Kitobni o'qish: «Королевская кровь. Часть 1. Тайна Эвердредского леса»

Лили Джон Уэллер родилась в 1979 г. в Рэмпсайде (графство Ланкашир, Англия). В 1990-м году переехала в Лексингтон, шт. Небраска, США – на родину матери. В 1996 году поступила в Государственный университет Мьюррей (шт. Кентукки, США) на факультет литературного творчества, отделение художественной литературы (Murray State University, Bachelor of Arts in English – Creative Writing Option – Concentration in Fiction). Еще будучи студенткой, опубликовала ряд коротких рассказов, которые были замечены критикой: отмечалось бойкое перо автора, хороший слог, романтический взгляд на жизнь, отличающий Лили Джон. С 2001 года работала в различных периодических изданиях, писала статьи по экологии и культуре. С 2004 года работает над романом фентези «Королевская кровь» (The Royal Blood), параллельно пишет короткие рассказы, эссе, не оставляет и журналистской деятельности. Работа над романом затянулась в связи с большой занятостью автора, а также по личным обстоятельствам.

Отрывки из переписки автора романа с переводчиком

1 марта 2005, Линкольн, Небраска (США)

Дорогая Марина,

Мне очень приятно, что вы нашли мои рассказы в дебрях интернета и обратили на них внимание. Ваше предложение перевести их кажется мне заманчивым. Присланные вами образцы перевода прозы и поэзии разных авторов я показала своим друзьям, говорящим по-русски, и все они признали вашу работу высокохудожественной и квалифицированной, так что, думаю, я могла бы доверить вам перевод своих произведений. Однако я могу предложить вам еще более заманчивое дело. В настоящее время я заканчиваю первую часть своего романа «Королевская кровь». Роман находится, как мне кажется, на стыке таких популярных сегодня жанров как фентези, женский и приключенческий роман. Но здесь есть некоторая хитрость: в увлекательную фабулу романа я включила элементы психодрамы, а также кое-какие философские обобщения. Не удивляйтесь, если вы всего этого не обнаружите сразу: первая часть романа – всего лишь предыстория. Здесь лишь намечена главная тема, конфликт, дающий толчок всему действию. Основные события начинаются во второй части, которая будет отличаться не только по сюжету, но, думаю, и по стилю.

Мое предложение состоит в следующем: пока я дописываю первую часть, вы начнете переводить ее (возможные исправления и уточнения в текст будем вносить по мере их появления). А как только я начну работать над второй (а впоследствии и над третьей) частью романа, я стану высылать вам текст по главам. Таким образом, работа над оригиналом и переводом будет проходить почти синхронно. В результате русский перевод романа может быть опубликован одновременно с оригиналом, а может быть, и раньше (это будет зависеть от согласия и возможностей английских, американских и русских издательств).

Я – молодой и пока не очень известный автор, растущий как таковой вместе со своим романом – первым крупным и достаточно серьезным (для меня) произведением. Поэтому мне будут очень интересны ваши впечатления, критические замечания относительно сюжета, характеров и т. д.

Посылаю вам отрывок из первой части романа, и, если вы захотите его переводить, я вышлю вам полный текст первой части, как только она будет закончена.

С нетерпением жду вашего ответа.

Всегда ваша,

Лили-Джон Уэллер

P.S. Вы интересовались, почему у меня такое странное, полумужское имя: Лили-Джон. Коротко говоря, Джон – это в честь моего покойного деда по материнской линии. На самом деле, это целая история, о которой я расскажу в следующем письме.

Л.-Дж.

15 марта 2005, Лексингтон, Небраска

Дорогая Марина,

Вы так обрадовали меня своим согласием – честное слово, оно вдохновило меня на еще более усердную работу! Десятая глава окончена, а до финала всё ещё далеко. Вообще-то я планировала, что глав будет всего десять, но события разворачиваются так, что я вынуждена добавлять всё новые. Удивительно в крупном произведении то, что пока его пишешь – герои начинают выходить из подчинения автора и жить собственной жизнью: теперь они диктуют сюжет. Я была вынуждена несколько раз изменить свои планы в целом ряде эпизодов. План – это всё-таки схема, а когда скелет начинает обрастать мясом, получается что-то такое, о чем автор и не догадывался, затевая всё это дело. Помните, как это вышло у Франкенштейна: он задумал сотворить прекрасное, совершенное существо, а получилось чудовище. Надеюсь, мой роман не станет чудовищным, хотя, надо сказать, мое Эвердредское чудовище сильно помучило меня. Дело в том, что я задумывала его как эпизодический персонаж, который был нужен только для того, чтобы услать героя подальше от дома. Но вот оно появилось – и стало резко тянуть одеяло на себя. Вы просто не представляете, сколько времени я провела за исследованием вопроса о способах ловли крупных животных, а еще больше – не поверите – за физико-математическими расчетами: сколько нужно людей, сколько и каких материалов, как наладить его транспортировку и содержание. Оно в конец меня замучило! Я так сердилась: ведь я пишу о людях, а тут какой-то зверь заставляет меня думать вовсе не о тонкостях человеческих переживаний, а о грубо-материальных вещах! Надеюсь, в одиннадцатой главе я наконец разберусь с ним и вернусь к людям. Думаю, на две последних главы (если сюжет опять неожиданно не повернет в другую сторону и не разрастется) мне потребуется две-три недели, так что ждите. А пока – вот вам мой обещанный рассказ об истории моего имени. По сути – это история моих родителей и отчасти – вот этого моего романа, т. к. образы главных героев (и даже профессия одного из них) во многом схожи с ними.

Это было в 1976 году. 17-летняя американка Дженнифер Лоу, приехавшая в Англию в качестве туристки, отбилась от своей группы и, загулявшись по лесу, заблудилась. Лес этот находился в знаменитом Озерном крае, где жили и творили поэты-романтики 19 века Уордсворт, Кольридж и Саути. Стало вечереть, и девушка поняла, что ей не выбраться одной, испугалась и принялась кричать в надежде, что кто-нибудь ее услышит. Ее услышал 28-летний лесничий Роберт К. Уэллер, уроженец этих мест, а конкретнее – местечка Рэмпсайд в Ланкашире, откуда он до тех пор никогда не выезжал. Любовь между ними вспыхнула сразу – по крайней мере, так они мне говорили, ибо это были мой отец и моя мать. Ей пришлось остановиться в его охотничьем домике, как она думала, на одну ночь… Когда спустя три недели Дженнифер появилась в аэропорту Хитроу, чтобы лететь домой, выяснилось, что виза ее просрочена. Ей предстояло заплатить огромный штраф, но Роберт, который поехал ее провожать, тут же заявил, что они помолвлены, после чего они взялись за руки, убежали из аэропорта и кинулись прямо в мэрию, а затем в церковь. Мама взяла двойное гражданство, что избавило ее от штрафа. Однако вскоре им всё-таки пришлось расстаться: Дженнифер сообщили из дома, что ее отец, Джон Уэллер, серьезно болен и находится при смерти. Итак, она поехала домой, в Небраску, а ее муж приехал к ней туда несколько позже. В том же году Джон Р. Лоу, мой дедушка, умер от рака, а на следующий год мама поступила в Городской университет Нью-Йорка (CUNY), где изучала журналистику. В 1978 году, по настоянию мужа, который не хотел расставаться ни с ней, ни с родным лесом и любимой работой, она переехала в Англию, где продолжила учебу в Кэмбридже. Тут-то и оказалось, что она беременна. Мама очень хотела, чтобы родился мальчик, которого она назовет Джоном – в честь своего отца. Но родилась я. Так я получила это не совсем обычное имя – Лили-Джон.

Надо сказать, я и воспитывалась-то почти как мальчишка: мама заканчивала учебу, заботился обо мне, в основном, отец, вот мне и приходилось, чуть только я подросла, сопровождать его, когда он объезжал свои лесные угодья. Мы помогали зверью, боролись с браконьерами, делали санитарные вырубки… Этот лес стал моим домом. Подобно моей героине, я лихо ездила верхом и прекрасно ориентировалась в лесу.

Когда позднее мы переехали в Америку, я долго не могла смириться с потерей прежнего моего дома. Я и теперь ностальгически вспоминаю эту обитель счастья и гармонии. Со временем я обязательно куплю дом в тех местах, чтобы жить и творить в нем.

Первые уроки литературного мастерства я брала у мамы. Она и теперь – мой первый читатель и главный критик. В моей маме замечательно то, что она никогда не дает мне готовых рецептов относительно того, как надо писать, но дает мне возможность самой выбираться из возникающих трудностей. Она только указывает мне на недостатки в моих произведениях, и мы часто засиживаемся допоздна, увлеченные литературно-философскими дискуссиями, что приводит папу в бешенство.

Что ж, думаю, на сегодня хватит обо мне. Очень хотелось бы узнать более подробно и о вас: о вашей семье, о вашем творчестве, увлечениях… Пишите мне, пожалуйста, почаще, я всегда рада вашим письмам!

Ваша Л. Дж.

Часть 1. Тайна Эвердредского леса

Пролог

Королевство Медоуридж располагалось в долине реки Глайд с притоками Уиллоу, Стоунбрейк и Твиг к югу от Альтингблумских гор, в которых брали начало эти реки. Горы были труднодоступными, хотя и невысокими: даже на вершине Гринпиллоу, получившей свое название из-за формы, издали напоминавшей квадратную подушку, снег не лежал круглый год, зато в ложбине между двумя «углами подушки» пряталось озеро Чилли, из которого вытекала река Уиллоу. В западном отроге Альтингблумского хребта находилось другое озеро – Альтингблум, из которого вытекал полноводный Глайд.

В месте слияния Глайда с его левым притоком Уиллоу возвышался фамильный замок королевского рода Грэндуотеров, вокруг которого вырос город Уиллоумаут. Неподалеку простирался Мидглайдский лес, где испокон охотились все Грэндуотеры.

Южнее Уиллоумаута Глайд образовывал довольно узкую болотистую пойму. Деревня Ривергейт располагалась в этой пойме, между двумя противоположно направленными потоками реки Глайд, делавшей в этих местах широкую излучину. В глубине излучины, простиравшейся на несколько миль к востоку от деревни, раскинулись непроходимые Ривергейтские болота. Издавна привлекали они людей: в давние времена там добывали камыш, которым крыли дома, по берегам знахари собирали травы, а некоторые смельчаки рисковали пробираться и дальше – туда, где росла изумительная, крупная и сочная клюква, за которую королевская казна платила немалые деньги.

Поговаривали, что место это нечистое, и в иные ночи там виднеются блуждающие огни, слышатся хохот и пляски нечисти. Ходили среди жителей деревни различные суеверия, байки и легенды, связанные с этим зловещим местом. Далеко не всем удавалось оттуда вернуться: многих поглотила ненасытная утроба болота, и души их, как верили местные жители, продолжали вечно кружить над болотами. Эти загадочные ночные звуки, эти пляски блуждающих огней – откуда еще они могли взяться? Кому суждено вернуться, а кому навеки сгинуть, решала Болотная Дева. Рассказывали, будто некогда один юноша ухитрился вырваться из ее объятий.

ЛЕГЕНДА О БОЛОТНОЙ ДЕВЕ

Было это в незапамятные времена. Юноша, по имени Том, был сыном бедной вдовы. Однажды его мать занемогла и попросила клюквы. Отправился Том на болото. Идет, ищет, где ягода поспелее. Так и не заметил, как забрел в такие места, до которых прежде никогда не осмеливался добираться. Огляделся вокруг – сплошная трясина, кочек почти не видно, да и куда идти – не понять… Стало вечереть, а Том всё не мог выбраться из болота. Тут и огоньки появились – заплясали то здесь, то там. Страшно стало парню, стоит – с места сойти не решается. Долго так стоял, на огоньки смотрел, как зачарованный. А огоньки всё ближе, ближе подходят… И вот они плотным кольцом окружили его. Стало тихо: ни птица ночная не вскрикнет, ни вода в бочажке не всплеснет. И вдруг зазвучал дивный грудной женский голос – послышалась песня:

 
Горе тебе, путник, горе тебе!
Не ходил бы вовсе ты в мои владенья!
Знай: лежит заклятье на твоей судьбе.
Станет нынче больше здесь одною тенью.
 
 
Вспоминай, как жил ты, всё вспоминай!
Мой навеки будешь ты в объятьях бездны.
Огоньком дрожащим вечно мерцай.
Ни к чему мольбы все, стоны бесполезны!
 
 
Только глянь в глаза мне – и навсегда
Позабудешь радость и красу иную.
Не найдут в болоте даже следа…
Дай лишь, на прощанье тебя поцелую!
 

Как только песня окончилась, перед Томом выросла белая фигура. Полная луна осветила бледную беловолосую деву в белоснежном одеянии. Попятился Том – и начала трясина его ноги засасывать. Смотрит он на Деву, смотрит ей прямо в глаза и чувствует: всё бы в жизни отдал за ее поцелуй… Вот по щиколотку трясина его засосала. Опомнился он и говорит:

– Отпусти меня, Болотная Дева! Не насовсем – на день отпусти! Отнесу клюквы больной матери – и вернусь, слово даю!

Рассмеялась Дева – будто серебряные колокольчики рассыпались.

– Ловко придумал! Вот отпущу – а ты сюда больше ни ногой!

– Приду! – отвечает Том, – Я слов на ветер не бросаю! Мать жалко: на смертном одре лежит.

Так стояли они напротив друг друга, а Том всё глубже в трясину уходил.

– Вижу, что правду говоришь, – вымолвила наконец Дева, – да что ж с тобой делать? Никто еще у меня отсрочки не просил… Так обещаешь вернуться?

– Обещаю!

– Смотри, если обманешь – вспомнишь меня и горько пожалеешь!

– Не обману! Приду… – с трудом выговорил Том, потому что по грудь уже в топь погрузился.

– Держи! – и Дева, став на колени, протянула ему свою белоснежную руку.

– У тебя же сил не хватит! Я тебя еще затяну! – испугался Том.

Снова рассыпался серебряными колокольчиками смех Болотной Девы. Схватила она Тома за руку, легонько потянула – и будто расступилась под ним трясина, отпустила его. Выбрался он на сушу, глядь – а вокруг никого. Только блуждающие огни цепочкой выстроились, словно путь указывают.

– Смотри же, не обмани! – будто ветер рядом прошуршал.

Странно было и то, что одежда на Томе совсем сухая оказалась – точно и не тонул он в трясине. Может, привиделось всё? Побрел он за огоньками и скоро смог различить в темноте знакомые приметы, а там и на тропинку свою вышел.

Пришел он домой, дал матери клюквы – и ей сразу полегчало. А на другой день сказал ей:

– Ухожу я, матушка, далеко. Может, и не свидимся больше. Благослови на дорожку!

– Что это тебе вдруг вздумалось, сынок? – встревожилась мать.

– Девушку встретил, обещал к ней вернуться.

– Что ж ты в дом ее не привел?

– Не может она из своих мест никуда уйти, вот и зовет меня. Отпускать не хотела, да поверила моему обещанию вернуться.

Поглядела на него мать пристально и говорит:

– Рубаха у тебя порвалась – дай-ка зашью!

А когда зашила – благословила и отпустила.

Идет Том по болоту, ищет то место, где накануне был, да всё не может найти. Вот уже и сумерки настали. Стал он на кочку, крикнул:

– Эй, Болотная Дева! Вот он я – вернулся, как обещал!

Огоньки стали вспыхивать там и сям, кружить. Снова, как накануне, всё стихло и песня послышалась. Глядь – и сама Болотная Дева явилась.

– Не обманул ты меня, парень. Только матушка твоя мудрей оказалась: зашила тебе в ворот рубахи заговоренный волос. Теперь, где б ты ни был, непременно домой вернешься. Нет над тобой моей власти, пока ты в этой рубахе. Теперь тебе выбирать: хочешь со мной остаться – скинь рубаху. Видишь – и я тебе не лгу. А могла бы обманом, ласками заставить тебя раздеться – был бы мой навеки. Так что решай теперь сам: быть в свите моей вечно живым огоньком – или остаться простым смертным. Только тогда уж не избавиться тебе от тоски по мне. Ни одна земная женщина не будет тебе мила. Рано или поздно придешь снова меня искать… И не найдешь.

С этими словами крепко поцеловала его Дева. И так сладок был поцелуй, что Том чуть было не решился снять рубаху и остаться с Девой навсегда. Но в этот миг встали перед ним глаза матери – тревожные, молящие. Вздохнул он, поклонился Деве и сказал:

– Благодарю, что не погубила меня. Прощай!

– Что ж, прощай так прощай! Ты сделал свой выбор. Возьми-ка еще клюквы на память! – насыпала ему в ладонь горстку красных ягод и исчезла.

Вернулся Том домой – а вместо клюквы в руке у него оказалась горсть рубинов чистейшей воды. С тех пор они с матерью разбогатели и никогда больше не знали нужды. Однако смутная тоска, охватившая Тома, так больше его и не отпустила. Многие красавицы добивались его благосклонности, но он будто и не замечал их, вечно вспоминая поцелуй Болотной Девы и ее неземную красоту. Прошли годы, он похоронил мать и после этого утратил всякий интерес к жизни. Как-то в сумерках вышел он из дома и отправился к Ривергейтским болотам. Больше его не видели.

К западу от Мидглайда был еще один лес – Эвердредский, обязанный своим названием древнему преданию, повествующему об истории славного рода Грэндуотеров.

ЛЕГЕНДА ОБ ЭВЕРДРЕДСКОМ ЧУДОВИЩЕ

В давние-давние времена, когда Медоуридж был покрыт сплошными лесами и лугами, сюда пришли первые люди. Они стали заселять эти земли, добывая себе пищу охотой и рыболовством. Среди них жил колдун по имени Эвердред. Вождь этого племени, Уоллинг, решил взять в жены самую красивую девушку – Керстайн. В нее же был влюблен и колдун. Он пытался отговорить вождя от этой женитьбы, но безуспешно. Охваченный ревностью, Эвердред решил погубить вождя, для чего с помощью волшебного зелья, оставленного ему в наследство матерью – потомственной ведьмой, превратился в чудовище, как он думал, временно…

В разгар свадебного пира вдруг раздался страшный треск деревьев и оглушительный рев. К свадебному костру из чащи вырвался невероятных размеров зверь. В ужасе люди кричали и разбегались кто куда, но чудовище, круша всё на своем пути, неслось за новобрачными. Многих покалечил зверь, пока догнал Уоллинга и тут же на глазах у невесты разорвал его на части. Керстайн упала без чувств, а зверь, внезапно затихнув, бережно взял ее передними лапами и утащил в чащу.

Там, в чаще, Эвердред (ибо это был он) принес девушку в свою пещеру, положил на покрытое шкурами ложе и повернулся к спрятанной в углу драгоценной глиняной посудине с зельем, которое должно было вернуть ему человеческий облик. Громадными трехпалыми лапами он взял посудину и стал пытаться снять с нее притертую крышку, но в этот момент Керстайн пришла в себя. Услышав в темноте тяжелое дыхание чудовища, она мигом поняла, где находится. Тихо, чтоб не спугнуть зверя, она пошарила вокруг себя и нашла довольно увесистый камень. Фигура чудовища наполовину перекрывала выход, в котором виднелся освещенный луной лес. Девушке нужно было пробраться к выходу, миновав зверя на своем пути. Медленно и бесшумно она сползла с ложа и сделала шаг. Но чуткий слух зверя уловил движение, и он резко развернулся, не выпуская из лап уже открытое зелье. В панике Керстайн метнула в его сторону камень, и раздался стук разбитой посудины. Разлившаяся жидкость вспыхнула синим пламенем и исчезла, а чудовище упало замертво.

Много позже в Медоуридже была обнаружена старинная чародейская книга, неведомо кем и когда составленная. В ней говорилось и о волшебном эликсире древней ведьмы, с помощью которого человек может превращаться в чудовище. Было там и предупреждение о том, что, если эликсир будет уничтожен, колдун обретет бессмертие, но навсегда останется в облике чудовища, которое сразу уснет и проспит 300 лет. И так будет продолжаться: раз в триста лет Эвердредское чудовище будет оживать и наводить ужас на людей.

В книге было написано и о том, что должно произойти, чтобы проснувшееся в очередной раз чудовище снова уснуло. Но, поскольку триста лет считалось невообразимо долгим сроком, люди этого не запомнили, а книга была потеряна. Известно было только, что убить чудовище невозможно, а кто попытается это сделать, погибнет сам.

Правдивость этого предания вот уже много лет подвергалась сомнению, хотя среди жителей окрестных деревень еще ходили рассказы о страшных событиях трехсотлетней давности, когда чудовище в очередной раз ожило и наделало много бед. Кое-кто даже и теперь уверял, что в Эвердредском лесу снова с некоторых пор ночами раздается страшный треск ломаемых деревьев и рев, не похожий ни на медвежий, ни на олений. Словом, нехорошая слава была у этого леса, и потому мало кто решался далеко в него углубляться, да и сами деревни традиционно строились на некотором удалении от него. Ближайшая деревушка под названием Уоллингтон располагалась на краю громадной Уоллингтонской пустоши, примыкавшей к Эвердредскому лесу.

Основателем рода Грэндуотеров, по преданию, был брат убитого чудовищем Уоллинга Джеймс, чудом уцелевший в этой бойне, поскольку как раз перед самым появлением чудовища, на свое счастье, отлучился по нужде. Спустя год он женился на Керстайн, бывшей невесте своего брата. Один из его потомков, тоже Джеймс, одержав победу во множестве поединков, провозгласил себя королем Медоуриджа, Джеймсом Первым Грэндуотером. Он построил замок и основал город под названием Уиллоумаут. Его сыну, Джеймсу Второму, принадлежала честь завоевания выхода к морю у устья реки Глайд. Медоуридж, таким образом, поглотил крошечное графство Блайтон, и с тех пор шла непрекращающаяся вражда между Грэндуотерами и Блайтами, наследниками тогдашнего графа, за медоуриджский престол. В дальнейшем короли из рода Грэндуотеров пытались приблизить ко двору нежелательных соперников, но Блайты были слишком горды и добивались если не королевской власти, то хотя бы автономии, каковая и была им дарована королем Уоллесом Вторым, в благодарность за то, что граф Томас Блайт защитил побережье от вторжения воинственной эскадры соседнего королевства Брайтвелли. Графство Блайтон стало автономным округом в составе Медоуриджа. Блайтонцы традиционно были хорошими мореплавателями, и, согласно договору, создали военный флот Медоуриджа. Прибрежную деревушку они громко именовали городом под названием Портхейзел.

К северо-востоку от Медоуриджа, частично отгороженное от него Альтингблумскими горами, лежало крохотное дружественное королевство Смолбри. Кто первым назвал этот клочок суши королевством, а его правителя – королем, было неясно, однако медоуриджских королей такое положение устраивало, поскольку на Смолбри то и дело нападали короли Брайтвелли, что в какой-то мере спасало Медоуридж от слишком частых войн, да и сами войны по большей части проходили на территории Смолбри. В последнее десятилетие во главе Смолбри находилась вдовствующая королева Бернадетта, чьи мудрость и сила характера вызывали уважение даже у врагов. В Медоуридже вот уже двадцать лет у власти стоял король Гордиус Первый, переживший за эти годы двух жен, а ныне женатый в третий раз – на дочери королевы Бернадетты. Как водится, безвременная смерть двух королев вызвала среди подданных разного рода толки: поговаривали о проклятии, якобы висевшем над королем из-за его пагубной страсти к женщинам, а именно, о том, что одна из его юных жертв, принадлежавшая к знатному роду, утопилась в Глайде, не вынеся бесчестия, после чего при странных обстоятельствах погиб на охоте отец девушки (уж не пытался ли он застрелить короля, за что и был уничтожен его охраной?), а мать бедняжки, как говорили, тронулась умом, но прежде произнесла слова: «Будь у тебя хоть три жены – ни одна не принесет тебе наследника! Всех похоронишь, сам кровь прольешь бесславно, ибо не был ты настоящим королем и не будешь!» Ходили и другие слухи: будто бы прежние жены короля умерли не своей смертью, впрочем, мало кто всерьез мог предполагать, что король способен на убийство. Скорее это могло быть делом рук кого-то из придворных. По крайней мере, смерть последней из двух несчастных королев уж точно могла быть на совести архиепископа Арчибальда Кейджа, ибо вот уже с десяток лет этот ловкий интриган фактически заправлял всеми делами королевства, явно превышая свои обязанности первого советника.

Сорокапятилетний король давно не участвовал в поединках, лишь изредка развлекаясь охотой, а основное время посвящал утехам иного рода, в том числе и интимным, по-прежнему не упуская возможности воспользоваться правом первой ночи, а иногда заводя себе любовниц из числа придворных дам. Правда, возраст и разгульный образ жизни наложили отпечаток на его внешность: он уже не выглядел таким красавцем, как в былые годы, и потому ему всё чаще приходилось для своих любовных похождений довольствоваться новобрачными, в основном, из числа крестьянок или не самых знатных, но непременно хорошеньких горожанок. Архиепископ Кейдж, будучи духовником королевской четы, охотно отпускал королю грехи. Незатухающий интерес Гордиуса к прекрасному полу был ему на руку, ибо отвлекал монарха от более важных вопросов, предоставляя советнику большой простор для деятельности. Да и что он мог – этот легкомысленный король? Без Кейджа он давно бы утратил и трон, и все свои земли, хотя сам король вряд ли догадывался, да и задумывался об этом. Власть он воспринимал не иначе как инструмент удовлетворения своих прихотей, а такая власть, как известно, сама по себе, без чьей-то мощной поддержки, весьма непрочна.

Арчибальд Кейдж дал обет безбрачия в одном из доминиканских монастырей вскоре после возвращения из крестового похода, в который он попал еще совсем мальчишкой, будучи сыном одного из рыцарей, сложивших голову в войне с сарацинами. Осиротев, он был определен в монастырь, где сначала воспитывался как послушник, а затем стал монахом. Тайная жажда власти жила в нем с малолетства, и она была сильнее всех других страстей, бушевавших в сердце юноши. Он рано понял, что для осуществления своих честолюбивых устремлений придется отказаться от многих радостей жизни, и он научился ограничивать себя во всём, а также угадывать желания и настроения тех, кто пока стоял над ним, беспрекословно подчиняться с видом самым смиренным и как бы невзначай выполнять их прихоти. Постепенно он стал необходим тогдашнему настоятелю монастыря, и тот неосторожно приблизил способного и сообразительного монаха. К двадцати годам Арчибальд стал аббатом, к двадцати пяти – епископом, а вскоре после этого старый настоятель стал как-то часто болеть и чахнуть, пока в конце концов не умер от сердечной болезни. После его смерти ни у кого не вызывало сомнения, кому надлежит стать новым настоятелем монастыря. К тому времени имя Кейджа уже гремело по всей округе: он был непримиримым гонителем колдунов и ведьм, впрочем, некоторых из этих заблудших, как говорили, ему удавалось обращать и приводить в лоно Святой Церкви.