Kitobni o'qish: «Уходя, не уходи»
«Так случилось, что расстались с тобой мы давно.
Так случилось, что забыть мне тебя не дано.
Самые светлые, самые светлые дни,
В памяти верное, в памяти верное сердце хранит…» М.Шабров
Пролог
Евгения Сергеевна Полянская проснулась, как в обычный будний день, в шесть утра. Сегодня ей нужно было успеть вовремя приготовить праздничный завтрак для сына, которому исполнялось восемнадцать лет. Она улыбнулась собственным мыслям, и тут же взгляд её вновь стал серьёзным. Пять месяцев назад умер её дед по линии отца, прадед её сына, и юношу словно подменили. Между матерью и сыном всегда были дружеские отношения. Мать даже гордилась, что подростковый возраст они сумели пережить в мире и согласии. Теперь он оставался на первый взгляд прежним, но в общении появилась дерзость и какое-то высокомерие, чего она раньше не наблюдала. Ещё её очень беспокоила непонятная дружба сына с её сводным братом Никитой, которому шёл двадцать шестой год. Евгения Сергеевна понимала, что Женьке хочется казаться взрослым и самостоятельным, что ему внимание дяди льстит в силу своего возраста, только Никита был плохим примером для подражания. Все его проблемы решались за счёт денег и связей отца, а Жене Платову всё представлялось как некая «крутизна». Сам Никита, если и не любил, то уважал сводную сестру. Разница в возрасте, чуть больше десяти лет, давали право Евгении ставить мажора местного разлива на место. Виделись они, последние лет пять, нечасто и это сглаживало «острые углы». Между ними всегда были, если и не разногласия, то непонимание. Так, брат не понимал – почему сестра не выйдет удачно замуж и тащит племянника одна, если кандидаты в мужья были и есть. А Евгения не могла мириться с тем, что великовозрастный брат, мягко говоря, лодырь и бездельник.
– Доброе утро, мам, – сказал Евгений, появившись на кухне. – Чем так вкусно пахнет? – спросил он, присаживаясь к столу.
– Доброе утро, Евгений Андреевич и с днём рождения, – сказала мать, поцеловав его в щеку, и ставя перед ним тарелку с завтраком. – Подарок в конверте на микроволновке как ты просил. А это прислали Юля с Алексом, – передавая небольшую посылку, говорила она. – Что изволите на ужин? Когда будем задувать свечи на праздничном торте? – спросила мать, поглаживая сына по плечу.
– Ужин можно не готовить, – ответил сын. – Будний день и все заняты своими делами. Отец позвонит, прежде чем заехать после смены, но честно сказать, мне с ним не хочется встречаться. Бабушка с дедом сами просили меня зайти к ним. Орловы и Полянские могут только позвонить и поздравить. Ты можешь не суетиться. После занятий я иду с друзьями в боулинг, а вечером в клуб, – говорил он, уплетая завтрак. – Как же хорошо, что мне уже восемнадцать, и я перестану быть для вас маленьким мальчиком. Как я устал от вашей излишней опеки и заботы. Я, наконец, смогу принимать самостоятельно решения и свободно дышать. А ты, мам, займись, наконец, своей личной жизнью и не контролируй мою, – сказал он таким недовольным тоном, что Евгения Сергеевна на мгновенье опешила. Она хотела перевести всё в шутку, но вовремя поняла, что претензии сына высказаны далеко не шутя.
– Ты сейчас так глупо пошутил? Когда это я контролировала тебя и излишне опекала? – задала она вопрос. – Чем тебе так не нравится моя забота? – сбитая с толку, спросила Евгения.
– Мам, не придирайся к словам, – ответил сын. Он прекрасно знал, что мать никогда не повышает голоса в любой ситуации и, если разговор заходит в тупик, она просто замолкает.
– Если я интересуюсь твоими делами, спрашиваю, как у тебя прошёл день – это не значит контроль. И что значит, займись своей жизнью? – Евгения не ожидала этого разговора и была не столько обижена, сколько удивлена.
– Почему ты мне не скажешь, что ждёшь ребёнка? Кто его загадочный отец? Тебе почти сорок лет, а ты вздумала рожать. Тебе не стыдно? – с несвойственной ему иронией, спросил Евгений.
– А почему мне должно быть стыдно? Я ничего не украла, ни кого не обманула, не предала. Я свободная женщина, у которой есть взрослый сын и которая хочет начать новую жизнь в тридцать шесть лет. В чём ты меня можешь упрекнуть? – спрашивала мать. – Я пыталась с тобой поговорить, а ты ссылаешься на занятость, всё реже бываешь дома, приходишь поздно, когда я уже сплю, даже сегодня ты пытаешься найти причину, чтобы не разговаривать со мной, а мягко говоря, уколоть. Сколько раз за этот месяц я просила тебя уделить мне немного времени для беседы? Что ты отвечал? Что сессию ты сдал без троек, что проблем у тебя нет, как нет и общих тем у нас для разговоров. Что с тобой происходит? Чего ты хочешь, сын?
– Найди себе достойного мужчину и выходи за него замуж. Думаю, отец твоего ребенка порядочный человек? – спросил Женя и посмотрел на мать так, что ей стало не по себе. В его взгляде не было интереса, он был наполнен сарказмом.
– Тебе важно, чтобы я была счастлива или чтобы обеспечила тебе беззаботное существование? – глядя на сына, спросила мать.
– А что? Было бы неплохо. Мне учиться ещё больше трёх лет. Кто будет платить за учёбу, если я вылечу с бюджета?
– Жень, я тебя не понимаю. Ты говоришь мне всё это серьёзно или пытаешься разыграть? В любом случае – это не делает тебе чести. Если хочешь, поговорим прямо здесь и сейчас. Я отвечу на все твои вопросы, но прежде скажу предельно честно – за учёбу платить никто не будет. У тебя, дорогой друг, есть шанс учиться бесплатно – воспользуйся им. Примешь другое решение – ошибки будешь исправлять сам. Ни я, ни твой отец не будем тянуть тебя до пенсии, вылезая из кожи вон. Мы никогда не были бедными, и не будем уже богатыми. У нас нет ни коммерческой жилки, ни богатых родственников, которые оставят большое наследство. Смирись уже с этим. Деньги, доставшиеся тебе от прадеда не так велики, как тебе хотелось бы. Жизнь, о которой ты мечтаешь, глядя на Никиту, мы обеспечить тебе не сможем.
– Разве плохо жить так, как живёт он? Он живет, как хочет, отдыхает, где хочет. У него есть хорошая машина, квартира. Молодость быстро проходит, и ему будет, что вспомнить потом, – с каким-то сожалением сказал Женька. – Жаль, что родителей не выбирают.
– Даже так! Видишь ли, Женя, я искренне порадовалась бы за своего брата, если бы он, имея специальность, владел ею, хотя бы на уровне студента. Как думаешь, что с ним будет, если скромный бизнес деда накроется? Проснётся утром, а денег нет. Куда он пойдёт? Машина у него не так крута, квартира – далеко не хоромы, друзей нет, – говорила Евгения, глядя на сына. – Ты считаешь, что его праздная жизнь останется в памяти? Его ночные гонки добром не кончатся. Скажи, зачем ты ему нужен? Тебе, возможно, с ним и интересно, а какой у него к тебе интерес? Кроме скверных историй, из которых его вытаскивает дед, ему и поделиться с тобой нечем. Деду дорого обходится его самостоятельность в двадцать шесть лет. Я согласна, отдыхать нужно как можно чаще, как можно веселее, но ты помоги и приложи хотя бы минимум усилий, чтобы обеспечить этот отдых, а не делай вид, что переутомился. Нельзя устать от безделья. Ты, я чувствую, не доволен своим отдыхом три месяца в году, а я, если ты заметил, отдыхаю всего месяц и не жалуюсь. Что тебя не устраивает в нашей жизни? Поговорим сейчас или вечером? Я готова к диалогу.
– Только не сегодня. Тебе на работу пора. Я тебя предупредил, что меня вечером не будет. Вернусь ближе к утру, а ты постарайся мне не звонить. Спасибо за завтрак, – сказал Женя, моя посуду и допивая кофе.
– Я тебя услышала. Занятия в честь совершеннолетия не отменяются? – спросила она сына.
– У меня сегодня две пары. Ты можешь ехать, а я до второй пары сам доберусь. Удачного дня, – сказал он, слегка коснувшись своими губами её щеки и отправляясь в свою комнату, прихватив с собой подарки.
«Вот и поговорили», – думала Евгения, опустившись на стул. Почти весь рабочий день Евгения Полянская «переваривала» свой утренний разговор с сыном. Её насторожил сам тон разговора и эгоизм, который не скрывался. «Как я могу сказать ему о наших отношениях с его отцом, если он спит и видит «спонсора» для одного из родителей? – думала она. – Я дам ему свободу, и пусть дышит полной грудью. – Решение уехать и остаться на время одной возникло внезапно. Она вдруг поняла, что исчезни она, и этого никто не заметит. Сын был единственным, кто, как ей казалось, нуждался в ней. Теперь, по его словам, этой нужды не было. – Завтра мне позвонят дядя и отец, поздравят с днём рождения и забудут до следующего праздника. С двоюродными сестрами особой дружбы никогда не было. Они заняты своими делами, и их можно понять. Подруг я растеряла. Это у меня сын взрослый, а у них дети дошкольники. Андрей? Нас с ним всегда связывал сын. Мы даже жили вместе первые пять лет. Согласись я на его предложение восемь лет назад, мы могли бы быть счастливы. Или не могли?» – думала она, листая свой ежедневник, куда по привычке записывала дела на месяц вперёд. Неотложных дел, кроме текучки, на две недели не было. Захлопнув ежедневник, убрала его в ящик стола и направилась в кабинет руководителя.
– Алексей Михайлович, мне нужен отпуск на неделю. Не важно, какой он будет, но прямо с завтрашнего дня, – сказала она на одном дыхании.
– Что у тебя случилось, Женя? – спросил Новицкий. Он был на десять лет старше Евгении, одно время был ей увлечён, романа не получилось, но они оставались приятелями. – Я понял, что дел у тебя срочных нет. Иди за свой счёт, так будет проще.
– Спасибо. Я вернусь и расскажу обо всём, если будет что рассказывать. Завтра я ознакомлюсь с приказом и получу свою порцию поздравлений, – говорила она, покидая кабинет.
Домой она не торопилась. Заехала в салон связи и купила сим-карту с новым номером на смартфон, который подарил ей дед на тридцатипятилетие. Заехала в супермаркет, купив нужные и свежие продукты, и вернулась домой. Первое, что она сделала, нашла визитку дома отдыха в пригороде. Там они отдыхали с Андреем два выходных за две недели до Нового года. После того, как Андрей вернулся в город, его отношения с семнадцатилетним Женькой не складывались. «А что если сын догадывается о наших отношениях и его поведение своего рода протест? – думала Евгения. – Как-то я это упустила. Неужели мне опять предстоит делать выбор между собственным сыном и его отцом?» Она заказала с большим трудом одноместный номер на неделю, оплатив сутки вперёд. Достала дорожную сумку и начала укладывать вещи, ориентируясь на погоду и сезон. Февраль заканчивался, а значит, сильных морозов можно не ждать. Будет, возможно, снег и ветер, но не морозы. В ход пошли новые брюки, комбинезоны, свитер, кофта, купленные на рождественской распродаже. Они были «туристическими», как того требовала предстоящая поездка. Яркий, лёгкий и удобный костюм лыжника, привезенный из Германии года четыре назад, был в ходу зимой две тысячи пятнадцатого, когда на зимних каникулах она с сыном ездила в Сочи. Две пары добротной обуви без каблука, заняли место в сумке. Брать в лес шубу или пальто было неразумно. Рядом легла пара пижам, носки и бельё. Туристка была к поездке готова. «Осталось разобрать свою сумку и справиться с новым аппаратом, – подумала она, спускаясь к машине и укладывая в неё дорожную сумку. – Окончательное решение я приму завтра утром, а на сегодня у меня ещё есть дела. – Закончив с делами, Евгения приняла душ и легла в кровать. Сон не приходил, а в памяти сами по себе всплывали годы, прожитые вдвоём с сыном. – Я никогда не выбирала ему друзей, позволяла делать самостоятельно выбор, когда, чем и как заниматься. Если он просил помощи или совета, находила время и никогда не отказывала. Да, порой критиковала его за внешний вид, но это была всего лишь критика, а не условие или ультиматум. Я не ограничивала его визиты и поездки к отцу, и давала ему возможность общаться столько, сколько он пожелает. Университет и факультет он выбирал сам. Я ни разу не ездила отдыхать одна, а если и оставляла его на пару часов, то только по необходимости и уже в сознательном возрасте. Ни одно решение не принималось мной самостоятельно без его согласия. Он не может этого не помнить или отрицать. А по его словам получается, что я его излишне опекала и контролировала, мешала ему дышать. Чёрт возьми, выходит всё, что я делала, было неправильно? Я никогда не ждала благодарности, но я не заслуживаю и обвинений. Я была в его возрасте, когда он родился. У меня мысли никогда не возникало обвинить маму или бабушку в своей «родословной». Теперь, по его словам, и я не та мать, и отец не тот». – Мысли возвращались к рождению сына, к такой далёкой и не очень лёгкой жизни, к появлению отца, к дружбе с дедом. Все восемнадцать лет были «разложены» по полочкам. Она едва дождалась пяти часов и поднялась с постели. Первый звонок с поздравлением раздался от Андрея Платова в шесть утра.
– С днём рождения, дорогая! Ты поговорила с Женькой? – сказал он и спросил одновременно.
– Поговорила, но не о том, о чём хотела. Вчера не получилось, а сегодня его ещё нет. Я не знаю, где он может быть и что с ним, – ответила она с грустью. – Мне показалось, что наш сын, намерено, идёт на конфликт.
– Не переживай, объявится. Случись что, тебе бы сообщили. Вечером я заеду, и поговорим с ним вместе. Думаю, хуже, чем есть, уже не будет. Успокойся. Я тебя люблю, – сказал Платов.
Через полчаса курьер принёс букет и торт от дяди и его семьи. Евгения перезвонила и поблагодарила Бориса Борисовича Полянского. Почти сразу перезвонил отец. Поставив цветы в воду, а торт в холодильник, она проверила ещё раз свою сумку, положа туда новый смартфон. Сын пришёл около семи утра.
– Доброе утро, мам, – сказал он, раздеваясь в прихожей.
– Доброе. Ты завтракать будешь? – спросила она.
– Буду. Я уставший и голодный, – ответил он моя руки в ванной комнате. – Можно я сегодня пропущу занятия? Почему не спрашиваешь, как прошёл вечер? – присаживаясь к столу, задал он вопрос.
– Захочешь – расскажешь. Ты же у меня взрослый, решай сам, что для тебя лучше, – ответила мать, ставя на стол тарелку с завтраком и бутерброды. – Боюсь, ты опять меня упрекнёшь в любопытстве и контроле. Тебе чай или кофе?
– Начало хорошее. Что-то случилось, пока меня не было? – спросил он, не чувствуя за собой никакой вины.
– У тебя хватит сил на десятиминутный разговор? – спросила Евгения Сергеевна, оставив его вопрос без ответа и присаживаясь к столу.
– Говори, – произнёс сын, пережёвывая завтрак.
– Всё сказанное тобой сутки назад – это твои собственные выводы? – делая глоток чая, спросила Евгения.
– Скажем – мысли вслух, – ответил сын.
– Значит, я была тебе плохим другом? – спросила Евгения, глядя на сына внимательно.
– Мам, ну сказал, не подумав или плохо подумав. Не обижайся. Ты же меня знаешь.
– Это не обида, Женя. Это разочарование. Мы перестали с тобой понимать друг друга. Обычную фразу «Носи аккуратно» мы стали воспринимать по-разному. Я имею в виду, что хорошая вещь прослужит дольше, а ты, что следующую купят нескоро. Скажи, я тебе в чём-то когда-нибудь отказывала, может, лгала? Я просто просила тебя подождать. Почему после смерти Виктора Ивановича наши с тобой отношения резко испортились? Я сама причины не нахожу, а ты поделись своими мыслями.
– Мам, да у тебя и то не так и это, – не сдавался сын.
– Конкретно, Жень, чтобы я поняла, – настаивала мать.
– Да, к примеру, мой внешний вид, – сердито сказал он.
– Сегодня ты выглядишь хорошо, несмотря на бессонную ночь. Да, я критикую твой внешний вид, но ты от моей критики не страдаешь, а я не настаиваю на своей точке зрения. Мы покупаем тебе вещи, которые ты выбираешь сам. Возможно, не так часто, как тебе хотелось бы, но я тоже редко обновляю гардероб. Разве не так? – спрашивала Евгения, глядя на сына. – Всё это, дорогой мой, отговорки. Причина ни в этом. Не хочешь – не говори. Я приняла к сведению все твои претензии. Больше никакого контроля и опеки с моей стороны. Мне казалось, что мы с тобой всё это время были хорошими друзьями, но теперь понимаю, что в чём-то ошибалась. Давай попробуем жить как добрые соседи. Я вечером улетаю в командировку. Сколько это продлиться – я не знаю. Вернусь дней через пять. Продукты вчера я купила, деньги на расходы в ящике стола. Постарайся питаться регулярно и поддерживать какой-то порядок в квартире, – вздохнув, сказала Евгения Сергеевна.
– Мам, а с чего вдруг командировка, да ещё накануне трёх выходных дней? – спросил он с недоверием.
– Видишь ли, Женя, ни ты один считаешь себя взрослым, но и моё руководство пришло к этому выводу. Рабочий день у меня не нормированный, а деньги, особенно наличные и в валюте, не пахнут. Да, звонил отец и обещал сегодня вечером зайти. Ты уж постарайся вести себя с ним уважительно, – говорила Евгения, а в груди щемило.
– За что его уважать? Он нас дважды бросил, – с вызовом сказал Женька. – О его визите я знаю.
– Не говори того чего не знаешь. Ещё полгода назад ты думал иначе. Если он так плох в твоём понятии, зачем ты поддерживал с ним отношения столько лет? Встречался, ждал этих встреч, ездил в гости, отдыхал вместе с ним на море, ходил в походы? Возобновил отношения с Платовыми ты по своей инициативе. Разве ты не был доволен его возвращением? Или, я что-то путаю?
– Почему вы расстались, расскажи? – спросил он, меняя тему.
– Не могу. Захочешь узнать – спроси у него сам, – ответила Евгения Сергеевна.
– Мам, это не честно. Я имею право знать. Я давно вырос и не мальчик, – говорил он обижено.
– Ты заговорил о честности? А кто сутки назад бессовестно обвинял меня? Это с твоей стороны честно? Не будем ссориться. Я не отказываюсь назвать тебе причину расставания, но, думаю, отец найдёт для тебя слова, которые ты поймёшь, как мужчина, – говорила Евгения, убирая посуду со стола. – Домой я уже сегодня не попаду. Ты хотел самостоятельности? Я тебе предоставляю её в полном объёме. Если поленишься менять воду в цветах, выброси их уже завтра, а торты не держи долго в холодильнике. Иди отдыхать.
– Кто принёс тебе торт и цветы в такую рань? – удивлённо спросил он.
– Я думала, они от тебя, – улыбнувшись сквозь слёзы, ответила Евгения, и голос чуть дрогнул. Она поняла, что сын забыл о её дне рождении.
– Мам, прости меня, пожалуйста, я совсем забыл. Давай мы отметим сразу два дня рождения вечером, – предложил он.
– Извини, не могу – у меня работа. Мне пора. Да, сын, самое главное я тебе не сказала. Если я, когда-нибудь, выйду замуж, то только за твоего отца. На богатого отчима с безграничными финансовыми возможностями можешь не рассчитывать, – сказала она, похлопав сына по плечу, и вышла из кухни.
Она понимала, что поступает неправильно, что стоило согласиться с сыном и, возможно, поговорить откровенно, но обида была сильнее разума. Женька не мог не понимать, что обидел мать.
Евгения Сергеевна пробыла на работе около двух часов, где её поздравили коллеги, а она устроила для них чаепитие с тортом. Дала поручение одной из коллег и выехала из города, когда часы показывали одиннадцать часов утра с минутами. До дома отдыха было километров двадцать пять-тридцать. Она не доехала до места, а её уже в это время разыскивали…
Глава 1
Семьи Полянских и Орловых жили в одном заводском доме и трудились, за исключением несовершеннолетних детей, на заводе. Виктор Иванович Орлов, сорок второго года рождения работал начальником сборочного цеха, его жена, Галина Петровна, которая была на год моложе, работала в детском саду при заводе. Старший сын Сергей родился в шестьдесят третьем году, а дочь Наталья – в шестьдесят шестом. Борис Семёнович Полянский, на два года старше Орлова, работал мастером цеха под его руководством. Клара Петровна, на пять лет моложе мужа, работала в бухгалтерии завода. Дочь Маргариту она подарила мужу в девятнадцать лет, а через два года родился сын Борис. Борис и Наталья Орлова были ровесниками. Дети только скрепили дружбу двух семей. Они ходили в один детский сад, потом школу. Имея детей разного пола, обе семьи в семьдесят восьмом получили в новом заводском доме трёхкомнатные квартиры, переехав из двухэтажного дома в панельную «пятиэтажку» в разные подъезды. Сергей, не пройдя по конкурсу в институт в восьмидесятом, был призван в ряды советской армии в мае восемьдесят первого. Рита оканчивала десятый класс и собиралась поступать в медицинский институт и ждать Сергея из армии. После стольких лет дружбы, переросшей в любовь, они позволили себе близость, даже не задумываясь о последствиях. Рите семнадцать, Сергею восемнадцать, а на дворе восемьдесят первый год, когда о сексе не говорили на каждом углу. Проводив любимого в армию, Рита сдала выпускные экзамены в школе, написала письмо Сергею и только после этого призналась родителям, что беременная. Сергей принял эту новость спокойно. Он написал своим родителям обо всём и просил помочь Рите, пока он в армии. Родители Сергея, получив письмо от сына, навестили Полянских, и пришли далеко не с дружеским визитом, хотя дружили двадцать лет. В адрес Маргариты посыпались обвинения со стороны Галины Петровны Орловой.
– Ты о чём думала, когда ноги раздвигала? У тебя нет ни профессии, ни образования, – в сердцах говорила она. – Сергею кислород перекрываешь. Он бы мог, вернувшись из армии, учиться, а не подтирать сопли неизвестно кому. Бесстыжая! Делай аборт и разговор закончен.
– Тётя Галя, Вы знали, что мы с Серёжей дружим и давно. Я люблю его, а он любит меня. Я буду в цеху полы мыть, но аборт делать не стану. Оскорблять меня и воспитывать не надо. Мне уже семнадцать, а Вашей Наташе пятнадцати лет нет. Воспитывайте её. Уходите.
– Виктор Иванович, не опускайся до уровня своей жены, – просил Борис Полянский. – Мы вас в гости не приглашали. Не хотите признавать дитя, так мы с Кларой не настаиваем. Вы сами объясните сыну своё решение. А теперь вам лучше, действительно, уйти, – говорил он, провожая гостей. – Клара, ну как её ругать, или обвинять? Ты себя помнишь в её возрасте? Это как лавина, которая накрывает тебя с головой. Это чувство часто неподвластно разуму. Мне было двадцать три, тебе восемнадцать. Разве мы думали о чём-то кроме любви? Опрометчиво, безрассудно – согласен, но аборт делать нельзя. Сергей любит нашу Риту, трудно этого не заметить. Орловы делают самую большую ошибку в своей жизни, не согласившись с его выбором. Парень сбежит, узнав об их решении и защищая нашу дочь.
– Думаю, ума хватит не написать о собственной глупости, – сказала Клара Петровна. – Рита, иди сюда, дочка.
– Мам, даже если они не верят мне, зачем говорить гадости? – всхлипывая, говорила Рита. – Серёжа знает обо всём, что со мной происходит.
– Вот с Серёжи и начнём, – говорил Борис Семёнович. – Прямо сейчас, пишешь ему письмо и отправляешь. Мы с матерью согласны стать бабой и дедом. Пусть служит спокойно, и ты больше не смей реветь. О его родителях не пиши. С этим пусть разбираются сами.
– Пап, мам, вы не будете меня упрекать? – глядя доверчиво на родителей, спрашивала Рита.
– Не будем, солнышко, – ответила за двоих Клара Петровна, обняла и поцеловала дочь.
– Я буду поступать в институт как планировала. Пап, а Орлов, как начальник, не будет тебе ставить палки в колёса? – спросила Рита.
– Не бойся, Маргаритка. От меня в цеху больше толку, чем от него. Он мужик разумный и думает далеко не так, как его жена. Но дружба наша, думаю, закончилась, – говорил Полянский, обнимая дочь. – А ты собирайся и езжай с мамой на дачу. Не думай ни о чём плохом, ешь ягоду и готовься к экзаменам. К первому августа вернёшься. Мы им еще всем нос утрём.
Маргарита Борисовна Полянская стала студенткой первого курса лечебного факультета медицинского института в августе восемьдесят первого года. Свою первую сессию она сдавала на восьмом месяце беременности и сдавала хорошо. Двадцать первого февраля восемьдесят второго года Рита родила дочь, которую назвали Евгения, а через день ей самой исполнилось восемнадцать лет. Почему Женя? Так они решили с Сергеем. Имя подходило и для девочки, и для мальчика. В марте семья Орловых получила груз 200 из далекого Афганистана. Теперь Риту «обвили» и в гибели Сергея. Галина Петровна внучку не признала, а Виктор Иванович навещал Риту с дочерью каждый месяц. Делал он это, скорее всего, тайно. Приходил минут на тридцать-сорок, общался с Ритой и внучкой, оставлял деньги и уезжал. Дело в том, что они переехали в другой район в декабре и виделись последнее время редко. Рита очень переживала гибель Сергея и пыталась уйти из жизни. Её отец словно почувствовал неладное, глядя на дочь и предостерёг трагедию. Успокоив дочь, приведя в чувство, Борис Семёнович гладил её по голове и со слезами на глазах говорил:
– Что ж ты, дочка, о нас с мамкой не подумала? Вязала бы три петли, а Женьку свезла бы в приют. Покончили бы одним махом с этой жизнью. Мне сорок два года. Женьке будет восемнадцать, а мне уже шестьдесят, если доживу после твоих срывов. На кого девчонку оставим? Ты можешь бросить учёбу, если свет не мил, но подумай о дочери. Зачем было её рожать, если решила бросить на чужого дядю. А чтобы на это сказал Сергей? В память о нём ты должна вырастить и воспитать дочь. Это плод вашей любви, – говорил он тихо. – Жизнь продолжается, если есть ради кого жить. Мы с мамой тебе поможем, а ты в старости поможешь с Женей нам. О том, что случилось, я не скажу даже матери, но ты мне должна пообещать, что подобное не повторится.
– Пап, прости меня. Я совсем из ума выжила и действительно сделала непростительную ошибку. Прости меня, родной. Я не думала, что будет так трудно. Я так от всего устала, – говорила Рита, вытирая слёзы.
– Терпи, моё чудо. Женька станет старше и будет легче. Ты можешь завтра не ходить на занятия и просто выспаться, но я не уверен, что дочь даст тебе эту возможность.
– Пап, завтра суббота, – улыбнулась сквозь слёзы дочь. – Я тебе обещаю справиться. Отпуск у мамы заканчивается, а бабушка приедет из деревни через три дня. Ты не против присутствия тёщи? Борис не сердится, что его переселили окончательно?
– Пусть попробует высказать недовольство. Пусть школу окончит, чтобы диктовать условия, – строго сказал отец.
Рита взяла себя в руки и с приездом бабушки начала посещать занятия регулярно. Бабушке было пятьдесят восемь лет, и она сама справлялась с правнучкой, оставляя всю домашнюю работу на дочь и внучку. К началу третьего курса Жене исполнилось полтора года и в сентябре восемьдесят третьего её отдали в детский сад. Чем старше становилась девочка, тем сильнее было её сходство с отцом. Рита была шатенкой с серо-голубыми глазами, а у Евгении волосы и глаза были цвета тёмного шоколада. Женя росла любознательной девочкой. К полутора годам знала много слов, сносно «щебетала», а в четыре года уже читала по слогам. Дед, Виктор Иванович Орлов, внучку не забывал, но старался приходить в отсутствии родителей Маргариты. Они договорились с Ритой, что будут встречаться с Женей каждый второй выходной месяца, если не получается в субботу, ждут воскресенья. Когда Евгении Сергеевне исполнилось пять лет, Маргарита окончила институт, а через год стала узким специалистом, окончив интернатуру. В восемьдесят восьмом она устроилась на работу в районную больницу, а через год получила однокомнатную квартиру в новом доме, площадью двадцать четыре квадратных метра. В этом же году Женя пошла в первый класс. Борис Борисович, брат Риты, окончив финансовый факультет университета в восемьдесят восьмом году, работал в банке экономистом. Через шесть лет он стал заместителем управляющего небольшого филиала коммерческого банка. Именно он посоветовал сестре обменять свою однокомнатную квартиру на трёхкомнатную.
– Рита, разница в пять миллионов рублей, при теперешних ценах, такой пустяк. Я возьму ссуду без процентов, и мы выплатим этот долг лет за пять. А нули на купюрах либо добавят, либо уберут, – говорил он уверено.
– Борис, у тебя семья, двое детей и жена, которая меня не очень жалует. Что она на это скажет? – сомневалась сестра.
– Ты добро мне дай, а остальное мои проблемы, – ответил он. Борис не мог не помочь сестре, имея возможность. Рита всегда ему помогала и морально и материально. Могла отдать последнее, если он в этом нуждался, и никогда не напоминала о долгах.
Маргарита, при непосредственном участии брата, сумела обменять свою квартиру на трёхкомнатную квартиру. Квартира располагалась в этом же доме. Теперь у неё и у дочери были свои отдельные комнаты.
Женя училась не просто хорошо, а отлично. Подруг ей заменяли книги. Она читала много и обо всём. На лето её отвозили в деревню, к многочисленным родственникам бабушки. Это были русские немцы, говорящие на двух языках. Именно общение с ними вызвало интерес к английскому языку, который она учила в школе. Рано приученная к самостоятельности, она быстро схватывала бабушкины уроки и умела готовить простые блюда. Женя нашла себе друга в лице соседа милиционера. Общий тамбур, который объединил две квартиры, помог им подружиться. Павел Иванович Яковлев был почти на тридцать лет старше девочки. У него была жена Зинаида Филипповна и взрослая дочь Анжелика. Она жила отдельно и в другом городе. Женя оставалась одна, когда у мамы были ночные дежурства в учебный период, или ехала к бабушке на каникулах. На ней были свои определённые обязанности, которые она старалась выполнять добросовестно. Мама для Жени была не просто мамой, а близкой подругой. Она доверяла ей свои секреты и хотела, чтобы её мама была счастливой, при этом ей не доводилось видеть в своей квартире ни одного мужчины, даже в качестве гостей. Маргарита не махнула на себя рукой. Она всегда была собрана и аккуратна. Её уважали коллеги, любили пациенты, и не любило начальство. Жене было пятнадцать лет, когда мама познакомила её со своим интерном Соколовым Станиславом. Стас был на десять лет моложе матери и на восемь лет старше Жени. Молодой человек был ростом сантиметров сто восемьдесят пять и весом килограммов девяносто. Светлый шатен, с голубыми глазами и небольшим прищуром. Мама очень смущалась, когда начала разговор о совместном проживании с ним.
– Жень, прости меня. Я влюбилась как девчонка. Он совсем не похож на твоего отца, но я потеряла голову – говорила, слегка покраснев, мать.
– Мам, а его родители не придут к тебе выяснять отношения? Если его родители против вашего союза, можно ждать чего угодно от сплетен до неприятностей. Пусть он сам решит этот вопрос с ними, он не мальчик, – говорила Женя, обнимая мать. – Я буду только рада. Ты у меня молодая и красивая.
– Мне нравится, что его не смущает ни разница в возрасте, ни твоё присутствие в моей жизни. У нас одни интересы, одна профессия. Знаю, что всё это может продлиться недолго, но я такая счастливая, что не хочется думать о далёком будущем. Мне важно, чтобы он тебя не обидел, – говорила мама Евгении.
