Kitobni o'qish: «Принцесса по ГОСТу»
Глава первая. Всеобщая принцесолизация
Принцесса по ГОСТу
Я рождена, чтоб сказку сделать пылью,
преодолев пространство и позор!
– Что-то сильно смазливая получилась, вам не кажется, многоуважаемые министры? Такая еще и понравиться может! – опасливо прищурился первый министр, критически рассматривая портрет и потирая окладистую, стриженую бороду.
– Вот зря ты, Каспар, мне кажется, что сойдет! – прокашлялся в платочек министр финансов, потирая запотевшую лысину и поглядывая на часы.
– Сойти – не выйти! Там такие красавицы будут – глаз не отведешь! А нам надобно пострашнее! Понеказистей! Чтобы при виде нее перед смертью пить перехотелось! Чтобы при мысли о том, что наследники будут похожи на нее, хотелось спрятаться под одеяло, – сардонически заметил первый министр, присматриваясь к портрету. – Эй, художник! Мог бы что-нибудь с ее волосами сделать! Ну так, чтобы там три волосинки было? А то тут прямо локоны… Не порядок!
Придворный художник трагично закатил глаза, словно уже мысленно нарисовал посмертные портреты всех присутствующих.
– Опять? Вы мне за глаза доплатите? – поинтересовался он, снова наводя краску. – Идите вы в тюбик!
– Тебе за глаза хватит! Рисуй! Если к утру не будет готов портрет принцессы, пойдешь в первых рядах добровольцев на войну, которую нам объявят! – рявкнул тучный министр обороны, расстегивая пуговицу камзола и нервно обмахиваясь посланием.
***
– С вас двести рублей, – равнодушным голосом заметила усталая парикмахерша, подметая старой шваброй мои волосы и бросая фен на столик. – Зи-и-ин! Кто там следующий по записи?
Моя дрожащая рука потянулась к старенькой сумочке. Я боялась даже взглянуть на «подровнять концы». Мне очень хотелось подровнять тот конец, который объявил режим строжайшей экономии. Из зеркала на фоне красоток, вырезанных из журнала неизвестным маньяком, на меня смотрело лысоватое нечто. Радостный Голлум вздыхал с умилением, глядя на «мою прелессссть!», понимая, что даже его судьба не обделила потенциальной парой.
– Ну как? – поинтересовалась парикмахерша, пытаясь ободрить меня, дабы я не покончила с собой после выхода из салона красоты «Туа Летуаль». – Вам так идет! Теперь придется с собой носить паспорт!
Согласна! Паспорт нужен обязательно, чтобы доказывать, какого я пола! Я выдала две смятые купюры, проверяя стопку чеков.
– Не могу дозвониться следующей! – послышался ленивый голос из-за стола администратора, которая тем временем со скоростью станка пилила ногти нахохлившейся женщине за пятьдесят, и прижимала к уху телефон. – Инесса Абрамовна, вам красненьким, как обычно? С золотинками? Алло! Вы не забыли? У вас сегодня запись…
Я сглотнула, прижимая к груди свою старенькую шапочку с бубончиком, которая должна ближайшее обозримое будущее играть роль шапки – невидимки.
– Не хотите купить бальзамчик с кератином? Фирменный! – поинтересовалась парикмахерша, показывая на витрину. – Он у нас сейчас со скидками! Пятьсот рублей!
Сколько? Пятьсот рублей за бальзам? Да меня дома убьют!
– Нет, спасибо, – я выдавила улыбку, натягивая куртку и вылетая пулей из парикмахерской. Хоть бы не встретить никого из знакомых!
***
– В-о-от! Каспар! Взгляни! – пробасил министр обороны, когда усталый художник продемонстрировал результат. – Теперь другое дело! Три волосинки! Как и полагается! Пусть думает женишок, что больная она у нас! Наследственность плохая! Не растут у нее волосы!
– Ты прав, Андрес. Надо бы мешки под глазами нарисовать побольше! Или синяки! Чтобы точно знали, что она у нас пьет наравне с батюшкой! – звонко чихнул министр финансов, пытаясь отдышаться.
– А вдруг решат, что она не пьет, а о государстве думает? – критически заметил министр финансов, растирая мешки под глазами.
– Надо как-то подчеркнуть, что о государстве она совсем не думает! Чтобы по взгляду было понятно, что думать она вообще не умеет! – ударил кулаком по столу министр обороны.
– Ты не прав, Андрес! Женское дело – смирно лежать и детей рожать! Умная интриги плести начнет, или даже отравит, чтобы короной завладеть! – предположил первый министр, потирая руки. – Наша принцесса(, и писать, и даже считать умеет! Любому министру фору даст! Даже тебе, Оджерс!
***
В гипермаркете радостно со всех колонок неслись канувшие в небытие финансового произвола новогодние праздники, пока я застыла возле стеллажа с краской для волос. Нет, это дорогая… Меня убьют! Двести рублей за краску – дорого! Так, а что у нас на нижних полочках… Краска для волос «Принцесса». Что тут у нас по палитре? «Мореный дуб», «Огненный каштан», «Холодный Каштан» и … «Ольха». Отлично! Берем ольху. Будем ольхой за сто рублей!
С потертой упаковки фальшиво оскалилась девушка – бревно, намекая на то, что через три часа я себя в зеркале не узнаю! На меня будет смотреть не вселенское невысыпающееся зло, а настоящая принцесса!
– Назвался ольхой – полезай в лукошко, – пробурчала я, проходя мимо стеллажей с дорогущей краской. Пройти, не поднимая глаз – вот наш скромный семейный девиз.
О! Просрочка по скидке! Молочко, творожок и какой-то йогурт. Несем-несем на кассу!
– Вам пакетик какой? – равнодушно интересуется кассир, поднимая глаза на меня. – Средний или маленький?
– Пакетик не надо, – вздохнула я, доставая кошелек и пересчитывая деньги. – У меня свой есть! А можно краску отдельным чеком пробить? Чтобы не в общий?
– Поздно, я уже пробила! С вас восемьсот девяносто шесть рублей! – устало выдохнула кассирша, поглядывая дальше на ленту, а я достала деньги, отсчитывая сумму.
– Погодите! – прокашлялась я, шурша чеком. – А почему картошка по тридцать рублей? У вас там по двадцать написано!
– Потому что по тридцать! Ценник забыли поменять! – скривилась кассирша, пробивая кому-то апельсины, копченую скумбрию и прочие лакомства, от которых голодный желудок скорбно заурчал, срочно требуя домой.
***
– Если наша принцесса больная, то пусть худой будет! – подсказывал министр финансов, снова чихая. – Чих… чих… чихоточная! И росточку маленького! В детстве болела много, вот и не выросла! И такая вся, как воробышек! Чтобы не то, что корону… Веер не подымет!
Художник вздохнул, глядя на соблазнительные формы, обрисованные дорогим платьем, и стоически достал скипидар.
***
Зависть берет в тот момент, когда вытаскиваешься с пакетами и видишь, как счастливые пары укладывают в багажник покупки, садятся в машину и уезжают с парковки, а тебе предстоит чавкать позапрошлогодними сапогами по хлюпающей чаче талого снега, неся в каждой руке по десять килограммов. Чертыхаясь так, что где-то испуганно жались друг к другу все обитатели ада, я тащила покупки домой, чувствуя, как руки превращаются в веревочки, а спина в знак вопроса. Опыт подсказывает, что именно в моменты, когда у тебя заняты руки, о тебе вспоминают двоюродные тетки, бывшие одноклассницы, подруги, с которыми уже пять лет не виделись, родственники и все-все-все, внезапно поймавшие себя на мысли «а не позвонить ли …?».
Пришлось поставить пакеты на снег, доставая из сумки старый, треснутый, дребезжащий дурацкой задорной мелодией кнопочный телефон.
– Да! – устало выдохнула я, провожая завистливым взглядом проезжающие машины. – Я просто пакеты несу. Нет, не слышала, как ты звонил! Что значит, обиделся? Я не поняла? Обиделся на то, что я не хочу с тобой разговаривать? А ничего, что у меня руки заняты!? Мог бы и встре…
Где-то в серости неба рождался снег, а на светофоре снова гудела пробка.
– Давай дома поговорим! Мне просто неудобно! – закатила глаза я, чувствуя, как чавкает гримпинской трясиной правый сапог. – Да, купила! Чеки сохранила! Все сохранила! Я же сказала, что мне неу…
Трубку бросили, а я снова впряглась в пакеты.
***
– Видели принцессу Ильвину? – крякнул от восхищения, подкручивая ус, министр обороны. – Не баба, а мечта! Волосы до пояса, глаза… А! Не умею красоту описывать! Но, короче, баба – хоть куда!
– Поговаривают, что императрицей станет Алира, – усмехнулся первый министр, расхаживая по залу и заложив руки за спину. Часы на стене пробили шесть, а художник наводил краску. – Там не принцесса! Там сказка! Если еще на портрете волосы распустит, то все. Сразу замуж выйдет! Ее три раза похитить хотели! Однажды даже дракон!
Все посмотрели на портрет, понимая, что где-то плюется брезгливый дракон.
– Бедный дракон! Нашу он не потянет! Не донесет! – угрюмо констатировал факт министр обороны, нервно поглядывая на часы. Дверь распахнулась, а голос слуги заставил всех вздрогнуть:
– Гонцы от его императорского величества интересуются, когда будет готов портрет принцессы?
***
Я ползла беременной улиткой домой, чувствуя, как хлюпают уже оба сапога, а из открытых магазинов доносится задорная новогодняя музыка. А где-то в СТО(, стоит в разобранном состоянии уже полгода наш, почти семейный, автомобиль. Запчасти на это чудо техники, казалось бы, шли, но пешком с другого конца света, делая большие передышки и отдыхая месячишко-другой на границе. Зато каждую неделю чья-то рука исправно брала деньги из копилки на Малышку 2002 года выпуска, которую как-то случайно занесло на обочину. Подлое дерево не успело убежать, так что машина, за руль которой я никогда не садилась, все еще томится в темнице, где пахнет машинным маслом, грязные руки вытирают черными тряпками, сплевывают на пол и называют друг друга по отчеству: Михалыч, Андреич и Петрович.
– Пустяки, дело-то житейское! Ну-у, мася-я-я-! – меня трепали по голове, вытряхивая из копилки последние пять тысяч, которые я отложила на квартиру.
Последнее время у меня складывалось впечатление, что черная дыра, о которой твердят ученые, находится не в соседней галактике, а в соседнем районе. И смотреть нужно не в телескоп, а в микроскоп, разглядывая оставшиеся после ремонта машины деньги.
– О! Евочка! – неожиданно послышался удивленно – радостный голос. – Я тебя сразу и не узнала! Ты так изменилась!
Я подняла глаза на красавицу в дорогой норковой шубке, рядом с которой стоял огромный мужик, трепетно неся женскую сумочку.
– Евочка! Сколько лет! – меня чмокнули в щеку. На секунду я уловила запах потрясающих духов. – Как делишки? Замуж еще не вышла? А мы с Мусиком по магазинчикам решили пройтись! Мне сапожки выбрать! Не знала, какие брать, поэтому взяла четыре пары! И сумочку! И два платьица! Хочешь, покажу? Оригинал!
Я изобразила подобие радостной улыбки.
– Мы можем подвести! – заметила Катенька, лучезарно улыбаясь. – Мы тут недавно за границу летали! Прямо на праздники! Только вернулись! А как твои праздники?
– Отлично, – улыбнулась я, глядя на роскошные кольца и дорогие замшевые сапожки. – Просто чудесно! Посидели в семейном кругу!
Меня уже трамбовали в машину, сдвигая брендовые пакеты.
– Мусенька! Мы с ней вместе учились! И даже жили в одном подъезде! Подвезем ее? Тут недалеко! – красивые губы чмокнули небритую щеку. – Я ей рассказывала про то, как мы отдохнули! Вот-вот! Смотри! Это я на пляже! А это верблюд! Там такие коктейли!
Я сидела на кожаном сидении нахохлившимся воробьем, пока мне показывали фотографии с отдыха, какие-то платья, шурша пакетами, и щебетали о планах на будущее. «Мусик» спокойно и уверенно перестраивался из ряда в ряд, пропуская пешеходов.
– … я ему и говорю, что у меня уже есть пять сумочек! А он молча несет ее на кассу! Представляешь? – щебетали мне, повернувшись ко мне в полоборота. – Ты все там же? А я вот не работаю! Мне Мусик запрещает! Нечего мне на работе делать! Ты на фитнес ходишь? Я хожу! Давай ходить вместе! Видела Ируську! Ей месяц назад муж машину купил! Теперь на права сдает! А позавчера встретила Ленуську! Она такая деловая! Выходит из машины, по телефону разговаривает! Нет, замуж не вышла! У нее свой магазин!
Я улыбалась, кивала, глядя, как под моими сапогами натекает грязная лужа, а носок противно хлюпает. В зеркале заднего вида отражался нахохлившийся подстреленный воробей в серой курточке, греющий в карманах озябшие лапки.
– Ну, все! Пока! Чмоки-чмоки! – меня высадили рядом с подъездом, а я старалась не смотреть в сторону отъезжающей машины.
***
– Пишите, Оджерс! Эм… Принцесса … Как бы ее назвать? – расхаживал по комнате первый министр. – Как на счет Эванджелина? Звучит! Эванджелина! В честь ее прапрапра… допишите сколько нужно этих «пра» прабабушки Эванджелины Прекрасной, дочери …
– Эвоно как! Ловко! – благодушно согласился министр обороны, кивая и глядя на портрет.
– Эвана … хм… Пятого! Принцесса умна и хороша собой. Своей красотой затмила она всех вокруг! Надо написать, почему мы о ней ничего не говорили! – почесал бороду первый министр Каспар, задумчиво глядя на портрет. – И никто никогда ее не видел! Может, просто она очень скромна? Хотя нет, скромность – это достоинство. Упустим! Пишите! Мы никогда никому о ней не говорили из-за проклятия, которое наложил один злой чародей! Его Императорское Величество страсть как боится проклятий! Мы отдали ее на воспитание семье мельника, который передал ее семье дровосека, который отдал девочку семье пекаря…
– Она у нас что? По рукам ходила? – нахмурился министр обороны Андерс.
– А вдруг соберут всех дровосеков и мельников? Вдруг его Императорское Величество захочет все разузнать? Нам тогда не сносить головы! – занервничал первый министр. – Надо, чтобы ее воспитывали те, кого можно предъявить, но кто ничего не сможет рассказать! Может, животные? Как вам? Принцессу воспитывала дружная семья волков в глухом лесу?
– Они же научили ее читать и писать! – согласился министр финансов, громко сморкаясь и скрипя пером.
***
Я сейчас реально взвою! Мне предстояло долгое восхождение на восьмой этаж без лифта, поэтому я набиралась сил перед последним марш-броском, пиликая домофоном. Возле двери дружно чесалась рок группа «Блохи», требуя, чтобы сердобольная я(, пропустила их в тепло.
Я упорно маршировала вверх, чувствуя, что, если ко мне подкрадется грабитель и вырвет из рук пакет, я буду ему очень благодарна и вежливо попрошу взять и второй. Альпинист – оптимист в моем лице штурмовал вершину, кряхтя и цепляясь за мысли о том, что дома он согреет чайник, нальет чай и сможет эволюционировать в человека прямоходящего. Несмотря на мои СМС-ки, которые лишь подтверждали грустную теорию Дарвина, ко мне так никто и не спустился. Беременным нельзя поднимать тяжести! Да, считайте, что я беременна. Скандалом.
Ключ попал в замочную скважину, я открыла дверь, втаскивая сумки в убогий коридор, который следит за моей фигурой похлеще бизнес-тренера, не давая мне располнеть на лишний килограмм, иначе я в него не протиснусь.
Из комнаты слышались взрывы, крик и пулеметная очередь. Кто-то орал так, словно в него всадили всю обойму. «Че-е-е-ерт! Вот дерьмо! А!» – именно благодаря этим крикам соседи намекали мне, что есть горячая линия для женщин, которые подвергаются домашнему насилию.
– А… пришла уже? Я просто … одевался! – послышалось ленивое из комнаты. – В магазине была? Чеки давай!
Через десять минут я чувствовала себя пресс-секретарём министра экономики, объясняющего текущий уровень цен потребителям. На что мне ответили, что в другом конце города видели картошку по двадцать четыре. И шампунь за шестьдесят рублей – это непозволительная роскошь в тяжелые кризисные времена.
– У тебя сегодня должна была быть зарплата! – осторожно заметила я, чувствуя легкий запах праздника, омраченный тем, что о ней никто не заикнулся. Подозрения усиливались с каждой секундой.
***
– Воспитанная в глуши лесной волками, наша принцесса выросла красавицей! А потом… потом ее отдали на воспитание доброй фее, … – прочитал вслух первый министр, нервно поглядывая на часы. – У доброй феи она научилась…
***
– Ты что? Офеел? У меня что? Волшебная палочка, печатный станок? Вот нафея мне такой … муж, который с зарплаты себе новый телефон купил! – я смотрела как пролетарий на буржуазию, чувствуя праздничный выхлоп.
– Ма-а-ась, ну не злись! – меня потрепали по волосам, тыкая в нос новой игрушкой. – Я же люблю тебя! Смотри, тут оперативка нормальная, камера сорок мегапикселей…
***
– Мы оперативно вызволили ее из камеры, в которой она томилась после того, как ее похитили разбойники! – предложил министр обороны, вслушиваясь в скрип пера. – Они держали ее в темнице год! Живя с разбойниками, она научилась…
***
– Где оставшиеся деньги? – финансовый минор смотрел на обиженного мажора, чью покупку не оценили. – Нам за квартиру первого числа платить! И есть на что-то надо! Давай сюда деньги! Гони сюда остатки зарплаты! Я кому сказала! Так, давай сюда телефон! Где чек?
– Грабят! – возмущался владелец телефона в половину зарплаты. – Ма-а-ась! Чего ты такая злая? Масюня, ну купил я себе телефон, и что? Чек я выбросил! Нафига он мне?
– Где оставшиеся деньги? – прошипела я, понимая, что сейчас просто задушу его.
– Я купил тебе шоколадку! Потому что люблю тебя! – радостно сообщили мне, доставая маленькую плиточку с улыбчивой девочкой. – Ну чего ты жмотничаешь? Так у тебя там десятка лежала! Ты же на квартиру со своей зарплаты отложила!
Сейчас я кирпичи отложу, а потом выберу самый увесистый и постараюсь исправить ошибку природы!
***
– Злой дракон удерживал ее в своей пещере и требовал за не выкуп! Два года! Подчеркни, что два года! – палец первого министра поднялся вверх. – Итого, у нас получается четырнадцать лет! Сейчас еще что-нибудь придумаем! У алчного дракона она научилась…
***
Я сидела и пересчитывала оставшиеся в кошельке деньги, на полу возле закрытой двери валялась шоколадка.
– Тысяча сто… Тысяча сто пятьдесят… Сто пятьдесят восемь, – чахнул над чеками и «добычей» маленький Кощей. – Ничего, на макаронах можно продержаться… Десятку я спрятала в специи. Там он точно рыться не будет!
Из туалета слышалось обиженное:
– Да что-то Маська на меня обиделась! Я ей шоколадку купил, а она… выпендривается!
Я прошла в комнату и украдкой сунула деньги в дырку матраса, прикрыв покрывалом сокровищницу.
***
– Надо что-то хорошее про нее написать, а то уже как-то сильно мрачно получается! Давайте напишем, что она детей любит! И всегда мечтала о детях! – предложил первый министр, глядя , как в кресле храпит министр обороны, а художник, напряженно сопя, пытается уменьшить грудь. – Пиши про детей и достаточно!
***
– Я вот тут подумал… Давай заведем детей! – внезапно предложили мне, когда я налила себе чай, заваривая пакетик третий, почетный раз. Я поперхнулась чаем, чувствуя, как у меня течет из носа.
– Машину и мозги заведи сначала! Я верю в единорогов, эльфов, драконов, сказочные замки и в твою машину! – рявкнул я, с горечью осознавая, что в где-то в мире есть хороший чай, который собирали бережные руки красавиц-индианок, а то, что у меня в кружке – явно топтал слон, выражая свой буйный восторг нервным опустошением желудка.
– Машина будет готова в воскресенье! – заявили мне, тут же превращаясь в настоящего принца на белом коне, который разговаривает с несчастной Золушкой. – Я взял у тебя десятку… Еле нашел! Надо ж было так спрятать! В специях! Там просто Андреич случайно ключ на лобовуху уронил! Нужно новое лобовое…
У меня складывается впечатление, что где-то на СТО Михалычи, Петровичи и прочие господа обеспечили семьи на десять лет вперед, а чьей-то мятый конь будет торжественно передаваться по наследству со словами: «Не вздумай починить! Подумай, сынок! Тебе еще внуков кормить!».
– Так пусть сам покупает лобовое! – возмутилась я.
– Ну, ма-а-ась, ну чего ты? Я люблю тебя! Он и так нам по скидке делает! Там капельку осталось доделать! – шептали мне, целуя в щеку. – Совсем капельку. Я знаю, что у тебя там денюжка есть! Ма-а-ась! Нужно еще соленблоки менять… И все! Малышка готова!
Я стоически молчала, поэтому на меня смертельно обиделись.
***
– Мне кажется, или светлые волосы – слишком красиво? Давайте какой-нибудь мрачненький цвет! Светлые сейчас в моде, – вздохнул первый министр, отходя подальше с видом ценителя живописи. – Нужно что-то унылое…
И тут не выдержал художник, дрожащим голосом замечая, что его попросили нарисовать? портрет принцессы, а не гравюру для книги о чудовищах! И вообще? Где натурщица? Без натуры он не работает!
– Нужно что-то … эм…, – присматривался к лицу министр финансов. – Зеленое! Пусть будет зеленый! С зеленцой! Вот! Совсем другое дело!
***
– Царевна! – икнула я, застыв перед зеркалом. – Лягушка…
Фен чуть не выпал из моих рук в тот момент, когда на меня из зеркала смотрел плесневелый одуванчик. Красотка с распечатанной пачки улыбалась, а я хныкала, пытаясь пригладить остатки зеленоватых волос.
– Кикимора болотная! – я поджала губы, глядя на «ольху». – Вот как я теперь на работу завтра пойду?
Я пыталась смыть все хозяйственным мылом, потом достала стиральный порошок, но стоило мне взглянуть в зеркало, как в голове заунывно и грустно кто-то мычал: «Затянуло бурой тиной, гладь старинного пруда…». Попробую пятновыводитель!
***
– Ваше Величество! – дверь в роскошные покои осторожно приоткрылись. – Разрешите войти! Как ваше здоровье?
– Его Величество идет на поправку! – заявил целитель, глядя на торчащую из-под четырех одеял голову древнего старца. – Нельзя его беспокоить!
– Пусть войдут! – слабым голосом заметил дрожащий старик, пытаясь поднять худую руку.
– Ваше Величество! Мы нарисовали принцессу! – отрапортовал министр обороны Андрес, вытягиваясь по струнке.
– Какую принцессу? – слабым голосом спросил король, безвольно утопая в парчовых подушках.
– Вашу достопочтенную дочь! – снова по-военному выкрикнул министр обороны, закатывая глаза.
– У меня есть дочь? Где она? Я хочу ее видеть! – занервничал старик, водя костлявой рукой по расшитому покрывалу.
– Ваше Величество, смею напомнить, что вчера нам пришло официальное послание от императора! Его императорское величество, которому мы все присягнули на верность, изволит жениться на дочке одного из своих вассалов, – с поклоном заметил первый министр.
– Кажется, я вассал… – король протянул руку к целителю. – Прямо в кровать…
– Ваше Величество! Сейчас я позову слуг, и они все уберут! -задергался лекарь, звоня в колокольчик.
– Я хочу видеть свою дочь! Перед смертью посмотреть на свою девочку! – прокашлялся король, прикрывая глаза. – Где она?
– Ну что вы, Ваше Величество, вам еще жить да жить! – бодро заметил лекарь, А слуги суетились вокруг старика, меняя постель. – Вы еще ого-го! Отвар из лягушачьей шкуры и золотой пыльцы и мертвого поднимет! Это – очень действенное средство!
– В послании также говорилось, что те вассалы, которые не пришлют портреты своих дочерей, будут объявлены врагами! – вздохнул первый министр Каспар. – Вот портрет нашей принцессы! Ее точно не выберут, но приказ мы выполним!
В комнату слуги торжественно внесли портрет, подернутый тканью.
– Моя дочь… – выдохнул старик, прищуриваясь, когда с портрета снимали ткань, поднося его поближе.
В абсолютной тишине послышался тихое: «А-а-а!».
– Ваше Величество! – бросился к постели лекарь, беря руку короля, а потом безвольно опуская ее. – Король мертв! Наш достопочтенный государь только что скончался! Горе-то какое!
***
Я сидела на кухне и тихо всхлипывала, глядя на свое отражение в зеркале. На столе остывал нетронутый чай. За стенкой слышался раскатистый храп.
– Все! – не выдержала я, вставая с места и проходя в комнату. – Собирай вещи и проваливай отсюда!
– Ну, ма-а-ась! Ты чего? – на меня посмотрели, зевая. – Ложись спать!
– Я кому сказала! Вон отсюда! – я вытащила его сумку и стала бросать туда рубашки, свитера, глядя , как он свешивает ноги с кровати. – Лопнуло мое терпение!
– Масенька! – меня обнимали. – Успокойся! У меня сейчас реально нет денег, чтобы снять квартиру! Я люблю тебя, маленькая! Прошу тебя!
Он плюхнулся на колени и обнял мои ноги.
– Тогда я ухожу! – решительно дернулась я, доставая вторую сумку. – Мне надоело!
– Я больше так не буду! Это было в последний раз! – умоляли меня, когда я пыталась вырвать руку из чужой руки, чтобы застегнуть молнию. – Ну с кем не бывает! Я люблю тебя! Жить без тебя не могу!
Пока что-то подсказывало мне, что без меня он действительно не выживет! Сердце колола жалость, а спонсором ее выступал грустный взгляд и сопли, размазанные по небритой щеке. «Ну кто тебе еще полочку прибьет?» – нашептывал финансовый кризис. «Да я его раньше прибью!», – отзывалась я, чувствуя, как меня пытаются поцеловать. «Ну кто тебя еще согреет?», – настаивал финансовый кризис. «Батарея!», – огрызалась я, понимая, что моя рука безвольно опускает на пол сумку.
– Я люблю тебя, масенька! Ты – все, что у меня есть! – шептали мне, пока я смотрела в зашторенное окно. – Если мы с тобой расстанемся, я … я не буду жить! Поверь мне!
Моя совесть пересчитала грехи, закатила глаза и покачала головой, мол, труп на ней ну никак не поместится! Даже по частям! Меня дожимали, а моя рука опустила сумку. Я развернулась и ушла на кухню, а в комнате кто-то счастливо захрапел. И так каждый раз.
***
– Приносим соболезнования по поводу скоропостижной кончины вашего короля! Я спешил к вам с радостной вестью! – запыхавшийся гонец развернул послание. – Его Императорское Величество, объединивший тридцать девять земель, извещает вас о том, что принцесса Эванжелина, урожденная дочь покойного короля Эвона Девятнадцатого, только что прошла отбор невест и выбрана в качестве супруги Его Императорского Величества! С радостью сообщаем вам, что Эванжелина пленила сердце Императора настолько, что он соблаговолил прислать ей свой портрет в полный рост, в надежде на скорую свадьбу. Он настолько увлекся ею, что готов был скакать прямо немедленно на встречу со своей невестой, так что Его Императорское Величество прибудет сюда в шесть утра!
В абсолютной, гнетущей тишине послышался нервный кашель. Все стояли в трауре, скорбно опустив глаза.
– А можно отложить свадьбу на день? – спросил первый министр, поднимая глаза на гонца и глядя на намокшие под проливным дождем усища.
– Я бы хотел лично передать послание невесте! Его Императорское Величество настаивал, чтобы я отдал ей его лично в руки! – отрапортовал гонец, глядя на черное облачение придворных.
– Наша принцесса, – икнул министр финансов, пряча лицо в кружевной платок. – Наша дорогая… Эванжелина… Она сейчас… В таком горе… Просто неописуемом… После смерти батюшки она не в себе! Заперлась в комнате и сидит… Еще бы… Для нее это такое горе! Давайте мы ей передадим! Как она обрадуется! Мы же не ожидали, что наша бесценная Эванжелина станет императрицей! Она сейчас точно не в себе! В последний раз мы слышали, как она рвет гобелены и ломает мебель… А еще она воет так, что сложно передать словами…
– Понимаю. Горе ее действительно велико, – смиренно вздохнул усатый гонец, протягивая свернутое послание с алой императорской печатью. – Император лично приносит ей соболезнования и просил передать свой портрет, который должен утешить ее в эту трудную минуту.
Дверь захлопнулась, а выжидательная тишина завершилась пронзительным и истеричным криком: «Мы пропали!».
***
Я смотрела на свет одинокого фонаря, кусая губы.
– Я хочу чудо! – неожиданно и отчетливо прошептала я, опустив глаза и разглядывая хлебные крошки на столе. – Нет, не такое, какое дрыхнет в соседней комнате без задних ног, а настоящее!
Я осмотрелась по сторонам. Добрая фея не появилась из-под стола, золотая рыбка не вынырнула из раковины, джинн не вылетел из пустой бутылки дорогущего алкоголя, стоящей возле мусорного ведра, а список покупок не превратился в выигрышный лотерейный билет.
Перекрыв газ, шоркая старенькими тапками, я переоделась в футболку и улеглась на край кровати, пытаясь отвоевать хоть кусочек одеяла.
– Маленькое чудо, – едва слышно шептала я, обнимая подушку. – Просто маленькое чудо! Малюсенькое! Совсем маленькое!
В меня что-то уперлось.
– Нет, не такое маленькое, чуть-чуть побольше! – я сдвинулась еще на край, чувствуя, как слипаются усталые глаза.
***
В украшенном траурными шторами зале(, расхаживал первый министр. Иногда он останавливался, вскидывал голову, бросал хмурый взгляд на опустевший трон, на котором покоилась осиротевшая корона.
– А давайте скажем, что она тоже умерла от горя? Она же у нас слаба здоровьем! Вот не пережила смерть батюшки! – предложил министр финансов, скорбно глядя на портрет покойного короля. – И быстренько ее похороним рядышком? А Императору скажем, что сердечко бедненькой не выдержало?
– А вдруг подумают, что это мы ее отравили? – осмотрелся по сторонам первый министр, расхаживая, как маятник. – А ведь так и подумают! Император разбираться не будет!
– А если сказать, что она сошла с ума? Или отказалась от этой чести? – предложил министр обороны, стоя рядом с троном.
– Оджерс! Ее все равно придется предъявить! – фыркнул первый министр.– Сумасшедшая или не сумасшедшая, все только и твердят о свадьбе! Давайте скажем, что она сбежала из дворца? Объявим поиски! Напишем с десяток указов! Награду пообещаем!
***
Я проснулась от того, что где-то просвистела СМС-ка. Мой взгляд остановился на часах, а рука потянулась под подушку. Я нащупала телефон, достала, понимая, что это не мой.
«Мяу!» – выдал Лысый СТО. Это вам кажется, что они – брутальные и потные, а на самом деле они милый, добрые и пушистые котики!
«Мяу-мяу!», – снова «мяукнул» Лысый СТО, намекая, что я очень близка к истине.
«Ну, котенька, ты чего не отвечаешь?», – мурлыкнул Лысый СТО, а я понимала, что ничего не знаю про «индивидуальный подход к клиентам».
«Твоя мымра уже спит? Мне просто завтра нужно, чтобы ты отвез меня в салон красоты на кератин! Мне на двенадцать!». Где-то в салоне красоты трепетно ждут Лысого на кератин.
«Спит!», – ответила я, беря телефон и уходя с ним на кухню. Чайник шипел, а я сидела и ждала ответ.
«И дашь денежку на ногти?» – снова поинтересовался Лысый. Нет, я понимаю, что копаться в моторе нужно только с маникюром! А что? Длинные ногти – залог успеха автомеханика.
«Да», – написала я, с нетерпением ожидая продолжения.
«Я хочу тебя, мой сладкий!» – история умалчивала подробности ремонта машины, но воображение это не останавливало.
«Я тебя тоже хочу!», – ответила я, отхлебывая чай и отгоняя мысли о больших руках Лысого, испачканных в мазуте.
«Я представляю, как ты зубами снимаешь с меня трусики!», – порадовал меня суровый автомеханик, пока я представляла огромные семейные труселя, которые стягивают похотливые пломбы и один похотливый мост. А я-то думаю, что ж у нас на стоматолога столько денег уходит? А тут, видите ли, трусы зубами стягивают!
«Просто завтра ночью мой муж возвращается из командировки!», – сообщил Лысый и поставил рыдающий смайлик. А я -то думаю, почему этот бугай, которого я видела в последний раз на СТО три дня назад, такой грустный! У него муж в командировке! Пропадает суровый автослесарь без любви и ласки!
