Kitobni o'qish: «Осколок звезды»

Shrift:

Художественное оформление MORO.san

* * *

Судьбе верна и ей же всячески противясь,
Найдешь в цветочном море смерть,
И сгинешь, миру подарив
Последний шанс.

Глава 1
Веснушки

Шесть лет назад

Арочное окно, застывшее в тысяче метров над лесистыми склонами, было распахнуто настежь. В небе висели тяжелые тучи.

Стоя на каменном подоконнике, девочка вскинула напряженные руки к тучам и громоподобно, как умел наставник, воскликнула:

– Небо, покорись!

Ничего не произошло, даже ветерок не задул. Горло давно саднило, но упрямство было сильнее. Вспотевшая и злая, она со скулящей обреченностью ударила себя в грудь:

– Просыпайся, ну просыпайся…

Ткнула в тучи снова:

– Дождь, пойди! Повелеваю тебе идти!

Но у туч были другие планы, поэтому хриплые приказы растворились воздухе неуслышанными. Опять.

Когда девочка была готова применить парочку греющих душу словечек, которые как-то услышала от брата, вылетающего из седла, сзади скрипнула дверь.

– Что происходит? – спросил женский голос.

Девочка соскочила на пол, спешно складывая руки на животе в смиренном жесте.

В покои вошла королева. Она с подозрением оглядела зачарованный потолок, показывающий звездное небо, на медвежью шкуру на полу, под чьим отогнутым краем кто-то чертил руны, на распахнутые фолианты, с которых руны списывали, и какие-то чаши, в которых лежали пучки подожженной травы.

Девочка с растрепанными рыжими волосами до пола усиленно делала вид, что интересуется пауком на стене. Ее лицо было намазано густым слоем белого крема, а платье испачкано следами сожженой золы.

– Звезда милосердная! – всплеснула руками королева. – Не знала, что у нас новая придворная чародейка. Приятно познакомиться. А дочь моя Айраэль где?

Королева подошла и пальцем стерла с щеки девочки крем, под которым обнажились плотные созвездия веснушек.

– О, вот же она.

– Мама, не трогайте, – простонала принцесса. – Я только веснушки спрятала.

– И совершенно напрасно, прекрасные у тебя веснушки, все папины.

– Мне уже двенадцать, и я должна выглядеть как леди!

Протесты проигнорировались. Крем был решительно стерт, и теперь на королеву снизу вверх глядело надувшее щеки розовое лицо.

– Что ты творила? – вздохнула королева. – Платье теперь только выбросить.

– Пробуждала духовное ядро, – буркнула Айраэль.

– Надеюсь, не вставала на подоконник?

Выражение лица Айраэль немедленно преобразилось, и она притворно ужаснулась:

– Зачем? Это ведь опасно.

Королева вздохнула: такая невинная интонация у Айраэль появлялась лишь в том случае, если ей нужно было отвести подозрения.

– И косы, конечно, ты тоже не расплетала. Садись, солнце.

Королева расчесывала кудри, превращая их в пух, и с силой, доступной только материнским рукам, связывала волосы в жгуты, а жгуты – в две косы, изрядно вытягивающих лоб. Принцесса стискивала зубы, но терпела.

– Так что же раздраконило придворную колдунью?

– Дождь… не подчинился, – принцесса даже сморщиться не могла – натяжение волос вышло слишком сильным. – Я перепробовала все стихии. Ни одна меня не слушается. Я просто хочу быть магичкой. Красивой магичкой, как вы.

– Ты и так красивая, милая.

– Вы же не внушаете мне это сейчас? – с сомнением спросила принцесса, оборачиваясь. Коса удобно натянулась, помогая королеве подвязать к трем жгутам медное кольцо.

Королева проворчала:

– Я не применяю магию к членам своей семьи. Хотя иногда очень бы хотелось.

Королева Мицара, помимо невероятно сильного дара, действительно поражала красотой. Они с Айраэль делили лишь глубокие иссиня-серые глаза цвета моря, около которого королева выросла, узкое бледное лицо и походку – если движения вообще можно позаимствовать через кровь. От отца Айраэль взяла копну рыжих волос и слой веснушек, в которых, как ей казалось, терялись и глаза, и нос, и рот. Густые и гладкие пшеничные волосы матери, о которых принцесса всегда мечтала, достались брату. И будто бы совершенно напрасно – он это никогда не ценил.

– Отвернись, пожалуйста, и сядь ровненько.

Королева принялась за вторую косу. Принцесса сжала пальцы на коленках, готовясь к новой пытке.

– В любом случае, я не Дарование. Все в нашей семье владеют магией! Отец по щелчку пальца может поднять из семечек целый лес, вы можете убедить кого угодно в чем угодно, лишь прикоснувшись, Ригельд управляет огнем, а я? Как-то это несправедливо.

– У тебя много достоинств, о которых ты забываешь. Память и сообразительность даются не всем, знаешь ли.

– Да к нам в храм не берут тех, кто не памятливый или не сообразительный. Только все ребята к тому же еще и магики. Одну меня взяли, потому что я принцесса, – кисло сказала она.

– Напомню, что архиепископ Вегарон выбрал тебя из толпы девочек, одинаково одетых в белое и с вуалями на головах. Это была судьба, Айраэль, не отрицай. На все Ее воля.

– На все Ее воля, – со вздохом повторила принцесса.

– Подашь кольцо?

– Вот.

– Но если и это тебя не успокаивает, помни, что не все великие короли и королевы владели магией. Магия не передается по крови. Пастерце, к примеру, не магик, хоть и королевских кровей.

– Пастерце – это что-то вообще из другого мира…

Закончив с косами, Мицара встала и подвела Айраэль к зеркалу, положив руки на плечи.

– Ну погляди, совсем другое дело! Очаровательная немагичка, красивая просто потому, что такой родилась.

Айраэль слабо улыбнулась. Когда они с матерью становились больше похожи друг на друга, потом что у обеих на груди лежали косы служительниц храма Судьбы, она верила ее словам.

Они закончили готовиться к завтраку и вышли к столу. Король Фомальгаут Первый разбирал прошения, отодвинув тарелки и кубки, Ригельд лениво поджигал плющ, оплетающий целую стену тронного зала, потому что отцу сегодня так хотелось, а Пастерце прилип к окну, заметив ласточку, что свила гнездо под оконной аркой.

Это был их последний завтрак вместе. Той же ночью королевы не стало.

Глава 2
Мальчишки и перевернутая карета

Настоящее время

– Стой, – рука с мозолями, обернутая в три слоя грязных бинтов, надавила на голову, которая попыталась высунуться из куста можжевельника. Голова тихо зашипела.

Двое мальчишек, один постарше, другой помладше, высунулись из колючих зарослей и посмотрели вниз, на мрачный извилистый тракт. По земле стелился туман, но даже через него было видно, что чавкающую грязь испещряли конные следы и полосы от колес.

– Люди, – прошептал тот, что помладше.

– Люди, – мрачно подтвердил тот, что постарше.

Уже две голодные недели они не видели никого, хотя бы смутно похожего на живого здравомыслящего человека. И предпочли бы не видеть столько же, помноженное на десять. Темнолесье – место, где они застряли, – кишело такими тварями, какие не могли привидеться ни пьянице, ни больному лихорадкой: скользкие змеи с людскими лицами, трехголовые ящерицы, поющие колыбельные перед смертью, хищные дятлы с клыками, что едва не перевешивали их маленькие тельца.

Но именно люди, а не кто-либо еще, убили бы их в первую очередь – если бы они не унесли ноги прежде.

– Это ведь не за нами? – пробормотал младший. Это был мальчик лет десяти, утирающий текущий нос рукавом старой куртки не по размеру. Одет он был наспех и во что попало: объемная куртка сидела поверх узких господских штанов, а под ней виднелась женская кофточка с рюшами на рукавах. Среди этого случайного набора вещей особенно выделялась серебряная цепочка с подвеской – семиконечной звездой. Судя по тому, как бережно и часто мальчик ее касался, этот предмет был единственным, что в самом деле принадлежал ему.

Старший сузил единственный свободный от перевязи соколиный глаз, осматривая тракт. Узкий ободок желтоватой кожи вокруг глаза стянулся с прищуром. Голова парня, шея, руки – все было в бинтах, неаккуратно замотанных. Из-под бинтов на пальцах виднелись крючковатые когти, а еще – мелкие серые перышки, как у птенца.

– Думаешь, за нами бы чинно, как дворяне, поехали по торговому тракту? Это не они. Просто какие-то торговцы.

– Слава Звезде! – младший обрадованно упал в куст, как в кресло. Можжевельник в этом лесу был такой же обычный, как все другие животные и растения: с куриными лапками вместо корней.

– Не звездюкай, чудовищ приманишь.

– Но если это не за нами, значит, нам нечего бояться! Нод, давай пойдем по следу? – заныл младший. – Хоть на деревню выйдем… Я устал есть куриные ягоды, от них крутит живот и дерет зад, как будто вот прям счас оттудова огнем ка-ак полыхнет…

– Тихо!

Оба замолкли и прижались как можно ниже. Через тракт пробежал барсук на длинных, грациозных ногах оленя. Когда зверь ушел, старший махнул рукой. По склону спускались прыжками – чтобы оставлять меньше отчетливых следов на глинистой почве. Замерли у жижистой грязи, у следов.

– Экипаж… и обозы. Несколько, – Нод присел, изучая перекрестие узких и широких полос. – Стой, нет, даже много. И все тяжелые, с грузом…

– Лошади подкованные, значит, проезжал кто-то зажиточный. – Младший шустро обходил следы копыт, оставляя собственные в грязевых лужах и не особо думая о сухости сапог – те насквозь промокли еще с утра. – О, о-хо-хо, это точно большая рыба! – он возбужденно потер грязные ладони. – Может, они направлялись в какой-то большой город?

– Может, – Нод поглядел вперед, вдоль пути. Судя по положению солнца, он рано или поздно выведет на запад, в Арданию, королевство камня и драгоценностей. – Но почему возчики решили ехать через Темнолесье? – пробормотал он.

– Пойдем! Пойдем быстрей! – не дожидаясь ответа, мальчонка запрыгал, как заяц, по лужам, убегая за поворот крутого холма по следам процессии.

– Кудрик, не торопи! – крикнул Нод.

Кудрик не слушал. Ноги несли его вперед по тракту туда, где ждала вкусная еда, сухая ночлежка и люди, туда, где не нужно пить сырые птичьи яйца и сидеть в берлоге, прячась от смертоносных бабочек в полчеловека величиной.

Новый поворот удивил странным: тяжелые, неповоротливые камни засыпали вязкое русло, обрывая путь. Кудрик хотел было перелезть, вцепился ногтями в края самых устойчивых камней, но его дернуло за шиворот.

– Камней здесь быть не могло, – Нод держал Кудрика за куртку, как щенка за шкирку. Тот насупился. – Погляди, на холмах совсем другая порода. Их навалили на вершине склона и в нужный момент столкнули.

Кудрик встряхнулся, когда его отпустили.

– Засада?

– Может быть. Обойдем. Надо посмотреть сверху.

Они поднялись на противоположный холм и нависли над осыпающимся краем. Кудрик, вытягивая подбородок, восхищенно протянул:

– Вот эт да-а…

Под громадой обрушившихся валунов лежали три раздавленные и две перевернутые крытые повозки. Лошади – те, что не убежали, – лежали под обломками и валунами, как и их ездоки. Людей было много больше. Никто не шевелился. Над завалом стоял тяжелый дух разложения.

Вниманием Кудрика завладел роскошный крытый экипаж во главе процессии. Он потерял лошадей под камнями и завалился на бок, утопая в грязи, но даже в таком состоянии поражал воображение богатством: некогда белый, а теперь грязно-серый короб венчал синий бархат, расшитый серебряной нитью; резная дверь, висящая на одной петле, изображала сцены поклонения звездам. Каждая звезда была выложена драгоценными камнями. Самая большая, над дверью, была алмазной и семиконечной – такой же, как на цепочке.

– Впервые вижу, чтоб такое красивое! – Кудрик не мог оторвать глаз. – Точно богачи ехали. Может, даже короли! А как думаешь, – сглотнул он голодную слюну, – у них остались припасы?

– Какой король в такой глуши? – Нод неоднозначно качнул головой. – Что-то тут нечисто.

– Да какая разница! Чур главная карета моя!!!

Кудрик драпанул к грязно-белому чуду, а Нод, вздохнув, пошел к обозам. Кудрик застыл у кареты с открытым ртом, как привороженный. Та напоминала ему ларчик с драгоценностями, какие бывают у дам позажиточнее. Он обошел ее со всех сторон, чтобы найти, где легче забраться, и заметил на дугообразной крыше кареты странный обугленный след, словно кто-то решил выстрелить в карету сгустком огня.

Кудрик нашел целехонькую подножку и, оттолкнувшись от нее, забрался на бок кареты. Темнеющий чернотой проход оказался у его ног. Мысль о богатствах, скрытых внутри, согрела пустой желудок, и мальчишка, набравшись смелости, прыгнул внутрь.

Его ноги приземлились на что-то твердое, но и мягкое одновременно. Кудрик не смог удержать равновесия и завалился, хватаясь за вертикально стоящее сиденье. И тут же сморщился от нахлынувшего смрада. В карете кто-то лежал – и, кажется, на этого кого-то, кто совершенно точно мертвого, ему не повезло приземлиться.

С Кудрика схлынули все краски, в животе предательски закрутило. Он едва ли успел разглядеть труп. Понял только, что тот в белом или вроде того, с длинными светлыми косами. Взгляд Кудрика заметался между светом дня и темнотой кареты, но он вспомнил, что говорили старшие: бояться надо не мертвых, а живых. Зажав рукавом нос, Кудрик как можно быстрее пробежался по одежде и распухшим пальцам трупа, цепляя все, что мог, а потом ужаленной белкой вылетел из гроба-сокровищницы.

Нод забрался в одну из повозок, что чудом стояла прямо. В сухости тканевого верха прятались кованые сундуки и тяжеленные бочки. Нод достал кинжал из-за пояса и попытался вскрыть один из сундуков. Тот насилу поддался. Внутри оказались ткани – красная, синяя, пурпурная, зеленая… Пробормотав ругательства, Нод машинально поправил сбившиеся бинты, пряча бледнеющий крест рун на шее.

Когда он взялся за соседний сундук, услышал вздох за спиной. Обоз слегка покачнулся, принимая еще одного гостя.

– Долго же тебя носило, – сказал Нод, не отвлекаясь от дела. В кустах сидел?

– Ну.

– Куриные ягоды?

– …почти.

Когда крышка поддалась, открывая взору содержимое, Нод чертыхнулся:

– Тц, и здесь нет драгоценностей.

– А что есть?

– Книги.

– Фу, – сморщился Кудрик. – О чем?

– О лягушках и ядах, – соврал Нод, захлопывая сундук. Читать он не умел и учиться в ближайшее время не планировал. Впрочем, возможно, он не так уж и соврал: на кожаной тисненой обложке действительно красовалась лягушка. Нод наконец обернулся, разглядывая Кудрика с макушки до ног. – Что это на тебе?

Кудрик довольно выпятил пузо. На его ногах красовались непомерно большие сапоги, не пропускающие влагу, на талии – ремень, инкрустированный рубинами, а на пальцах – большущие кольца с каменьями, кроме одного: то было было с печатью орла.

– Все сам нашел, – довольно протянул Кудрик, демонстрируя шикарную дырку на месте молочного зуба. – Смотри, я богаче тебя, – он поиграл пальцами с перстнями.

– Ну король, – усмехнулся Нод, хватая его за руку и рассматривая кольца. – На ком нашел-то?

– А я знаю? Дядька какой-то, весь в белом. Волосы длинные, светлые. Распух и вонял так, словно в карету весь лес дристал.

– Не прокаженный?

– Обыкновенный. Не мутант точно, зуб даю.

– Не давай, с твоими обещаниями ни одного не останется. Не испугался труп обирать?

– Пф, я? – Кудрик задрал нос. – Не.

– Ну и хорошо, – Нод уже задумался о своем, потому забормотал: – В белом, говоришь… Простые люди белое не носят, стало быть, он из церкви. Я понял, – Нод возбужденно положил руку Кудрику на плечо. – Мы нашли архиепископа!

– Да ну?! – Кудрик опять показал дырку.

– Ну да! Было ваше, стало наше. Отлично. Сбудем, как только…

Он прервался, заметив печать орла на безымянном пальце.

– …придем в город.

– Что? Это очень важная штука, а? – Кудрик разул глаза.

– Очень. Очень дорогая штука, – сделав акцент на «дорогая», Нод ухмыльнулся и взлохматил волосы Кудрика. – Давай! Помоги мне с этими сундуками. Может, хоть там не будет вонять буквами?

В других сундуках были жемчуга. Украшения. Даже музыкальные инструменты, картины и посуда. И никаких припасов! Тем не менее, все добро можно на еду обменять – нашелся бы покупатель.

Нагрузив вещами бочку, мальчики обвязали ее веревкой, которую нашли тут же. Впряглись в нее и потянули, чавкая ботинками по грязи. Бочка тяжело заскользила по грязи, сама выбирая маршрут через грязевые выбоины.

– Нод, а Нод.

– Что?

– А зачем облаву-то устроили, а? Ничего ценного не взяли. Только людей перебили, и все.

– Значит, только это им было и нужно.

– А кому это – им?

– Видел стрелы?

– Ну.

– Это королевские стрелы.

Замолчали.

– Сучьи выродки, эти лыцари, – Кудрик сплюнул, но так, чтобы не попасть на свои изрядно запачкавшиеся сапоги. – Когда-нибудь я вырву им…

– Тише, – Нод покосился на деревья. – Поговорку слышал? У леса есть уши. У этого так на каждом дереве по уху.

Кудрик, изрядно раздасадованный, пнул попавшуся под ноги железную перчатку.

Глава 3
Храм богини, которая начала все на свете

Всякий, кто направлялся в Арданию, ориентировался на тонкий, пронзающий небо шпиль. Этот шпиль, прозрачный, как лед, и увенчанный остроконечной звездой, принадлежал храму великой Навекки – богини Судьбы. Именно она положила начало человеческому роду, когда вплела нити первых людей в свое Полотно.

Арданский храм Судьбы не был единственным. Еще один находился далеко на безлюдном Севере, аккурат под физическим воплощением Богини – Полярной звездой. Третий, последний, располагался восточнее и южнее – в зелени и роскоши империи, именуемой Даррагоном. Даррагонский храм был роскошнее и больше арданского, но именно арданский считался старшим, потому что появился раньше.

Прямо сейчас арданский храм готовился к рассветной молитве. Горожане вереницей поднимались по ступеням, борясь с гневным ветром, от которого коченели пальцы и кололо лицо: арданская весна никогда не была мягкой. Людей собралось больше обычного. Последние отряды, посланные на борьбу со скверной, потерпели сокрушительное поражение. Часть прихожан – родственники, друзья, неравнодушные – хотела помолиться за павших. Другая – рыцари, воины, добровольцы – собиралась принять благословение, чтобы заменить павших на поле брани.

Голова змеи-толпы исчезала за массивными белыми вратами. Внутри пахло благовониями. Прямо в полу, закрытые изящными решетками, протянулись два канала с горной водой, важной для нужд храма. Высокий сводчатый потолок озаряла имитация звездного неба с яркой звездой в центре главного купола.

Архиепископ Вегарон, слепой старец в церемониальных одеждах, расшитых звездами, стоял на возвышении небольшой лестницы. Он осенял склоненные головы знаком остроконечной звезды, который рисовал двумя пальцами.

– Защити нас Звезда от бед и мрака. Да вернут воины порядок в наш мир и быт.

Мягкому покровительственному голосу, усиленному заклинанием, отвечал монотонный гул верующих:

– Защити нас Звезда.

– Да исчезнут порождения Бездны. Сохрани нас Звезда.

– Сохрани нас Звезда.

Позади архиепископа, обозревая верующих с высоты десяти метров, возвышалась статуя богини Навекки. Одетая в простую белую робу, она распростерла руки, словно обнимая всех и каждого. Ее лицо закрывала кружевная вуаль, оставляя догадываться о внешности богини, а на груди лежали длинные косы, заканчивающиеся вплетенными кольцами.

Служители и послушники, расположившиеся по периметру храма, вне зависимости от пола подражали ее облику: носили длинные косы с кольцами в них, белые робы и кружевные вуали, густые настолько, что не давали разглядеть лиц.

Архиепископ поднял тяжелые веки и устремил морщинистые ладони в свод храма. Два послушника поднесли по чарке вина и вложили в ладони. На лестницу взошли двое рыцарей в тяжелых серебряных доспехах со знаком звезды на груди. Когда они преклонили колена, архиепископ передал им вино и сказал:

– Благословляю вас, воины Судьбы, на добрый путь и славную победу.

Они разом осушили чарки. Их зрачки загорелись голубым светом: в вино добавляли зелье выносливости. После рыцарей шли сыновья родовитых домов, еще не ставшие рыцарями. Потом – добровольцы из менее обеспеченных слоев общества. Всем им Вегарон давал один и тот же отвар, осенял знаком и отпускал.

Кто-то в рядах зрителей тихо рыдал. Многие знали, что сегодня, возможно, последний день, когда они видят своих соседей, сыновей и друзей.

Вдруг в прежде недвижимых рядах послушников, стоявших по периметру храма, прошла рябь. Она коснулась всех одновременно, как ветер, встревоживший колосья, и десятки вуалей всколыхнулись, обращаясь ко входу в храм. Архиепископ Вегарон тоже поднял голову.

Одинокая фигура, стоявшая против света солнца у входа, выделялась в коленопреклоненной толпе, как скала, торчащая в штиле моря.

Архиепископ прищурился. Морщинки в уголках глаз стали явнее. Никто не проронил ни слова, когда фигура сделала пару неровных шагов вперед.

– Мой… сын…

Обернутая в лохмотья, горбатая, скукоженная женщина двигалась вперед рваными движениями. Она шла с большим трудом, словно прорывая путь в толще снега. Ее лицо – бледное и сухое, как бумага, не выражало ничего. Глаза, как две проруби, были темны и холодны.

– Мой сын… не вернулся! – повысила голос она. Голос ударился в колонны и своды, возвращаясь в зал. Прихожане возмущенно забормотали, оглядываясь. – И во всем виноваты… Вы. – Скрюченный палец прошелся по дуге, обводя служителей с архиепископом. – А в особенности, – дрожащие губы раздвинулись в отвратительной улыбке, палец переместился на статую богини, – ты.

Женщина разразилась хриплым смехом, в то время как ропот прихожан становился громче и неприязненней. Прихожане начали осуждающе перешептываться.

– Кто это?

– Какая-то сумасшедшая.

– Никто ее не выгонит?

Архиепископ сделал один шаг вниз по лестнице. Служители, спрятав руки в рукава длинных одеяний, оторвались от стен. Никто из прихожан не успел осознать, как служители взяли храм в цепь. Но когда прямоугольник стал сжиматься, люди заволновались. Озираясь и отступая к стенам, они быстро освободили пространство, пока в центре не осталась одна содрогающаяся в надрывном смехе женщина и окружившие ее люди в белом.

Рыцари и добровольцы, оставившие оружие за пределами храма, подскочили, топчась позади, но без амуниции против Прокаженной они не могли ровным счетом ничего. Женщина тоже это понимала, и потому играла злой ухмылкой, одними глазами следя за подступающими служителями.

– И что вы сделаете? Меня тоже отправите? Людей-то не хватает, не хватает, а? Бездна вас поглотит. Трепыхайтесь или нет, уже слишком поздно!

Ее пальцы напряглись и скрючились, как кривые сучья, лицо треснуло от страшной гримасы. В один миг ногти стали настоящими когтями, длиною в полруки, а глаза ввалились в череп. Некогда человеческий, голос стал визгом. Что-то, что уже не было женщиной, рванулось к архиепископу.

В толпе закричали. Кто-то рванул к выходу, кто-то упал, а кто-то остался, глазея в ступоре.

Служители протянули правые руки, зачитывая молитву в десятки голосов:

– Aelira-vandór, fé-mintárë!

Архиепископ не пошевелился. Но как только тварь, замахнувшись когтями, оказалась в метре, он выбросил ладонь к голове чудовища. Большой палец вжался в лоб, изошел ярким золотым светом, и чудовище потеряло координацию. Жутко завизжав, оно осело; архиепископ снизошел на еще несколько ступеней, продолжая давить силой под ровный речитатив молитвы. Несколько служителей схватили чудовище за чрезмерно длинные руки, крепко удерживая.

– Это она? Сила покорителя душ? – громким шепотом спросил мужчина, прячущийся под скамьей, у такого же притаившегося соседа.

– Точно! Только у нашего Вегарона такая есть, божьим благословением! – закивал сосед.

Нечисть, хоть и теряла силы, еще дергалась. Визжа от боли и отчаяния, Прокаженная ударила одну из служительниц в голову локтем. Кружевная вуаль служительницы сползла набок, а затем слетела, открывая нежное молодое лицо с горящими серыми глазами. От удара на лбу у девушки остался красный след. Она крепко сжимала зубы и хмурила острые брови, продолжая держать монстра.

Прихожане, ставшие свидетелями изгнания нечисти, зашептались – кто восхищенно, кто испуганно.

– Такая молодая! А я думал, все служители, ну…

– Губу закатай, старый, да не смотри! Запрещено это, на лица служителей смотреть!

– Они удерживают монстра! Поддержим их!

Кто-то в толпе начал скандировать, другие подхватили:

– Дер-жи! Дер-жи!

Прихожане, вскочив на ноги, воодушевленные так, словно увидели снисхождение самой богини, вторили молитве служителей. Гром голосов заполнил храм, усиливаясь тем больше, чем больше людей присоединялось к ритуалу изгнания. Свет, исходящий из руки слепого архиепископа, стал ослепительным. Монстр завизжал в последний раз – и осел в руках служителей, стекая на лестницу.

Когда свет погас, на лестнице лежал не монстр, а женщина. Деформированные конечности пришли к прежнему размеру, вернулись глаза и человеческий голос. Ее лицо было бледным и потным, и она быстро дышала с открытым ртом, ничего не видя и не слыша. Служители и подошедшие рыцари поддержали ее и унесли.

Когда все закончилось, своды затопили радостные возгласы и свист. Служительница, что потеряла вуаль, быстро и смущенно улыбнулась звездной сестре, которая вернула ей плотное кружево. Поправив вуаль, девушка склонила голову, благодаря за поддержку. Шум восхищения усилился. Но вместе с тем слева и справа раздавались озадаченные вопросы.

– А как так вышло, что нечисть в храм пробралась?

– Упаси Звезда, несчастье-то какое, дурной-то знак…

Архиепископ поднял руку, призывая всех к спокойствию. Толпа послушно затихла, служители заняли привычные места по периметру храма. Добившись тишины, архиепископ мягко, но громко сказал:

– Вероятно, многие из вас задаются одним и тем же вопросом. Как храм пустил в свое лоно нечисть? И хотя ваше беспокойство не безосновательно, смею заверить: вы в безопасности. Я, мои братья и сестры заметили опасность с момента ее появления. Вы видели: сила нашей веры может справиться и с более сильными порождениями Бездны. – Архиепископ возвел руки к сводам и возгласил: – Слава Богине Судьбы!

И людям ничего не оставалось, кроме как повторить:

– Слава Богине!

Гром голосов прокатился по храму и вылетел через открытые двери в рассветное небо. Первая молитва подошла к концу.

После молитвы тело храма не опустело: на место первой очереди прихожан пришла вторая, и весь ритуал начался заново. Больше инцидентов не было, но новости о сумасшедшей прокаженной разнеслись, как пожар по сухому лесу. То и дело по воздуху плыли шепотки прихожан:

– Нет, помяните мой прах, вера в Богиню падает. Иначе что это сегодня было?

– Ш-шу на тебя, такое в храме говорить!

– А разве старик не прав?

– Даже если да, будем молиться лучше. Кто, если не мы, поддержит братьев у Темнолесья?

* * *

Закончив с ритуалом, служители направились по своим делам. Часть из них – служители-магики, чьей задачей была духовная служба, – ушла на трудовые послушания. Другая часть, носившая под белой робой голубые одеяния, – лекари, – ушла в лазарет, чтобы расположить Прокаженную.

Оправив наряд и особенно вуаль так, чтобы та ни в коем случае не слетела снова, Айраэль слилась с лекарями. Ей страшно хотелось поглядеть на Прокаженную хоть одним глазком.

«Интересно, как скоро она придет в себя? Не останется ли у нее животных черт? Она видела, как выглядит Вечный круг?»

Никто не знал, действительно ли души Прокаженных уходили на тот свет, но если да, то эта женщина могла бы пролить свет на тайну. Когда очнется. И если очнется. Чудо, что она вообще смогла обратиться в человека – обычно люди, заразившиеся скверной, умирали слишком быстро, и даже способности архиепископа не могли помочь.

Айраэль еще никогда в жизни не видела, как работает сила элементалей души. Впрочем, лучше сказать, элементаля. Наставник Вегарон был единственным известным ей магиком, что покоряет души.

– Я чуть на колени не упала от восторга! – воодушевленно шептались служительницы, шедшие спереди. Из-за того, что и мужчины, и женщины носили одинаковые одежды, различать их можно было только по голосам. – Наставник такой… такой!

– Когда-нибудь и я возьмусь за стихию души. Может ведь кто-то владеть двумя, почему я не могу?

– Не в этой жизни. Ты сначала хотя бы Белого тела достигни, а потом похваляйся. Никто, кроме наставника, не умеет управлять душами!

– Ну, на то у него и Голубое тело…

«Телами» в храме называли ранги служителей. Первым и самым главным считался ранг Голубого тела. Такой имелся только у архиепископа Вегарона, который носил в волосах хрустальные кольца. Дальше шел ранг Белого тела – он был у Цереры, наставницы и матери крыла лекарей, а также некогда у Ее Величества Мицары. Этот ранг носил серебряные кольца. Айраэль занимала ранг Желтого тела, и в волосах у нее позвякивали золотые кольца. Ну а оранжевое, красное и коричневое тело считались рангами послушников: те носили простые бронзовые, медные и деревянные кольца соответственно. Все кольца со времен ученичества Айраэль хранила в ларчике под кроватью – на память.

Лекарей Айраэль слушала краем уха, но больше осматривалась, с неудовольствием отмечая, что раненых стало больше. Лазарет не спал. Он никогда не спал. До Катастрофы сюда допускали лишь членов королевской семьи и целителей уровнем не ниже Белого тела. Но когда, двадцать лет назад, разверзлась Бездна, Фомальгаут Первый распорядился, чтобы здесь лечили тяжело раненых с поля боя – тех, чьи раны, пропитанные скверной, поддавались искусству исключительно служителей высокого ранга.

Общая зала имела круглую форму. В ее центре располагался бассейн с целебной водой, впитывающий свет небесных светил через стеклянный потолок. Вокруг бассейна рядами стояли койки, разделенные шторами-перегородками, зачарованными блокировать большую часть звуков. Пациенты, требующие пристального контроля, находились ближе к воде.

Прокаженной отвели койку в в третьем от бассейна ряду. Часть служителей покрепче сразу перенесли бесчувственную женщину в воду. Айраэль притаилась у одной из ширм. Двое магиков – элементаль воды и менталист – опустились перед бассейном на колени, склонившись над женщиной. Элементаль простер руки над водой, и та засияла, освещая бледное лицо женщины голубоватым светом. Менталист коснулся ее висков, и из его пальцев заструился слабый белый свет.

– Эсма, тебе скоро экзамены сдавать? – позвал менталист. – Иди, фиксируй.

Одна из девушек, что шла впереди Айраэль, слабо простонала. Другая похлопала ее по плечу. Она подошла к бассейну и взяла с передвижного столика вощеную табличку и занесла над ней стилус.

Убедившись, что никто не смотрит, Айраэль скользнула пальцами в объемный рукав и вытащила бирку из полированной кости, что пришила к изнанке тонкой веревкой. Из кармашка на поясе достала уголек. Оба магика говорили одновременно, поэтому записывать приходилось быстро.

– Крайняя степень истощения. Душа целостна. Кожные покровы с нарывами. Стрессовое состояние вызвано…