Kitobni o'qish: «Родитель «дубль 3»», sahifa 3
Глава 5. Разговор с Главкомом флота
День на этом для Петра не закончился. Жаворонков повез его в Москву, на Малый Харитоньевский переулок, в штаб ВМФ. Петр еще ни разу здесь не был. Знал только позывной ГШФ, куда отправлял заявки и требования по снабжению. Официально его полк числился «за Главным штабом», то есть, в состав ни одного флота не входил. Напрямую подчинялся Наркомфлоту и командующему авиацией ВМФ. Так что, смотрины намечались. Буквально через несколько минут после прибытия, получил замечание, что в форме второго срока приходить в штаб запрещено, сразу, как снял реглан.
– А я не приходил, я приехал, и не сам, а меня привезли. Так что, спасибо скажите, что не в штрафном ватнике и не в проссанных брюках снайпера. Я, можно сказать, прямо со снайперской позиции под Волоколамском, из 192-й дисциплинарной роты Западного фронта.
Штабные поняли, что это немного другой уровень общения, что-то пробурчали насчет распущенности фронтовиков. Ведь войну вели они, штабные и адъютанты, они – главные в этом маленьком и тесном мирке Главштаба. От них зависит все, что происходит на трех театрах военных действий. «Хамло» расположилось на стульях, и уснуло после баньки, в ожидании возможности предстать перед светлыми очами самого Наркома. Жаворонков и Кузнецов появились в приемной откуда-то из коридора.
– Пацан совсем, спит, как сурок, даже будить жалко. И форма вся потертая.
– Форму заменим, вопрос уже проработан, тащ Нарком. То, что пацан? Да, мальчишка совсем. Немец удивлялся этому и спрашивал много ли у нас таких «экспертов».
– Почему «экспертов», он же ас?
– У них это слово не в ходу, оно – английское, и у немцев оно с жопой ассоциируется. Летчиков с большим количеством сбитых они называют «Experte». Посмотрел я летную книжку этого самого Голлоба, показал ее Петру. Так вот, до 18 сентября у него было 42 сбитых, а 26-го октября их стало восемьдесят пять. Петр говорит, что такого количества нашей авиации в этом районе просто не было. На юге успешно действует дивизия Кравченко, хуже получается, чем у 13-го полка, но больших потерь там нет. А здесь 13-й полк не дает им разойтись и бесчинствовать.
– Это отличное наблюдение, товарищ Жаворонков, когда начинают проигрывать, начинают больше врать. Ладно, будите и заходите. – адмирал повернулся к адъютанту.
– Чаю, и что-нибудь покрепче, с лимончиком.
Петр протер глаза, буркнул: «Извините!», его похлопал по плечу Жаворонков, и они вошли в кабинет. После доклада их пригласили к столу. Пара подтянутых адъютантов поставила перед всеми крепчайший «адмирал», нарезанные лимоны и пузатые рюмки с коньяком. Петр пересказал сегодняшний бой. Жаворонков отметил, что на сегодняшний день майор является самым результативным летчиком-истребителем в СССР и среди союзников. Петру рассказали, где находятся его люди, что с завтрашнего дня полк соберут в Боголюбово. Туда же перегонят новую технику, собранную в Москве на 84-м заводе. Вторая серия машин доработана по рекомендациям Петра и генерала Кравченко. Часть машин имеет непосредственный впрыск топлива в двигатель, то есть не глохнет на отрицательных перегрузках. Нагнетателя по-прежнему нет, увы, и с Пермью не связаться. Хрен знает, что у них там происходит. Нет, и все. Разбор заданий на завтра кончился, Петр уже посчитал, что впустую провел столько времени в штабе, поспать было бы значительно интереснее, но тут Кузнецов перешел к вопросам боевого применения, и стало понятно, что это была прелюдия, чтобы разговорить Петра, и показать, что начальство беспокоится и заботится о небольшом подразделении, неожиданно проявившем высокую эффективность. Выслушивая уже выводы командования, Петр покивал головой, поддерживая такие зачинания, как подготовка специалистов службы наведения, обязательное наличие логарифмической линейки и транспортира в экипировке, наличие обязательной фотокамеры во всех истребительных полках ВМФ. Затем сказал:
– Это, конечно, необходимо, товарищ адмирал, хотя мы и подзадержались с принятием этих решений. Они были разработаны давно, еще во время Финской войны. Но, главное не в этом. Когда я пришел к генералу Андрееву, а я был единственным, наверное, летчиком-инструктором в училище, который, после запрета, ни разу не написал ему рапорт с просьбой отпустить на фронт, то я ему сказал, что судя по всему разведка в войсках не ведется, от слова «совсем». Я командовал тогда звеном разведчиков. Ну, понятное дело, генерал меня «послал» подальше, но согласился со мной, что разделяет мои опасения. О ней, разведке, вспомнил маршал Буденный, и после первого же полета был задержан немецкий шпион в разведотделе Южного направления. В Ленинграде разведка также не велась, а действия командования вызывали очень много вопросов у тех, кто понимает каким образом ведется инструментальная разведка. Вам про локаторы на «Рифе», «Марате» и «Горьком» докладывали?
– Про «Горький» докладывали, что 15-го сентября старший лейтенант Иванов, командир группы службы «Р», запустил, недействующий с момента установки, локатор на крейсере.
– Так вот, товарищ адмирал, непосредственно у флота имелось 3 новейших и мощнейших локатора «РИФ». Один – экспериментальный, два – серийных. Ни один из них для обороны Ленинграда не использовался до дня нашего прилета в Кронштадт. Один из них был исправен, работоспособен, но разукомплектован, была снята вертикальная антенна, которая замеряет угол цели над горизонтом, и с ее помощью вычисляется высота цели. Второй полностью исправный локатор на форте Риф не был укомплектован личным составом. Корабельные «локаторщики» были направлены в морскую пехоту. А старшего лейтенанта Иванова я нашел в здании эвакуированного НИИ-9. В тот же день его назначили на «Горький».
– Стоп! Одну минуту. Как имя-отчество этого Иванова?
– Владимир Иванович. Он был одним из испытателей «Наяды» и «РИФа» в 1939-м году, работал с нами на форте Риф и в Карелии при войсковых испытаниях этой техники.
Нарком снял трубку и затребовал личное дело старшего лейтенанта Иванова с крейсера «Горький», которое ему принесли через несколько минут.
– Продолжайте, гвардии майор.
– Несмотря на наши запросы, а мне точно было известно, что несколько «Наяд» было поставлено в войска ПВО Ленокруга, никто так и не занялся их поиском, хотя они еще в 1939 году доказали свою эффективность в контрбатарейной борьбе. Их, по моей просьбе, за одну ночь нашел начальник разведотдела фронта генерал-майор Евстигнеев. Как только мы создали условия для работы станций и подключили к этому артиллерию округа и флота (железнодорожные батареи), так пушки просто вымели немцев с южного побережья Ладоги. А дальше – новая загадка. Нас переводят с Ленинградского на Западный фронт, хотя весь успех операции обеспечивали люди нашего полка. У меня возник вопрос: для чего? Но, приказ есть приказ. Нас приземлили на неподготовленный аэродром, оставили без топлива, людей и снабжения. Но мы достали топливо и все-таки провели разведку над линией фронта. Пленки передали непосредственно в штаб фронта. На снимках было отчетливо видно сосредоточение бронетанковой техники и большого количества автотранспорта на флангах Ярцевской группировки наших войск. Нас чуть не расстреляли за это, но, обошлось. Весь день 2-го октября мы снимали и доставляли данные о противнике в штаб фронта, но я все пленки оставлял у себя, передавал только фотографии, негативы пленок за первое октября мне вернуть в полк не удалось, официально они были уничтожены. Фактически – не совсем. Мы их достали, за спирт. И, после каждого вылета мы сдавали снимки, где отчетливо было видно большое количество танков в Воронцово, у Демяхи и по всему правому флангу фронта. А вылетов на левый фланг нам не давали вообще. Когда мы их там обнаружили и доложили кодом на ключе, что обнаружено большое количество войск с юга от Вязьмы, нас опять попытались арестовать.
– Что вы хотите этим сказать?
– Кому-то требовалась катастрофа под Ленинградом и под Москвой. Все было сделано для того, чтобы ввести Ставку в заблуждение. Наши снимки куда-то исчезали, а когда полку, наконец, придали бомбардировщики, и мы нанесли серьезный урон немецким колоннам и укрепили оборону Вязьмы, то меня осудили и отправили в пехоту. 18-го октября начались дожди, у нас сняли покрытие, специально сделанное для того, чтобы летать, когда все размокнет, а немцы действовали с бетонированных аэродромов. Войскам пришлось оставить Вязьму, так как они лишились авиационной и радиолокационной поддержки.
– Так, понятно. Для чего?
– Оставление Москвы и Ленинграда – это повод для смены руководства страны и установления военной диктатуры.
– Еще один вопрос, вы же академию не заканчивали, год на ускоренных курсах… Откуда знаете военное дело?
Петр немного повозился с кобурой, и положил ее на стол, золотой табличкой на адмирала.
– Я – потомственный военный, самым большим грузом при переездах у родителей была библиотека. Большинство книг в ней, так или иначе, связаны с военным делом. Ну, и разговор у меня был с матерью, я ее тогда не понял. Она сказала, что не верит «Ворошилову и компании» – прямая речь – и будет исполнять свой долг на этой позиции: жечь немецкие танки. Она не знала, что комфронта сменился.
– Кому-нибудь об этом говорили?
– Только о том, что непонятно куда деваются данные воздушной разведки. Об этом я доложил начальнику Особого отдела фронта Цанаве. После того, как меня отправили в дисроту, в полку побывали люди генерала Жукова, арестован командир взвода фоторазведчиков. Искали негативы. Не нашли, по журналу они – уничтожены.
– А фактически?
– Фактически – нет. Но комвзвода не знает, где они.
– А на чем с Жуковым сцепились?
– Победу под Ленинградом не поделили. Я, в отличие от него, прекрасно знаю, кто принимал решение, и кто давал гарантии, что флот немцы в ЛенМорКанале не достанут. Эти гарантии давал я, но вице-адмирал Трибуц сказал, что у него нет права отдать такую команду и принять, может быть, последний бой. Он позвонил вам, Николай Герасимович, и вы отдали команду вывести корабли в канал. Правда, сослались на приказ о затоплении, поэтому только в места в соответствии с планом. После того, как мы сбили немцев у Калище и сорвали немецкую минную постановку, флот зашевелился, и отогнал немцев от Петергофа и Красноармейска.
– А он что сказал?
– Что это он остановил немцев под Ленинградом.
– Вот нахал! Так, майор, насчет этого молчи в тряпочку, просто так этот вопрос не решить. Требуется серьезная подготовка. Утром перелетайте в Боголюбово. И заберите с собой те самые негативы, о которых вы говорили. Они скоро понадобятся.
– Есть.
– Теперь вопрос: почему сидели скучный и грустный, пока обсуждался вопрос о вашем использовании?
– Без ударного кулака, который немедленно будет реагировать, занятие это тяжкое. Нужно не менее 8 эскадрилий пикирующих бомбардировщиков.
– Ну что, Семен Федорович? Дадим ему усиление?
– Губа не дура у нашего Андрея, хотя в одном он прав: действовать кулаком – эффективнее, чем врастопырку.
– Ну, на том и порешим. Свободны, товарищ майор!
– Скажи моим, чтобы тебя отвезли. – сказал генерал-лейтенант, которого из кабинета не отпустил Наркомфлота. Они еще долго обсуждали услышанное, перезванивались различными людьми, затем Кузнецов уехал в Кремль, в Ставку.
Глава 6. Переформирование в Боголюбово
Еще ночью Петр расписался в приказе о приеме полка, и отдал приказание всем сниматься. Это касалось и БАО, который официально был приписан к 13-му ГвОРАП. Поэтому поспать не удалось, так как баошники собирали все имущество, включая постельные принадлежности. Тремя эшелонами все это поедет в новое место. Заодно Петр осмотрел РЛС «Наяду», которую разбомбили немцы. Фактически сильно повреждена электростанция и вертикальный передатчик. Приказал все грузить на платформы, так как транспортную эскадрилью «прихватизировал» штаб Западного фронта. Часть улетела с другими эскадрильями, в общем, хватит только на перевозку штабных бумаг и л/с штаба. По приказу Наркомфлота ему было не рекомендовано светить свое появление в полку, поэтому передал телефонограмму Жаворонкову, чтобы вернули Ли-2. И вылетел в имеющемся составе в тыл.
Боголюбово – это больше собирательный образ, аэродромов там была целая сеть, просто штаб размещался в бывшем монастыре, и там же были казармы для сержантов и «кельи» для командиров на переучивании или на отработке боевого применения в ЗАПах. Аэродромы находились на обоих берегах Нерли, притока Клязьмы. Высокий монастырь использовался для антенн радионавигации АДД. Самый большой аэродром мог свободно принять 80-90 самолетов-бомбардировщиков. Поселок рядом с ним носил «характерное» название «Сокол». Туда полк и приземлили. Общая площадь, отведенная под этот аэродром, равнялась 20 квадратным километрам. Зима, от снега чистят только полосу и стоянки для бомбардировщиков, а «ГГ-3с» лыж не имел. Мы просто этим не заморачивались, так как там требовалось дополнительно ставить тросовую лебедку, жутко ненадежную, вечно заедавшую. ЛаГГ-3м имел лыжи, но далеко не во всех полках их использовали. Снегоукладчиков на аэродроме было только два. Собственные застряли где-то по дороге во Владимир, из-за неисправности буксы их отцепили. Пришлось привлекать, в том числе, и летный состав, чтобы нормально разместить машины. А 5-й пап (перегоночный авиаполк) за трое суток перегнал из Можайского 72 самолета. Семнадцать собственных, из них 16 требуется куда-то сдать, да и, несмотря на приказ добираться в Боголюбово поездом, все группы, находившиеся на профилактике, предпочитали прилетать на своей технике. Типа, «не бросать же самолеты!». Петр связался с генералом Жаворонковым, и тот направил 64-й апОН забрать излишки. Наши самолеты ушли в Ленинград и в Мурманск. Местное начальство успокоилось, организовали «культурную программу», с выездом во Владимир. Лучше бы они этого не делали… 18 действующих госпиталей в городе, куча инвалидов на улицах. Милостыню, правда, не просят, больше папироски и табачок «стреляют». Три госпиталя были госпиталями ВВС. Так что поход в театр оставил тяжелое впечатление, так как 80% зрителей были раненые, обгоревшие летчики, штурманы и стрелки. После спектакля кто-то организовал танцы в фойе Народного Дома, участие в которых приняли актрисы местной труппы и немногочисленные зрительницы. Затем, откуда ни возьмись, появилась большая группа девушек в военной форме с авиационными петлицами. Во Владимире существовала школа ШМАС, где готовили младших авиационных специалистов: оружейников, прибористов и масло – топливозаправщиков, укладчиков парашютов. Вот оттуда и привели целую роту или даже больше. Конферансье, сразу же объявил «белый» танец. К Петру подошла местная «прима», ох, зря она это сделала, которая до этого успела потанцевать с большинством обладателей медали Золотая Звезда в полку. Ее, видимо, этот металл притягивал. В спектакле она играла роль Вари, невесты главного героя симоновской пьесы «Парень из нашего города».
– Наталья. – представилась она.
– Петр, очень приятно.
– Мне сказали, что вы командир полка и имеете больше всех сбитых. – сказала она, после того, как убедилась, что ее ноги находятся в безопасности, и их не отдавят. – Говорят, что это про Вас писали в «Правде» четыре дня назад, обозначив Вас как майора «N», что вы в одном бою сбили 7 немецких самолетов, причем, пятеро из них были немецкие асы.
– Насчет пяти асов – не знаю, не интересовался их счетами. Одного видел, с Рыцарским Крестом с дубовыми листьями. Это точно.
– А что вы испытываете, когда видите сбитый Вами самолет?
– Я их обычно не вижу. Они уже не представляют опасности. Поэтому ничего особенного не чувствую.
– Никогда не видели, как он падает?
– Ну, несколько раз видел, только не само падение, а летящие на меня крупные осколки, там, крыло или полфюзеляжа, от которых приходилось уворачиваться.
– А как вы это делаете? Телом?
– Нет, самолетом, двигаешь руками и ногами, чтобы изменить его положение относительно обломков.
– А почему вы не «Герой»?
– Видимо, не достоин.
– Но мне сказали, что у Вас – сорок пять сбитых?
– Сорок пять, шесть на той войне, с финнами, остальные на этой.
– Странно, мне многие летчики говорили, что за пятнадцать сбитых положено такое звание.
– Это звание не полагается. Его присваивают. Мне не присвоили, но меня это совершенно не волнует. Я – не артист, я – летчик. Реакция публики меня не интересует. Мне важно только отношение ко мне моих товарищей.
– Но звание – это признание заслуг!
– Значит, я их еще не имею. Прошу! – он передал молодую женщину в руки ее художественного руководителя, заслуженного артиста Я.А.С.С.Р. В.Д. Бутурлина, который зорко наблюдал, чем занимается «прима». Кто-то за званиями в бой идет, а кто-то в удаленный театр едет на пару лет. Якутск – город контрастов!
«Прима» на этом не успокоилась, на следующий день они заявились на аэродром, дали какой-то концерт для формирующихся МТАБовцев, и возжелали сфотографироваться возле Петиного самолета, и, непременно, вместе с ним.
– Извините, у меня нет времени, полк готовится вылететь на фронт. Куча дел.
Звезда местного театра, фыркнув, удалилась. Ее любопытство так и не было удовлетворено. Но, Петру и впрямь было некогда заниматься причудами актрисы. Бомберов ему пообещали, но выполнить это обещание флоту было ой как сложно. Собственный полк пикирующих бомбардировщиков у авиации ВМФ был один: 73-й БАП КБФ, которым командовал известный летчик Герой Союза полковник Крохалев. Наш ейский инструктор и бывший командир этого полка майор Федор Матвеевич Коптев, не совсем заслуженно пониженный в должности в 1941-м году, прочно занял место вечного дежурного по штабу ВВС КБФ. Его и вытащили из Ленинграда в качестве одного из командиров формируемых полков. Дело в том, что флот заказывал себе самолеты Ар-2, а их по неизвестной причине прекратили выпускать. Жаворонков связался с Петром и спросил:
– Петр Васильевич, проблема возникла. Нет у нас столько пикировщиков Пе-2, их в час по чайной ложке выпускают. И летчиков на них нет, переучивание занимает до полугода. Есть в Казани и на ПАРМах 127 самолетов Ар-2. Они пикирующие. И еще семь новых. На них летчиков найдем без проблем, в крайнем случае, с ДВ заберем.
– Ар-2 меня полностью устроят.
– Вот и я так думаю. Вот что, те машины, которые я у Запфронта забрал, я отправлю в Кинель, там без машин сидит 121 полк ЧФ. Их переброшу в Казань, они начнут подгонять Ар-2 в Крымскую. Передатчик и электростанция из Ленинграда вылетают вечером. Утром планируй вылет всем полком в Красный Курган. Резко ухудшилась обстановка на юге. Сам немедленно в самолет, с тем, что удалось сохранить для Наркомфлота. Сядешь на Центральном, затем вернешься в полк. Жду!
На Центральном его ждал не Жаворонков, а генеральный комиссар госбезопасности Берия. Жаворонкова даже к разговору не пригласили. Берия сказал, что получил подробную характеристику на Петра от Цанавы, и то, что он, Петр, действительно, сигнализировал о том, что снимки куда-то исчезают. Но выявить полностью цепочку Цанава не успел, так как полк прекратил свою работу и канал прервался. Больше съемки района не велись. Последовавшие отходы были свалены на то обстоятельство, что командование фронтом выполняло приказы Ставки о перемещении войск на помощь Брянскому фронту.
– Товарищ генеральный комиссар.
– Товарищ Берия, достаточно, слушаю вас.
– Вот отдельная пленка, время и дата на ней указана, соответствующая легенда приложена. Второе октября, район станций на ветке Владимирский тупик – Дурово, рокадной железной дороги, на снимках – погрузка и отправка наших войск с направления главного участка прорыва линии фронта. Их отправляли по ветке Вязьма – Калуга, которая к тому времени уже в двух местах была перерезана противником. То есть в плен, без пересадки. А вот эта пленка – отвод войск со второй линии обороны от Сычевки на Вязьму и снова на Калугу. А это карты противника, с нанесенными на них точными данными о всех наиболее значимых штабов наших войск и узлов связи. Никакой разведкой с воздуха этих данных не получить. Все штабы были подвергнуты атаке, пункты управления были разбиты, кроме двух, которые охранял наш полк. Но их сняли и перенесли в новое место, что внесло дополнительную сумятицу.
– Итак, майор, у нас есть оба направления главных ударов за несколько часов до наступления, есть организованный отвод войск с этих направлений, с первой и со второй линии обороны, несмотря на имеющиеся сведения, есть точное количество задействованной немцами бронетехники на одном из направлений, и снимки двух моторизованных колонн до и после удара на левом фланге, куда вас не посылали вообще.
– Да, меня, после первого вылета туда, хотели арестовать, как паникера, пришлось ствол доставать, и приказать дождаться проявки пленок. В тот же день нас заправили некачественным топливом. И уже вечером передали приказ о «централизации» управления авиацией на всем фронте в руках генерала Жигарева. Полк больше на разведку ни разу не вылетал. А через день меня осудили по надуманному предлогу. В обоих случаях председателем трибунала был корпусной военюрист Могилевский.
– Замечательно! Который даст нам человека, который хотел скрыть это все от Ставки. Подпишите показания. Вот Вам моя расписка, что я получил указанные вещественные доказательства, с указанием места, времени, и описаниями снятого на пленку. Вероятно, что Вы еще понадобитесь в качестве свидетеля по этому делу.
– Я утром вылетаю на фронт, и это другое направление, не менее важное.
– Мы это понимаем. Удачи вам на новом направлении. Мы, со своей стороны, будем ходатайствовать о вашем награждении по линии контрразведки. Так и действуй, разведка. – они пожали друг другу руки и разошлись.
До Красного Кургана добирались через Ахтубу или Ахтубинск, куда перевели наше училище, временно. Предстали перед светлыми глазами начальства с единственной мыслью и желанием: вырвать у него главного специалиста по бомбометанию в РККФ подполковника Куркина, Александра Андреевича.
– Вернем, в целости и сохранности, ей богу.
– Ты чего, в бога веровать стал.
– Да нет, так, к слову пришлось. Понимаете, нам придают два больших полка пикирующих бомбардировщиков, а большинство из этих летчиков никогда этим не занимались. Как вы помните, это пришло из Германии в 1939-м.
– Вот здесь ты ошибаешься. Ты, главное, это Куркину не говори. Замучит тебя доказательствами, что «джаз родился в Одессе». Но фактически – он прав. Действительно, в Одессе. С его, Куркина, участием. Затем он показал это в Липецке, оттуда это попало в Германию. Наибольшее развитие этого метода, да, принадлежит Удету, асу Первой Мировой, который предложил использовать решетки и новые прицелы. А затем демонстрировал эти самолеты по всему миру. Но это уже история. Какие самолеты дают?
– Ар-2, и это здорово, тащ генерал.
– Это хорошо, плохо другое: Куркин – не тот человек, которому полк можно доверить в боевой обстановке.
– Командовать полками будут майоры Коптев и Злыгарев.
– Этих я знаю, оба у нас служили, это – хороший выбор. Двух месяцев хватит? Больше времени предоставить не могу, к началу обучения нового набора Александр Андреевич должен быть в училище.
– Спасибо, Александр Харитонович.
– Ну, Петр Васильевич, надеюсь, что ты меня не подведешь. – он потянулся к трубке телефона и приказал вызвать Куркина. Тот встал на дыбы, либо совсем, либо на фиг это ему нужно.
– Тащ полковник, вообще-то, штаты заполнены, плюс для перевода требуется виза Иванова, а он ее не даст, вы ж его знаете. Просто 13-й ГвОРАП, это полк, созданный училищем. Мы туда планируем всех инструкторов и преподавателей направлять на фронтовую практику, чтобы учили молодежь именно тем приемам, которые используются в войсках. Так как полку приданы два полка пикирующих бомбардировщиков «Ар-2», требуется посмотреть, что нового появилось в войсках за это время. Вот мы и решили начать этот опыт с вас, как с самого уважаемого преподавателя в училище.
Лесть – дело тонкое, генерал знал, на что бить и по каким местам. Короче, сломался товарищ Куркин, подписали ему командировку, оставили на ночь одну машину из транспортников, а сами вылетели дальше.