, проводницами судьбы, привратницами в потусторонний мир. Они могли наделить любую вещь волшебной силой, помочь советом, а порой и более радикально вмешивались в людские судьбы. Яг в Кощеевом царстве почитали, но сторонились. Считалось, что нарушивший покой Бабы Яги без её на то дозволения или без поистине важного дела, может прогневить судьбу и удача навсегда отвернётся от него.
Так и жили Бабки Ёжки в царстве Кощеевом, помогали нуждающимся, давали надежду отчаявшимся и направляли ищущих. Увы, но род Кощеев никогда не был многочислен и девочки в нём рождались крайне редко, потому-то вот уже лет этак тридцать с небольшим Избушка-на-Курьих-Ножках пустовала, оставшись горькой сиротинушкой после трагической гибели последней Яги Прямиславы. Пустовала бы она боле, если бы не стечение обстоятельств, заставившие царевну Златославу сбежать почти из-под венца и искать убежища на Чёрных болотах в чудном жилище своей двоюродной бабки. С тех пор-то и жила Злата в Избушке, взвалив на свои плечи обязанности Бабы Яги.
В прочем эти самые обязанности и не тяготили её. За два года желающих наведаться к Бабе Яге пока не нашлось. Всё это время царевна потихоньку обживала Избушку-на-Курьих-Ножках, училась вести хозяйство и изучала оставшиеся от прежних Яг колдовские книги. О прежней жизни вне стен Избушки и царского терема отца Злата старалась не вспоминать.
Сегодня Злата особенно гнала от себя мысли о годах, проведенных в чародейской академии, так же гордо именуемой Магической Академией Восточных Земель. К великому сожалению молодой Бабы Яги, воспоминания об учебе в сим заведении не отпускали её на протяжении всего утра, и потому девушкой было принято решение немедля заняться чем-то таким, что позволило отвлечься от ненужных дум. Решение пришло мгновенно, стоило только взглянуть в окно на разбушевавшуюся по осени стихию.
Несмотря на уговоры Терентия, своего верного фамильяра, Златослава быстро собралась и отправилась на поиски цветов дождевика, которые обычно собирали именно в такую вот непогоду. Необходимости в этих несомненно полезных и довольно редких цветах у девушки не было, потому как у неё сохранился небольшой запас ещё с прошлого года, просто Злате требовался повод покинуть Избушку.
Златка бежала из тепла ставшей уже родной избы, зная точно, что сегодня с ней не преминут связаться родные и в особенности отец. Общаться с ним ей не очень-то и хотелось, не потому что она не соскучилась, а лишь от того, что отец вновь будет настаивать на её возвращение в отчий дом. Бежавшая царевна была уверенна, что Ростислав Кощей снова предпримет попытку достучаться до разума и совести дочери, чтобы вернуть ту в лоно семьи. Девушке были известны все доводы, которыми мог воспользоваться родной батюшка, потому-то спешила покинуть домик, пока зеркало в спальне не принялось звенеть бубенцами, призывая ответить взывавшему к ней.
Ренька обзывал её дурой и обиженной девчонкой, с чем Златослава мысленно соглашалась. Действительно, только дура могла влюбиться в двуликого, как Изначальный Змей, царевича Ивана. И только обиженная девчонка могла сбежать из-под венца, жестоко не отомстив изменнику. «А ещё я трусиха, – мысленно добавляла Злата очередную черту к своему портрету, – ведь только трусиха будет прятаться на болоте и избегать любого напоминания о предателе».
Именно по этой причине девушка сбежала из собственного домика и допоздна бродила по самым непролазным местам обширного болота, названного в народе Пограничным. Злате казалось, что за это время она не просто вымокла насквозь, а ещё и водой пропиталась, как морская губка.
Тихонько ругаясь себе под нос, чтобы не разбудить дремавшего Терентия, Златослава скинула промокшую и грязную одежду за ширмочкой и с блаженным вздохом забралась в исходящую ароматным паром ванну. Всё же положительные стороны от обучения в Академии были, хотя девушка бы никогда не призналась в этом даже самой себе. Не научись она управлять силой, не смогла бы так легко согреть себе воду для купания.
Расслабившись, Златка с наслаждением вытянула ноги и откинула голову на медный бортик. Усталость и дрожь словно бы растворялись в тёплой воде, а лёгкий аромат ромашки и череды успокаивал расшалившиеся от неприятных воспоминаний нервы. Девушка прикрыла глаза и, старалась ни о чём не думать, слушала, как за стенами родной Избушки завывает непогода.
Ветер то ревел раненным зверем, то стенал как не упокоенный дух, а порой в нём слышался отчаянный плач младенца… Младенца.… А ведь сложись всё по-другому и Злата сейчас наверняка баюкала на руках своего ребёночка. Если бы ровно два года назад она влюблённая глупая девчонка не пробралась тайком к любимому в спальню, то не увидела бы, как он развлекается с одной из своих холопок. Если бы она осталась в своих покоях с няньками и матерью, то на утро, как ни в чём не бывало, шла бы в Храм Богини Матери. Волхвы благословили бы их союз, и меньше чем через год на свет появился их с Иваном малыш.
Златослава выругалась, стремительно подскочила на ноги, поскользнулась, чуть не упав при этом, и выбралась из ванны. Закутавшись в вышитое розами льняное полотенце, девушка выскочила из-за ширмы и раздражённо прошлёпала к платяному шкафу. Извлекши длинную до пят зелёную рубаху из заморского шёлка, Злата натянула её прямо на влажное тело, а снятым полотенцем замотала мокрые волосы.
Теперь чтобы успокоиться девушке необходимо было нечто другое, нежели ванна с травяным отваром. Сунув ноги в замшевые домашние туфли, Златка прошла на кухню и принялась отщипывать от травяных пучков сухие листики и цветы, собирая их пузатую глиняную кружку. Подогрев на жарких углях печи воду в медном ковшике, молоденькая Баба Яга залила травяной сбор и, присев за обеденный стол, принялась ждать, когда завариться успокоительный отвар.
Над кружкой поднимался густой пар с терпким запахом лечебных трав. Водя пальчиком по краю стола, Злата отрешенно заметила, что отвар почти заварился, а вот плач ветра стал громче и требовательнее. Девушка раздражённо тряхнула головой, но звук, выводящий её из равновесия, не утихал.
–Да, что же это, в конце концов, такое?! – разозлилась Баба Яга, вскакивая со стула и решительно направляясь в сторону сеней.
По пути Златослава подхватила просохший плащ и, накинув его на плечи, сдвинула щеколду. Чуть приоткрыв дверь, она поежилась, почувствовав сырость и холод, передёрнула плечами и шагнула в темноту сеней. На ощупь нашла дверную ручку и прежде чем выйти на крыльцо накинула на всякий случай капюшон плаща.
Выглядывать даже на пару минут наружу, где бушевал промозглый осенний дождь, очень не хотелось, но только там она могла активировать заклятье охранного купола, который защитит Избушку не только от магических атак, но и от непогоды убережет. Да, и этот плач ветра будет не слышен, а то уж больно громким он стал, будто и впрямь младенец надрывается.
Собравшись с духом, Злата дёрнула ручку и распахнула входную дверь. Тут же налетевший ледяной порыв ветра, заставил девушку зажмуриться на мгновенье и поморщиться от попавших в лицо крупных дождевых капель. Последовавший за этим оглушительный громовой раскат и вовсе вынудил её чуть отступить назад под прикрытие родных стен. Когда же Златослава наконец решилась снова выглянуть наружу, то неожиданно обнаружила на ступенях крыльца странную гостью.
–Етишкин свет! – только и вымолвила Бабка Ёжка, разглядев кого принесла нелёгкая.
На широких дубовых ступенях, прижавшись к столбику перилец, сидела темноволосая русалка, пытающаяся укачать орущий мокрый свёрток. Златка прикрыла глаза в надежде, что всё это ей примерещилось, но открыв их спустя какое-то время, ей пришлось признать, что всё увиденное присутствует на самом деле. На всякий случай девушка ущипнула себя за руку, к сожалению и это не помогло, только синяк на руке поставила.
–Э-эй! – неуверенно позвала Ёжка, не решаясь подойти ближе. – Э-эй, ты! Ты чего там делаешь?!
Русалка вздрогнула и, повернув голову, глянула на Златославу. В громадных глазах речной девы явно читалась растерянность и испуг. Злата отрешенно отметила, что русалкой незнакомка стала совсем ещё юной девчонкой.
–Помоги! – едва слышно, будто слово далось ей с трудом, произнесла нечисть.
Царевна Златослава испуганно замерла, глядя округлившимися глазами на русалку, просящую о помощи. А вот Бабка Ёжка Злата быстро взяла себя в руки и, отодвинувшись, чтобы не загораживать проход, скомандовала:
–Поднимайся-ка и в дом топай! Ну, чего глазами хлопаешь?! Живо давай!
Русалка, как маленькая испуганная девчонка, громко шмыгнула носом, но быстро поднялась на ноги и, прижимая к груди надрывающегося младенца, поспешно взбежала по ступеням наверх. У самых дверей она поскользнулась и упала бы, не подоспей вовремя Златка и не придержи холодную, как сам осенний дождь, гостью за плечи. Русалка от испуга тоненько заголосила, чем в конец рассеяла все страхи Златославы в её отношении. Разве может эта неуклюжая девчонка с затравленным взглядом представлять угрозу пусть и для недоучившейся колдуньи.
–Дай сюда ребёнка, несчастье ходячее! – закатив глаза, потребовала девушка и протянула руки, чтобы забрать младенца.
Речница нервно дёрнулась, будто собиралась пуститься наутёк, но совладав с инстинктом, который буквально криком кричал в её голове об опасности, всё же передала маленькое тельце девушке. Злата приняла ледянущий свёрток и испуганно охнула, когда ребёнок нетерпеливо завозился, путаясь ножками и ручками в мокрой ткани.
–В дом быстро! – почти прорычала Ёжка и, подав пример, ринулась в тепло Избушки, бросив напоследок. – Дверь не забудь запереть!
С силой распахнув дверь, девушка ворвалась в кухню, но ни на секунду в ней не задержалась, бросившись в спальню. На ходу она разматывала мокрую и довольно грязную тряпку, в которую была замотана крошечная новорождённая девочка. Увидев бледную посиневшую кожу малышки и жгут пуповины сочащийся сукровицей, Златослава едва подавила в себе желание разрыдаться в голос.
Мысленно обозвав себя припадочной дурой, Злата закусила губу и, откинув мокрую тряпку в сторону, уложила ребёнка на свою кровать. Метнулась к шкафу, выдернула из аккуратной стопки шерстяной платок и бросилась назад к малышке, уже не надрывающейся плачем, а едва попискивающей, что пугало намного больше громких криков. Склонившись над маленьким тельцем, девушка с осторожностью принялась растирать бледные ручки и ножки, разгоняя кровь.
Златослава никогда не имела дела с такими маленькими детьми, да и занятия по целительству в Академии она частенько пропускала, но память услужливо подкинула ей далёкое детское воспоминание, когда она, пятилетняя девчонка, потерялась в лесу. В тот день Злата и её старшие братья Владимир и Юрий отправились навестить матушку, отдыхавшую в охотничьем доме, что в Звенящем Бору. Им оставалось проехать ещё треть пути, когда неожиданно началась метель.
Белая мгла скрыла и дорогу, и деревья. Всё, что было дальше трёх саженей, терялось в пелене снежинок, именно тогда кобылка царевны, испугавшись чего-то, сорвалась в галоп и унесла свою маленькую всадницу в неизвестность. Златослава чудом тогда удержалась на спине своей лошадки. Испуганное животное вломилось в самую гущу кустов дикой вишни, запуталась поводом и притихло. Спустя час и кобылу, и побоявшуюся слезть с животного царевну нашли братья и сопровождавшие их кмети. Девочка сильно замёрзла и никак не могла согреться, даже когда Владимир завернул её в свой плащ. Добравшись до охотничьего дома, братья спешно передали дрожащую как зайчишка сестрёнку в руки матери. Злата как сейчас помнила, сколь сурово были поджаты губы матушки, когда она смотрела на притихших сыновей и как осторожны были тонкие пальцы, когда она растирала замёрзшую дочку жёсткими шерстяными рукавичками.
Возможно, действия Златославы принесли пользу или, может быть, девочка согрелась в жарко натопленной Избушке, но кожа её медленно и верно начала приобретать свойственный ей розоватый, даже несколько более яркий оттенок. Всё это время девочка вяло шевелила ножками и ручками, слабо хныкала и то и дело, останавливая взгляд мутно синих глаз на Злате.
Решив, что уже достаточно, Ёжка прекратила растирать малышку и тепло укутала её сначала в шерстяной платок, а потом сверху ещё и в пуховый. Осторожно подхватив притихшую девочку на руки, Баба Яга поспешила в кухню, где её уже дожидалась забившаяся в самый дальний от печи угол испуганная русалка. Напротив речницы на расстоянии трёх локтей сидел Терентий и буравил взглядом зелёных глаз незваную гостью. Судя по нервно подёргивающемуся хвосту и прижатым к голове ушам, фамильяр был отнюдь не рад столь странной гостье.
–Ренечка, прекращай запугивать бедную девочку, – ласково обратилась Златослава к коту и нежным голоском добавила. – На хвост наступлю!
–Злая ты, Златка, и недобрая! – встрепенулся Терентий, принимаясь независимо точить когти о первую попавшуюся половицу. – Вот уйду я от тебя, покукуешь!
–Куда ты денешься! – отмахнулась девушка от слов обиженного фамильяра и устремилась к устрашенной Ренькой русалке. – Поднимайся и за стол садись!
Речница молча поднялась на ноги и сделала первый нерешительный шаг к столу. Опасливо глянула на вылизывающегося кота, почти бегом преодолела расстояние до стола и присела на краешек лавки, как можно дальше от печи, пышущей жаром, и украдкой следящего за ней Терентия, не перестававшего вылизывать переднюю лапу.
Златка непроизвольно усмехнулась и уже безбоязненно подошла к девчонке в тонкой, мокрой насквозь белой рубахе. Так близко русалку царевне видеть не приходилось, но разглядывать речницу получше она не стала. Не время сейчас. Вместо этого она вручила, сопящий свёрток в руки оторопевшей нечисти и наказала:
–Качай! Я молока для неё подогрею, у меня где-то было свежее.
Русалка только растеряно кивнула головой и принялась тихонько покачивать на руках младенца. Златослава направилась к внушительному шкафу, открыла дверцу и оглядела содержимое. Крынка с молоком стояла на нижней полке, оплетённая сетью заклятья, рассчитанного ровно на три дня. Девушка попыталась вспомнить, когда она последний раз была в Сколках, ближайшей к болоту деревеньке, где обычно закупала продукты. Вчера или всё же позавчера. Кажется, всё же вчера.
Кивнув своим мыслям, Баба Яга взяла крынку и уже вместе с ней прошла к столу, где в растерянности и остановилась. Подогреть молоко – это просто, а вот как накормить им новорождённого ребёнка царевна не имела понятия. Наливая молоко в глиняную кружку, девушка пыталась вспомнить, как её маленьких племянников кормили нянюшки, но отчего-то перед глазами вставала картинка, как полуторогодовалый пухлощёкий Ярополк увлечённо копался расписной деревянной ложкой в плошке с кашей. Нет, так не пойдёт! Малышке всего-то в лучшем случае пару дней от роду и сама она ложку взять не сможет, да и не едят такие маленькие детки кашу, даже пусть и молочную.
Просунув руку в загнётку и поставив кружку ближе к заслонке печи, Злата присела на край лавки и задумалась. Умная мысль в голову пришла только одна.
–Ренечка, скажи, а как новорождённых кормят? – ласково спросила Златослава у фамильяра.
–Окстись, девка! – огорошено просипел Терентий, прекратив вылизывать заднюю лапу. – Ты спрашиваешь у кота, как вскармливать человечьего младенца?! У кота?! Златка, я был лучшего мнения о твоих умственных способностях.
–Рень, ну у кого мне ещё спрашивать, а? – не обидевшись, пробормотала царевна и, подперев щёку кулачком, продолжила. – Мне же ребёнка младше пяти лет не доверяли никогда. Младших сестёр и братьев у меня нет. Племянниками няньки и невестки занимались, я их и видела-то хорошо пару раз в седмицу и то только на чужих руках. А ты, сокровище моё рыжее, на полвека старше меня, кому как не тебе такие вопросы задавать?
–Злат, я кот, а не кормилица, – возмущённо фыркнул фамильяр.
–Ну, Реня-я! – почти простонала девушка. – Чем мне кормить ребёнка?!
–Грудью! – вызверился рыжий и с независимым видом направился в спальню.
–Твоей?! – теперь уже вышла из себя Златослава и дёрнула проходящего мимо Теренития за пушистый хвост.
–Своей! – зашипел кот, пытаясь извернуться и ударить лапой Ёжке по руке.
–Только посмей! – пригрозила та, отпуская помятый хвост своего фамильяра.
–Дура! – огрызнулся Терентий.
–Корм для блох! – выпалила в ответ Баба Яга.
–Ах, ты по больному бить! – задохнулся от возмущения фамильяр. – Да, я тебе…
–У вас рожок есть? – неожиданно подала голос русалка.
Девушка и кот сверлили друг друга тяжёлыми взглядами, но тихий голос речницы вовремя остановил готовое начаться кровопролитие. Оба они дружно обернулись и, глянув на русалку, решили отложить смертоубийство на неопределенный срок.
–Рожок? – переспросил Терентий.
–Зачем? – добавила Златка.
–Если мать родами умирает или молока у неё нет, младенца из рожка кормят, – спокойно принялась объяснять русалка. – Внизу дырочку делают маленькую, молоко с водицей разводят и малышу дают.
–Чего сразу не сказала? – с подозрением прищурив зелёные глаза, потребовала ответа кот.
–А вы у меня и не спрашивали, – фыркнула речница, после перепалки этих двоих переставшая бояться и Бабы Яги, и её кота.
–Рожок, – задумчиво пробормотала Златослава, уже не обращая внимания на русалку и вполголоса ворчавшего на неё фамильяра. – Рожок!
Златка бросилась в спальню, никому ничего не объяснив. Озадаченный поведением хозяйки Терентий шмыгнул за ней и успел как раз в тот момент, когда Ёжка скинула с сундука шкуру, откинула крышку и залезла чуть ли не с головой в его недра. Из сундука при помощи ловких ручек девушки в разные стороны полетели до того момента аккуратно уложенные вещи, присланные отцом года полтора назад. Златке смутно помнилось, что, просматривая присланный из отчего дома сундук, наткнулась на небольшой охотничий рожок оправленный серебром и самоцветами. Тогда она решила, что видимо кто-то из племянников перед самой отправкой умудрился туда засунуть свою игрушку. Именно этот рожок царевна и пыталась найти.
По воле провидения рожок оказался на самом дне сундука и, когда девушка до него добралась, оказалось, что пол вокруг неё усеян скомканными отрезами разнообразных тканей, тесьмой, лентами и мотками пряжи. Злата обвела удивлённым взглядом разбросанное добро, но тут же махнула рукой и поспешила обратно на кухню. Рожок требовалось тщательно вымыть и желательно хорошенько прокипятить. По пути царевна умудрилась наступить на хвост Терентию, который не преминул взвыть дурным голосом на всю Избушку, чем конечно же напугал и без того впечатлительную русалку. Речница нервно дёрнулась, разбудив до того момента тихо посапывающую малышку. В жилище Бабы Яги повторно раздался отчаянный детский плач, переходивший порой в тихие жалобные всхлипывания, которые заставляли сердце девушки сжиматься от жалости.
–Реня, если подобный вопль повторится ещё раз, я тебе этот самый хвост вообще оторву, – как-то совсем буднично и почти спокойно предупредила Яга кота, одновременно набирая в черпачок чистой воды.
Возражать и возмущаться фамильяр не стал. Чувствуя свою вину и, уж чего греха таить, побаиваясь, что Златослава исполнит обещанное, Терентий бочком-бочком прошмыгнул вдоль стены и спрятался за печку. Русалка, пытавшаяся успокоить ребенка, заметив изворот кота, только презрительно фыркнула и что-то тихонечко почти на грани слышимости запела.
Златка не обратила внимание ни на одну, ни на другого. Девушка была занята. Сначала она кинула рожок в черпак и колдовством вскипятила в нём воду, подержала его в кипятке и подлила холодной воды. Только после этого Ёжка осторожно вытащила рожок и положила его на чистый полотенчик. Затем из загнётки была извлечена кружка с тёплым молоком, содержимое, которой было живо разбавлено колодезной водицей и залито в рожок. На кончике рожка тут же выступила крупная белёсая капля, не удержавшаяся и упавшая на пол, а на её месте к тому времени уже появилась другая.
Удовлетворенно кивну, Златослава позволила следующей капле упасть на тыльную сторону ладони. Молоко было не горячим и не холодным, а приятно тёпленьким, почти как парное. Вот теперь малышку можно было и накормить.
–Вот держи! – царевна протянула речнице рожок.
–Нет, – отрицательно покачала головой русалка и поспешила объяснить, – тебе самой надо учиться её держать и кормить. Я не могу тебе в этом помочь. Я же нечисть, в конце концов, и даже находиться в доме долго не могу, мне уже становится не по себе. Прошу, позаботься о девочке! Ты живая, у тебя тёплый дом и в нём обязательно найдётся место для этой малышки…
