Kitobni o'qish: «Маленькие мужчины»

Shrift:

Louisa May Alcott

LITTLE MEN

* * *

Глава 1
Нэт

– Подскажите, пожалуйста, сэр, это Пламфилд? – спросил мальчик-оборванец у человека, открывшего большие ворота, рядом с которыми мальчика высадил омнибус.

– Да. А ты от кого?

– От мистера Лоуренса. У меня тут письмо для леди.

– Хорошо. Шагай в дом и отдай его ей; она позаботится о тебе, ребятёнок.

Мальчик зашёл в дом, чувствуя себя очень ободрённым тем, как с ним говорил мужчина, потому что голос у него звучал располагающе. Сквозь мелкий весенний дождик, падавший на начавшую пробиваться траву и распускающиеся почки деревьев, Нэт увидел большой квадратный дом – на вид гостеприимный, со старомодным крыльцом, широкими ступенями и множеством светящихся окон. Ни занавески, ни ставни не могли скрыть мелькавшие в окнах отблески веселья; и, помедлив минуту, прежде чем постучать в дверь, Нэт увидел множество небольших теней, танцующих на стенах, услышал приятный гул юных голосов и почувствовал, что вряд ли весь этот свет, тепло и уют в доме имеют отношение к такому бездомному «ребятёнку», как он.

«Надеюсь, леди действительно позаботится обо мне», – подумал он и робко постучал в дверь большим бронзовым молотком в виде головы весёлого грифона.

Дверь открыла разрумянившаяся служанка и с улыбкой забрала у мальчика письмо, которое тот ей молча протянул. Казалось, она привыкла принимать незнакомых мальчиков, потому что кивком указала новичку на стул в холле и сказала:

– Посиди тут и немного обсуши обувь на коврике, а я отнесу это хозяйке.

Нэт нашёл, чем заняться, пока ждал; он с любопытством оглядывался по сторонам, наслаждаясь тем, что видел вокруг, но в то же время радуясь возможности сделать это незаметно из тёмной ниши у двери.

Дом, казалось, просто кишел мальчишками, которые разнообразили дождливые сумерки всевозможными развлечениями. По-видимому, мальчики были повсюду, «сверху и снизу у лестницы, и в комнате леди»¹, так как в открытых дверях тут и там виднелись симпатичные группы парней постарше, маленьких мальчиков и ребят среднего возраста, предававшихся разным видам вечернего отдыха или весьма бурной деятельности. Два широких помещения справа, очевидно, были классными комнатами, поскольку там повсюду в беспорядке стояли парты, были разбросаны карты, грифельные доски и книги. В камине горел огонь, и несколько парней праздно лежали перед ним на спине, обсуждая новую площадку для крикета с таким оживлением, что их ботинки так и мельтешили в воздухе. Высокий юноша упражнялся в игре на флейте в углу, совершенно не обращая внимания на царящий вокруг шум и гам. Двое или трое других ребят прыгали через парты, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух и посмеяться над забавными рисунками маленького шутника, который рисовал на доске карикатуры на всех присутствующих.

В комнате слева виднелся длинный обеденный стол, уставленный большими кувшинами со свежим молоком, грудами кусков чёрного и белого хлеба и идеально сложенными стопками блестящих пряников с глазурью, столь милых душам ребят. В воздухе витал аромат тостов, а также присутствовал намёк на запах печёных яблок, сильно дразнивший чей-то носик и голодный желудок.

Холл, однако, открывал самую привлекательную из всех картину, поскольку на верхнем этаже шла оживлённая игра в пятнашки. На одной лестничной площадке играли в шарики, на другой – в шашки, в то время как на самой лестнице сидел мальчик, читавший книгу, девочка, поющая колыбельную кукле, два щенка и котёнок. Череда постоянно сменяющих друг друга маленьких мальчиков съезжали по перилам, рискуя нанести ощутимый урон своей одежде и конечностям.

Нэт так увлёкся наблюдением за этой захватывающей гонкой, что отваживался всё дальше и дальше выходить из своего угла; как вдруг один очень резвый мальчуган съехал вниз так стремительно, что не удержался и свалился с перил – от такого удара у кого угодно треснула бы голова, однако после одиннадцати лет регулярных падений всё тело этого героя стало крепким, как пушечное ядро, – и тут Нэт совсем забылся и подбежал к упавшему наезднику, ожидая обнаружить его на волоске от смерти. Но мальчик всего лишь быстро заморгал, а затем принял удобную позу, взглянул в лицо новичку и удивлённо воскликнул:

– Привет!

– Привет! – отозвался Нэт, не зная, что ещё сказать, и решив, что такой ответ будет и кратким, и непринуждённым.

– Новенький? – спросил неподвижно лежащий на полу молодой человек.

– Пока не знаю.

– А как тебя зовут?

– Нэт Блейк.

– А меня – Томми Бэнгс. Пойдём наверх, тоже прокатишься, – Томми вскочил на ноги, как человек, внезапно вспомнивший о правилах гостеприимства.

– Думаю, я пока откажусь, надо сначала понять, примут меня сюда или нет, – ответил Нэт, чувствуя, как его желание остаться в этом доме растёт с каждой минутой.

– Слушай, Деми, у нас новенький. Иди сюда, пообщайся с ним, – и жизнерадостный Томас с прежним удовольствием вернулся к своему занятию.

В ответ на его зов мальчик, читавший на лестнице, поднял большие карие глаза, и после секундной паузы, как будто немного смутившись, сунул книгу под мышку, и спокойно спустился вниз, чтобы поприветствовать новоприбывшего, который нашёл что-то очень привлекательное в приятном лице этого стройного мальчика с кроткими глазами.

– Ты видел тётю Джо? – спросил он так, как будто речь шла о какой-то важной церемонии.

– Я ещё никого не видел, кроме вас, мальчики; я жду, – ответил Нэт.

– Ты от дяди Лори? – вежливо, но серьёзно продолжил расспрашивать Деми.

– От мистера Лоуренса.

– Его зовут дядя Лори, он всегда присылает хороших мальчиков.

Нэта, по-видимому, обрадовало это замечание, и он улыбнулся так, что его осунувшееся лицо стало очень симпатичным. Он не знал, о чём ещё говорить, поэтому ребята стояли, глядя друг на друга в дружелюбном молчании, пока не подошла маленькая девочка с куклой в руках. Она была очень похожа на Деми, только пониже ростом, с более круглым, румяным лицом и голубыми глазами.

– Это моя сестра Дейзи, – объявил Деми, как будто представляя редкое и ценное существо.

Дети кивнули друг другу, и на лице маленькой девочки от удовольствия появились ямочки, когда она приветливо сказала:

– Я надеюсь, что ты останешься с нами. Нам здесь так хорошо, правда, Деми?

– Конечно, хорошо: для этого тёте Джо и нужен Пламфилд.

– Кажется, это действительно очень милое место, – заметил Нэт, чувствуя, что должен что-то ответить этим любезным молодым людям.

– Это самое милое место в мире, правда, Деми? – спросила Дейзи, которая, очевидно, считала своего брата экспертом во всех вопросах.

– Нет, я думаю, что Гренландия, где айсберги и тюлени, гораздо интереснее. Но мне нравится Пламфилд, и это очень приятное место – жить можно, – ответил Деми, который недавно увлёкся книгой про Гренландию. Он собирался предложить Нэту посмотреть картинки и обсудить их, когда вернулась служанка, кивнув в сторону двери гостиной:

– Ладно, ты можешь остаться.

– Я рада, теперь иди к тёте Джо. – Дейзи взяла новенького за руку с милым покровительственным видом, отчего Нэт сразу почувствовал себя как дома.

Деми вернулся к своей драгоценной книге, в то время как его сестра повела новичка в заднюю комнату, где полный джентльмен играл с двумя маленькими мальчиками на диване, а худенькая леди держала в руках письмо, которое, казалось, перечитывала во второй раз.

– Вот он, тётя! – воскликнула Дейзи.

– Так это наш новый мальчик? Я рада видеть тебя, мой дорогой, и надеюсь, что ты будешь здесь счастлив, – сказала леди, привлекая Нэта к себе и откидывая волосы с его лба ласковой рукой и глядя на него материнским взглядом, который сразу же расположил к ней одинокое сердечко Нэта.

Она вовсе не была красавицей, но у неё было жизнерадостное лицо, которое, казалось, говорило, что его обладательница ещё не избавилась от некоторых детских ужимок и гримасок, что также выражал её голос и манеры; и эти особенности, которые трудно описать, но очень легко заметить и почувствовать, делали её добродушной, уютной женщиной, с которой легко поладить, и вообще она была «веселушкой», как сказали бы мальчики. Она заметила, как слегка дрогнули губы Нэта, когда она пригладила его волосы, и её проницательный взгляд смягчился, она сразу притянула тельце оборванца к себе и сказала, смеясь:

– Я матушка Баэр, этот джентльмен – папа Баэр, а это два юных Баэра. Идите сюда, мальчики, познакомьтесь с Нэтом.

Трое борцов сразу повиновались, и упитанный мужчина с пухлыми детишками на каждом плече подошёл поприветствовать новенького. Роб и Тедди только улыбнулись, а мистер Баэр пожал ему руку и, указав на низкое кресло у камина, сказал сердечным голосом:

– А вот и место для тебя готово, сын мой; немедленно садись и высуши свои мокрые ноги.

– Мокрые ноги? Действительно! Дорогой мой, сию минуту снимай обувь, и я мигом принесу тебе всё сухое! – воскликнула миссис Баэр и так энергично засуетилась, что при всём желании Нэт и глазом бы не успел моргнуть, как оказался в уютном небольшом креслице в сухих носках и тёплых домашних туфлях на ногах. Вместо того чтобы удивляться, он сказал «Спасибо, мэм!» с такой благодарностью в голосе, что взгляд миссис Баэр снова смягчился, и она весело отшутилась, как всегда делала, когда чувствовала себя слишком растроганной.

– Это туфли Томми Бэнгса, но он всегда забывает, что их нужно надевать в доме, поэтому больше он их не получит. Они тебе великоваты, но это даже к лучшему; ты не сможешь убежать от нас так резво, если бы они были тебе впору.

– Мне не хочется убегать, мэм. – Нэт сделал глубокий довольный вздох и протянул свои маленькие грязные ручки к уютному камину.

– Вот и хорошо! Теперь я хорошенько тебя просушу и постараюсь избавить от этого мерзкого кашля. Давно он у тебя, дорогой? – спросила миссис Баэр, роясь в своей большой корзине в поисках фланелевого лоскута.

– Всю зиму. Я простудился, а лучше почему-то никак не становится.

– Неудивительно, если он жил в сыром подвале, никто даже тряпку под его бедную спинку не подложил! – тихо сказала миссис Баэр своему мужу, который смотрел на мальчика опытным взглядом, отмечая впадины на висках и сухие лихорадочные губы, а также хриплый голос и частые приступы кашля, сотрясавшие сутулые плечи под ветхой курткой в заплатах.

– Робин, будь другом, сбегай к няне и скажи ей, чтобы дала тебе бутылочку микстуры от кашля и мазь, – сказал мистер Баэр и взглядом телеграфировал что-то жене.

Нэт выглядел немного встревоженным этими приготовлениями, но забыл о своих страхах, искренне рассмеявшись, когда миссис Баэр прошептала ему с заговорщическим видом:

– Слышишь, как мой плутоватый Тедди старательно кашляет. В сиропе, который я собираюсь тебе дать, содержится мёд, и он тоже хочет глоточек.

К тому времени, как принесли бутылочку с микстурой, малютка Тед так кашлял, что его личико раскраснелось от напряжения, и ему разрешили облизать ложку после того, как Нэт мужественно проглотил дозу лекарства и обмотал горло куском фланели.

Едва были сделаны эти первые шаги к исцелению, как прозвенел колокольчик, и громкий топот в зале возвестил о сборе к ужину. Застенчивый Нэт задрожал при мысли о встрече с таким большим количеством незнакомых мальчиков, но миссис Баэр протянула ему руку, а Роб покровительственно заявил:

– Не бойся, я тебя пликлою.

Двенадцать мальчиков, по шесть с каждой стороны, стояли за своими стульями, подпрыгивая от нетерпения сесть за стол, в то время как высокий юноша, игравший до этого на флейте, пытался остудить их пыл. Но никто не садился, пока миссис Баэр не заняла своё место за чайником, Тедди сел слева от неё, а Нэт – справа.

– Это наш новенький, Нэт Блейк. После ужина вы можете с ним пообщаться. Тише, ребята, тише.

Пока она говорила, все уставились на Нэта, а затем бросились на свои места, пытаясь вести себя прилично, но потерпели полное фиаско. Баэры делали всё возможное, чтобы мальчики вели себя хорошо за столом, и в целом им это вполне удавалось, потому что установленные правила были немногочисленны и разумны, а мальчики, понимая, что папа и матушка Баэр пытаются сделать их жизнь легче и счастливее, изо всех сил старались им подчиняться. Но иногда голодных ребят нельзя было усмирить, не применяя силу, и субботний вечер, наполовину выходной, был одним из таких исключений.

– Милые наши юные создания, пусть у них будет хоть один день, когда они смогут пуститься во все тяжкие: повопить, пошуметь и порезвиться как следует. Какой же это выходной без веселья и полной свободы – и раз в неделю они должны отдыхать на всю катушку, – обычно говаривала миссис Баэр, когда некоторые чопорные особы удивлялись, почему катания по перилам, драки подушками и всевозможные весёлые игры разрешаются под крышей некогда столь благопристойного Пламфилда.

Временами казалось, что вышеупомянутая крыша вот-вот обрушится, но этого никогда не происходило, потому что одного слова папы Баэра хватало, чтобы в любой момент вызвать штиль, и ребята усвоили, что свободой нельзя злоупотреблять. Итак, несмотря на все мрачные предсказания, школа процветала, и ученикам удавалось привить правила поведения и мораль, хотя они сами не до конца понимали, каким образом.

Нэт очень неплохо себя чувствовал, сидя за высокими кувшинами: неподалёку сидел Томми Бэнгс, совсем рядом – миссис Баэр, которая наполняла то его тарелку, то кружку, как только он их опорожнял.

– А кто этот мальчик рядом с девочкой на другом конце стола? – прошептал Нэт своему юному соседу под прикрытием взрыва хохота.

– Это Деми Брук. Мистер Баэр – его дядя.

– Какое странное имя!

– Его настоящее имя Джон, но все называют его Деми-Джон², потому что его отец тоже Джон. Это такая шутка, понимаешь? – любезно объяснил ему Томми. Нэт не понял шутку, но вежливо улыбнулся и поинтересовался:

– Он очень милый мальчик, правда?

– Я уверен, что да; много всего знает и читает без конца.

– А кто этот толстяк рядом с ним?

– О, это Стаффи Коул. Его зовут Джордж, но мы зовём его Стаффи³, потому что он очень много ест. Малыш рядом с папой Баэром – это его сын Роб, а вон там сидит его племянник – долговязый Франц; он кое-чему нас учит и вроде как присматривает за нами.

– Он ещё на флейте играет, да? – спросил Нэт, но Томми лишился дара речи, одним махом отправив себе в рот целое печёное яблоко.

Томми кивнул и сказал быстрее, чем можно было от него ожидать в тех обстоятельствах, в которых он оказался:

– Ну да, играет. А мы иногда танцуем и занимаемся гимнастикой под его музыку. Самому-то мне нравится барабан, и я собираюсь научиться на нём играть поскорее.

– А я больше всего люблю скрипку; я уже умею на ней играть, – сказал Нэт. Он почувствовал уверенность, заговорив на эту привлекательную для него тему.

– Правда умеешь? – и Томми уставился на него из-за ободка своей кружки округлившимися от любопытства глазами. – У мистера Баэра есть старая скрипка, он наверняка разрешит тебе поиграть на ней, если захочешь.

– Можно, да? О, мне бы очень этого хотелось. Видишь ли, я часто играл на скрипке, бродя по улицам со своим отцом и ещё одним мужчиной, пока отец не умер.

– Весело было? – воскликнул Томми, которого это очень впечатлило.

– Нет, ужасно; очень холодно зимой и слишком жарко летом. И я уставал; на меня иногда сердились; и я мало ел. – Нэт сделал паузу, чтобы откусить большой кусок имбирного пряника, как бы желая убедиться, что тяжёлые времена позади, а затем с сожалением добавил: – Но я правда любил свою скрипочку, и я очень по ней скучаю. Николо забрал её, когда умер мой отец, и прогнал меня, потому что я часто болел.

– Если будешь хорошо играть, тебя возьмут в наш ансамбль. Вот увидишь.

– А у вас здесь и ансамбль есть? – Глаза Нэта заблестели.

– А как же! Весёлый ансамбль, там одни мальчики; они дают концерты и всё такое. Сам всё увидишь завтра вечером.

После этого приятного и волнующего замечания Томми снова принялся за ужин, а Нэт погрузился в блаженную задумчивость, сидя над своей полной тарелкой.

Миссис Баэр слышала всё, что они обсуждали, хотя на первый взгляд была поглощена тем, что наполняла кружки и присматривала за малюткой Тедом, который так осоловел, что ткнул себе ложкой в глаз, уронил головку, точно розовый мак, и, наконец, крепко уснул, положив щёку на мягкую булочку. Миссис Баэр специально посадила Нэта рядом с Томми, потому что этот пухлощёкий мальчик общался с ним искренне и по-свойски, а это обычно очень располагает к себе застенчивых людей. Нэт почувствовал это и прямо во время ужина сделал несколько небольших признаний, которые явились для миссис Баэр ключиком к характеру новенького, что произошло быстрее, чем если бы она побеседовала с ним лично. В письме, которое мистер Лоуренс отправил с Нэтом, было сказано следующее:

Дорогая Джо! Этот случай просто создан для тебя. Мальчик осиротел, заболел, и у него нет друзей. Бедолага был уличным музыкантом; и я обнаружил его в подвале, где он оплакивал своего умершего отца и потерянную скрипку. Я думаю, в нём что-то есть, и, мне кажется, мы могли бы общими усилиями сделать из него человека. Ты исцелишь его измождённое тельце, Фриц поможет развить его ум, которым так давно никто не занимался, и когда мальчик будет готов, я проверю, гений ли он или всего лишь ребёнок, талант которого сможет обеспечить его достойным заработком. Дай ему шанс, ради твоего собственного сына,
Тедди.

– Конечно, мы им займёмся! – воскликнула миссис Баэр, прочитав письмо; когда она увидела Нэта, то сразу поняла, что, гений он или нет, перед ней стоял одинокий, больной мальчик, которому нужно было именно то, чем она так любила делиться, – дом и материнская забота. И она, и мистер Баэр тихонько наблюдали за ним; и, несмотря на рваную одежду, неуклюжие манеры и чумазое лицо, они разглядели в Нэте многое, что им понравилось. Он был худым, бледным мальчиком двенадцати лет, с голубыми глазами и красивым лбом под растрёпанными нечёсаными волосами; временами его лицо становилось встревоженным и испуганным, как будто он ожидал грубых слов или ударов. Чувствительные губы дрожали, когда на мальчика кто-то смотрел по-доброму, в то время как от ласковой речи его глаза лучились благодарностью, что было очень трогательно. «Боже, сохрани бедняжку, пусть играет на скрипке хоть целыми днями, если захочет», – сказала себе миссис Баэр, увидев нетерпеливое, счастливое выражение на лице новенького, когда Томми заговорил об ансамбле.

Итак, после ужина, когда ребята собрались в классной комнате, чтобы ещё немного «повеселиться», миссис Джо появилась со скрипкой в руке и, перекинувшись парой слов с мужем, подошла к Нэту, который сидел в углу и с большим интересом наблюдал за происходящим.

– А теперь, мой мальчик, сыграй нам какую-нибудь коротенькую пьеску. Нам для ансамбля нужен скрипач, и я думаю, ты прекрасно справишься.

Она ожидала, что мальчик застесняется, но он тут же схватил старую скрипку и начал гладить её с такой любовной заботой, что было очевидно: музыка была его настоящей страстью.

– Я очень постараюсь, мэм, – и это было всё, что он сказал, а затем провёл смычком по струнам, словно желая снова услышать дорогие ему звуки.

В комнате стоял шум и гам, но Нэт был словно глух ко всем звукам, кроме тех, что издавала скрипка, и он тихо заиграл сам для себя, забыв обо всём на свете в своём восторге. Это была всего лишь незатейливая негритянская мелодия, вроде тех, что играют уличные музыканты, но она сразу же привлекла внимание мальчиков и заставила их замолчать, а потом они и вовсе замерли, удивлённо и радостно слушая игру Нэта. Постепенно они стали подходить к нему всё ближе и ближе, мистер Баэр тоже пришёл взглянуть на мальчика; ведь Нэт играл и ни на кого не обращал внимания, как будто он наконец-то очутился в своей родной стихии. Глаза мальчика сияли, щёки раскраснелись, а худые пальцы так и порхали, когда он сжимал старую скрипку и заставлял её говорить с каждым сердцем на языке, который сам он очень любил.

Бурные аплодисменты оказались для него большей наградой, чем дождь из монет, когда он замер и огляделся, как бы говоря: «Я очень старался; пожалуйста, оцените мою игру».

– Слушай, ты играешь просто первоклассно! – воскликнул Томми, который уже считал Ната своим протеже.

– Ты будешь первой скрипкой в моём ансамбле, – добавил Франц с одобрительной улыбкой.

Миссис Баэр прошептала мужу:

– Тедди оказался прав: в этом ребёнке что-то есть. – И мистер Баэр выразительно кивнул, хлопнув Нэта по плечу, и сердечно сказал:

– Ты хорошо играешь, сынок. А теперь сыграй что-нибудь ещё, а мы тебе подпоём.

В жизни бедного мальчика настала самая счастливая минута гордости, когда его подвели к почётному месту у пианино, а ребята собрались вокруг. Не обращая внимания на его ветхие обноски, они смотрели на него с уважением и нетерпеливо ожидали, когда он снова заиграет.

Они выбрали песню, которая была ему известна, и после нескольких неудачных попыток запели – скрипка, флейта и фортепиано направляли хор мальчишеских голосов, от которых крыша старого дома снова зазвенела. Это было слишком для Нэта, который переоценил свои силы; и когда последняя нота затихла, его лицо исказилось, он выронил скрипку и, отвернувшись к стене, зарыдал, как дитя.

– Дорогой мой, что с тобой? – спросила миссис Баэр, которая изо всех сил старалась петь, при этом пытаясь помешать малышу Робу отбивать такт ботинками.

– Вы все такие добрые, и это так прекрасно – я ничего не могу с собой поделать, – всхлипывал Нэт, закашлявшись так, что у него перехватило дыхание.

– Пойдём со мной, дорогой, ты должен лечь в постель и отдохнуть; ты устал, тут слишком шумно для тебя, – прошептала миссис Баэр и увела мальчика в свою гостиную, где дала ему спокойно поплакать.

Затем она убедила его рассказать ей обо всех своих бедах и выслушала эту небольшую историю со слезами на глазах, хотя всё это она уже знала.

– Дитя моё, теперь у тебя есть отец и мать, и это твой дом. Не думай больше о тех печальных временах, лучше выздоравливай и будь счастлив; и не сомневайся: ты никогда больше не будешь страдать, мы сделаем всё для этого. Это место создано для самых разных мальчиков, чтобы им было хорошо, чтобы они могли учиться быть самостоятельными и приносить пользу – я на это очень надеюсь. Ты сможешь музицировать столько, сколько захочешь, только сначала тебе нужно набраться сил. А теперь поднимайся к няне и прими ванну, потом ложись спать, завтра же мы вместе решим, чем ты займёшься.

Нэт крепко сжал её руку, не в силах сказать ни слова, его благодарный взгляд говорил сам за себя, когда миссис Баэр отвела его в большую комнату, где они встретили полную немку с таким круглым и жизнерадостным лицом, что оно в некотором роде было подобно солнцу, а широкие оборки её чепца напоминали солнечные лучи.

– Это няня Хаммель, и она хорошенько тебя искупает, подстрижет тебе волосы и устроит тебя «поудобней», как выражается Роб. Ванная у нас там; и в субботу вечером, пока старшие мальчики поют, мы обычно отмываем всех малышей и укладываем их спать. А теперь, Роб, присоединяйся к Нэту.

Говоря это, миссис Баэр быстро стащила с Роба одежду и усадила его в длинную ванну в небольшой каморке рядом с детской.

Там было две ванны, помимо ванночек для ног, тазиков, душевых трубок и всевозможных приспособлений для поддержания тела в чистоте. Вскоре Нэт уже нежился в одной из ванн и, греясь там, наблюдал за действиями двух женщин, которые мыли, одевали в чистые сорочки и укладывали в постель четырёх или пятерых маленьких сорванцов, которые, конечно, выписывали всевозможные вензеля во время этой процедуры и безудержно веселились, пока не утихли в своих постелях.

К тому времени, как Нэта вымыли, завернули в одеяло, посадили у камина, и няня начала подстригать ему волосы, прибыла новая группа мальчиков, которых заперли в ванной комнате, где они брызгались и шумели, подобно стае резвящихся китят.

– Будет лучше уложить Нэта здесь. Если ночью его будет беспокоить кашель, дайте ему выпить отвара из льняного семени, – сказала миссис Баэр, которая порхала вокруг, как встревоженная курица с большим выводком непослушных утят.

Няня одобрила этот план, выдала Нэту фланелевую пижаму, напоила его чем-то тёплым и сладким, а затем уложила в одну из трёх небольших кроватей, стоявших в комнате, где он лежал, похожий на довольную мумию, и чувствовал, что большей роскоши нечего и желать. Чистота сама по себе была новым и восхитительным ощущением; такое удобство, как фланелевые пижамы, в его мире было чем-то неведомым; глоток «приятного питья» так же благотворно подействовал на кашель мальчика, как ласковые слова – на его одинокое сердце; а ощущение, что кто-то заботится о нём, о бездомном ребёнке, превращало эту невзрачную комнату во что-то вроде рая на земле. Это было похоже на приятный сон, и он часто закрывал глаза, чтобы проверить, не исчезнет ли эта мечта, когда он снова их откроет. Ему было слишком приятно, чтобы он мог уснуть, да он и не заснул бы при всём желании, потому что через несколько минут его сбитому с толку взору открылась одна из необычных традиций Пламфилда.

За кратковременным затишьем после водных процедур в воздухе внезапно появились подушки, летящие во все стороны: их бросали белые гоблины, в возбуждении выскочившие из своих постелей. Битва бушевала в нескольких комнатах, включая те, что на втором этаже, и даже время от времени прорывалась в детскую, если какой-нибудь оказавшийся в затруднительном положении воин находил там убежище. Никто, казалось, ни в малейшей степени не возражал против этого буйства; никто его не запрещал и даже не выглядел удивлённым. Няня продолжала развешивать полотенца, а миссис Баэр раскладывала чистую одежду так спокойно, как будто здесь царил безукоризненный порядок. Более того, она даже выгнала одного дерзкого мальчишку из комнаты и запустила ему вслед подушку, которую тот коварно в неё бросил.

– А им не больно? – спросил Нэт, хохотавший во всё горло, лёжа в своей постели.

– Боже мой, конечно, нет! В субботу вечером мы всегда разрешаем устроить бой подушками. Постельное бельё завтра всё равно поменяют, а после купания мальчикам полезно разогнать кровь; да и мне самой это нравится, – сказала миссис Баэр, снова занявшись сортировкой дюжины пар носков.

– Какая замечательная школа! – заметил Нэт в порыве восхищения.

– Возможно, немного странная, – рассмеялась миссис Баэр, – но, видишь ли, мы считаем, что множество правил и бесконечная учёба могут сделать детей несчастными. Сначала я запрещала игры в ночных рубашках, но, господи, это же бесполезно. Я не могла удержать этих мальчишек в их постелях, как чёртиков в коробочке. Поэтому мы заключили с ними договор: я разрешаю пятнадцатиминутную битву подушками каждый субботний вечер, а они обещают мне вовремя ложиться спать в другие дни. Я опробовала этот метод, и он сработал. Если они не сдержат слова, то резвиться им запретят; а пока держат, я просто поворачиваю стекло к стене, переставляю лампы в более безопасное место и разрешаю им буйствовать, сколько влезет.

– Какая прекрасная традиция, – сказал Нэт, чувствуя желание присоединиться к битве подушками, но не решаясь предложить это в первый вечер знакомства с мальчиками. Так что он лежал, наслаждаясь зрелищем, которое, безусловно, было очень оживлённым.

Томми Бэнгс возглавлял атакующую группу, а Деми защищал свою комнату с мужественным упорством, которое делало ему честь, – он собирал подушки позади себя, как только их бросали, пока у осаждающих не заканчивались боеприпасы, тогда они нападали на него всей гурьбой и отбирали своё оружие. Произошло несколько незначительных неприятных инцидентов, но никто не жаловался, и все наносили и получали звучные удары совершенно добродушно, а подушки всё летали, как большие снежные хлопья, как вдруг миссис Баэр посмотрела на свои часы и крикнула:

– Время истекло, мальчики. В постели, все до единого, или будете платить штраф!

– Какой штраф? – спросил Нэт, который сел в кровати, так не терпелось ему узнать, что же может случиться с теми негодяями, которые осмелятся ослушаться этой весьма своеобразной, но желающей всем добра школьной дамы.

– В следующий раз никакого веселья, – ответила миссис Баэр. – Я даю им пять минут, чтобы они улеглись, затем тушу свет и ожидаю, что они будут спать. Они честные ребята и держат своё слово.

Это было действительно так, потому что битва закончилась так же внезапно, как и началась, – пара финальных залпов, одобрительные возгласы на прощание, когда Деми запустил седьмую подушку в ретировавшегося противника, несколько вызовов на следующий раз, после чего воцарился покой. И ничто, кроме случайного хихиканья или сдавленного шёпота, не нарушало тишины, наступившей после субботней вечерней забавы, когда матушка Баэр поцеловала своего новенького и оставила его смотреть счастливые сны о будущей жизни в Пламфилде.

1.Цитата из колыбельной песни «Goosey goosey gander» (Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примечания переводчика).

2.Demi – «половина» (англ.).

3.Stuffy – «обжора» (англ.).