Пирамида

Размышления о жизни и будущем всегда были интересны читателю. Начала читать и обнаружила, что увлеклась куда больше, чем нынешней остросюжетной литературой. Эта книга для тех, кому надо поразмышлять над судьбами родной страны и человечества, кому нравится разгадывать символику и восхищаться переплетениями судеб. Мы многое упростили в этом мире, в том числе и литературу. Леонов возвращает читателя к тем временам, когда книга - это загадка, открытие, шаг в познании мира. Никогда не поздно ступить на эту дорогу. И еще - для меня это было еще и приятным чтением, не всегда легким, но все равно - доставляющим огромное удовольствие. Вспоминаешь, что это такое - читать, и читаешь - долго и со вкусом. Очень рекомендую.

Очень большой роман, даже скорее эпос. Труд во всех смыслах этого слова. Читал я его долго, где-то полгода с перерывами. Временами он он увлекает потом надоедает, потом опять увлекает. Он о любви, о Боге и о дьяволе. Сюжет интересный. Читается легко, язык приятный но философские размышления ( чем то напоминает Пелевина ) заставляют напрягаться, вдумываться. Книга конечно для расширения кругозора и развития интеллекта очень полезна, это не легкое экшен-чтиво. Рекомендую начать несмотря на большой размер романа, точно не пожалеете. Советские глыбы незаслуженно отодвинуты на второй план, Леонид Леонов одна из таких глыб.

Очень интересная книга, я давно её искала.

Скажите пожалуйста будет ли выложена аудио версия этой книги в исполнении Валентина Перкина?

Глубокий философский труд Леонида Леонова на закате его долоой 100летней жизни. Автор мудр и всеобъемлющ.Иногда сложно читается, Мысль писателя не всегда умещается в словах. Надо чувствовать.Для зрелых людей. Не развлекаловка.

А что, когда положат на весы Орлиный взор, геройские усы И звезды на фельдмаршальской шинели Усы, усы, вы что-то проглядели, Вы что-то недопоняли, усы..

И в яму он внимательно глядит, Но яма ничего не говорит, Она лишь усмехается и ждёт Того, кто обязательно придёт. Домбровский

Да кто теперь читает этого Леонова, тем более силикатный кирпич (полторы тысячи страниц) "Пирамиды"? Ой. не скажите, читают многие из тех, кто есть кто-то. Без "Пирамиды" ни "Обитель" Прилепина, ни "Июнь" Быкова не пришли бы к нам в том виде, в каком мы их знаем. Разумеется. влияние прозы Леонова вообще и "Пирамиды" в частности на современную русскую словесность не ограничивается двумя книгами, а назвала их потому, что меня на чтение романа сподвиг интерес к этим авторам, их уважение к фигуре советского классика и его последнему роману.

"Пирамида", увидевшая свет в девяносто четвертом году, в основном была написана уже к семьдесят третьему, но работу над ней Леонов продолжал до времени публикации, он был ровесник века, для справки. Стало быть, почти до девяносто пяти. И по отзывам наблюдавших, до самого конца это был серьезный, до мелочей отработанный процесс, где придирчивая строгость к себе и помощнику не оставляла возможности разночтений ни для одного фрагмента, подвергаемого редактированию. Сказать по правде, особенности леоновского текста не добавляют читателю в моем лице пиетета к этим трудам. Объясню, стилистические особенности текста Леонида Максимовича таковы, что любую свою мысль он доносит до читателя в максимально развернутом виде.

Непонятно? В "Пирамиде" есть пассаж об истинном размере того существа, с которым мы знакомимся на страницах романа под именем Дымкова, подлинное ангельское величие которого простирается на парсек. Оно может и хорошо для ангела, но я, в провинциальной отсталости, считаю, что для текста больше подойдет: чтобы словам было тесно, а мыслям просторно. Сакраментальное "Мама мыла раму" в леоновском исполнении займет пару страниц плотного сложного текста (без картинок и разговоров). Больше всего это похоже на чтение философского трактата, даже и самые разговоры построены по типу платоновских диалогов. Для имеющих опыт подобного чтения несложно, но читательское удовольствие стремится к минус бесконечности.

Это не отменяет факта, что "Пирамида" великое произведение, но относит роман, в наше не любящее многабукв время, в разряд произведений, от чтения которых подавляющее большинство читателей предпочтет воздержаться. И потому, я возьму на себя смелость краткого нарративного пересказа, хотя бы за тем, что вразумительного его варианта вы нигде не найдете. Структура романа много сложнее, Леонов мастер многопланового действия и нетрадиционных сюжетных ходов, сколько-нибудь вразумительного представления о масштабе романа мой отзыв не даст, но позволит составить о нем самое общее представление. а на большее и не претендую.

Итак, семья Лоскутовых: отец Матвей, священник, матушка - гонимое по описываемому времени (сороковой год) духовное сословие, батюшка в целях социальной мимикрии, а также для снискания ближним хлеба насущного, возвращается к ремеслу сапожника, которым зарабатывал на жизнь его отец. Трое детей: яркий успешный Вадим юношей порвал связь с семьей, сделал головокружительную писательскую карьеру, но ко времени описываемых событий репрессирован и судьба его неизвестна. Дуня славная девушка, воплощение соборной души русского народа, обожает старшего брата, вызывает серьезное беспокойство родителей некоторыми признаками того, что они принимают за душевное заболевание, на деле же Дуня действительно может общаться с ангелом, изображенным на церковной фреске и странствовать с ним по мирам. Егор, младший сын, помощник и опора родителей, талантлив ко всему, что связано с техникой, неутомимо трудится, пытаясь финансово помочь семье; с детства не получавший такого внимания, как Вадим, безнадежно соперничает с братом. Рассказчик, Леонид Максимович, альтер-эго Леонова, опальный писатель, ожидающий ареста, это его глазами мы видим происходящее, а роль его ограничивается свидетельством. Никанор Шамин , сосед Лоскутовых, студент, с детства влюбленный в Дуню, ровесник и друг Вадима, научным руководителем Никанора выступает профессор Шатаницкий (угу, вы верно уловили связь с сатаной, по сути он падший ангел, желающий отвратить божий взгляд от глины, так ангельское племя презрительно называет людей, с каковой целью в решающий момент истории собирается содействовать провалу миссии Божьего посланца на Землю). Довольно колоритную тройку представляют в романе богемные персонажи режиссер Сорокин, обаятельноый удачливый эрудит-авантютист, селфмейдмен образца раннего социализма. Роковая красавица Юлия, звезда экрана и наследница традиций цирковой династии Бамблосски, этакая щучка-сучка в аксеновской классификации, которая увидит в Дымкове источник многообразных потенциальных возможностей по типу Золотой рыбки (примерно с тем же конечным результатом, забегая вперед). Старик Дюрсо, отец Юлии, старый циркач авантюрного склада, он станет антрепренером Дымкова, тот еще аферюга, чья манера изъясняться приводит на память Беню Крика и персонажей Зощенко (сцены с Дюрсо - редкие в романе моменты читательского наслаждения. Остались два последних по порядку, но не по значению персонажа. Ангел - Дымков, в пространстве романа. И Хозяин, Сталин. Первый нисходит в мир с неясной целью его апологии, второй пытается задействовать дар чудотворения в собственных разрушительных (до основанья, а затем) целях. Сколько насчитали основных персонажей, тринадцать? Ну, как-то так. А дальше все просто. Ангел воплощается в земную ипостась Дымкова, немедленно позабыв в круговерти земных событий о Дуне, служившей ему мостом в наш мир. Дюрсо делает его своим партнером и какое-то время пара гастролирует с головокружительным успехом. Юлия вытягивает из Дымкова мирские блага в объемах, несовместимых в жизнью и непредставимых менее изощренным умом. А потом дар покидает ангела и все от него отворачиваются, и, успевший стать объектом высочайшего пристального внимания, он почти обречен повторить судьбу Вадима. Но нет, мир устроен более правильно и справедливо, чем представлялось автору, И вразрез со всей своей философией, он отпускает своего героя, вернув ему дар, сделав последним чудом: - Пусть они все о вас забудут. - Пусть забудут. - Кроме меня. - Кроме тебя. Тут бы и закончить, но не могу, пока не скажу о двух невероятного трагизма сценах, оправдавших в моих читательских глазах авантюру с чтением этого полутаротысячестраничного опуса. Обе с участием Вадима. Башмаки, которые мать надевает на его ноги в последнюю встречу с живым сыном. И сцена ареста кадавра, которым он вернулся домой. Это как удар под дых было, когда полгода назад убитый человек, ни слова не сказавший за три дня пребывания в родительском доме, выкрикивает, после удара конвойного: "Да здравствует наш великий вождь!" И еще раз, после второго удара.