Kitobni o'qish: «Блуждающий бумеранг»

Shrift:

* * *

Все события, описанные в книге, являются исключительно плодом фантазии автора, совпадения случайны.

Бриллиант, упавший в грязь, все равно остается бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, так и остается пылью.
Китайская мудрость

1

Несмотря на бушевавший перестроечный 1987 год, за стеклянной витриной районного продуктового магазина красовалась глянцевая пустота. Старые заветренные свиные ноги местные жители размели еще вчера, и теперь чистые металлические противни призывно блестели из-за обшарпанного изогнутого стекла. К обеду в Минторге обещали завезти вареную колбасу, молочные сосиски и сахар по талонам, но как только поступит дефицитный товар, весть о нем разнесется по округе быстрее ветра, только бы успеть припрятать килограмм себе.

– Марина, когда ждать-то чего-нибудь путного?

В магазин ввалилась грузная пенсионерка с авоськой, которая жила неподалеку.

– Тетя Валя, к обеду обещали, но пока нет ничего, вы же видите…

– Надо будет очередь занять…

– На улице и занимайте сколько хотите. Если к обеду и привезут, пока примем товар, а там с двух до трех перерыв, так что раньше начала четвертого в магазине делать нечего! – продавщица, окинув взором стеллажи с пакетами поваренной соли, сухарей и сушек, от безделья принялась поправлять маникюр.

– А кушать что? Обед из топора варить? – вздернула густо накрашенные химическим карандашом выщипанные брови напористая Валентина.

От нахлынувшего беспокойства все ее большое тело заколыхалось и задрожало.

– Ой, скажете, теть Валь, вы вчера ноги брали, студень сварите пока…

– И точно, пойду, что зря глаза мозолить, – тетя Валя, взглянув на стеллаж, заставленный эмалированной посудой и гранеными стаканами, с пустой авоськой, прихрамывая, поплелась в старых резиновых сапогах к выходу.

– Ну, как дела на личном фронте, Мариш? – выглянула из подсобки бухгалтер Алевтина.

– Вчера своему благоверному сказала про развод, – отозвалась Марина, не отвлекаясь от подпиливания ногтей.

– И чё?

– Съел. Алевтина, ну сколько можно терпеть это бесконечное пьянство?

– Думаешь, развод что-то изменит?

– Не изменит, так хоть с меня ноша свалится. Не работает, не помогает, мозги последние пропивает, не помню, когда Оксанку трезвым видел, папашка липовый… Сколько уж живем порознь… Не то замужем, не то разведенка.

– Вот и будешь разведенкой… А про развод когда говорила, он трезвый был?

– Да нет…

– Так он и не вспомнит сегодня, что было вчера.

– Вещи соберу, выброшу на двор, сразу вспомнит!

– Так он не уйдет! Куда ему идти, в деревню возвращаться, в которой ни кола ни двора?

– А мне какое дело, мать сказала, что не пропишет его у себя в доме.

– Хозяюшка, принимай товар! – оборвал обсуждение наболевших проблем в личной жизни приехавший на грузовике Сергеич.

– Что привез?

– Отмечай накладные: колбаса вареная «Докторская» – 8 палок, колбаса вареная «Юбилейная» – 10 палок, сосиски «Молочные» – 7 кило. Сейчас принесу ящики.

Сергеич юркнул к грузовой машине, поставил один ящик на другой и метнулся в торговый зал.

– А сахар где?

– Нет сахара, не дали. Пряники есть и печенье.

– Да на кой мне эти пряники с печеньем, народ сахар ждет в начале месяца, даже по талонам невозможно купить. Лето на дворе, варенье варить надо!

– Что дали, то и привез. Бери пряники, свежие, в соседнем сельпо с руками оторвали…

– Мариш, мне кило сосисок отложи сразу и полкило «Докторской»! – на ходу бросила Алевтина и убежала отмечать накладные.

– А куда ценники пропали, Алевтина, ты не видела? – Марина торопливо разложила сосиски на вымытые белые противни, не забыв взвесить по килограмму себе и бухгалтерше.

– В коробке под прилавком посмотри! Мариш, тебя к телефону, срочно!

– Иду! Кому еще понадобилась?

Марина пробралась в узкую подсобку, в которой на полке с документами ее ждала снятая черная трубка телефона.

– Алло! – женщина опустилась на стул.

– Мариша, – со слезами прокричала мать. – Мы горим! Пожар! Хата горит! Скорей беги!

Опешившая Марина, даже не успев спросить у матери, вызвали ли пожарную, схватила сумку с молочными сосисками и выбежала из магазина. Три улицы до родительского дома она неслась что есть мочи, но было поздно. Пробираясь сквозь толпу собравшихся зевак, женщина, превозмогая запах гари, оказалась в густом дыму на пепелище родного дома. То тут, то там торчали обгоревшие дымящиеся балки, огонь молниеносно уничтожил строение, лишь посередине оголив обугленную кирпичную кладку печи. Все сгорело дотла… Построенный отцом и дядей деревянный добротный дом голубого цвета с уникальными резными наличниками двадцатилетней давности еще долго мог служить семье… Что теперь? Куда идти?

Через улицу, на скамейке напротив, глотая валидол, плакала мать, а рядом, безучастный к происходящему, сидел отец. Вокруг сновали соседки с ведрами, то и дело выливая воду на пепелище, что-то взволнованно кричали друг другу, причитая и охая.

– Мама, из дома что-нибудь вынести успели?

– Нет, дочка, только сумку с документами схватила, – продолжала лить слезы погорелица. – Я пока документы и деньги искала, балка рухнула на спину… Меня отец вытащил…

– Что случилось? Пожар отчего?

– Да разве поймешь… Боже мой, что теперь будет?

– А вещи Оксанкины?

– Ничего не спасли, доченька, ничегошеньки… – пуще прежнего зарыдала в голос Евдокия Петровна.

Подъехала громогласная пожарная машина, но, констатировав пепелище, уже не требовавшее тушения, удалилась на другой вызов.

Вскоре, расспросив сердобольных соседей, появился участковый милиционер и направился к скамейке, на которой приходили в себя Петриковы.

– Был дома кто-нибудь?

– Мать на огороде была, отец – в доме спал, а я – на работе…

– И что, не заметили, как все сгорело? – милиционер обернулся к заплаканной Евдокии Петровне.

– Я огурцы полола, собака забрехала, обернулась, а с хаты черный дым валит. Вбежала в дом, батька наш спал, вылила ведро воды на огонь, а пламя только сильней разгорелось. Николай начал задыхаться и кричать. В суматохе стала искать документы, сумку, деньги… Только нашла, а тут на меня балка свалилась, слава Богу, вытащил он меня, а так бы там и осталась… – сбивчиво пыталась описать пережитый ужас вмиг поседевшая женщина.

По испачканному ее лицу текли слезы, оставляя чистые бороздки, скатываясь на шею и чуть обгоревшую кофту.

– Хорошо еще, что все живы… У вас есть враги?

– Какие враги, товарищ милиционер? О чем вы? Почему сразу кругом врагов ищете? Имейте хоть каплю сострадания, у нас дом сгорел, нам некуда идти, мы понятия не имеем, где ночевать будем, где будет спать мой ребенок, а вы о каких-то врагах. Мой отец, Петриков Николай Николаевич, строил этот дом своими руками, а теперь…

– Не переживайте так, я вам, конечно, сочувствую, но, поймите, я просто делаю свою работу, проверяю поступившую информацию.

– Какую информацию? – опешила Марина.

– По характеру молниеносного распространения огня могу предположить, что это мог быть поджог. Что-нибудь необычное не заметили?

– Да какой поджог? Кому могло такое в голову прийти? – в голос зарыдала Евдокия Петровна, на что Николай Николаевич, по-прежнему безучастный ко всему происходящему, лишь молча дотронулся до ее плеча.

– Если что надумаете, вспомните – обращайтесь, а пока честь имею! – участковый нелепо приложил к фуражке руку, цокнул сапогами и был таков.

Слова участкового неприятно кольнули: Марине вспомнились угрозы, сказанные накануне пока еще законным супругом. В очередной раз он обещал сжечь дом или убить всех, кто встанет на его пути, но как можно всерьез воспринимать слова пьяного человека?

Замуж она вышла рано, но очень быстро поняла, что ошиблась с избранником, однако терпела ради маленькой Оксанки. Родившись в небогатой работящей семье, Марина выросла на примере родителей. С утра до вечера крутилась, помогая матери то в городе, то в доме. Однажды, сразу после окончания школы, на дискотеке ей понравился молодой человек, пригласивший на танец. Ей и самой, высокой и статной блондинке с длинными соломенными волосами, всегда хотелось научиться красиво танцевать, но что этот симпатичный парень выделывал с ней, бесконечно кружа в ритме танго! Разумеется, он выделялся среди остальных неумеек, топчущихся на месте, и Марина разрешила, чтобы привлекательный танцор проводил ее до дома.

Алик был родом из глухой деревни, в районном центре оказался благодаря учебе в профессионально-техническом училище и занятиям в ансамбле народных танцев, с которым порой выступал на сцене. Высокий шатен с длинными волосами «под пажа», большими голубыми глазами и великолепной фигурой понравился Марине. Вскоре сыграли свадьбу и стали жить с родителями невесты, поскольку в глухой деревне молодоженов ждали только покосившаяся изба да спившаяся после смерти отца матушка. Алик продолжал танцевать, постепенно запуская учебу, а вскоре и вовсе бросил.

Когда Марина поняла, что беременна, руководительницу ансамбля народного танца, в котором танцевал Алик, пригласили на работу в столицу, и любительский танцевальный коллектив распался. Молодой муж какое-то время повадился в одиночку ходить на дискотеки, все чаще прикладываясь к дешевому портвейну, а потом и вовсе запил… К тяжелому крестьянскому труду он приучен с детства, но был чрезвычайно ленив, поэтому наставления тестя и тещи пропускал мимо ушей, таская украдкой деньги из их кошельков на недорогую выпивку. Марина надеялась, что рождение ребенка повлияет на поведение несерьезного танцора, но его отлынивание от любой работы и ответственных занятий по уходу за дочуркой с каждым днем только усиливалось.

Когда маленькой Оксанке исполнилось полтора года, Марина, не без помощи родителей, смогла заочно окончить училище и устроилась работать в продуктовый магазин, а Алик продолжал болтаться без дела, отнекиваясь от навязчивых предложений родственников взяться за ум. Измучившись, Марина выставила некогда блистательного танцора и несостоявшегося мужа вон, как раз в тот момент, когда Оксанка заболела воспалением легких, а молодой папаша не изъявил желания сходить в аптеку за лекарствами.

Покинув дом Петриковых, Алик по-прежнему обременял Марину своим присутствием, всякий раз в пьяном угаре шантажируя то украсть ребенка, то подать в суд, то убить ее и поджечь дом… Вполне возможно, что именно Алик осуществил одну из своих угроз, после того как Марина объявила о разводе. Разумеется, она не видела, как он поджигал, но чувствовала, что готовился к этому. И если в кромешной тьме прошлой ночью ничего не получилось, то только оттого, что накрапывал дождь. Впрочем, он мог под ночным дождем что-то приготовить, облить, а днем оставалось только спичку поднести…

– Отец, это он, – прошептала Марина, – он поджег дом, я уверена.

– Знаю, Мариша, догадался.

– Что теперь? В милицию заявить?

– Не надо никаких заявлений и разбирательств, дочка. Будет проще, если об этом никто не узнает, да и тебе не станет легче, если его посадят. Он все-таки отец твоего ребенка.

– Простить человека, который оставил нас без крыши над головой?

– Теперь, когда знаешь, что это его рук дело, главный козырь у тебя: при каждом его приближении, при малейшей угрозе говоришь, что заявишь в милицию и посадишь в тюрьму. Он трус, побоится, теперь он для нас не опасен… А с жильем решим что-нибудь…

– Папка, я тебя так люблю! – Марина обняла отца, облегченно вздохнув.

2

Соседи, близко к сердцу приняв беду, то и дело подходили к скамейке, на которой расположились погорельцы, жертвуя кто деньги, кто куртку, подушку или одеяло. Вскоре собрался приличного размера баул, завязанный из потрепанного верблюжьего одеяла. И все же надо было срочно какую-то одежонку купить дочери, которая находилась в детском саду и не знала, что произошло. Хорошо, что на дворе лето и до наступления холодов еще есть время справиться с бедой.

Подруга юности Евдокии Петровны – тетка Клавдия – неожиданно предложила кров в своем маленьком доме.

– Евдокия, живи с Николаем пока у меня в тесноте, да не в обиде. Жалко, Маришку с Оксанкой принять негде, так ведь у нее муж законный имеется, может, он и позаботится, али как?

– Муж – объелся груш, – тихо пробормотала Марина, уставившись на обгоревшие руины. – За несколько минут с двухлетней дочуркой на руках осталась без крова. Я у Алевтины поживу пока, а там видно будет…

В надежде на временное гостеприимство Алевтины, Марина все с той же сумкой с сосисками вернулась в магазин, у входа перед закрытыми дверями собралась взволнованная толпа страждущих полакомиться свежим дефицитом.

– Что не открываешь, Маринка, обед уже давно закончился! – закричала тетка Валя, устав от варки студня из позавчерашних свиных ног.

– Не кричи, тетка Валя, не гуляла я и не обедала, беда у меня, дом сгорел!

– Придумаешь тоже, только бы не работать! – взбесилась толпа неугомонных голодных пенсионерок и мамочек с колясками.

– Неужели никто не слышал про пожар на улице Лесной? Вот бабы! Нечего трещать языками, сейчас открою…

Собравшись с духом, продавщица протиснулась в подсобку, в которой корпела над отчетными документами Алевтина.

– Ну что там у тебя? Что случилось?

– Дом сгорел, в один миг, представляешь, все пропало, ничего не осталось, мамка только документы и деньги успела вынести…

– Ой, мамочки! Ужас-то какой! Живы все?

– Слава Богу!

– Вот и не печалься, добро – дело наживное. Что думаешь делать?

– Пустишь к себе пожить вместе с Оксанкой?

– А чего ж не пустить? Живите! Только сначала с оголтелой толпой покупателей придется разобраться, еще немного и магазин разнесут, а то, чего доброго, и подожгут…

– Типун тебе на язык! Спасибо, подруга! Я поживу недолго, мы обязательно что-нибудь придумаем!

До конца рабочего дня справившись с шумными покупателями и распродажей дефицитных колбасных изделий, Марина закрыла магазин на замок с засовом ровно в шесть вечера, чтобы успеть в детский сад за Оксанкой.

– Привет! – услышала за спиной приятный голос и обернулась. – Это тебе! – недавний знакомый нежданно-негаданно встретил ее с цветами.

Красивый букет белоснежных роз после пепелища на месте родного дома показался чем-то нелепым, из области недосягаемого и непостижимого космоса.

– Спасибо, Данила, мне и поставить-то некуда теперь…

– Почему?

– У нас сегодня дом сгорел… дотла…

– Все живы?

– Да, спасибо…

– Вот и хорошо… Значит, сейчас куда? – Данила обнял женщину за хрупкие плечи, нежно погладил по соломенным волосам и мягко притянул к себе.

От прикосновения крепких и заботливых рук Марина вдруг испытала безрассудное, прежде неведомое чувство защищенности, как будто навеки вымощенная каменная крепость возникла вокруг и ничего более не страшно.

– В детский сад за дочкой… – прошептала Марина и заплакала.

После того, что случилось, вторую половину дня она стойко держала удар, но теперь, почувствовав мужскую защиту, захотелось выплакать обрушившееся горе.

– Не плачь, Маришка, я с тобой, и ничего не бойся! – вытирал он соленые слезы. – Успокоилась? Пошли в детский сад?

– Пошли…

Маленькая Оксанка, играя в песочнице детского сада, приметив маму, тут же побежала навстречу и остановилась, с удивлением глядя на незнакомого дядю.

– А ты кто?

– Я – Данила, а ты?

– А я – Асяна, – не вполне научившись выговаривать свое имя, представилась девочка.

– Пойдешь со мной? – Данила протянул руку пухленькой малышке с озорными светлыми кудряшками, и к большому удивлению Марины девочка в красном платьице в белый горошек тут же дала незнакомому дяде ручку и потопала рядом с ним.

– Ты волшебник, что ли? Почему она с тобой пошла с такой легкостью? Она ведь, кроме меня и бабушки с дедом, никого не признает!

– Вот видишь, она, как и ты, сразу почувствовала, что можно доверять тому, с кем будет жить.

– Что ты имеешь в виду?

– Что теперь мы будем жить вместе у меня дома.

– Как это? Я тебя едва знаю…

– Вот и познакомимся поближе. Где сейчас твои родители?

– У тетки Клавы… Я вообще-то договорилась первое время пожить у Алевтины… У нее свой дом, и живет она совершенно одна.

– Я не понял, ты что – против? Я же тебе сказал: я с тобой, ничего не бойся!

Странно, но женщина действительно совершенно успокоилась и перестала бояться того, кто с такой легкостью завладел сердцем ее замкнутой дочери.

Отворив чуть покосившуюся калитку на окраине района, Данила с Оксанкой и Мариной прошли к небольшому палисаднику, где за столом чаевничали хозяйка дома тетка Клавдия и Евдокия Петровна с Николаем Николаевичем.

– Внучечка наша любимая пожаловала! Где ж теперь, милая, тебе жить придется, – принялась причитать бабуля.

– Мама, папа, тетя Клава, познакомьтесь – это Данила!

– Здрасьте! – Евдокия Петровна, воспитанная в старых традициях, неодобрительно глянула на замужнюю дочь, прогуливавшуюся с незнакомым молодым человеком. – Еще не развелась с первым, а уже второй на горизонте замаячил! Лучше бы с ребенком больше занималась!

– Евдокия Петровна, – вступился за Марину Данила, – не переживайте, я забираю Марину и Оксанку к себе, теперь они будут жить со мной…

– Как это? При живом-то муже? Это некрасиво и неудобно, и не принято…

– Мам, а поджог устраивать удобно?

– Евдокия Петровна, – продолжил гнуть свою линию Данила, – мы сейчас с Мариной в универмаг съездим, а вы пока Оксанку покормите, мы скоро вернемся. Да, и цветы поставьте, пожалуйста, в вазу!

– Это мы мигом, – подмигнула довольная новым поворотом тетка Клавдия, чуть уколовшись шипами роз.

– Не переживай, мать, парень дело говорит, что нам с того зятя непутевого, может, хоть с этим парнем повезет дочке, пусть живут вместе, нам-то пока негде разгуляться, – поставил точку мудрый Николай Николаевич.

Перед закрытием универмага молодые люди успели купить детскую раскладушку и на первое время кое-какую одежду девочке. Прежде чем забрать Оксанку от бабушки с дедушкой, Данила заскочил домой предупредить близких о намерении привести в квартиру женщину с ребенком.

3

Переступая порог нового для нее дома, Марина чувствовала большую неловкость перед родителями Данилы, однако двухлетнюю дочурку пора было укладывать спать, тем более хозяйка трехкомнатной квартиры – Вера Иосифовна – в одной из комнат уже постелила ребенку на новой раскладушке чистую постель, аккуратно сложив на стуле обновки.

Марина, тронутая гостеприимностью чужих людей, со светлой благодарностью осталась в благоустроенной квартире, тем более выбор у лишенной крова женщины, увы, был невелик. К тому же Оксанка, одаренная обновками, быстро освоившись, присмотрелась и тут же подружилась с Федором Васильевичем, отцом Данилы, доверила ему свои детские секреты, а после подхватила плюшевого мишку и заснула на новом месте крепким сном.

Ночь, проведенная на раскладном диване в квартире едва знакомого парня, окончательно убедили Марину в том, что теперь в ее жизнь ворвался честный, справедливый, заботливый и любящий человек, о котором уже давно и не мечталось.

Еще месяц назад она и не подозревала о существовании Данилы. Измученная неудавшейся семейной жизнью, молодая женщина просто не могла без брезгливости смотреть на других мужчин, ибо все они казались ей похожими на непутевого мужа. И в тот день, когда Данила впервые предстал перед глазами, она не обратила на него внимания.

Случилось это на следующий день после дня рождения Алевтины, на котором Марина, почувствовав себя жалкой и несчастной, выпила слишком много вина, закончив торжество в обнимку с унитазом.

Конечно, утром у нее раскалывалась голова. Еле заставляя себя работать, Марина то и дело пила минеральную воду и выходила из магазина подышать свежим воздухом.

– Я бы тоже не смог долго находиться в магазине! – отвлек продавщицу от тупой головной боли проходивший мимо молодой человек.

– И чем вам магазинчик не угодил?

– Да нет, магазин тут ни при чем. На улице – благодать! Не усидеть в душном помещении, особенно когда торговать не чем!

– Хозяюшка, мне бы водочки! – на горизонте появился потрепанный мужичок в мятом пиджачке на велосипеде, подъехал к крыльцу, попытался слезть с двухколесного транспортного средства, но в этот момент одну штанину его изношенных брюк зажевала цепь, так что бедный выпивоха плюхнулся на землю.

– Митрич, тебе, видать, уже хватит. Да и одиннадцати еще нет, – первый раз за утро улыбнулась Маринка.

– Выручай, милая, трубы горят, нет больше сил терпеть!

– Так пятнадцать минут еще до одиннадцати, не имею права!

– А как помру прямо у крылечка, кто виноват будет, Маришка?

– Так ты и будешь виноват, в тебя ж насильно никто не вливает! – женщина только представила рюмку водки, и мерзкая тошнота вновь подкатилась к горлу.

– Ох, плохо мне! Ой, помру! – простонал Митрич, освободившись от велосипедной цепи, и упал навзничь.

– Смотрите, Марина, и в правду сейчас помрет мужичок! – усмехнулся парень, с интересом наблюдая за происходящим.

Испугавшись, женщина поспешила к лежащему на земле с закрытыми глазами любителю выпить.

– Митрич, ты чего? Помирать, что ли, собрался?

– Ой, плохо мне, помру, если не выпью!

Марина побежала в магазин, схватила поллитровку дешевой водки и принесла Митричу, тот тут же открыл глаза, мастерски откупорил бутылку и за одно мгновенье осушил содержимое.

– С тебя 5 рубля 30 копеек, симулянт несчастный! – разозлилась Марина.

– А нету! – повеселел Митрич, встал на колени и попытался подняться, но тут же опять упал.

– Как это нету? Я, по-твоему, должна свои выкладывать?

– Не переживайте, Марина, возьмите мои, – протянул молодой человек пять рублей с мелочью. Меня зовут Данила Федоров.

– Спасибо, конечно, я – Марина.

– Вы до которого часа на работе?

– До шести.

С тех пор Данила приходил к концу рабочего дня Марины с цветами, каждый вечер провожая до детского сада.

Однажды на их пути повстречался Алик. Нетрезвой походкой он направлялся к магазину за добавкой, да опоздал.

– У нас уже и ухажер появился! Зря времени не теряешь! Чё ты лезешь к моей жене?

– Заткнись! – не выдержала Марина.

– Заткнусь, если денег дашь!

– Отвали, нет у меня денег для тебя!

– А я тогда Оксанку заберу, ничего ты мне не сделаешь, у меня в ментовке знакомые есть, помогут лишить тебя родительских прав!

– Сейчас я тебе помогу! – встрял в семейные разборки Данила, – держи пять рублей и чтоб я тебя больше не видел, понял? – Данила протянул пятирублевку и для большей доходчивости заломил Алику руку так, что он взвыл от боли.

– Понял, понял, отпускай уже, больно!

Теперь Марина, вытянувшись на раскладном диване, вспоминала знакомство с Данилой с улыбкой, понимая, что за месяц успела привязаться к человеку, который сумел быстро устранить практически все ее житейские проблемы.