Kitobni o'qish: «У русских за пазухой»
© Крэйг Эштон, текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024
Предисловие
Здравствуйте! Спасибо, что купили мою книгу. Я очень надеюсь, что она вам понравится.
Я думаю, что стоит сначала немного рассказать о себе и о книге. Меня зовут Крэйг, я приехал в Россию в 2003, чтобы учить ваш язык. Я влюбился в Санкт-Петербург и решил пожить у вас несколько лет, пока не выучу русский. До сих пор я тут.
Книга эта моя вторая, но ее можно читать, не прочитав первую. Она составлена из коротких рассказов про мою жизнь у вас. Я их написал для блога, поэтому тексты порой будут блогоподобненькие. Еще – я не исправил все ошибки. Книгу написал на русском, это не перевод. Поэтому язык в ней бывает не совсем русскообразным.
Я хочу передать, как русский язык и разговор на русском звучит для неносителя. Мне кажется, они передают ощущение легкого конфуза, который сопровождает меня с первого дня в вашей стране.
Цель этой книги – не только дать взгляд в Зазеркалье, но еще и открыть форточку в ум англичанина, живущего в России.
Правда, я немного волнуюсь, что некоторые главы могут быть вам не интересны. Если это так, пролистывайте не глядя!
В книге две смысловые части. Первая (бо́льшая часть) – о моих столкновениях с вами, вашей культурой и вашим языком. Вторая – об англичанах, о нашем языке и нашей культуре и об иностранных языках в целом.
О, и некоторые смайлики я оставил, чтобы лучше передать свои эмоции Надеюсь на скидку от вас, так как иногда не могу найти подходящего русского слова, которое точно передаст мои эмоции.
Приятного чтения!
Предисловие II
Я начал учить русский в университете. В школе я изучал немецкий язык. Я очень любил немецкий. Так как у нас с немцами общие предки и английский – германский язык, для англичан немецкий немного родной.
Например, посмотрите на наши неправильные глаголы:
Swim, swam, swum
Schwimmen, schwam, geschwommen
Break, broke, broken
Brechen, broch, gebrochen
С немецким у меня легко получалось, и я учил его на пятерки, выигрывал призы, и преподавательница Frau Reynolds меня обожала.
Все было хорошо. Sehr даже gut.
Но потом я познакомился с русским…
С этой роковой встречи моя мотивация учить немецкий постоянно уменьшалась.
Все нейроны в моей голове просили дать еще русских словечек. Ночью после уроков я сидел у себя в комнате и читал своим нейрончикам короткие рассказы Чехова. Они слушали, визжали и требовали продолжения банкета. С тех пор они ежедневно кушают свое любимое лакомство.
Но не все нейрону Чехов. Бывает и великое деепричастие…
Ищущие знание нашли его зря
– Повторите за мной: защищающиеся, – сказала нам Кэтрин.
Никто за Кэтрин не повторил. У всех пошла защитная реакция: замерзнуть-молчать.
– За-щи-ща-ю-щи-е-ся, – Кэтрин повторила, храбро держа улыбку на устах. Она не в первый раз проходила это слово со студентами и вряд ли в последний.
– Какое первое слово? – спросил Лиам.
– Это одно слово.
В комнате поднялась испуганная дышь. У всех была одна мысль: «Не слово это, а языкосломка!»
– Просто попробуйте. Это же не первое ваше сложное русское слово.
Полностью согласившись, мы попробовали.
– Щижащиесияющиеся, – мы мягко свистнули, глядя в глаза Кэтрин с надеждой, что больше никогда она не попросит нас произносить эти звуки. И что их не будет в последнем экзамене через 3 месяца.
На нашу попытку Кэтрин ответила дипломатичным «мгм-м».
– И еще раз! Защищающиеся!
Через пять минут, когда каждый из нас успешно укусил свой язык, Кэтрин подошла к доске и начала объяснять это слово.
– Это причастие действительного залога, – сказала она, написав это словосплочетание на доске.
Наши опустошенные глаза взглядели вдоску, но увидели только вечно углубляющуюся темноту бездны.
– Причастие настоящего времени, и оно возвратное, – продолжала Кэтрин. – Функционирует как прилагательное.
Глагол, который играет роль прилагательного. Как ни удивительно, не самая странная концепция русского, с которой мы столкнулись.
– Смотрите, как оформляется: берем глагол, убираем «ть» и добавляем «ющ».
Тут она на нас посмотрела, чтобы проверить, что мы следим за ее словами. Мы в ответ сделали лицо very interesting, please, tell us more, но в голове уже начали придумывать, как объяснить родителям плохую итоговую оценку.
– Дальше мы добавляем окончание прилагательного, в этом случае у нас множественное число, поэтому «ие».
– Почему многочисленное число? – спросил я, увидев возможность выглядеть так, как будто я в основном понимаю.
– Множественное. И да, потому что защищающихся много.
– Защищающиеся «что»? Какое потом существительное?
– Ну, это в принципе и есть существительное.
Резко поднялась паникующая дышь и неровное биение разбивающихся сердец.
– Так… правильно ли я понял, что… это слово – глагол, который играет роль прилагательного и тем самым функционирует как существительное?..
– Да! – сказала Кэтрин с интонацией «десять очков Пуффендую!».
Но никакие очки никого бы не порадовали в тот момент.
Глагол, который прилагательное и существительное. Триптих русскоязычества.
Все засмолкли, в комнате царила ощутительная тишина и тревога.
– Есть еще и причастие страдательного залога, – продолжала Кэтрин.
«О, глагол тоже страдает, хоть что-то я понимаю под этим всем», – повздумал я.
– И оно тоже бывает в настоящем и прошедшем времени. Но это мы выучим завтра! – оптимистнула Кэтрин. – Сегодня я только расскажу, как они выглядят, так вам легче будет потом.
Сомневающиеся в ее словах студенты смотрели на доску, на все формы и на все свои страхи:
• Защищающий
• Защищающийся
• Защищавший
• Защищавшийся
• Защищая
• Защищаясь
• Защищен/ный
• Защищаемый
Восемь форм, умножаем на шесть падежей – в итоге три базиллиарда форм.
– О, и еще «защищав», но это герундий, это потом, – улыбнулась Кэтрин.
Три базиллиарда и один.
А вот проблемообещающее «потом»… На секунду мой мозг задал вопрос: «А что будет после потома?» Но я быстро его скинул в бездну (не вопрос скинул, а мозг). «Этот мостик пройдем/сожжем, когда/если дойдем», – решил я.
– «Защищающиеся» – синоним «те, которые защищают себя».
– А мы не можем просто так сказать? – кто-то спросил.
Грустные глаза Кэтрин нам передали, что так просто – нельзя. Русский же.
Ухты-пухты, короче. Эта грамматика – хорошая причина перейти на курс древнего санскрита. В ней заключены почти все страшные моменты русского как иностранного. Глагол + время, окончания прилагательных + падежи, действительный/страдательный залог, возвратный глагол. Точка невозврата для неготовых психик. К счастью, ты с ней столкнешься в самом конце университета, и концепция «невозвратные издержки» поможет найти мотивацию продолжать.
Скажу честно, Кэтрин, конечно, нас познакомила с этим материалом наилучшим способом. Но все-таки ощущалось это как в рассказе выше. Я даже помню, 20 лет спустя, в какой комнате мы сидели и как потолок выглядел. Это было шоком для системы. Русский язык бывает шокирующим, да-да.
Эта грамматика, в принципе, не так страшна, но! Большое НО: когда твоя карьера зависит от оценки, которая может зависеть от того, сможешь ли ты сказать «принадлежащая» в нужный момент, – это уже немного страшно.
К счастью, я достаточно быстро врубился и полюбил эту грамматику (и я не имею в виду, что она мне нравится. Я ее ЛЮБЛЮ! Когда вижу такое слово в тексте, улыбаюсь, в животе теплеется. Когда не вижу – скучаю). Могу ее использовать, в основном не ошибаясь. Мне легко писать, но произносить сложнее, и из-за этих «щуизуищуи» я выгляжу как конь, старающийся поцеловать кактус.
Я выучил русский по принципам «труд и время перетрут все» и «слезы камень точат». Русская грамматика перетерла 2/3 нашей группы…
Но я дошел!.. Или прошел дальше, чем бросившие. С каждым годом я люблю русский язык все больше. Не помню точного момента, когда «Не могу!» превратилось в «Люблю – не могу!», но… Помню то ощущение, когда все (ну, половина) встало на свои места (ну, или недалеко от).
Если вы учите другой иностранный язык, желаю вам полюбить его, это все облегчает. И если сможете влюбиться и в культуру тоже, то будете чувствовать себя в ней, как лягушка под легким дождем.
Вобла
– Ёж – птица гордая, понимаешь?
– Не совсем понимаю, – то есть вообще не понимаю. – Можешь объяснить, пожалуйста?
– Не пнешь – не полетит.
Wha… Who kicks a hedgehog??
– Да, понимаю, спасибо, – наврал я.
Он вытащил что-то из газеты «Правда», лежащей на столе, и протянул мне.
– Вобла.
«Ой, почему он ругается матом? Я его обидел?»
– Хочш?
– М-м-м, – ответил я неуверенно.
Мой ответ он принял как уверенное «да» и беспечно отдал мне воблу. Он это сделал манерой мастера-плотника, который передает другому мастеру-плотнику всем мастерам-плотникам понятный инструмент.
Типа you know what to do.
I did not know what to do.
Увидев мое удивление, он повторил:
– Вобла.
Я беру «воблу» и впопыхах осматриваю. Это, видимо, однажды была рыба, но кто-то вытащил из нее все, кроме грусти и уныния. Более грустную рыбу я никогда не видел.
– Thank you.
– Да пожалуйста!
Я смотрю на сухую клочку сушеных чешуек и пересохших костей. По контексту мой мозг понимает, что это еда. Но мой живот сжался в протесте. Моя вобла была более похожа на часть предупредительного тотема на границе между двумя древними враждебными народами с мумифицированными трофеями и надписью «Тут пределы царства Рыбоедов! Нарушители границы будут пересушены!».
Я чувствую, как вода начинает процессом осмос вытекать из моих пальцев в скорбную рыбу, отчего она не стала более радостной. И я тоже. Может быть, надо поливать на нее кипяток, типа доширак-уха?
Он заметил, что я еще не ем, и дружно изобразил международный знак: «Ешь!»
«А что мне есть-то? – подумал я. – Кости? Лицо? Это типа источник коллагена?»
Я ложливо улыбнулся, стараясь передать «спасибо, не хочу, я ем только еду, а не вот это вот все».
Он улыбнулся в ответ, принимая мою улыбку как благодарность, и начал сиять.
No-o-o, I don’t wanna eat the dead fish bones!
Он внезапно начал раздолблывать обезвоженную рыбку по столу.
– Стучи ее, Крэйг.
«Потому что вдруг она жива??» – Я покорно, но нерешительно постучал ее.
Дальше я наблюдал, как он открывал рыбу. Monkey see, monkey do – я тоже открываю останки своей палой рыбки. Тонкая струйка пыли полетела в воздух и рассеялась.
Сколько попало в мои легкие, неизвестно… Может, рыбью пыль нюхают носом?
– Крейг, смотри, пузырь!
Я смотрю на пузырь. Я не знаю уже, что ожидать.
– Обжигать надо.
Этого я точно не ожидал. Видимо, это на всякий случай, вдруг осталась там капелоченька влаги…
Он мне осторожно и нежно протянул пузырь, и я вспомнил документальный фильм про крокодилов – у них сверхмощные челюсти, но они способны ультранежно нести свои яйца в зубах. Видимо, пузырь – очень ценная штучка. Видимо, мне придется это есть.
Изображая искреннюю благодарность, я протянул руку. Но в этот переломный момент вломился Андрей с большой улыбкой и двумя ветками для порки.
«О, слава Богу», – подумал я.
– Крэйг, пошли, попарим тебя! – сказал он.
Я кивнул Андрею и посмотрел на человека с воблой, поднимая плечи и изображая искреннюю грусть, что придется отложить скушанье обожженного пузыря на потом. Он сочувствительно и чтоделатно улыбнулся и передвинул мне по столу газету. Я, с нежностью мамы-крокодила, положил пузырь и воблу на нее, встал и пошел в издвухзоломеньшейную парилку.
Кстати… Почему все русские перекуски имеют 0–5 % воды? Или меньше…
Семечки – 5 % (это до того, как их жарят).
Козинаки – в соответствии с ГОСТ 21–78, влаги – не более 0,14 %.
Сухарики – норма по ГОСТ 8 %, фактически 4,4 %.
Восточный сладостный блок из арахиса этот… Как его там? Ну, 0,01 % влаги, полюбасу.
Сушки – the ultimate Russian snack – я не смог найти ГОСТ, но мне кажется, что массовая доля влаги в них 0,0001 %. Это по ГОСТ, а фактически – минус 17 %. Одна из них способна лишить тебя дара речи от обезвоживания.
Единственные как-бы-ные исключения – зефирчик и пряник. По закону массовая доля влаги не должна быть менее 11 %. Но и не более 25 %. Я думаю, фактически получается 6 %. В прянике массовая доля влаги должна быть в диапазоне от 8,5 % до 16,0 %. Фактически от 5 % до 9 %.
Русские не любят влагу в своих snacks-ах. Влага в снеке – хуже татарина.
Вы даже молоко сушите в сгущенку…
Ну, и какие у вас еще вкусняшки… Вяленое мясо, сушеный кальмар (кошмар), сушеные рыбы неведомых англичанам видов, чипсы со вкусом сметаны и лука, лука и сметаны, лука со сметаной, зеленого лука, зеленого лука со сметаной или краба для разнообразия. Ну, и все горячего и холодного копчения – во всем этом практически нет воды.
Что-то я увлекся перекусками
Иностранцам часто сложно привыкнуть к вкусняшкам другой страны.
Необычные вкусы и странные сочетания (ну, квас в салате, например) сбивают мозг с ума.
Так же бывает сложно привыкнуть и к поведению другого народа…
Прогулка
– Крэйг, пошли гулять! – сказала она с улыбкой.
– Гулять?
– Ага!
– Извини, а что такое «гулять»? – «Извини-а-что-такое…» был моим главным вопросом первые 6 месяцев в Петербурге.
– Ну, типа ходить в городе.
– Гм-м-м… Ок, а куда?
– В смысле куда?
– Куда пойдем?
– Гулять пойдем.
[Translating… To walk we will walk]
– Я не понимаю…
– Ну, на вашем, walk, что ли?
– Ворк?
– Фиг с ним, давай, пошли! – Она рукой показала, чтобы я пошел с ней.
– Ну ок, а куда?
– Гулять в центре!!
– Ок, а куда в центре??
– Ё-моё, пошли… – она прошептала, уже потеряв весь свой энтузиазм.
Увидев, что она подустала и теперь не представляла для меня опасности, я согласился пойти походить в городе.
Тут ваша система глаголов движения сбивала с толку. Нас учили: «идти» – оттуда туда, от А до Б. «Ходить» – никуда особо, двигаться туда-сюда бесцельно.
И мне русские долго объясняли, что «гулять» – это когда ты ходишь с друзьями. Потому что весело. Сложно было понимать.
– Смотри, «гулять» – это когда ты с друзьями ходишь, веселишься.
– Извини, а что такое «веселишься»?
– Это когда тебе хорошо. Типа fun.
– «Фан»? Вентилатор?
– Ах ты… Нет, ну, блин… Как это сказать-то?..
– Я не знаю, – сказал я helpfully.
– Ок, представь себе, ты с друзьями, и ты ходишь в городе, и вы все улыбаетесь.
– Ок!
– Ты понял?
– Ну да… А куда мы ходим?
– Ну, никуда.
– Тогда мы не ходим, – сказал я, чувствуя, что меня обманывают.
Тут она поняла.
– Смотри, ходить и идти – это немного разные действия.
– Они не оба «гоу пешком»?
– Они оба «гоу пешком», но идти – это прямо в определенное направление.
– Ок…
– И ходить – это в неопределенное направление.
– …?
Она показала рукой «ходить».
– Вы идете так, в кругах? – спросил я, повторяя ее жест.
– Ну, типа да.
– Вы не определяете свое направление?
– В принципе, да…
– Зачем?
– Как зачем?
– Ну, если ты ходишь, то должно быть, – *посмотрел в мини-словарь* – место назначения, – сказал я авторитетно.
– Блин, ну просто!
– Русские просто так ходят в кругах?
– Ну, не просто так. Это же прикольно.
– Извини, а что такое «жепрекольно»?
– Типа нравится.
– Вам нравится ходить в кругах?
– Да.
«Бедные русские, – подумал я. – В СССР было так грустно, что им оставалось только собираться с друзьями и ходить в кругах. Вот такая у них русская забава…»
Она смотрела на меня несколько секунд. Я улыбчиво смотрел на нее, стараясь подбодрить грустную постсоветскую девушку.
Она попробовала другое направление:
– Смотри, что вы там делаете с друзьями после школы?
– После школы мы перейдем в колледж, потом в университет.
Она смотрела на меня, словно слов у нее не было. Ну, не матерных слов.
– Ну, или на работу, – продолжал я, улыбчиво и помочливо.
– Нет… – она выдохнула. – На выходных чем ты с друзьями занимаешься?
– А-а-а… Ну, мы сидим у себя дома, играем во что-то. Или в футбол играем.
– Хорошо, как называется твоя эмоция при этом?
– Fun.
– Я и сказала fun!
– Ты сказала fan!
– Тьфу, не суть! Короче, когда с друзьями делаешь fun, как это называется?
– Hang out?
– Ок, можно сказать «Go hang out in city»?
– Да, – сказал я.
– И это весело?
– Ну да.
– Хорошо. Craig… You want go hang out in centre? – спросила она.
– Yeah.
– Да?
– Да!
– Ну слава богу!
– Только где?
– Все, не могу, пошли.
(Это был разговор в 2003-м с девушкой из Мурманска, которая хотела со мной дружить и поздно поняла, чего ей будет эта дружба стоить.)
* * *
Прогулки по летнему Санкт-Петербургу – это одна из причин, почему я переехал к вам жить.
Золотые башни с крестами, массивные каменные колонны с ангелами, кораблями, дворцы, перетягивающие величие прошлого в настоящее.
Архитектура центра Санкт-Петербурга так вдохновляла меня, что я в первые месяцы понял, что, несмотря на абсурдно высокое количество жесткозубых комаров и серое небо, в котором летели эти трудолюбящие комары, я хотел тут провести как можно больше годов моей жизни.
Я хотел переехать, даже несмотря на тонкие жалюзи, которые, кажется, шили советские квантум-физики из ткани, которая одновременно существует, когда комары хотят в них скрыться, и не существует, когда солнечный свет свободно и радостно проходит через них в 3 часа ночи.
Когда я смотрел тогда на красивые здания, я чувствовал, как душа спела песнь и появилось желание тоже что-то делать, куда-то стремиться и развиваться. Правда, я не сразу стал стремиться, но… Вдохновение пришло сразу и так же сразу пропало, когда я вернулся в Ройтон. Мне нравится Ройтон, мне нравятся ройтонцы, они очень колоритные и родные. Но… Невысокие на Неве здания звали меня в путь.
А мой путь требует постоянный уход за моим русским…
Глючики
20 лет прошло с того урока с Кэтрин, и мой русский все еще не идеальный. И последнее время он стал порой сильно глючить. К счастью, не постоянно, только когда надо говорить.
Много работаю сейчас, иногда весь день говорю только на английском. В такие дни мой русский тяжело переносит эту обиду и драматично падает до уровня, который был в 2003-м. В результате я задаю вопросы в магазинах и ресторанах, а в ответ вижу выражение лица особого сорта. Затрудняюсь описать его, но…
Представьте себе, что стоите в летнем саду, белок разглядываете. Внезапно неуклюже пришлятается ирландский сеттер и с вежливой мордой говорит вам:
– Здробствуйдень, молотый чебурек.
Что происходит с вашим лицом? У меня так: приоткрывается рот, слегка выпучивается правый глаз, чтобы больше инфо получить, и закрывается левый от легкого ужаса. Вы непроизвольно произносите «уэ-э-э?».
Вот. Вот как на меня смотрят в магазинах и рестиках теперь Хочется прямо убежать и спрятаться в темный угол. Стыдовищно!
Но сейчас белые ночи и солнечные дни, темных углов нет. Не могу сделать вид, что я померещился, и исчезнуть. Приходится продолжать выносить разговор, несмотря на слова-химеры типа «здробствуйте» – нечестивый плод запретной любви между «добрый день» и «здравствуйте».
Три дня назад я пришел в ресторан с намерением получить столик и русское меню.
Я: «Здрабрый чжень, свадобный столь ест?»
Офицант: «У-э-э-э…»
Вижу, что получилась абраскафандра, и стараюсь вместе с мозгом исправить ситуацию.
Я: «Мозг, прием!»
Мозг: «М-м-м? Сплю…»
Я: «Зачем смешиваешь слова?? Можешь так не делать?!»
Мозг: «Умение “не мочь” тотчасновременно не доступно».
Я: «Мозг, плиз, говори нормально».
Мозг: «Normal».
Я: «Да чтоб тебя!»
Средневременно вижу, что официант уже приходит в себя, значит, время на истеке. Надо успеть до «Вам английское меню?». England expects, Craig! Скажи что угодно!
Я: «Ерстолан арботает?»
Мда. Вполне чтоугодное.
У меня дальше слов нет, только буквы да слюни. С ударением на слюни.
Официант добрый, глазами спрашивает: «А можно хотя бы квадратные буквы?»
«Неа, у меня в голове все кружится…»
Посетители кафе начинают подглядывать на происходящее. Я сочусь стыдом, они зреют мой позор.
Официант решительный, берет ситуацию под контроль.
Официант: «Так, столик на одного?»
Мозг: «Да».
Я: «Да».
Мозг: «Вот видишь, ситуация сама разрулилась. Авось рулит».
Я: «Да ну! Нам нужен стол на двоих! Алиса же придет».
Мозг: «Столы все одинаковые. Стул потом попросим».
Я: «…»
Мозг: «Я абсолютно прав. Я мозг!»
Я: «Блин, придется Алису попросить просить…»
Мозг: «Ну, зато когда она назовет тебя “детка”, она будет права на двух уровнях».
Лингвистически-индуцированный инфантилизм. Но это отдельная тема.
А почему я паникую при такой ситуации? Не опасно же, самый страшный исход – стол не дадут. Почему мое тело включает механизм «бей или беги»?
В юности не знать правильный ответ было поводом для наказания. Если для экзамена надо было перевести на английский «волосы на висках» и я написал hair on the whiskeys вместо the hair on his temples, то поставят двойку. Двойка – позор. Двойка значит, что работать не сможешь, зарабатывать не сможешь, дачу в Солнечном никогда не купишь. Это экзистенциальная угроза. Соответственно, тело включает эту реакцию. И, хотя я давно умею из нее выходить и смирился со своей обшибкофренией, я знаю, что недопонимания и мешанина неизбежны. Я ученик русского как иностранного, каша-малаша – пища наша.
Интересно, почему я до сих пор так реагирую?..
Думаю, что это из-за неожиданного столкновения с неприятной мне реальностью – говорю с ошибками и акцентом. У меня бывает иллюзия, что мой русский идеальный, ведь когда общаюсь со своими русскими друзьями, если вдруг выскажу что-то на ломаном русском, они готовы помочь и починить его для меня. Иногда даже не замечаю, что они оказывают мне эту добрую любезность.
Получается, что живу я у своих русских за пазухой. А когда заговорю с незнакомым человеком, который не ожидал разговора с ирландским сеттером, то выпадаю из этого рая в панику.
Но! К большому счастью, иногда я заговариваю с новыми людьми так хорошо, что они не замечают, что я не русский. Сегодня я говорил с мамой Алисиной подруги. Когда я сказал, что я англичанин, поэтому зовут меня Крэйг, она удивилась и сказала: «А я думала, вам просто дали модное иностранное имя». Сразу вспомнил момент из фильма: не гренки, а крутоны. Не Григорий, а Крэйг.
А если правильно перевести мое имя на русский, то «Скала». Я – Скала Ясеньградов. Не очень, при чем тут это, но мне нравится, как звучит
Ну вот, все не так плачевно: в основном меня понимают. Говорю с ошибками, но имею возможность общаться с вами ❤