Kitobni o'qish: «Проклятие Шалиона», sahifa 5

4

И вот, на следующее утро сама провинкара отвела Кэсерила в учебную комнату, где девушки занимались науками и искусствами. Небольшое залитое солнечным светом помещение находилось на восточной стороне замка, на верхнем этаже, который занимали сама принцесса Изелль, леди Бетрис, их гувернантки и горничные. Принц Тейдес тоже жил на верхнем этаже, но в другом, новом крыле замка, и, как подозревал Кэсерил, его помещения были куда как тщательнее спланированы и обставлены, да и камины там были получше. В классе, где занималась Изелль, стояла парочка небольших столов, кресла, полупустой книжный шкаф да еще два небольших сундука. Когда в комнате появился Кэсерил, чувствовавший себя излишне неуклюжим и слишком громоздким под ее низкими потолками, гувернантке пришлось, подхватив свое вязание, переместиться в соседнюю комнату, оставив открытой дверь, которая разделяла помещения, – места для нее здесь, казалось, уже не осталось.

Впрочем, Кэсерилу досталась не одна ученица, а две. Девушку статуса Изелль ни в коем случае нельзя было оставлять одну, тем более наедине с мужчиной – даже если он был много старше ее, нездоров и принадлежал к домочадцам. Кэсерил не знал, как юные леди отнесутся к решению провинкары, но сам он был ему рад, хотя и виду не показал. Да, он чувствовал себя грубым мужланом, был неуклюж и неповоротлив, но эта комната, заполненная атмосферой юной женственности, находилась так далеко от гребной скамьи на рокнарийской галере, что, склонив голову, чтобы не удариться о перемычку дверного проема, и войдя в класс, он почувствовал, как волна самой безоблачной радости ударила в него и понесла.

Провинкара представила Кэсерила принцессе как секретаря-наставника.

– То же самое, что есть у твоего брата, – сказала она.

Для Изелль это был неожиданный подарок, но, удивленно моргнув, она приняла его без возражений. Впрочем, это новое приобретение было ей по вкусу – наставник-мужчина делал ее выше в собственных глазах и глазах окружающих. Да и леди Бетрис, как успел заметить Кэсерил, смотрела на него не враждебно, а скорее заинтересованно.

Кэсерил полагал, что выглядит вполне по-учительски в коричневом шерстяном одеянии торговца шерстью, с доставшимся от коменданта поясом, украшенным серебром. Покопавшись в остатках разрозненной библиотеки провинкара, он благоразумно запасся там полудюжиной книг на дартаканском. С преднамеренно громким хлопком опустив стопку книг на поверхность одного из столов в учебной комнате, он одарил своих учениц намеренно зловещей улыбкой. Если обучение девиц похоже на обучение солдат, лошадей или молодых соколят, то главное – взять инициативу в свои руки и уже больше никогда ее не выпускать. Не требуйте от барабана богатого внутреннего содержания! Главное – чтобы он громко бумкал!

Провинкара ушла так же быстро, как и пришла. Кэсерил разработал план, в соответствии с которым и действовал. Начал он с того, что проверил, насколько принцесса владеет дартаканским. Она прочитала выбранную наугад страничку из книжки о предмете, который Кэсерил знал на «пять» – подкоп и минирование стен осажденной крепости. С его постоянной помощью и подсказками принцесса проковыляла по трем абзацам, после чего он задал ей на дартаканском пару-тройку вопросов, чтобы понять, что из прочитанного осело в ее голове.

– У вас ужасный акцент, – честно сообщил он принцессе. – Ни один дартаканец вас не поймет.

Подняв голову, Изелль сверкнула на него глазами.

– А моя гувернантка говорит, что у меня все хорошо. Она сказала, что у меня очень музыкальная интонация.

– Вы говорите как торговка рыбой из Южной Ибры. У них тоже очень музыкальные интонации. Только вот дартаканские лорды, весьма щепетильные в том, что касается их дурацкого языка, будут смеяться вам в лицо.

По крайней мере Кэсерилу в лицо они смеялись. Правда, лишь один раз.

– А ваша гувернантка, – продолжил он, – вам просто льстит, принцесса.

Нахмурившись, принцесса сердито посмотрела на него и сказала:

– Как я полагаю, себя вы в льстецы не записываете, кастиллар.

Тон и манеры принцессы были несколько более резкими, чем он ожидал. Не вставая с сундука, на котором сидел, Кэсерил иронически поклонился. Из-за боли в спине поклон вышел не слишком глубоким, да и не должен учитель слишком уж извиняться перед учениками, даже если они – королевской крови.

– Я полагаю, что я не окончательный мужлан. Но если вам нужен человек, который будет только расхваливать ваши достоинства, чем сделает бесполезными любые мечты об истинном совершенстве, то таких вы найдете на каждом углу. Не во всех тюрьмах на окнах установлены железные решетки. В тюрьме можно удержать и пуховой периной, принцесса.

Принцесса гневно сжала губы, ноздри ее дрожали. Неожиданно Кэсерила как ударило – а вдруг он выбрал неверный тон? Принцесса – почти ребенок, и ему, вероятно, следует быть помягче, а то она пожалуется провинкаре, и он потеряет…

Принцесса же перевернула страницу.

– Ну что ж, тогда продолжим, – сказала она ледяным тоном.

Клянусь всеми пятью Богами, я видел этот взгляд, исполненный бессильной ярости, в глазах молодых солдат, когда они, поднимаясь с земли, выплевывали грязь изо рта; эти ребята становились лучшими лейтенантами! Может быть, все это и не будет так уж сложно? Не без усилия над собой Кэсерил вставил широкую улыбку в свою нахмуренную физиономию и, царственно кивнув, предложил:

– Продолжайте!

В столь же приятных развлечениях пролетели остатки первого часа. Для него это оказалось делом нетрудным. Когда он увидел, что принцесса начинает растирать себе виски, а между бровями у нее появились складки, ничего общего не имеющие с гневом или недовольством, он забрал у нее книгу.

Леди Бетрис, сидевшая с принцессой бок о бок, все это время беззвучно шевелила губами, повторяя про себя упражнения, которые исполняла Изелль. Теперь Кэсерил попросил ее все проговорить вслух. Имея перед собой пример принцессы, Бетрис все проделала быстрее, но у нее тоже оказался этот южно-ибранский акцент, которого, как и Изелль, она набралась у своей предыдущей учительницы. Пока Кэсерил делал исправления, Изелль внимательно слушала и про себя повторяла правильный вариант произношения.

Наконец Кэсерил почувствовал, что они вполне заработали себе на обед. Но у него было еще одно, и весьма неприятное поручение, которое провинкара строго-настрого наказала исполнить. Девушки собирались уже встать и покинуть класс, но он откашлялся и произнес:

– То, что вы устроили сегодня в Храме, принцесса, выглядело просто превосходно!

Изелль улыбнулась, в глазах ее Кэсерил прочитал удовольствие.

– Благодарю вас, кастиллар! – отозвалась она.

Он медленно погасил улыбку на своем лице.

– Так красиво нанесли удар человеку, который заведомо не мог вам ответить! Зевакам понравилось, если судить по тому, как они смеялись.

Удовольствие на лице принцессы сменилось недоумением.

– В Шалионе так много злого и нехорошего, а я мало что могу сделать. То, что я совершила в Храме, – это пустяк!

– Что сделано, то сделано! – отозвался Кэсерил, одобрительно кивнув. – Но скажите мне, принцесса, какие шаги вы предприняли, чтобы убедиться в нечестности этого человека?

Принцесса пожала плечами.

– Так о нем сказал ди Феррей. А комендант замка – честный человек.

– Сэр ди Феррей сказал, а я точно помню его слова, что он слышал разговоры, будто бы судья получил взятку от этого дуэлянта. Вы не спросили у коменданта, скажем, сразу после обеда, можно ли считать эти сведения достоверными?

– Нет. Если бы я кому-нибудь рассказала о том, что хочу сделать, мне бы запретили.

– Но вы же рассказали об этом леди Бетрис.

И он поклонился в сторону темноглазой дочери коменданта.

Напрягшись, Бетрис осторожно вставила:

– Именно поэтому я и предложила спросить совета у огня. Если огонь загорится с первого удара огнива, тогда…

Кэсерил пожал плечами.

– С первого удара… Но у вас сильная и твердая рука, принцесса. То, что пламя вспыхнуло с первого удара, могло быть исключительно следствием вашего мастерства.

Принцесса нахмурилась еще сильнее.

– Но ведь горожане аплодировали!

– Конечно, а как же иначе? В среднем половина из людей, предстающих перед судьей, уходит от него либо рассерженными, либо разочарованными. Но это совсем не значит, что с ними он поступил несправедливо. Такое уж это дело – суд!

Этот аргумент, как понял Кэсерил, попал точно в цель. Дерзкое выражение на лице принцессы сменилось выражением сомнения и стыда, и следить за этими изменениями было не слишком радостно.

– Но… но…

Кэсерил вздохнул.

– Я не хочу сказать, что вы были неправы, принцесса. В этом, конкретном, случае. Я хочу сказать, что вы действовали вслепую. И если вы попали в точку, то только благодаря милосердию Божьему, а не по собственному замыслу.

– Вот как?

– Вы могли опорочить честного человека. А могли нанести сокрушительный удар по принципу справедливости. Слава Богам, не случилось ни того, ни другого.

На этот раз ее «вот как?» было настолько тихим, что его можно было прочитать лишь по губам.

Через сотни и сотни житейских препятствий и опасностей продрался Кэсерил благодаря своей практической жилке, а потому он не мог не добавить:

– Кроме того, вы нажили себе врага, но оставили его в живых. Плохая тактика и совершенно неуместный акт милосердия.

Черт побери! Вряд ли стоило говорить это юной нежной девице. Кэсерил едва не хлопнул себя по губам, но вовремя одумался – этот жест не добавит авторитета его фигуре мудрого наставника и советчика.

Изелль была явно ошеломлена, как и Бетрис.

Напряженная пауза длилась и длилась, и наконец Изелль сказала:

– Благодарю вас за ваши мудрые советы, кастиллар.

Он ответил кивком головы. Слава Богам! Если ему удалось прорваться через это препятствие, дальше ему будет с принцессой много легче. Теперь ничто не помешает им отправиться за щедрый стол провинкары.

Изелль тем не менее не торопилась уходить. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.

– Вы ведь не только мой наставник, кастиллар, но и секретарь, верно?

Кэсерил сел.

– Да, моя госпожа. Вам нужно помочь с письмом?

Он едва не добавил после обеда.

– Помочь? Да. Но не с письмом. Сэр ди Феррей говорил, что вы в свое время исполняли обязанности посланника, так?

– Да, для провинкара Гвариды. Когда был помоложе.

– Но ведь посланник – он же еще и шпион, так?

Принцесса смотрела на Кэсерила оценивающе.

– Не всегда и не обязательно, – ответил он. – Хотя убедить людей в обратном бывает трудновато. Посланник прежде всего это тот, кому всецело доверяют донести до другой стороны некоторые сведения или мнения. Но, конечно же, мы должны были наблюдать, изучать, а после – рассказывать, что мы видели и что поняли.

– Отлично! – отозвалась принцесса, вновь гордо вскинув голову. – Мое первое задание вам как моему секретарю – пронаблюдать за тем, что я вам укажу. Вы должны понять, ошибаюсь я или нет. Я не могу часто появляться в городе, не могу никого расспрашивать… Мое место – здесь, в этой тюрьме, на… на пуховой перине.

Она состроила ироничную гримаску.

– Но вы можете это сделать.

И она посмотрела на него с выражением настолько безграничного доверия, что ему сделалось не по себе.

Желудок у Кэсерила сделался в это мгновение совершенно пустым, словно это был не желудок, а барабан, хотя испытанное им ощущение ничего общего не имело с голодом. Похоже, он слишком хорошо отыграл свою роль.

– Я… я должен это сделать немедленно?

Она пожала плечами.

– Как только представится возможность. И, прошу вас, действуйте крайне осторожно.

Кэсерил сглотнул.

– Сделаю все, что в моих силах, моя госпожа, – сказал он.

Спускаясь по лестнице в свои покои, располагавшиеся этажом ниже, Кэсерил вспомнил те дни, когда служил в этом замке пажом. Тогда он считал себя искусным фехтовальшиком – просто потому, что работал мечом чуточку лучше, чем дюжина прочих высокородных оболтусов, которые, как и он, выполняли различные поручения провинкара и его семьи. Однажды в замке появился новый паж – невысокого роста крепкий юноша, и учитель фехтования предложил Кэсерилу встретиться с ним в учебном поединке. Кэсерил к тому времени выучил пару трюков, которые, если бы мечи были не тренировочными, а боевыми, позволили бы ему без труда пообрубать уши любого соперника. Они сошлись, и когда Кэсерил, применив свой прием, уже готов был обрушить свой меч на голову противника, то с удивлением увидел, что оружие коротышки, согнувшись, уже уткнулось ему в грудь. Если бы не защитные мешки и если бы меч был не учебный, а настоящий, Кэсерил испустил бы дух, так и не успев насладиться своим триумфом.

Тот паж впоследствии стал учителем фехтования при дворе браджарского короля. Правда, сам Кэсерил к тому времени подостыл к искусству фехтования – его интересы были слишком широки, чтобы он мог остановиться на чем-то одном. Но он так и не забыл тот любопытный эпизод, ту свою смерть понарошку.

Интересно, а почему это воспоминание всплыло в его голове после первого урока, проведенного с Изелль? Одно и то же выражение настойчивой сосредоточенности, хотя глаза такие разные! Как, кстати, звали того пажа?

У себя на постели Кэсерил обнаружил еще пару туник и пару панталон – скорее всего, несших воспоминания о юных днях коменданта. Хотя, конечно, Кэсерил в своих предположениях мог и ошибаться. Убрав их в шкафчик, стоящий в ногах постели, он вспомнил о записной книжке погибшего торговца шерстью, лежавшей в складках его черного плаща. Он взял книжку, решив после обеда отнести ее в Храм, но, подумав, вернул на место. Может быть, в ее шифрованных записях он найдет что-нибудь, что сможет укрепить позиции принцессы (ведь именно этого она от него хочет, как он полагал) в ее мнении относительно преступного судьи? Сперва он изучит книжку сам. Может быть, книжка откроет ему некоторые тайны городской жизни.

После обеда он славно подремал. Разбудил его и вернул к реальности комендант, который принес ему документы, имеющие отношение к жизни и быту принцессы: бухгалтерские книги, счета и прочие деловые бумаги. Вслед за отцом явилась Бетрис с коробкой писем, которые нужно было привести в порядок, и все послеполуденное время Кэсерил занимался документами, детально знакомясь с домашними обстоятельствами принцессы.

Бухгалтерия была достаточно проста – покупка простеньких игрушек и бижутерии, список сувениров – полученных или кому-то посланных. Отдельно шли записи, относящиеся к более значительным вещам – драгоценным камням, дорогим подаркам и наследованию того или иного имущества. Счета на покупку и изготовление одежды. Расходы по содержанию лошади, мула. Такие вещи, как мебель и постельное белье, учитывала, надо полагать, провинкара, но со временем, как понял Кэсерил, эти статьи расходов принцессы придется вести ему. Высокородные дамы обычно выходят замуж с богатым приданым, объемы которого равны грузу целых обозов (хорошо, если не кораблей), и Изелль, вероятнее всего, уже начала собираться в это столь важное для любой дамы путешествие. Может быть, Кэсерилу предназначена первая роль среди предметов приданого Изелль?

Он представил, как запись о нем появится в соответствующей бухгалтерской книге: Секретарь-наставник. Подарок от бабушки. Возраст – тридцать пять лет. Значительные повреждения при транспортировке. Стоимость…

Замужество – это, как правило, путешествие в один конец, хотя мать Изелль, вдовствующая королева, и вернулась из него… сломленной? Кэсерил старался не думать об этом. Леди Иста тревожила и ставила в тупик. Широко известно, что в некоторых благородных семействах среди прочих наследственных заболеваний фигурирует безумие. Правда, не то семейство, к которому принадлежал Кэсерил. Его род, в конечном счете, пришел в упадок благодаря неряшливости в финансах и неудачным политическим союзам. А Изелль? Есть ли риск, что… Конечно, нет!

Корреспонденция Изелль была скудной, но интересной. Коротенькие, но полные любви и заботы записки от бабушки, относящиеся еще к тем временам, когда вдовствующая королева жила при дворе и не думала возвращаться домой. В записках провинкара давала обычные советы и наставления: будь хорошей девочкой, слушайся маму, не пропускай молитву, помогай с маленьким братом. Несколько писем от дядь и теть, других детей провинкары – у Изелль не было родственников по линии отца, короля Иаса, который был единственным выжившим ребенком своего отца, жертвы злой судьбы. Лежали здесь и поздравительные письма от старшего брата по отцу, нынешнего короля Орико.

Написаны они были самим королем, что Кэсерил отметил с удовлетворением; по крайней мере, было ясно, что Орико не стал искать особого человека, который писал бы точно так же, как сам король – а именно как курица лапой. Это были составленные либо ко дню рождения, либо к святым праздникам коротенькие послания, по которым было видно, с каким трудом взрослый человек старается выказать свою любовь и доброту ребенку. Правда, сухость и натянутый тон мигом исчезали, стоило Орико начать рассказывать о своем зверинце: слова лились легко и свободно, и пишущий, конечно же, был уверен, что его юные родственники разделяют его энтузиазм и восторг по поводу принадлежавших ему диких зверей.

Эти занятия были прерваны ближе к вечеру приходом пажа, который объявил, что Кэсерил должен сопровождать принцессу и леди Бетрис во время конной прогулки. Быстро нацепив меч, он спустился во внутренний дворик замка и увидел там уже оседланных лошадей. Кэсерил уже года три не садился верхом, и стоящий рядом паж посмотрел на него неодобрительно, когда он попросил скамеечку, чтобы с ее помощью забраться в седло. Ему дали спокойную, хорошо воспитанную кобылу – ту самую, на которой скакала накануне гувернантка принцессы. Теперь же она смотрела на формирующуюся кавалькаду из окна, и, когда они тронулись, гувернантка радостно замахала им льняным платком. Но поездка оказалась гораздо более спокойной, чем Кэсерил ожидал, – они просто доехали до реки и вернулись обратно. Так как при выезде из ворот замка он заявил, что говорить они во время прогулки будут только по-дартакански, поездка проходила в полном молчании, что было тоже неплохо.

Потом был ужин, после которого он вернулся в свою комнату, где принялся примерять свои новые одежды, после чего, сложив и убрав их в шкаф, попытался расшифровать первые страницы из записной книжки бедного торговца шерстью. Но попытка не удалась – глаза его словно налились свинцом, он лег и проспал до утра как бревно.

Как все началось, так пошло и дальше. С утра – занятия с двумя юными леди: дартаканский, рокнарийский, география, арифметика, геометрия… Наставник принца Тейдеса одолжил Кэсерилу хорошие карты, а, чтобы занятия географией не были слишком скучными, их странствия по карте он иллюстрировал рассказами о собственных странствиях по Шалиону, Ибре, Браджару, большой Дартаке и расположенным вдоль северного побережья пяти герцогствам рокнарийским. Правда, рассказы эти ему приходилось хорошенько редактировать – не все из того, что он видел и слышал, могло предназначаться для ушей столь юных особ.

Особенно это касалось рассказа о рокнарийском Архипелаге, который он изучал на скамье галерного раба. Кстати, ту скуку, которую Изелль и Бетрис испытывали во время уроков придворного рокнарийского, ему удалось победить с помощью приема, проверенного в Гвариде при дворе тамошнего провинкара, где он обучал этому языку двух пажей: за двадцать выученных слов придворного языка он в качестве подарка давал девушкам заучивать одно грубое или неприличное – впрочем, не самое грубое и не самое неприличное. Зачем им эти слова? Вряд ли они стали бы их использовать в разговорах. Но могли, услышав, опознать – а это важно и даже полезно. А как мило они при этом хихикали!

С немалым волнением приступил Кэсерил к исполнению своего первого поручения, а именно – к изучению провинциальной юриспруденции. Из разговоров с провинкарой и ди Ферреем, которым он между делом задавал косвенные вопросы относительно судьи Вреза, толком выяснить ничего не удалось, поскольку ни тот, ни другая никогда не имели с ним дела и если и встречались, то мельком. Несколько походов в город в надежде найти кого-нибудь, кто мог помнить Кэсерила семнадцатилетней давности и откровенно с ним поговорить, успехом также не увенчались. Единственным человеком, который его узнал, был старый пекарь, который составил себе приличное состояние, продавая сласти многочисленным замковым пажам, но он был мирным существом и в судебных тяжбах не участвовал.

Страничку за страничкой Кэсерил расшифровывал записи торговца шерстью. Времени на это было мало, но, как только прочие обязанности отпускали его, он брался за дело. Как следовало из записей, самые первые опыты по вызову демонов Бастарда, действительно отвратительные по своей сути и форме, были неудачными. Имя дуэлянта если и встречалось, то только вместе с разнообразными уничижительными эпитетами; иногда же имени вовсе не было, а лишь эпитеты. Что же до имени судьи, то оно Кэсерилу пока не встретилось ни разу. Но не успел Кэсерил осилить и половины книжки, как дело расследования у него забрали.

Из Тариуна, куда сын вдовствующей провинкары, унаследовавший титул и обязанности отца, перевел столицу Баосии, прибыл офицер-следователь. Почему не сразу? Потребовалось время: пока провинкара написала письмо сыну, пока отправила его, пока, получив и прочитав письмо, действующий провинкар переслал его в канцелярию, занимающуюся делами правосудия, пока те назначили и отправили своего чиновника в Валенду… Да, против бюрократии бессильны самые высокие привилегии. Кстати, Кэсерил так и не решил для себя, что провинкару беспокоит больше – состояние правосудия как такового или же тот факт, что принцесса, ее внучка, нажила себе врага, и весьма опасного.

Но на следующий день обнаружилось, что судья Врез сбежал из города с двумя слугами и кое-каким в спешке упакованным имуществом, оставив полный камин пепла от сожженных бумаг.

Кэсерил пытался убедить Изелль, что бегство судьи не может быть стопроцентным доказательством его вины – это лишь косвенное, а не прямое подтверждение того, что рыльце у того в пушку. Но беспокоила его и альтернатива – то, что Изелль в тот день действительно получила знак от Богини. Боги, как учили мудрые теологи Святого Семейства, входят в этот мир путями тайными, скрытыми и, кроме того, расходуют свои силы экономно и действуют не сами, а через посредство людей. Именно свободная воля человека должна открыть каналы для того, чтобы воля Божья вошла по ним в этот мир и совершила либо такие яркие и исключительные чудеса, как исцеление, либо стала причиной столь темных событий, как катастрофа или смерть. В свое время Кэсерил встретил пару-тройку людей, которые, как он полагал, действительно имели контакт с Богами, и гораздо больше таких, которые только думали, что этот контакт имели. Находясь рядом с ними, Кэсерил чувствовал себя как-то неуютно, беспокойно. Он надеялся на то, что Госпожа Весны, когда Изелль, ее воплощение, совершила то, что совершила в Храме, удалилась удовлетворенной. Или просто удалилась…

Изелль мало общалась со своим братом, который занимал покои в противоположном крыле замка, куда пройти было нужно через внутренний дворик. Они встречались разве что на конных прогулках да за столом. Кэсерил полагал, что в раннем детстве брат и сестра были более близки, чем сейчас, когда просыпающаяся зрелость развела их по разным мирам – миру мужчин и миру женщин.

Наставник-секретарь принца, сэр ди Санда, которого, как и многих глупых людей, больше заботили чужие дела, чем собственные, не мог понять и простить Кэсерилу то, что тот носит титул более высокий, кастиллар, хотя замка у него никакого нет. Этот человек за столом или во время процессий стремился занять положение более почетное, чем Кэсерил, который был всего-навсего наставником девушек, и лицемерно-извинительно улыбался, когда ему это удавалось. Кэсерил несколько раз пытался объяснить ди Санде, что ему на все это абсолютно наплевать, но убедился, что до того такие сложные вещи просто не доходят, а потому уже просто улыбался в ответ, чем страшно беспокоил ди Санду, который подозревал в его улыбках признаки некой тайной, а потому страшной стратегии. Когда однажды он вдруг явился в класс принцессы и потребовал, чтобы Кэсерил вернул ему его карты, он, вероятно, надеялся, что тот будет биться за них насмерть, словно это были секретные правительственные документы. Но Кэсерил вернул ему карты без слов, вежливо поблагодарив, чем поставил в тупик.

Когда, озадаченный, ди Санда ушел, Бетрис проговорила с усмешкой:

– Этот тип! Он ведет себя как…

– Как один из замковых котов, – подхватила Изелль, – когда в замке появляется новичок. Что вы ему сделали, Кэсерил, отчего он на вас постоянно шипит?

– Уверяю вас, я не метил стены под его окнами, – искренне проговорил Кэсерил, на что Бетрис разразилась хихиканием, а он быстро осмотрелся – не слышала ли его слова гувернантка, что было по-настоящему опасно. Наверное, иногда он выражается излишне грубовато. Пока он не до конца понял своих подопечных, но они, несмотря ни на что, на него еще ни разу не пожаловались – даже из-за дартаканского.

– Я полагаю, ему кажется, будто я претендую на его место. Вряд ли он все как следует продумал.

А может, и продумал! Когда Тейдес только родился, мало кто думал о том, что он может стать наследником своего недавно женившегося сводного брата, нынешнего короля Орико. Но годы шли, а жена монарха все никак не могла забеременеть, в связи с чем при дворе Шалиона начал расти интерес к Тейдесу как возможному преемнику короля. Может быть, именно поэтому Иста покинула столицу, забрав детей из пропитанной нервозностью атмосферы двора в тихую, спокойную обстановку семейного замка. Мудрое решение!

– О, ни в коем случае, Кэсерил! – сказала Изелль. – Оставайтесь с нами. У нас вам будет лучше.

– Нисколько не сомневаюсь! – уверил он ее.

– Это несправедливо! – вступила Бетрис. – У вас в два раза больше мозгов, чем у ди Санды, и вы в десять раз больше путешествовали. Почему вы относитесь к нему так…

Похоже, ей пришлось подыскивать соответствующее слово.

– Спокойно, – наконец закончила она.

И отвернулась, словно испугалась, что Кэсерил предположит, будто она хотела сказать нечто иное, менее для него лестное.

Кэсерил с ироничной улыбкой посмотрел на своего нежданного сторонника и защитника.

– А вы думаете, он будет счастливее, если я стану сознательно изображать мишень для его глупости?

– Конечно!

– Тогда в вашем вопросе уже кроется и ответ.

Бетрис открыла и тут же закрыла рот. Изелль же едва не расхохоталась.

Тем не менее Кэсерил изменил свое мнение о ди Санде, когда однажды утром тот появился с лицом, настолько обескровленным, что оно казалось зеленым, и объявил, что его подопечный исчез и найти его невозможно ни в доме, ни на кухне, ни на псарне, ни в конюшнях. Кэсерил тотчас же нацепил свой меч, готовый отправиться на поиски вместе с дворовыми, в уме своем разделяя прилегающую к замку местность и город на сектора и квадраты и прикидывая маршруты поиска. Чего можно было ожидать? Что могло произойти с принцем? Он ранен? На него напали бандиты? Может, придется искать его на дне реки? Или в тавернах? А что? Не исключено, что Тейдес, почувствовав себя достаточно взрослым, отправился к жрицам любви. В этом случае он, конечно, сделал все возможное, чтобы оторваться от своих слуг и прилипчивых наставников.

Но не успел Кэсерил изложить все эти варианты секретарю принца, который склонялся к мысли о нападении бандитов, как Тейдес собственной персоной въехал в замковый дворик – мокрый и весь заляпанный грязью, с луком через плечо и в сопровождении мальчика-грума; к седлу его была приторочена убитая лисица. Принц с нескрываемым ужасом смотрел на формирующуюся во дворике кавалькаду.

Кэсерил с облегчением оставил попытки взгромоздиться на коня с помощью подставленной под ноги скамеечки, и вместо этого сел на нее, держа поводья в руках. С нескрываемым любопытством он стал вслушиваться в то, что говорят четверо взрослых мужчин, набросившиеся на мальчика с упреками.

Спрашивать, где он шатался, было бессмысленно – так же, как интересоваться тем, что он делал. Ответ очевиден. Почему вы никому ни о чем не сказали? – такой вопрос был вполне уместен. Тейдез молча слушал вопрошавших.

Когда ди Санда, чтобы перевести дыхание, взял паузу, принц бросил свой окровавленный и бездыханный трофей Битиму и сказал:

– Сними с нее шкуру. Она мне нужна.

– В это время шкура не так хороша, мой господин, – сурово отозвался Битим. – Волос тонкий и выпадает.

Он пощупал соски лисицы, тяжелые от молока, и добавил:

– А убивать мать в сезон Дочери – вообще весьма сомнительное дело. Придется сжечь ее усы, а то дух лисицы придет и всю ночь станет пугать моих собак. А где лисята? Нужно было убить и их: это жестоко – оставить их на голодную смерть. Или вы где-то их спрятали?

Он сурово посмотрел на мальчика-грума.

Тейдес бросил лук на камни дворика и раздраженно бросил:

– Мы искали логово, но не смогли найти.

– А ты! – обратился ди Санда к груму. – Ты же знаешь, что обязан обо всем докладывать мне.

Он начал ругать мальчика в гораздо более крепких выражениях, чем те, с которыми позволял себе обращаться к принцу. Хорошенько отчитав грума, он приказал Битиму:

– Всыпь ему как следует за глупость и нахальство!

– Со всем нашим удовольствием! – сурово сказал Битим и пошел к конюшням, в одной руке держа мертвую лисицу, а в другой – ухо упирающегося грума.

Старшие грумы повели лошадей в стойла. Кэсерил с радостью отпустил своего скакуна и удовлетворенно отметил, что к завтраку он не опоздает. Ди Санда, чей ужас сменился яростью, конфисковал у мрачного Тейдеса его лук со стрелами и повел в замок. Последними словами принца, которые расслышал Кэсерил, были:

– Но мне так скучно!

Кэсерил рассмеялся. Как же трудно жить этому мальчику! Ужасный возраст! Терзаемый непонятными импульсами, преисполненный рвущейся наружу энергией, он вынужден торчать в церкви и молиться, а еще слушаться тупых и упрямых взрослых вместо того, чтобы ясным весенним утром охотиться за лисами… А утро-то какое! Лазурное небо, омытое утренним туманом, который растопило весеннее солнце. Тишина и покой замка, коими наслаждался Кэсерил, были для этого юного создания, запертого в каменных стенах, что твоя кислота.

Конечно, вряд ли ди Санда станет слушаться советов без году неделя живущего в замке кастиллара, да еще и кастиллара без замка – тем более при сложившихся сейчас между ними отношениях. Но, как считал Кэсерил, если бы наставник-секретарь принца серьезно подумал о том, чтобы сохранить свое влияние на Тейдеса, когда тот войдет в зрелые годы и, не исключено, станет правителем Шалиона, то принципиально изменил бы свою тактику в отношении подопечного. А так Тейдес попробует при первой же возможности от него избавиться.