Kitobni o'qish: «На берегу»
В тот год зима была теплая и малоснежная. Не было ни молчаливых долгих снегопадов, когда снег, будто о чем-то задумавшись, все ложится и ложится неспешно и тихо на высокие белые шапки на еловых ветвях, а замерзшие птицы слетаются к кустам неопавшей калины. Не было ни искристого твердого наста, на котором так любит играть по утрам зимнее солнце, пробираясь вместе со своими зайчиками в самую глубокую, холодную синеву лесной тени, и там лежать, лежать до самого вечера, пока не придет пора налиться медовым светом, и, подмигнув, высоким соснам, скрыться за краем холма. Не было и ясных ночей, когда небо, сложенное из темных тонких льдинок, звенит сразу всеми своими звездами, и одна из них, самая яркая, непременно прячется в ветвях заиндевелого старого дуба.
Пруд всю зиму лежал покрытый лишь тонким слоем льда, на который никто не решался выйти. Сквозь лед пруд видел молочное зимнее небо – первый год, когда ему удалось увидеть небо зимой. Обычно лед был так толст и сверху так плотно укрыт снегом, что через него ничего нельзя было разглядеть, а можно было только ждать, долго ждать до самой весны.
Высокие берега пруда были темны от высохшей травы, лишь кое-где накрытой редкими яблоками снега. С одной стороны берег выступал высоким песчаным обрывом, тоже голым, неодетым. Там росли березы. Некоторые из них так близко подошли к самому краю обрыва, что уже склонились над водой, и только их могучие крепкие корни не позволяли им упасть. Зимой березы тоже дремали, и, покачивая на ветру своими тонкими веточками, сквозь сон говорили друг другу: “Необычная эта зима. И пруд может обмелеть”. И с беспокойством заглядывали сквозь тонкий лед в его большие, смотрящие в небо, глаза.
