Kitobni o'qish: «Сказки леди Шоу», sahifa 4
Задуматься надолго о делах ей не дала Элизабет – она открыла дверь её комнаты. Хелен ожидала увидеть старую и обшарпанную мебель, но ошиблась.
Её комната оказалась торцевой, круглой, пол покрывал тёмно-зелёный ковер в тон обивки стен, мебель из красного дерева – не старая, а старинная, блестящая, потому что её натерли воском совсем недавно, чемодан у подножия кровати. Кровать с четырьмя столбиками завешивалась зелёным балдахином с золотыми кистями. Хелен прошла внутрь, осматривая комнату внимательнее: роскошное трюмо стояло наискосок от кровати, чуть поодаль – шкаф и комод, где она могла бы хранить свои платья и другие вещи. В противоположной стороне, правее кровати, стоял большой камин, такой, что она могла спрятаться в нём и способный протопить комнату даже в лютый мороз. Левее шкафа Хелен обнаружила ещё одну дверь. Даже не взглянув на своих кузин, она толкнула её. Там оказалась собственная ванная комната! В центре стояла большая медная ванна со сливом, её труба уходила в пол, от глаз не укрывалось, что слив провели не так давно, простой туалет, который, всё же, нужно было выносить как ночной горшок. И всё же, здесь были слуги, а в пансионе девушки сами убирали за собой. Множество полочек в настенном шкафу были заняты полотенцами, а банный халат висел на вешалке. В такой просторной комнате наверняка было бы холодно мыться, особенно зимой, но Хелен, рассматривающей всю ту роскошь, стало чуточку легче. Она гнала все мысли о том, что её кузины могли сделать ей что-то неприятное, а дядя сердился, что она станет для него обузой.
– Рут, Элизабет, – Хелен вышла из ванной комнаты, прижимая руки к груди и чуть не расплакалась. – Это чудесная комната! Я так благодарна вам…
Кузины обнялись, а Элизабет поцеловала Хелен в щёку и чуть не расплакалась.
– Лиз всегда такая сентиментальная, – оправдывая сестру, сказала Рут.
Переживающие, каждая о своём, девушки обнялись, и с их лиц сошло напряжение, у Рут и Хелен разгладились морщинки между бровей, а Элизабет стала ещё веселее.
– Мы очень рады, что тебе нравится, мы так старались! Хелен, ты голодна? Я велю накрыть в малой столовой, ужин будет ещё нескоро, мы обедали незадолго до твоего приезда, но, думаю, миссис Гибсон накормит нас бутербродами с джемом и горячим чаем. Наша экономка очень строга на этот счёт, но, мне кажется, что тебе достанется вполне сытный обед, ведь ты только приехала. Сколько тебе нужно времени, чтобы привести себя в порядок?
– Полчаса, – ответила Хелен, снимая наконец свой плащ и бросая его на спинку стула у трюмо. – Умираю с голоду. Мне всю дорогу не удавалось как следует поесть. Я только переоденусь и умоюсь.
– Мы будем ждать тебя внизу. Хелен, экономка твоего отца Франсин Бэнкс прислала большую часть твоих вещей, а одежду мы положили в шкаф. Надеюсь, ты не в обиде. Остальные вещи мы не стали разбирать.
– О, Рут, что ты! Теперь мне не нужно беспокоиться о своём гардеробе. Вы так добры ко мне.
Пояснив, где находится малая столовая, кузины покинули комнату, а Хелен сразу же распахнула гардероб. И правда, тут были все её платья! Она мельком осмотрела их и поняла, что они в отличном состоянии, все выстираны и выглажены, нигде ничего не порвано и не испачкано. Ловя себя на подозрениях о том, что кузины могли сделать ей что-то плохое, она не чувствовала уколов совести. Они вовсе не обязаны были проявлять столько доброты и тепла. По крайней мере она сама так и поступила бы, ещё не зная, что за человек будет жить с ней в доме. Но они вели себя иначе, и доказательством тому была уютная и большая спальня. Она была даже больше, чем та, в которой Хелен жила в своём доме в Бристоле, не говоря уже о неудобствах кровати в пансионе.
«Почему вы так осторожны, чего вы опасаетесь, вам угрожают?» – слова Путешественника некстати вспомнились, и его красивое лицо всплыло в памяти Хелен. Она подавила желание открыть альбом и сделать несколько набросков хотя бы карандашом. Был ли он прав, думая, что она чувствовала угрозу? Ответа у Хелен не находилось даже для себя.
Раздевшись до белья, она зашла в ванную комнату, присев на бортик ванной, провела ладонью по её краю, представляя, как будет плескаться этим вечером. Бортик ванной холодил её бедро сквозь тонкую ткань панталон; всё тело ныло от желания окунуться в горячую воду и смыть всю дорожную пыль, напряжение, тревоги. Но, увы, она сказала, что спустится через полчаса, и нужно было следовать своим обещаниям, тем более что голод подгонял. Хелен тщательно умылась, почистила зубы, расчесала волосы, вытрясая из них всю пыль.
Мыла и других туалетных принадлежностей в ванной оказалось совсем мало – наверняка они достали их из кладовой для неё на первое время. Хелен решила исправить это недоразумение, когда они поедут в Лондон. Новый город манил девушку – она поступила в пансион в одиннадцать лет и возвращалась в Бристоль только на лето. Тогда у неё не было времени много гулять, и большую часть времени она проводила в парке и театрах с Франсин и отцом, лишь изредка навещая подруг или приглашая их в гости. Эдвард рано вывел её в свет, примерно на год раньше, чем полагалось, но никто не придал этому значения. Она всю жизнь жила в Бристоле, а о Лондоне только читала в журналах. Но о своём незнании города Хелен не переживала: кузины наверняка захотят составить ей компанию и показать то, что она не видела.
Выбрав из своего гардероба тёмное синее платье, она прижала его к груди, примеряя. Она носила его с полупрозрачным шифоновым черничным шарфом. Повинуясь внезапному порыву, она вплела концы полупрозрачного тонкого шарфа в волосы, а середину закрепила на макушке. Синее платье с рыжими волосами и черничным шарфом смотрелись очень красиво, а главное – гармонично с домом, и она немного разбавила тёмный ансамбль жемчужной брошкой. Хелен потянула шнурок, вызывая служанку. Ни на миг она не задумалась, что на том конце не может быть колокольчика, но через несколько минут в её комнату вошла горничная, чтобы помочь ей одеться. И теперь на Хелен из зеркала смотрела не зажиточная квакерша, путешествовавшая в одиночестве, а леди, которой она и была. Удовлетворившись своим видом, Хелен спустилась в малую столовую.
– Хелен, какая ты красивая, – Рут встретила кузину у дверей в малую столовую, осматривая её с ног до головы.
– Я рада, что ты поддерживаешь решение отца отказаться от траура.
По лицу Хелен пробежала тень удивления. Рут заметила это и оглянулась на Элизабет, но та ответила ей беспомощным выражением лица.
– Я не надела траур, потому что у меня ещё нет платья, а то чёрное – моя форма из пансиона. Ещё полгода она не смогла бы надеть что-то светлое, а синий цвет был ей простителен. Чёрное ученическое платье Хелен не годилось для траура, ей требовалось платье иного рода, а такого она ещё не заказала. Этот вопрос Хелен намеревалась решить в Лондоне, в первую же свою поездку. Она слышала, что бедняки не покупали в траур новую одежду, а красили старую. От одной мысли, что ей придётся перекрасить одно из своих чудесных светлых платьев в чёрный, Хелен передернуло. Это не укрылось от Рут, она смутилась, отводя глаза.
– Прости, Хелен, мы не знали. Но так или иначе, мы не хотим обидеть тебя или память о нашем дяде. Наш отец против чёрного цвета и считает, что мы не должны отказывать себе в обществе в этом сезоне из-за траура. Я не предупредила тебя сразу, думала, он написал в письме…
– Нет, дядя Тайрон ничего об этом не писал. Но раз он велел вам… – Хелен сдержала недовольство и не стала сильно оскорбляться, хотя и ощущала гнев. А заметив накрытый стол, решила, что нечаянно нанесённая обида не стоит того, чтобы разворачиваться и уходить, лишая себя еды. Дядя не стал отказываться от веселья, так и она не станет морить себя голодом. – Давайте отвлечёмся от грустного.
Хелен не могла устоять перед поджаренным до золотистой корочки хлебом с апельсиновым джемом и холодной птицей. Прислуга разливала по чашкам горячий чай. Девушки, ещё чувствуя смущение и досаду, сели за стол и сразу же потянулись к тостам. Из-за собственной неосмотрительности Хелен не могла толком поесть уже второй день, сейчас ела с большим аппетитом, и обида на родню за отказ от траура ей не помешала. Ели девушки молча: Хелен была обижена, чтобы что-то говорить, а потом птица оказалась слишком вкусной, а тосты с джемом – невероятно хрустящими и сладкими. Напившись чая, они лениво разговорились. Хелен почувствовала себя почти как дома: после еды они с отцом и Франсин часто оставались за столом, ведя непринуждённые беседы, а после вкусного и сытного обеда дурные чувства притупились. Когда служанка уносила пустые тарелки, Элизабет предложила Хелен прогуляться по дому, а затем выйти в сад.
Рут и Элизабет показывали девушке свой дом. Хелен с восхищением осматривала большие парадные залы, небольшие комнаты на третьем этаже влекли своим духом старины. Мебель переправлялась на верхние этажи или навсегда запиралась на чердаке по мере того, как менялась мода; Хелен поняла, почему её кровать была такой большой и выглядела как постель какой-нибудь принцессы из детской сказки: Рут сказала, что раньше на ней спала их прабабка. Вся мебель в комнате была сделана из дуба или орехового дерева, украшенная резьбой в виде пальмовых веток, пухлых херувимов, вырезанных цветов и библейских сюжетов. Всюду в доме висели в резных рамах картины, изображающие природу, людей и непонятные для Хелен истории. Эти фрески и гобелены были привезены из других стран, на них изображались индийские боги, которые, как она поняла, открывали путнику дорогу куда-то к башне с багровым диском, когда принимали приносимые людьми жертвы. Некоторые альковы украшались гобеленами с изображением странных мест и диковинных животных, и ещё более непонятных человеческих существ. Чего стоило одно индийское божество со множеством рук!
Как ни странно, но домой, куда она приезжала летом из пансиона, теперь её совершенно не тянуло. Возможно, оттого, что там умер отец и Франсин больше не жила в Бристоле. Франсин упомянула об этом вскользь, объясняя, на какой адрес слать ей письма. Теперь она жила в Лондоне, а у Хелен появилась причина посетить город лишний раз – навестить старушку.
Разговорившись о тайных детских местечках с кузинами, Хелен рассказала, как любила прятаться на чердаке, когда жила в Бристоле.
– Наше чердачное окно было огромным и полукруглым, снаружи была витая кованая решётка. Я любила представлять, что это плющ, и часто сидела там в дождь, обложившись подушками и закутавшись в плед, наблюдая за улицей или рассматривая картинки в книжках.
В этот момент её лицо стало счастливым и мечтательным.
– А напротив нас стояло похоронное бюро и фотосалон. Но в них не было ничего примечательного.
– А в бюро был морг в доме? – Элизабет смотрела на Хелен со смесью неверия и восхищения. – Это же так страшно, жить напротив и знать, что в подвале лежит мертвец! А вдруг он поднимется и заберёт тебя с собой?
Хелен только рассмеялась и покачала головой.
– Был, туда часто ездили труповозки, и приходила полиция. Управляющий часто ходил с помощницей принимать тела. Я помню эту женщину: она была совсем не изящна и фигурой напоминала мужчину. Я точно знаю, что она не носила корсета. – Как же за всем могла бы уследить женщина без подсказки? Аптека – совсем не женское дело, как и похоронное бюро.
– А как же привидения? Они, должно быть, досаждали всей улице! – младшая кузина всё ещё не могла отойти от новости о морге напротив.
– Там не было привидений, – покачала головой Хелен. Ей совсем не нравилось, куда шёл разговор, она пыталась решить, как его быстрее закончить, чтобы никого не обидеть. Не рассказать о своём старом доме было бы грубо, а Хелен совсем не хотела грубить новым родственникам.
– В литературном журнале писали о призраках и…
– Элизабет просто очень суеверна и любит читать бульварные ужасы, – с оттенком неодобрения произнесла Рут и продолжила уже более гневно: – пару раз я ловила её за чтением этих книг, забирала, но она всё равно ухитряется их покупать и читать. И это не говоря уже о том, что даёт ей сэр Фрай! Не представляю, что с тобой сделает отец, если я расскажу ему, что ты читаешь!
Хелен хихикнула, прикрывая рот ладошкой, смущённая речью Рут и не зная, как благодарить небеса за то, что разговор прекратился сам собой, а Элизабет надула губы и опустила глаза.
– В этих книгах нет ничего дурного!
– Они развращают! Это и литературой назвать нельзя, эти книги надо запретить! Они ужасны, что только в них не пишут, никакой нравственности! Даже колонизация Индии не помогла этим варварам. Столько лет прошло, а они до сих пор молятся шестируким богам. Там же сплошь дикари, их безнравственная религия ужасает. Боже, Хелен, мне так стыдно перед тобой за то, что читает Элизабет.
– Не переживай так, Рут, – Хелен сжала ладонь старшей кузины. – Элизабет ещё слишком юна, чтобы отличать хорошее от плохого, – она взглянула на пунцовое лицо своей кузины: нижняя губа Лиззи подрагивала, и в глазах стояли слёзы. Она переводила беспомощный взгляд с кузины на сестру.
– Если ты продолжишь читать такие книжки, то никто не возьмёт тебя замуж. Любому мужчине будет стыдно, никто не станет так позориться! – с учительской строгостью произнесла Рут. Она всё ещё хмурила брови, пока Элизабет глядела на свою юбку, пытаясь не заплакать. Всё это было очень знакомо Хелен. В пансионе их нередко ругали и пороли за неряшливое обращение с вещами или за книги и журналы, которые учителя считали неподходящими для воспитания юной леди. Но они всё равно читали, урывая минуты до отбоя, покупая или воруя огарки, читали ночью, боясь подпалить простыню. Хелен ощущала неловкость в эту минуту, будто бы должна была что-то сделать и встать на чью-то сторону, только не могла понять, чью. Она окинула обеих сестер растерянным взглядом, полагая, что экскурсия окончена.
– На нашем чердаке тоже есть полукруглые окна. Вряд ли они такие же большие, как было окно в Бристоле. Кстати, Хелен, отец говорил, что ты рисуешь, но среди твоих вещей не было мольберта. У нас на чердаке есть один, ты хочешь посмотреть? – вдруг заговорила Рут, разряжая обстановку.
– Конечно! Мой мольберт разбился по дороге сюда. У дилижанса отвалилось колесо, и нам пришлось идти пешком до самой гостиницы, – Рут, не теряя времени, повела Хелен наверх, Элизабет не отставала, громко топая ногами.
– У тебя была такая интересная поездка, – захныкала Элизабет. – А мы сидим тут и скучаем. Нам ничего нельзя. Даже в дом в Лондоне мы не можем приехать!
– Элизабет, не смей жаловаться! Мы же на прошлой неделе ездили в театр, и отец купил нам билеты на оперу, куда мы пойдем через две недели! А в конце месяца будет приём у мистера Каннингса, куда мы приглашены.
– Кто этот мистер Каннингс? – живо поинтересовалась Хелен, раз о нём упомянули. Спрашивать, отчего они не приехали в дом в Лондоне, как все во время сезона, она пока не стала – кузины, решила она, сами расскажут ей об этом. Хелен хотела расспросить о соседях чуть позже, чтобы узнать о поместье, где собиралась работать Пруденс, ставшая её невольной сопровождающей, а теперь, раз подвернулся случай, не собиралась упускать момента.
– Мистер Клайд Каннингс – друг отца, тоже ищет сокровища. Он живёт недалеко от нас, ближе к обрыву. Там открывается чудесный вид на море. Мы обязательно сходим туда, там так красиво.
– Или пойдём в гости к сэру Фраю. У него очень красивый дом и витражи в окнах, – добавила Элизабет. Рут ничего не сказала по этому поводу, но Хелен почувствовала повисшее в воздухе напряжение.
– А что за сокровища, кто их ещё ищет? – уцепившись за слово «тоже», Хелен продолжала расспросы. Об обрыве она уже знала от мистера Симса, но это место её совсем не интересовало. – Что за приём он устраивает?
Рут помолчала, останавливаясь и задумываясь, с чего ей начать. В конце концов она определилась и заговорила:
– Мистер Каннингс только три года назад переехал сюда, купив поместье, и подружился с нашим отцом. Он… романтик, любит разные истории и легенды. Он и его супруга устраивают у себя приём очень скоро. Говорят, будет какой-то сюрприз, но мы ничего толком не знаем. Отец, может быть, в курсе предстоящего, но ни мне, ни Элизабет он ничего не говорил.
Девушки поднялись наверх, Рут нашарила прикреплённый к шатлену ключ и открыла чердачную дверь.
– Ты всегда носишь с собой все ключи? – Хелен не могла не заметить звяканье множества ключей на шатлене кузины, которого не было, когда она вышла её встретить.
– Я подумала, что нам могут понадобиться ключи от разных комнат, ведь мы собирались показать тебе дом. Здесь мы ещё храним ненужную мебель, раньше она стояла там, где теперь располагается четвёртый зал библиотеки. Отец велел разобрать там половину пола и поставить винтовую лестницу.
– Для меня мебель вы принесли отсюда? – Хелен прошла мимо накрытого чехлом шкафа. Чердак был почти полностью заставлен разной мебелью. Все предметы на чердаке были старинными, украшенными резьбой, как та, что этажами ниже. В ящиках, из которых торчала солома, угадывалась посуда, подсвечники и другая необходимая мелочь. Хелен прошла мимо ростового зеркала, рассматривая своё отражение. В полумраке и тенях фигура в тёмном платье терялась, только волосы ярко отливали медью. На них падал приглушённый свет из небольшого окна, наполовину закрытого буфетом.
– Правда, на таком окне не посидеть, – Хелен оперлась руками на подоконник, выглядывая в окно. Чердак навевал мысли о доме: у них тоже стояло много мебели на чердаке. Хелен нервно потерла пальцы, окидывая взглядом всё вокруг. Озноб прошёлся по щекам и плечам. – Какой у вас красивый сад! Это лабиринт?
– Да, мы покажем его тебе чуть позже, сначала мы хотим показать тебе библиотеку.
– А что в ней особенного?
– Там проще объяснить, что за сокровища ищут наш отец, мистер Каннингс и сэр Фрай, – с непонятной грустью ответила Рут.
– Ты знала, что Либсон-парк – наше родовое поместье? А библиотеку начал собирать ещё наш прапрадед, следующие поколения её постоянно расширяли, так как не хватало места. Сам Томас Карлайл3 приезжал к нам, чтобы взять несколько книг для своей библиотеки, но отец ему отказал.
– Я и не знала, что у нас есть родовое поместье, – ошеломлённо пробормотала Хелен. – Никогда не спрашивала отца, почему мы переехали в Бристоль.
Рут продолжила:
– Дядя Тайрон вложил немалую долю в создание этой библиотеки, я знаю, что и дядя Эдвард не остался безучастным. Иногда нам приходили посылки с книгами, но в основном по химии и медицине.
Вниз спускались быстрее, чем поднимались. Рут провела Хелен по широкому коридору и распахнула широкие резные двери библиотеки, впуская Хелен: они оказались на втором этаже библиотеки, и, шагнув на балкон, нависавший над первым этажом, Хелен смогла оценить её великолепие и размах: книжные шкафы из красного дерева, сплошь заставленные разнообразными томами, стояли вдоль стен и рядами, разделяя библиотеку на секции; посреди главного зала на полу была нарисована огромная карта мира, а у окна стояли небольшой мягкий диван и пара кресел у стола. Корешки книг – красные, зелёные, синие, чёрные и коричневые – стояли рядами на полках, на одних блестели золотые буквы, на других – чёрные. В главной комнате, на каждой стороне света, были три широкие арки, ведущие в три больших комнаты.
– Пришлось нанять рабочих, чтобы переделать комнаты первого и второго этажа под библиотеку, разобрав часть пола и поставив узкие винтовые лестницы, ведущие наверх.
Стеллажи с книгами росли до самого потолка, к некоторым были приставлены лестницы, глобус с разными картами, на которых были нарисованы разные периоды времени, а значит и участки суши, известные тогда картографам. В витринах стояли неизвестные Хелен инструменты, их копии, более современные, лежали на столе, и кто-то с ними работал.
– А что это за приспособления?
Рут, даже не взглянув на витрину, что Хелен восприняла как точное знание того, что именно в ней находится, сказала:
– Здесь морские навигационные приборы: секстант, ноктурлабиум, квадрант, хронометр, компас и астролябия. Эти предметы старинные, а те, что на столе – рабочие и новые. Отец и его друзья работают с ними и картами. Если хочешь, спроси потом отца, если он будет в настроении или не занят, то расскажет тебе, как ими пользоваться.
– А я и сейчас могу, сэр Фрай меня научил! – Элизабет взяла в руки один инструмент, но под строгим взглядом старшей сестры положила обратно. – Или позже. Если Хелен захочет.
Кузины спустились на первый этаж по винтовой лестнице, и Хелен спешила за ними, хоть ей и хотелось задержаться, чтобы посмотреть внимательнее. На первом этаже ей на глаза попалась картина, от которой её пробрала дрожь. Чёрный полуразрушенный замок, остов которого был виден на фоне грозового неба только благодаря сверкнувшей в небе молнии. Она разрезала небо чёткой и тонкой белой линией, и было ясно, что всё происходило в считанные секунды. Картина напрягала своей неопределённостью и мрачностью. Хелен смотрела на неё, не в силах оторвать взгляда. Что-то таилось в стенах этого замка, и неясные очертания теней среди руин подсказывали, что внутри есть что-то жуткое и таинственное.
– Хелен?
– Простите, я засмотрелась на эту картину… Кто её автор?
– Сэр Штефан заказал эту картину у какого-то художника специально для отца, – Рут медленно приблизилась к Хелен и картине на стене, задумчиво глядя на холст.
– А что за место на ней изображено?
– Я не знаю. Пойдём дальше. Мы покажем тебе карту мира, самую большую, что есть в нашем доме. И, пожалуй, самую красивую, – Рут кокетливо улыбнулась. Хелен последовала за кузиной, рассматривая великолепие библиотеки. Посреди главного зала на полу была нарисована карта мира, её пунктирные линии обозначали течения, а также судоходные маршруты. Ещё там были такие острова, которых Хелен раньше не видела, и много странных обозначений. Она не знала и Сиволе или Кивире, нарисованных на карте синей и золотой краской и обозначенных на карте особыми символами. Норумбега также стала для Хелен загадкой.
– Что это за место – Сагеней? – спросила Хелен, рассматривая территорию на юге Америки. Чёрный континент и вовсе был тайной, слов там она не могла прочесть. Призраком мелькнуло в памяти заявление Путешественника о намерении посетить Африку и восклицание мистера Маклафлина об аборигенах и каннибалах, но после в глаза бросились Карпаты и Румыния, о которых так же говорил Путешественник. Там были странные письмена и символ, обозначающий тотем. На другой стороне карты, на острове, изображалась башня. По телу Хелен пробежала дрожь, как будто она прикасалась к чему-то тайному и вместе с тем испытывала странное, будто бы знакомое чувство.
– Сагеней – это затерянный город в Америке, полный сокровищ, – Элизабет указала на позолоту. – Отец не разрешает нам ходить по центру комнаты, чтобы не стерлась краска. Будь аккуратна. Эта карта воплощает страсть нашего отца к разнообразным загадкам и приключениям. У нас тут много книг о разных затерянных городах, островах и множество научных книг разных годов издания… Тут где-то должна быть книга с легендой о Сагенее. Рут, если честно, не интересно всё это, и она запрещает читать и мне, но спроси отца – он расскажет тебе, – добавила Элизабет, хмурясь так же, как Рут, слушая объяснение Лиз.
Обe кузины не подходили к карте так близко, как Хелен. А она, улавливая чужую неприязнь ко всему, что находилось в библиотеке, не знала причин такого отношения: наоборот, Хелен загорелась идеей и наклонилась к полу, чтобы дотронуться до позолоты на слове «Атлантида». Этот остров завораживал её: Атлантида находилась дальше всех от суши, и над ней были нарисованы волны. Хелен пообещала себе, что непременно вернётся в библиотеку позже, чтобы найти книгу о Сагенее и других затерянных городах, полных сокровищ. И как можно скорее расспросит дядю обо всём – мысль о сокровищах так захватила её, что она почти позабыла о своей обиде и об отменённом трауре. Сокровища и таинственные города вызывали трепет, эти тайны, ещё не успев открыться, захватили разум и воображение Хелен. И вместе с тем, где-то в закоулках её ума появился страх. Затерянные города напомнили ей о странных снах.
Лицо Хелен стало слишком задумчивым, и кузины, не слишком увлекающиеся загадками и сокровищами, увели девушку из библиотеки, сказав, что она может возвращаться, когда захочет, за исключением тех дней, когда дядя Тайрон и его друзья запирались в библиотеке, чтобы обсудить очередную головоломку.
Как Хелен хотелось скорее покинуть чердак, так же сильно ей хотелось остаться в библиотеке и обойти оставшиеся три зала и второй этаж, но её кузины, быстро потерявшие интерес к экскурсии в доме, убедили Хелен посмотреть сад.
За трёхэтажным каменным поместьем с широкими белыми колоннами у дверей раскинулся парк. Вокруг дома были высажены кустарники чёрной и красной бузины, дубы и орешник. В парке был даже небольшой лабиринт из живой изгороди, над ней виднелась чаша – верхушка фонтана. Пока что фонтан был выключен, шапка воды не обозначала центр лабиринта. На кустарнике садовник изображал какие-то странные орнаменты, фигуры людей, страшные лица и маски, животных и башни в углах лабиринта. Хелен быстро сориентировалась в нём и уже знала, что не сможет заблудиться.
Шагая к центру, девушки обсуждали пустяки, а Хелен рассказала, как она добиралась на дилижансе от пансиона до поместья. Она умолчала только о странном происшествии ночью, когда закричала Холли. Возможно, её кузинам понравилась бы история о призраке и самой гостинице, где Хелен провела ночь, но всё же она побоялась говорить о Путешественнике, так что в её рассказе не было ничего примечательного, кроме слетевшего колеса.
Девушки присели у фонтана, подножие которого было украшено зубастыми масками.
– Отец так любит такие вещи и загадки, – с лёгким неудовольствием сказала Элизабет, стукнув нос каменной головы пяткой. – Этнические, старинные, народные. Фонтан отреставрировали три года назад, сделали эти страшные морды, садовники вырезают по его указанию разные символы или животных на кустах. Вот, гляди, – она указала на живую изгородь, где был выстрижен паук.
– А зачем такие украшения?
– Я не знаю. Он увлёкся мистицизмом и символикой, старается… я не знаю. Штефан постоянно привозит ему что-нибудь из Непала, Индии, Румынии, Америки… дарит или продаёт. Сам отец из-за хромоты никак не может уехать из Англии, чтобы самому посмотреть на всё это, вот и радуется рассказам своего друга. А с тех пор, как пару месяцев назад в шахте помимо угля стали находить пирит и золото, ему стало совсем некогда. А ведь мы планировали отправиться в поездку в конце лета, – Элизабет, в отличие от Рут, относилась к этому проще. Вернее, ей было почти всё равно. – Штефан скоро должен приехать, – мечтательно заявила Элизабет, накручивая локон на палец.
– Штефан, Лиззи? И давно ты зовёшь его по имени? И ты опять будешь притворяться, что тебе интересны его рассказы! – захохотав, Рут плеснула водой в лицо Элизабет, и та взвизгнула.
Какое-то предчувствие кольнуло Хелен, сердце глухо и быстро стучало о рёбра, как от быстрого бега. Толком не разобравшись в своём волнении, она продолжила расспросы.
– Разве вам не интересны эти рассказы? По-моему, легенды о сокровищах звучат вдохновляюще.
Сестры перестали безобразничать и брызгаться водой, веселость Рут испарилась так же быстро, как появилась.
– Поначалу и нам было интересно, Хелен, но это переросло в одержимость. Отец верит, что может найти затерянный город и сокровища… Маме это так надоело, что у нас начались скандалы, тогда отец отослал её в Испанию. Сказал, что позволит ей вернуться, как только завершит свои поиски, а до тех пор он не желает её видеть.
Девушки немного помолчали. Хелен не знала, что сказать.
– Семь золотых городов. Теперь он ищет семь золотых городов, это Сивола, – наконец Элизабет прервала тишину, а Хелен чуть задумалась. Семь золотых городов – слова звучали так интригующе и завораживающе. Она не могла представить, чтобы человек, так давно и страстно увлекавшийся поисками сокровищ, мог отказаться от того, чтобы найти сокровища где-то под названием «Сивола».
– Или Кивира… Их так много! Мы даже не знаем, что на этот раз он ищет.
– Они, – поправила сестру Рут. – Отец следует за сэром Фраем, верит каждому его слову, а остальные двое только поддакивают. И вообще, я думаю, что этот Каннингс мошенник! И в сговоре с твоим ненаглядным Штефаном, – морщась, она язвила.
– Сэр Штефан Фрай, хозяин поместья Уэстхолл, что к северу от нас, он рыцарь-бакалавр. Мои слова могут прозвучать вызывающе и обвинительно, но я думаю, что этот мистер Каннингс обманывает их всех, пользуется интересом нашего отца и склонностью сэра Фрая путешествовать. Вполне возможно, мы скоро останемся без дома и наследства, а сэр Фрай – без титула, – скороговоркой выпалила Элизабет.
– В своих путешествиях сэр Фрай находит то одно, то другое доказательство чего-либо… Мне кажется, они и сами не знают, чему верить, – Рут опустила глаза, безвольно опуская плечи всего на минуту; она вскинула голову, глядя на тёмное от туч небо. Она с такой живостью и яростью начала свою речь, но быстро перегорела, словно боялась чего-то или что её услышат. – Нам пора в дом, скоро начнётся дождь. Я не хочу промокнуть!
Пасмурное небо потемнело ещё сильнее, и на девушек уже падали редкие капли, оставляя после себя крупные тёмные следы на их платьях. Едва они оказались за порогом, как сильный порыв ветра согнул верхушки деревьев, сорвал несколько листьев с веток и поднял пыль. В душе поднялось тревожное чувство, как будто скоро что-то произойдёт.
– Я слышала, он говорил, что когда они найдут сокровища, то разбогатеют так, что даже Королевская казна померкнёт, – подхватила Элизабет.
Они устроились в комнате Хелен, на полу. Горничная разожгла камин и задернула шторы. Девушки сидели в полутьме, глядя на потрескивающий огонь. Было так уютно и приятно сидеть у огня, когда за окнами лил дождь и грохотал гром.
– Сэр Штефан не особенно тратится, но к счастью, пару лет назад к ним присоединился мистер Клайд Каннингс. Он увлекается спиритизмом, наукой, делает вид, что сокровища ему не так уж и нужны, что он старается из интереса и ради науки. Сэру Фраю удалось создать хорошую иллюзию того, что у них что-то вроде закрытого клуба или тайной группы, куда дозволяется вступить не каждому. Каннингс очень трепетно относится ко всему тайному, и когда его приняли, он сиял, как начищенная монета. А теперь он такой же, как отец: его ничто не радует, он только ищет новые подсказки и сторонится других людей. – Рут рассказывала о своей беде, а Хелен думала о том, что хотела искать сокровища вместе с дядей Тайроном. Тайны и загадки манили, а после того, как Хелен увидела библиотеку и карту на полу, едва ли могла отказаться от желания присоединиться к поискам. И она мгновенно поняла, что Рут и Элизабет никогда не поддержат её в этом.
