Kitobni o'qish: «Неосказки. Порочный круг или Черный кот и белая кошка»

Шум вокзала ворвался ветром перемен в уютное нутро музыкальной шкатулки Белого Мерседеса и я, вернувшись из плавания по волнам моей Осени, услышала вопрос «гармонизированного» моим присутствием таксиста:

– Какой Вам нужен вокзал, Южный или Центральный?

– Несмотря на то, что я еду на Юг, думаю, что всё-таки Центральный! – ко мне вернулась способность анализировать, а это означало, что Лягушка-Путешественница может смело продолжать свой путь, из осени несбывшихся ожиданий, в весну открытий и свершений.

Громада вокзала оглушила несистемным звуковым хаосом ненастроенного оркестра, но уже через мгновение невидимый дирижёр, взмахнув палочкой, по нотам разложил партии и указующий голос из динамиков заполнил Первой Скрипкой высокие своды, увлекая за собой Духовые гомона огромного, стеклянного, по-человечьи птичьего базара-вокзала и ненавязчиво, исподволь, присоединил Ударные рокота уходяще-приходящих поездов.

Я вливаюсь в поток звуков ноткой цокающих каблучков, преОбразуясь в паузу настороженного ожидания в полумраке пустующего купе.

До отхода поезда ещё минут тридцать и я эгоистично мечтаю об отсутствии попутчиков, что позволило бы мне привести в порядок растрёпанные новыми впечатлениями мысли и разложить «по полочкам» новые открытия.

В тускло поблескивающем вагонном стекле вздрогнул и поплыл вечерний вокзал, проявляясь очертаниями человеческих фигур, разорванных перронным антуражем и грохочущими огнями.

Видеолента ускорялась в геометрической прогрессии, присоединяя мелькающие фрагменты сверкающего урбанизированного мегаполиса, плавно переходящие в лунный пейзаж бесконечных полей, согретых неугасимым оконным светом приземистых деревенских строений.

Пространство купе содрогнулось ярким светом и напористым говором проводника, всерьёз озадачив меня видом бесформенной мужской фигуры, съёжившейся в противоположном углу.

– «Неужели он здесь уже был, когда я вошла? Нет-нет, я в трезвом уме и здравой памяти, я не могла его не заметить! Наверное, он зашёл под стук колес набирающего скорость поезда, когда я сидела, уставившись в окно» – успокоила я разыгравшееся воображение и начала идентификацию странного объекта с наиболее освещённых частей.

Огромные башмаки на толстой подошве, чёрные суконные штаны, неопределённого цвета свитер крупной ручной вязки с длинными рукавами, из которых едва виднеются узкие ладони с коротко подстриженными ногтями.

Пальцы легко удерживали сплетение каких-то шнурков, узелков, шариков из шерстяных крученых ниток. Приглядевшись, я с удивлением поняла, что это чётки!

Процесс протекал на моих глазах: бесконечная нитка, проскальзывая тоненькой змейкой по левой руке, превращалась путем неопределённых вибраций в череду аккуратных гладкошерстных бусин. Нитка брала начало в прозрачном целлофановом пакетике, заполненном клубками, который лежал рядом с потрёпанным рюкзаком и обычной курткой из лавки, торгующей колониальными товарами.

Я старалась удерживать свой интерес в рамках приличий и незаметно перевела заинтригованный взгляд выше, подбираясь к лицу, склоненному над рукоделием.

Редкая волнистая борода струилась по рельефному полотну свитера, внушая доверие к её владельцу, дорисовывая образ аскетически молчаливого старца-отшельника, воспользовавшегося плодами цивилизации в силу особых обстоятельств.

Моё любопытство, обретая тяжёлые материальные формы, видимо досаждало попутчику и он, нехотя, воззрился на меня.

Неожиданно пристальный взгляд иссиня-черных глаз на молодом иконописном лице, обратил меня в безмолвную фигуру из давно забытой детской игры «Море волнуется раз»…

Море волнуется два, море волнуется три: информационное поле даёт сбои, вызывая из глубин подсознания давно позабытые образы и события.

Это был Константин – человек, которого я видела трижды, но связанные с ним обстоятельства, повернувшие вектор событийности моей жизни, не забуду никогда.

Я закрыла глаза, тщетно пытаясь укрыться от неизбежного взгляда, проникающего в душу. Последнее, что удерживает ускользающее восприятие – спасительная мысль: «Волшебная карточка!»

Тогда я сжала в руке прямоугольную, похожую на пропуск – а это и есть пропуск в информационное поле – пластиковую карточку и тайфун подхватил Девушку С Веслом вместе с лодочкой-скорлупкой – даже веслом не успела взмахнуть! – вверг в пучину воспоминаний и плавно вынес на небольшой пляж, покрытый мелкой, светло-серой галькой, облизанной шершавым языком прибоя до безупречной гладкости.

………………………………………………………………………………………………….

Небольшая полоска берега ограничена подпорной бетонной стеной, отороченной металлической бахромой леерного ограждения.

Сама стена служит основанием уходящей вдаль, вымощенной мраморной плиткой набережной, по которой прохаживаются редкие для этого времени года отдыхающие.

Местное население воспринимает околобереговое пространство как летнюю кормушку, бесполезную в межсезонье, потому пересекает его энергично и деловито, без восторгов и сантиментов.

Я сижу на гальке, согретой неярким осенним солнцем возле границы, определяющей морские владения набегами прозрачной воды, меняющей цвет гальки на темно-серый.

Меня ничто не волнует: ни сохранность дорогого делового костюма, ни глазеющие с набережной прохожие: настолько мне дороги эти мгновения уединения, гармонизирующие утомлённое восприятие осторожными всплесками прибоя.

Полтора часа своего, так называемого обеденного перерыва, я провожу обычно здесь, отключив мобильный телефон, отсоединившись от безумного мира вверенного мне объекта.

Объект представлял собой комплекс, состоящий из небольшого минимаркета и уютного ресторанчика с оригинальной кухней, посещаемой, в основном, постоянными клиентами.

Ребрышки и крылышки, приготовленные на открытом огне в решётке «барбекю», свежевыловленная барабулька, кефаль или другая сезонная рыбка, приобретенная на рыбацком причале, из рук просмоленных солнцем и ветрами рыбаков, разместившихся со своим серебристым товаром возле плавно покачивающихся в призывном ожидании лодочек и небольших шхун – главные бренды нехитрого меню.

Ресторанчик не доставлял особых хлопот. Повар, весёлый молдаванин, превращал компоненты сырых продуктов в элементы съедобных композиций, пробуждающие аппетит даже у сытых – с ловкостью фокусника, в мгновение ока.

Нужные продукты снимались с полок минимаркета по мере необходимости. Две проворные официантки, рассчитывающие на щедрые чаевые, расточали искренние улыбки, летая неутомимыми пчёлками с огромными блюдами, пестрящими зеленью петрушки, розовым перламутром сладкого ялтинского лука, приглушённым кумачом спелых томатов.

Владелец «Тихой гавани», вместе со своими домочадцами частенько делал покупки в своём магазине и подолгу засиживался в ресторанчике, назначая здесь деловые и дружеские встречи – сие обстоятельство добавляло стабильности и дисциплинированности персоналу.

В магазине на смене было обычно двенадцать человек. Молодежный коллектив, мотивированный хорошей зарплатой, бурлящий рвением к работе и нешуточными романами, как зачастую бывает в таких замкнутых «космических» коллективах, заполнял мою жизнь от рассвета до заката, отсоединяя от негативных фантомов прошлого.

Я искала такое забвение и благодарна судьбе за эти девять месяцев, которые перевернули мою жизнь.

Простояв двадцать лет с указкой в руке на кафедре одного технического заведения, я погрузилась в чуждый мне мир торговли и сферы обслуживания.

Два месяца стажировки на крупном базовом объекте, позволили мне изучить каждый шаг технологического процесса и на своём первом супермаркете, будучи директором, я реализовывала свои накопленные запасы творческой энергии.

Неустанно формируя из случайных людей, среди которых специалистами были единицы, команду взаимозаменяемых профессионалов, я добилась по истечению полугода слаженного, ритмичного функционирования магазина, что позволяло мне ненадолго отлучаться.

Эти полтора часа наедине с осенним прибоем да ещё тридцать минут лёту на моей Ласточке – от гаража до магазина – меж облитых солнцем виноградников, окружённых синими кудрявыми горами, всё, что составляло мою личную жизнь.

Утренняя чашечка дымящегося, ароматного кофе за плетёным из лозы столиком, только что вынесенным из небольшого подвальчика на свежевымытую площадку с нарядными клумбами, не считается – это уже часть рабочего процесса, закручивающегося ранним утром тугой солнечной спиралью, чтобы облегчённо рассеяться поздним вечером мерцающими огоньками ночной сигнализации и пульсирующими бликами неоновой рекламы.

Гармонизированная морским прибоем, я не спеша обошла по периметру торговый зал, сверкающий идеальной чистотой стёкол холодильных камер и пестрящий рядами радужной цветовой гаммы коробочек, баночек и упаковок под парящими на прозрачных лесках голубыми указателями отделов и рекламными плакатами.

Зал пустовал в это время сиесты.

Продавцы, пользуясь тайм-аутом, приводили в порядок витрины и стеллажи, потрясённые обеденным набегом посетителей.

Охранники, два дюжих молодца в милицейской форме, лениво перебрасывались репликами с хорошенькими кассиршами, что было категорически запрещено – сделав им замечание, я скрылась за дверью, отделяющей зал от подсобной инфраструктуры, обеспечивающей великолепие и разнообразие товаров в нарядном магазине и, первым делом, двинулась в свой кабинет.

За моим столом сидела незнакомая молодая женщина и разговаривала по телефону.