Kitobni o'qish: «Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!»
Пролог
– Барыня тонет! – визжала дворовая девка, мечась по тонкому льду в красном сарафане, словно огонек. – Барыня тонет!
В глазах купеческой дочери стоял ужас.
Ее расписные сани медленно уходили под треснувший лед озера. Они проседали, неумолимо погружаясь в прозрачную ледяную воду.
На крик сбегались неповоротливые в своих шубах рыбаки, побросав снасти и замёрзшую рыбу.
Они с недоумением смотрели на дорогие сани и рвущегося коня, уже охрипшего от ужаса. Но подойти ближе рыбаки боялись. Затащит под лед, и поминай, как звали!
– Да кто ж тебя на лед понес! – кричали рыбаки заиндевелому конюху в овечьем тулупе. На его бороде и бровях был иней. Дыхание вырывалось паром, когда он отстегивал коня.
– Вот остолоп! Лед еще не окреп! А ты коня погнал, дурья твоя голова!
– Что там? – спрашивали только – только подбежавшие рыбаки с другого берега. Близко они не подошли. Боязно! Никто не отваживался выйти на середину озера.
Кто-то из рыбаков признал и сани, и девку в роскошных мехах, которую придавило сундуком.
– Купеческая дочка на свадьбу ехала! Да как на озеро выехали, так лед под санями и не выдержал приданого! – кричали рыбаки друг другу. – Теперь тонет! С санями вместе!
– А енто кто мечется? – переглядывались рыбаки, глядя на красный сарафан и куцую козлиную душегрею.
– Так-то ее девка дворовая. Марыська! – приглядывались зеваки. – А кто хоть просватал – то?
– А нам почем знать! Мы в купцовые дела не лезем! – галдели рыбаки. – Наше дело малое! Глядите! Глядите!
Лед расходился трещинами. Полозья уже были почти на половину в воде.
– Барыня, барыня! Давайте руку! – причитала Марыська, размешивая снежную кашу ногами. – Вылезайте! Кто-нибудь! Помогите! Барыня тонет! Барыня тонет!
Под ее ногами расползалась огромная трещина, тут же наполняясь ледяной водой.
– Не могу, – шептала невеста, судорожно цепляясь руками за Марыську. – Шуба намокла и не пускает! Встать не могу! Тяжко… Еще и сундуком придавило!
– Брось ее, дуреха! Сейчас с ней вместе под лед провалишься! – крикнул кто-то из рыбаков. – Бросай, барыню! Сани-то вот-вот потонут!
– Ну, помогите, чего встали! – визжала дворовая девка, пытаясь вытащить укутанную в дорогие меха невесту. Лед под ногами хрустел, а она сама чуть не оказалась в хрустальной ледяной воде.
– А нам че? Жить надоело? У самих семеро по лавкам сидят! Кто их кормить будет? – переглянулись рыбаки, забывая про свой улов. – Гляди! Гляди! Шубы ее собольи намокли, вот и выбраться не может! Отец-то вон как нарядил!
– Ты-то что! – взвизгнула Марыська на конюха. Лед страшно хрустел. Подол ее сарафана намок от воды и уже покрылся инеем. – Барыню спасать надобно!
– Да я ведь … Да я… – лепетал конюх. Его борода была белой-белой от инея, а он огромными рукавицами пытался поймать поводья перепуганного коня.
– Барин дочку вон как любит! Кто спасет, тому золота не пожалеет! – закричала в отчаянии Марыська рыбакам.
– Знаем мы купца – того. Обманщик и плут! Еще за копейку удавится! – крикнули в ответ рыбаки. – Никто помирать задарма не хочет!
Как только конь получил свободу, он забил копытами, кроша остатки льда.
Сани резко просели назад.
Обе девушки пронзительно закричали.
Так, что в красном сарафане отчаянно тянула вторую за рукав роскошной шубы.
Кованые сундуки стали соскальзывать в воду, разбивая лед и наклоняя сани еще сильнее. Сами сани, груженные всяким добром, скатывались назад, медленно увлекая невесту в ледяную бездну.
– Марыська! Ты-то куда лезешь! Потонешь ведь! – басом крикнул один рыбак. – Жаль девку-то! Эта ж ее за собой утащит! Гляди, как цепляется! Брось ее, Марыська!
Сани съехали вниз, накреняясь и зачерпывая воду. Марыська завизжала, хватая барыню за руку и надрываясь изо всех сил.
– Пропали девки! Обе! – выдохнул паром маленький старичок – рыбак, отогревая замерзшие руки.
Сани уже утонули почти до половины.
– Не пускай меня, Марысечка… – дрожащим голосом шептала невеста, пытаясь выбраться из мокрой тяжелой шубы. – Не пускай… Молю…
– Не отпущу, барыня… Не отпущу… Только шубы снимайте! Не боитесь! Батюшка новые справит! – спешно кричала Марыська, изо всех сил сжимая дрожащую бледную руку с дорогими перстнями. – Я держу, а вы сымайте!
– Не выходит, Марысечка…
– Ну и кутали – укутали! Пропади пропадом шуба соболья! И сундуки окаянные! – задыхалась Марыська, пытаясь вытянуть барыню за руку. В тишине было слышно, как слетают с рук барыни золотые перстни и звенят о лед.
– Сундук шубу держит! Сдвинуться не могу… – выдохнула перепуганная бледная невеста, пытаясь содрать с себя налитые ледяной водой меха.
– Давайте помогу! – задыхалась паром Марыська, как вдруг…
Послышался страшный хруст.
Рыбаки бросились бежать к берегу.
Перепуганная Марыська внезапно отпустила руку и опрокинулась на спину.
Огромные сани стремительно исчезали под водой. Последнее, что она видела, как мелькнула перед ее глазами протянутая рука с перстнями и перепуганные синие глаза. А потом словно лезвия сверкнули полозья.
– Барыня! – пропищала Марыська, закрывая лицо руками, когда сани исчезли в темной воде.
Лед почти сомкнулся, словно не было ни саней, ни красавицы – невесты, ни богатых сундуков, ломившихся от всякого скарба.
– Ой, батюшки! – закричали рыбаки. – Потонула! И все добро с ней! Водяному достанется! Еще одной утопленницей больше станет…
– Какому водяному? – сплюнул старик. – Спит он! Карачуну ее везли! К елке бы привязали, да в лесу оставили! Слыхал я в корчме, как приказчик купца рассказывал спьяну! Дескать, купец просил размести дороги, чтобы торговать сподручней было!
– А девку зачем брали? Тоже ентому Карачуну? – спросил парень молодой, все еще не сводя глаз с алого сарафана.
– А это хитрость такая! Чтобы барыня ничего не смекнула! Девку-то грохнули бы под деревцем. А тут эвонна –как!
Молодой рыбак пробрался по льду и ловко ухватил Марыську за косу, оттаскивая по чавкающему водой снегу от огромной расползающейся полыньи.
– Пусти! – визжала Марыська, вырываясь. – Пусти, окаянный! Пусти, заклинаю!
В темной воде все было наполнено гулом. Сани опускались на дно. Из них вываливались и раскрывались сундуки, рассыпаясь серебром и золотом.
Купеческая дочь опускалась вместе с ними.
В мутной воде, словно что-то затаилось, и ждало, когда последний воздух выйдет из хрупкого тела. Сквозь гул растревоженной воды прорывались воспоминания.
«Послушай, девонька моя… Выдает тебя отец замуж. Да что-то тяжко мне на сердце… Ни сватов не видала, ни имен не слыхала… Не к добру это… Возьми этот оберег… Помнишь, слова, которым я тебя учила?», – вспомнился ей тихий скрипучий голос нянюшки, наряжающей ее перед свадьбой.
«Помню, нянюшка», – шептала она тогда, с грустью глядя на кокошник, расшитый жемчугами и на отражение старенькой нянюшки в зеркале. Нянька опустила глаза и что-то причитала себе под нос: «Не к добру!».
«Так, коли беда какая, ты оберег в руке сожми да слова заветные скажи! Хоть шепотом, хоть губами одними! Не боись, кому надо, те услышат!», – тихонько поучала няня, переплетая ей косы.
Дворовые суетились и бегали туда-сюда, складывая сундуки с тканями заморскими, самоцветами и серебром на разукрашенные сани. Небо было ярко голубым, и все вокруг сверкало от свежевыпавшего снегом. Лишь на горизонте возле заснеженного леса виднелась малиновая дуга раннего заката.
Отец хмуро поглядывал на дочь и раздавал указания дворовым. Это туда, это сюда! Еще несите! Маловато будет!
– Ой, да и что, что сватов не было! Главное, чтобы жених красивым и ласковым был! А коли обижать будет, так скажите, что батюшке нажалуйтесь! А батюшка у вас, как осерчает – всем достается! Мне вон в тот раз тоже плетей всыпали ни за что! – вспомнился смешливый голос Марыськи. – Под руку горячую попалась!
– Тяжко мне на сердце, Марыська, – вспомнился ее собственный голос. Она сидела разодетая в соболью шубу, чувствуя, как страшное предчувствие пробирает ее, словно мороз.
Она ехала в санях, нахохлившись дорогими мехами, и сверкала на морозном солнце самоцветами. Ее ноги были прикрыты медвежьей шкурой. На коленях она держала ларец с золотом.
– Барыня, вам что? Сон дурной приснился? – всплыл в памяти удивленный голос Марыськи. Ей по такому случаю красный сарафан пошили и новую душегрейку жаловали.
– Да бросьте вы, барыня! Пустое это! Вот моей матушке перед свадьбой тоже много чего снилось! И как бисяки ее за волосы таскали! Но ничего, год назад померла только!
– Как будто случиться что-то должно, – вспомнилось ей, как снег порошил шкуру, а холодные снежинки обжигали лицо. – Ой, чую беду я, Марысь. Сердцем чую… Да откуда придет, не ведаю…
– А я не беду! Я мороз чую! Ой, замерзла я! – вспомнилась Марыся, которая всю дорогу глядела с завистью на дорогие меха. – Вам –то, небось, тепло! Вон как батюшка расстарались! В соболях, небось, никакой мороз не страшен!
– Что-то страшно мне, – она словно не слышала, что ей говорят. Ее глаза смотрели в бесконечный коридор снежинок. – Что-то случится, Марысь….
– Да кому суждено сгореть – не потонет! А у меня свой оберег есть! Батюшка его на ярмарке на пуд соли выменял! Никакой нечистый меня не возьмет! Ни Леший, ни Водяной, ни Карачун! Так батюшке и сказали! Иначе бы он пуд соли не отдал бы! – вспомнилось, как утешала бойкая Марыська, вертя в руках какую-то деревянную фигурку. – Перед свадьбой енто всегда так! Во всем приметы плохие чудятся! Вот, когда моя бабка замуж выходила, так на свадьбе платок обронила. Жених платок поднял и вскорости помер!
– Как на погибель еду, – вспомнился ей собственный шепот. На ее ресницах застыли снежинки так, что веки сонно потяжелели. «Но!», – прикрикнул конюх, выезжая на замерзшее озеро.
– Барыня! Барыня!– вспомнился испуганный голос Марыси. Девка вертелась на месте и трясла ее за рукав шубы. – Кажись лед…. Барыня! Лед! Слыхали? Лед!
– Крак! Крак! – слышался хруст льда под полозьями.
– Гони! – внезапно с ужасом крикнула она конюху, едва не выронив ларец с приданным. – Гони, Матвей! Гони! Гони, родненький!
– Барыня! Барыня! Лед! – кричала Марыся, глядя на нее страшными глазами. Она вцепилась в ее руку, пока сани неслись по тонкому льду. – Лед под санями треснул! Барыня! Потонем ведь! Барыня!
Лошадь встала на дыбы и с грохотом опустилась на лед. «Куды! Ну тебя!», – кричал конюх, размахивая хлыстом.
Лед растрескивался, покачивая сани. Марыська завизжала так, что, казалось, ее услышали на том берегу.
Это последнее, что она помнила.
– Слова заветные, – промелькнуло в голове. Она что есть силы сжала в руке оберег няни. Замерзшие губы шевелились, пока над головой угасал последний свет.
Отступи беда – кручинушка,
Пощади мою судьбинушку
От жениха лютого,
В меха укутанного,
От сердца ледяного,
От слова злого…
Не стели нам вьюга метель
Покрывало – постель…
Мой наряд не заметай
Инеем не украшай….
Не целуй меня ветром в уста жаркие,
Не мани дорогими подарками…
Я не стану твой на постели снежной…
А вернусь к своей матушке безутешной…
Пусть кто угодно за меня сгинет,
Пусть чьи угодно уста под тобою стынут…
Ветры буйные летите…
Кого – угодно разыщите…
Пусть она вместо меня будет…
Пусть ее стужа любит….
Обойди мой шепот всю землю и все времена…
Найди ту, кто вместо меня к тебе прийти должна…
Как будто сама вода содрогалась от каждого слова. Как будто сам лед дрогнул и загудел… Откуда-то там, наверху поднялся ветер, а с ним и метель.
– Ой, барин осерчает, – выл конюх. – Не довез девку! Кто знает, может так лучше! Грех на душу брать не стал! Прибрал бы ее Карачун, и дело бы с концом! А теперича, что я барину скажу? Он же с меня три шкуры спустит!
– Чуете! – затаилась Марыська. – Чуете, словно голос барыни в метели завывает! Не пойму, че говорит?
Рыбаки божились, что в метели шепот слышали: «всю землю, и все времена… Ту, кто вместо меня …. Должна…».
– Мне одному чудится, что метелица по-бабьи завывает? – спросил молодой рыбак, прислушиваясь.
И тут Марыська рванула к проруби, вырывав косу из рук парня.
– Стой, куда ты! – кричали ей вслед. Но девушка бежала по тонкому льду к огромной полынье.
– Жива, живехонька! Помогите! Люди добрые! – кричала она. И тут показалась рука, которая цеплялась за лед. – Помогите! Заклинаю! Сама не осилю!
Что есть силы рванув руку наверх, Марыська вытащила замерзшую девушку и протащила по льду.
– Ой, батюшки! – выдохнула девка, как вдруг лед под ее ногами провалился. И она с головой ушла под воду.
Ветер поднимался над домами и покосившимися избами, над золотыми куполами, над крепкими стенами. Он уносил этот заговор подальше от огромной полыньи. Ветер пролетал города и села, пронизывая их насквозь… Он шуршал в заиндевелых деревьях, звенел сверкающими сосульками, поднимал поземку, гудел в трубах…
«Та, кто вместо меня… ».
Он обдувал каждую, кого встречал на своем пути… Он искал ту, которой суждено или растопить ледяное сердце или сгинуть в ледяных чертогах.
И наконец-то нашел ее…
Глава первая. Куда уходят умирать носки
«Ой, у меня есть подкурить! Специально с собой в лес беру зажигалку!», – дрожащая рука с носилок протянула зажигалку к сигарете волонтера. Тащим по буеракам. Искали три дня. Ни отблеска, ни огонька, ни костра, ничего. Думали уже все!
101 повод бросить курить от волонтеров,
разыскивающих пропавших людей
– Ежик! – гнусаво орала я, пробираясь по сугробам. Колючие ветки драли куртку. – Ежик! Ежик! Тебе что? Ответить сложно! Ежик! Это Лиса Один. Кажись, Носок нашелся! Его следы ведут к озеру!
Со стороны это было похоже на бред сумасшедшего в зимнем лесу. Особенно, когда ноги по самое колено погружаются в сугроб.
– Лиса один! Лиса один! Прием! Белка, ты? – внезапно зашуршала рация. – Белка, прием! У нас тут Еремина и Шепелев! Шепелева видели в лесу с вертолета! Он убежал от вертолета! Третий раз!
– Дедушка видел в лесу НЛО! – выдохнула я, зорко осматриваясь по сторонам. – НЛО видело в лесу дедушку и передало по рации…
– Что с Носком? – прошелестела рация. – Ты-то сама как? Сейчас ребята еще подъедут. Звонили. Ты хоть отдохнешь!
Что с Носком! Три человека нас осталось! Остальные дернули на работу! И двое местных! Вот что с Носком! Третий день ищем! Позавчера нам решили помочь МЧС. Они катались с сиреной вокруг леса. «Иди на звук!», – как бы намекали они, только усугубляя ситуацию. Они прокатились, потом уехали тушить пожары, оставив нас наедине с окончательно заблудившимся потеряшкой.
Обычный человек знает. Мох растет с севера, с юга ветки пушистей, солнце садиться на запад. Зато как приятно замерзать в глухом лесу, зная, что ты не прогуливал уроки по ориентированию на местности!
– Свежие следы у меня! Отправляю координаты! – рявкнуло в приемник мое простывшее горло. –Немирову нашли?
– Пока ищем! Телефон разрядился у нее! Высылаю группу по твоим координатам! Следы точно свежие? Елка уже передает информацию!
Если вы потерялись в лесу, ваша главная задача первым делом – посадить телефон! Так считают почти все, кого мы ищем.
Первым делом нужно позвонить родным и сорок минут с рыданиями и истериками рассказывать про то, что вы заблудились, вам холодно и страшно, а вокруг темным-темно. Если вам вдруг начнут задавать вопросы, то нужно твердить, что вам темно и страшно. И ни в коем случае не прояснять ситуацию, что есть с собой, что по самочувствию и есть ли какие-то особые приметы местности!
В довершении, если ловит связь можно запилить пост, ответить друзьям на сообщения и позвонить начальству, тете из Саратова, дяде из Тамбова, чтобы не волновались и спасали побыстрее!
Если связь не ловит, то вы можете скоротать время за игрой три в ряд. Очень полезное занятие в лесу. Но лучше всего поснимать свои приключения на камеру! Нам будет очень интересно посмотреть, что вы делали перед тем, как утонуть в болоте, до встречи с медведем или перед тем, как замерзнуть под кустиком, наевшись неизвестных грибов и ягод.
И когда телефон разрядиться окончательно, единственное, что вы сможете сделать с телефоном – кинуть им в медведя!
Потом стемнеет, вас будут искать с вертолета по отблеску телефона, но им уже урчит разбуженный вами медведь.
– Я тебя понял! Жди! – прошуршала рация.
Я ломала кусты, продвигаясь дальше. Проклятый мороз! У, как я его ненавижу! Сколько раз мы опаздывали и доставали замерзшее тело? У меня с ним свои счеты. Трое! Причем, двое из них дети!
– Из вкусненького! Местные говорят, что у тебя там медведь. И его видели недавно! Чтобы тебе было не так грустно и одиноко! У тебя фаеры есть?
– Д-д-да, один, – выдохнула я, осматриваясь по сторонам. – Где конкретно медведь?
– Егерь сказал: «Да хрен его знает! Он за ним лично не бегает!», – прошуршала рация.
Твою мать! Я чуть за сердце не схватилась. Медведь может быть где угодно. Д-д-даже за спиной!
Я резко обернулась. Но увидела только мохнатые заснеженные лапы ели! Фух!
По следам человека в зимнем лесу можно прочитать многое. Не только размер обуви, направление, куда двигался, бежал или шел. Но и водятся здесь медведи или нет. Как у нас шутят, если коричневенькие с желтеньким, то где-то поблизости может быть медведь, страдающий бессонницей!
– Хоть бы живой, – простонала я, сплевывая снег. – Хоть бы живой! Плохо, что озеро! Да что ж такое! Манит оно что ли! Почему-у-у! Так! Без паники! Без паники!
Почему, если в огромном-огромном лесу есть малюсенькое озерцо, то искать, прежде всего, нужно там? И неважно, взрослый или ребенок! «Потеряшки» безошибочно, каким-то задним чутьем находят эту несчастную лужу и начинают всячески в ней топиться! Иногда, даже успешно!
На меня с веток посыпался снег, попадая за шиворот. Я спешила вниз, к озеру, видя, что свежие следы начинают петлять.
«Пытается запутать след! Уходит от погони злых полицаев!», – промелькнуло в голове, когда я хрустела ветками.
Если человек теряется, то в нем тут же просыпается партизан! Он решает идти куда-нибудь. В надежде, что куда-нибудь да выйдет. А потом, почувствовав усталость – залечь под кустом, или спрятаться в овраге, чтобы слиться с окружающей средой по – максимуму и тихо постанывать в ответ на крики.
Открытая местность? Вы о чем? Нет, чтобы остаться на поляне, чтобы тебя могли увидеть с вертолета! Нет! Только чаща, только валежник, только хардкор!
Отличники обязательно вспомнят, что под снегом теплее. И зароются в снег. Вот только не учтут, что нифига там не теплее, и снег может покрыться коркой. А ты превратишься в подснежник, который однажды соберет опергруппа и подарит красивой девочке – патологоанатому.
Чуть погодя почти в каждом просыпается юный натуралист – дегустатор. А в голове натощак мелькают картинки из старых учебников «съедобные грибы и ягоды». Но мелькают они так быстро, что ты не успеваешь рассмотреть и тащишь в рот все, что выглядит симпатичней медвежьей какашки.
– Лиса один! Так, сброшенной одежды я не вижу… – прошептала я, прорываясь сквозь снег. – Это хорошо! Иду по следу! Прием!
Пробыв на морозе, многие начинают внезапно раздеваться. Им вдруг становится жарко! Эдакий стриптиз под елочкой! Они сбрасывают с себя куртку, обувь, шапки, варежки. Так что если видишь следы стриптиза, то можно уже не торопиться! Где-то в радиусе трехсот метров лежит голое тело, не подающее ни признаков стыда, ни признаков совести, ни признаков жизни. Увы.
Семен Семенович Носок – был нашим постоянным клиентом. Это деятельный мужчина пенсионного возраста с детства умел разнообразить свою жизнь.
Раньше его разыскивали всем селом. Потом к розыскам подключилось районное отделение. Чуть позже, когда образовалась наша волонтерская организация, его стали искать мы. Зато село и районно отделение вздохнули с облегчением.
Как только сходил снег, Семен Семенович уходил на рыбалку. С концами! На третий день его супруга начинала поиски его концов. И всегда подозревала худшее. Благо, он всегда говорил жене, знающий наш телефон наизусть, куда идет!
Мы были очень рады этой информации! Потому что уже точно знали, что там его искать НЕ НАДО! Его там просто нет! Он будет где угодно, но не ТАМ!
И уже через дня три, мы отлавливали Семена Семеновича, трясущегося возле дерева в ста двадцати километрах от предполагаемого места пропажи. Пока мы проверяем пульс, давление, заворачиваем его в одеяла или кладем на носилки, он клянется и божится, что будет сидеть дома. Пока мы тащим его через буераки, Семен Семенович обещает, что впредь будет разгадывать кроссворды, вязать носочки и смотреть «Минутка суда» вместе с супругой.
Но приходят майские праздники.
И меня отдирает от бойфренда внезапный звонок посреди ночи: «Носок. Опять!».
Вот мы прочесываем лес, в двадцати километрах от того леса, откуда вернулись его друзья со словами: «Глянули, а он только что был здесь!».
Мы находим Семен Семеновича под кустом в шестидесяти километрах от шашлыка. И на обратном пути он честно обещает научиться читать газеты, гладить кота и высиживать очереди в поликлинику.
Потом приходит лето. Меня выдергивают из парикмахерской. И мы уже шуршим всеми кустами в поисках заядлого охотника, решившего получить достойную прибавку к пенсии в виде срока за браконьерство.
Местная аптека знает его супругу в лицо. И достает успокоительные, стоит только увидеть ее на пороге.
На обратном пути Семен Семенович рассказывает про то, что научится играть в домино во дворе, ковыряться в своей ржавой копейке и смотреть сериал «Слепарь».
На осень мы уже планов никаких не строим.
Где-то достает свой осенний камуфляж заядлый грибник, Семен Семенович. И выходит на тропу войны с ножом в руках и огромным желто-серо- зеленым ведром для сбора скальпов… ой, то есть, шляпок, убитых врагов.
Зачем грибникам камуфляж мы еще не выяснили. Наверное, чтобы не распугать шустрые грибы! Видимо, есть определенный кайф в том, что бесшумно подкрасться к часовому грибу и вырезать его ловким ударом ножа, пока другие грибы этого не заметили и не разбежались.
Но вот мы вытаскиваем из оврага чудом живого обладателя премии «Тур Нихеейрдалтымужик» и тащим на носилках навстречу цивилизации. По пути нам честно обещают, что будут ругаться с соседями, смотреть всякие политические передачи и разгадывать врачебный почерк.
Но мы уже не верим!
И вот наступила зима! И заядлый рыбак достал белый камуфляж для зимней рыбалки, с утра взял удочки и бур. Мне кажется, что именно в этот момент, когда Носок закрывал дверь со словами: «Я скоро вернусь», у меня пролился кофе на клавиатуру ноутбука.
– Семен Семенович! – хрипло крикнула я, выходя на берег замерзшего озера. Стоило только поставить ногу на лед, как стало понятно! Лед еще не схватился!
– Ой, мамочки! Терпеть не могу лед! – простонала я, как вдруг увидела, следы и фигуру. Он сидел, как мамонтенок на льдине, боясь пошевелиться. Неподалеку валялись снасти и стоял бидон.
– Твою мать! – заорала я, скидывая рюкзак с одеялами и термосом. Осторожно, ступив на лед, я поняла, потепления не ждал никто!
«Держись, мамонтенок! Мама уже идет!», – мысленно кричала я, слыша хруст под ногой.
В тот момент, когда я ступила на лед, он треснул. Меня почему-то охватил панический страх! Я до ужаса боюсь льда!
– Ладно, вызываю помощь! – выдохнула я, пытаясь расчехлить рацию.
Как вдруг меня заметили.
– Стой на месте! – крикнула я, бросая рацию. – Помощь сейчас придет!
Мамонтенок решил, что в качестве мамы я не гожусь. Похватав свой скарб, Семен Семенович Носок стал пытаться дать деру. Видимо, от меня уже сочились рассерженные флюиды. А дома его ждала Зинаида Викторовна, в прошлый раз ненароком поинтересовалась, сколько дают за убийство супруга. И учитывается ли возраст преступницы при вынесении приговора. «А то силов уже никаких нету!».
И тут лед под рыбаком треснул. Он очутился в ледяной воде.
– Все, завязываю, – простонала я, ложась на лед и ползя в сторону полыньи…
– Это был последний раз! Обещаю! Буду сидеть дома, смотреть сериал, пить чай и … и… – по –пластунски ползла я, обдирая себе колени и руки.
