Kitobni o'qish: «Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой»

© ООО Издательство «Питер», 2022

© Кирилл Копылов, 2022

* * *

Вступительное слово

Что современный российский читатель, пусть даже искренне увлеченный военной историей, знает о Первой мировой войне? Пожалуй, многое. Лучше всего, разумеется, известны события на Восточном фронте. Трудно найти кого-то, кто не слыхал бы об «Атаке мертвецов» в Осовце или Брусиловском прорыве. Не меньше известны и ключевые события на Западном фронте: битва при Сомме или «Бег к морю».

Однако, при всей масштабности и значимости войны 1914–1918 годов, в ней еще осталось немало белых пятен, нашему читателю практически неизвестных. Один из таких пробелов, военные действия на территории Месопотамии, автор и сделал предметом своего исследования.

Кирилл Копылов – давний друг канала «Цифровая история», один из самых ярких представителей своего поколения историков. Наши слушатели и постоянные читатели портала warhead.su прекрасно знают его как вдумчивого и скрупулезного ученого, поэтому я с радостью представляю дебютную книгу Кирилла, ставшую результатом многолетней работы в архивах Великобритании, Германии и Турции.

«Первая война за иракскую нефть» вводит в научный оборот ряд источников, ранее практически неизвестных в России: это и официальные документы сражавшихся сторон – например, отчет об обращении с британскими военнопленными в Турции, и личные записи участников кампании, такие, как личный дневник офицера второго Нортумберлендского полка А. Шейкшафта или воспоминания турецкого полковника Халил-Бея, и многое другое, создавая прочный фундамент для будущих поколений историков.

Однако ключевым остается вопрос о причинах, по которым именно месопотамские пески в очередной, но далеко не последний раз стали ареной ожесточенных сражений. И при ближайшем рассмотрении причины эти оказываются куда как злободневными. Действительно, более века назад армии мировых держав влекло на берега Тигра и Евфрата то же, что и сегодня: колоссальные природные ресурсы. И в первую очередь, разумеется, нефть.

Именно в начале ХХ века, с началом широкого использования двигателей внутреннего сгорания, «кровь земли» становится все более востребованной – востребованной настолько, чтобы ради нее стала литься уже алая, человеческая кровь.

Не правда ли, более чем знакомая картина? Буквально на наших глазах нынешний мировой гегемон, США, при поддержке своих союзников – в первую очередь, той же Великобритании – под любыми предлогами стремится захватить природные богатства этого региона. Санкции против Ирана, вторжение в Ирак и Сирию, наращивание влияния в монархиях Залива преследуют те же цели, что и век с лишним назад.

Жестокие сражения Первой мировой давно отгремели – но Месопотамская кампания продолжается и поныне. И если век назад Россия в ней практически не участвовала, то с 2015 года, после ввода российского контингента на территорию Сирийской Арабской Республики по приглашению президента Асада, это и наша война.

И это еще одна причина обратить самое пристальное внимание на работу Кирилла Копылова: ведь знание прошлого – лучший способ разобраться в настоящем и предугадать будущее.

Егор Яковлев

Глава I

Древнее Междуречье, Месопотамия, где расцвели великие культуры древности и писали историю вавилоняне и ассирийцы, попала под власть турок в XVI веке. Большую часть следующих столетий эти земли провели в статусе пыльного, далекого и бедного угла Османской империи.

Британия надежно утвердилась в Персидском заливе еще в XIX веке, главным образом через «крышевание» местных шейхов, полузависимых от персов и турок, а также переключив на себя практически всю крупную торговую деятельность региона. Бизнес крутился, фунты исправно зарабатывались. Однако когда в 1901 году миллионер Уильям Нокс Д’Арси, австралиец, разбогатевший на золотой лихорадке, получил от персидского шаха концессию на шестьдесят лет по добыче нефти на его территории, ситуация заиграла новыми красками. Был сформирован картель («Англо-персидская нефтяная компания»), который с 1908 года при активной поддержке британского правительства начал разработку нефтяных месторождений. Персидский шах за выдачу разрешения на разработку получил 20 000 фунтов наличностью, акции компании на такую же сумму и 16 % прибыли после начала продажи нефти. Недооценивать вовлеченность британского правительства в этот вопрос не стоит: компанию создали при поддержке и покровительстве Первого лорда адмиралтейства Джона Фишера, а в 1911 году, при содействии сменившего Фишера Уинстона Черчилля, британское правительство тихо скупило ее контрольный пакет за огромную по тем временам сумму в 2 200 000 фунтов. Частично выкуп этот объяснялся и тем фактом, что Англо-персидская нефтяная компания создавалась в партнерстве с голландской «Роял Дач Шелл», а правительство желало сделать ее исключительно британской.

Однако не все было просто… География региона диктовала определенные проблемы и опасения. Британские нефтяные поля и нефтепроводы располагались на берегу Шатт эль-Араба, реки, образовавшейся при слиянии Тигра и Евфрата. На острове Абадан разместились нефтеперерабатывающий завод и нефтеналивной терминал для танкеров. Однако другой берег относился уже к Османской империи, и поэтому все английские нефтяные разработки оказались в зоне прямой видимости (и досягаемости) башибузуков и были крайне уязвимыми для атак с османской стороны. Крупнейший город региона и последний крупный порт, куда могли подниматься крупнотоннажные суда, Басра тоже оставался османским. С одной стороны, такая диспозиция внушала опасение потерять свое, с другой – вызывала стойкое желание подобрать чужое. Тем более что британская резидентура в Константинополе получила от немецких инженеров, работавших в османской Месопотамии, информацию о наличии нефтяных месторождений как на севере, так и на юге региона.

Одновременно с началом строительства инфраструктуры британцы стали всячески обхаживать местного влиятельного персидско-арабского шейха Хазала, контролировавшего крупнейший на персидской стороне город Мохаммера (современный Хорремшехр). Шейх имел под ружьем примерно 20 000 племенных всадников, благодаря которым пользовался значительной автономией от Тегерана. В 1909 году в Муамерре британский резидент в Персидском заливе (ныне упраздненная должность, совмещавшая дипломатические и разведывательные функции с большими административными правами на месте) сэр Перси Кокс договорился с Хазалом о безопасности британских капиталовложений. Взамен шейх получил для своих интересов «широкое покровительство» Британии, 6500 фунтов наличными и еще 10 000 фунтов кредита. К 1912 году промыслы, нефтепроводы (длинной в почти 200 километров), завод и терминал, пусть и не без технических сложностей, вышли на проектную мощность, и «черное золото» изобильно полилось в цистерны британских танкеров.

Когда осенью 1914 года в воздухе ощутимо запахло войной с турками, британцы перешли к практическим действиям. Активная работа началась и по дипломатической, и по военной линиям. В Уайтхолле не видели причин превращать Месопотамию в еще одну арену военных действий, но считали необходимым обезопасить нефтяную инфраструктуру и «поддержать арабских шейхов». Операцию поручили правительству и военным Индии. Однако последних не слишком обрадовал такой поворот. Их основными задачами оставались сохранение внутреннего спокойствия в «самом большом алмазе британской короны», а также присмотр за вечно беспокойным северо-западным рубежом (сегодняшняя афгано-пакистанская граница и «зона племен»). Из-за переброски двух индийских пехотных и двух кавалерийских дивизий на Западный фронт те уже начали жаловаться на нехватку сил и ресурсов, так что даже «малые операции» экспедиционного характера могли столкнуться со сложностями. Также фактически с самого начала была сформирована странная система подчинения, когда общий ход кампании декларативно регулировался из Лондона, но трактовка и исполнение директив возлагались на командование в Индии и проводились за счет их ресурсов.

Специфику индийских формирований следует рассмотреть отдельно, так как она окажет прямое влияние на последующий ход событий. Индийская армия к началу Первой мировой являлась продуктом знаменитого мятежа 1857 года и многочисленных реформ второй половины XIX и начала XX столетия, многократно перестраивавших армию в попытках найти оптимальную структуру. Без преувеличения, главной ее изюминкой стала сложная система комплектования, основной целью ставящая исключение массовых волнений, подобных Сипайскому мятежу. Отдельные батальоны и даже роты набирались из представителей различных этносов, религиозных и этнических групп, каст и классов, что мешало солдатам объединиться за пределами их узкого круга.

Возникали самые причудливые варианты и смеси. Так, к примеру, 2-й батальон 7-го полка гуркских стрелков набирался исключительно из уроженцев Непала, а 20-й пехотный состоял из сикхов, пуштунов и догров. 120-й пехотный включал роту раджпутов, принадлежавших к высшим кастам, две роты индуистов из низших каст, причем из Раджпутаны, и, наконец, роту мусульман, набранную в окрестностях Дели. На бригадном уровне смешение сохранялось: в одной бригаде мог быть батальон индуистов, мусульман и сикхов, к которым добавляли коренной британский батальон, приезжавший в Индию по ротации. Даже в случае серьезных волнений мятеж не выходил бы за пределы одного батальона, и три других могли спокойно и без угрызений совести расстрелять бунтовщиков.

На протяжении последних десятилетий XIX века районы вербовки в армию все больше перемещались на северо-запад Индии, в бедные и труднодоступные районы, откуда поступало до 80 % солдат. Часть их набиралась фактически за пределами контролируемой британцами территории, среди пуштунских племен современного Афганистана. Одновременно вербовка становилась все более локальной. По словам историка Гордона Корригана, «в некоторых районах набор стал настолько выборочным, что отдельные маленькие деревни, кланы и семьи, отправлявшие в войска почти всех своих мужчин, комплектовали по одному-два полка»¹. Подобный подход способствовал созданию тесно сплоченных воинских коллективов в мирное время, но грозил крупными проблемами в военное, так как в случае больших потерь их почти нереально восполнить в рамках столь специализированной системы.

Офицерский корпус в индийской армии состоял из двух частей. Начиная с ротного уровня, все должности комплектовались исключительно британскими офицерами, от которых требовалось хорошее знание языка, обычаев и нравов их подчиненных, а также необходимая при работе с национальными кадрами гибкость. На ступень ниже стояли индийские офицеры из выслужившихся рядовых. На них лежала огромная ответственность, так как именно им следовало поддерживать дисциплину, обучать личный состав и руководить им. Субадар-майор в пехоте и рисалдар-майор в кавалерии (высшие звания для индийцев) считались ближайшими помощниками командиров батальона или эскадрона и обладали непререкаемым авторитетом. Эта система также заключала в себе зерна проблем, ибо выбывших по тем или иным причинам британских и особенно индийских офицеров, заточенных под работу с определенным контингентом, было чрезвычайно трудно заменить.

Рядовой, в свою очередь, не был угнетенным колонизаторами бесправным существом. Индийцы шли в армию добровольно, часто будучи наследниками древних воинских традиций. Они получали за службу плату, паек, одежду и многое другое, а также ожидали определенных преференций после выхода в отставку. Помимо этого солдаты ожидали уважения и соблюдения своих национальных и религиозных традиций и обычаев и вовсе не считали свой военный контракт односторонним.

После реформ Китчинера в 1903 году облик индийской армии окончательно сформировался в том виде, в котором ей предстояло идти в бой, но не утихали разговоры о том, что из индийцев надо делать части, пригодные для «регулярной» войны с европейским противником. Однако вплоть до начала Первой мировой разговоры не привели к особым подвижкам. Частично вопрос упирался в деньги: правительство вице-королевства не хотело увеличивать ассигнования на армию, и начало войны индийцы встретили с острой нехваткой современной артиллерии, пулеметов, средств связи, медицинского и тылового обеспечения. Так же вызывала определенные вопросы их готовность к действиям в составе крупных воинских формирований звена бригада – дивизия, а также уровень подготовки штабов и старших командиров. С началом войны индийской армии предстояло показать, способна ли она на нечто большее, чем участие в боях с племенами и карательных операциях.

Еще одним фактором, провоцировавшим определенные опасения у командования, было использование индийских частей, состоявших из мусульман (а это почти 40 % индийской армии), в боях против единоверцев и на их территории. Особую тревогу вызывали части из пуштунов, отличавшихся особым исламским рвением.

Противником британцев в Месопотамии выступала османская армия, также имевшая особую специфику. После проведения мобилизации в связи с началом Первой мировой войны армия Османской империи насчитывала почти полмиллиона человек, к которым добавлялось почти 45 000 жандармов и пограничников, привлеченных к тыловой службе и для действий в районах со сложными климатическими условиями. Армия стала плодом многолетнего и крайне успешного взаимодействия между турецкими и немецкими властями, фактически ее создали по немецкому образцу. Основные уставы были переводом их немецких аналогов с небольшой корректировкой под местные реалии. Основная часть старших военных чинов и немалая часть офицеров среднего звена так или иначе учились у немцев или стажировались в Германии. Благодаря двум Балканским войнам практически все османские офицеры от ротного уровня и выше имели опыт современной войны, как и почти половина солдат.

Османская армия набиралась исключительно из подданных мусульманского вероисповедания, гражданенемусульмане в армию не призывались, вместо этого выплачивали особый налог. Но подобная практика совсем не гарантировала гомогенность личного состава. Если набранные в турецких районах империи соединения считались лучше подготовленными и более стойкими, то укомплектованные за счет арабов вызывали многочисленные вопросы к уровню их подготовки и моральному состоянию.

Серьезные проблемы армии составляли техническая отсталость и дефицит вооружения, особенно усилившийся после двух тяжелых войн на Балканах. Османская артиллерия насчитывала всего около 900 орудий, основная часть которых была полевыми 75-мм пушками производства немецкого «Круппа», французской компании «Шнейдер» и австро-венгерской «Шкоды». Каждая дивизия имела по 21 подобному орудию, а на корпус полагалось по дюжине 105-мм гаубиц. В крепостях Адрианополя, Дарданелл, Эрзурума, Босфора и Чаталджи имелось дополнительно около 900 орудий, но большая часть из них не могла быть отправлена на фронт.

С пулеметами ситуация сложилась не лучше. Каждому полку по штату полагалось иметь по четыре пулемета (немецкого или австро-венгерского производства), но до полного насыщения не хватало более двухсот стволов. Что касается боеприпасов, то на каждого стрелка приходилось всего по 350 патронов и по 560 снарядов на орудие (включая крепостные). Полностью отсутствовали моторизация и авиация.

Империя находилась в крайней зависимости от поставок оружия и военных материалов извне. На всю страну имелся только один пороховой завод, один патронный и одно производство снарядов, орудий и пулеметов. Все они лишь в самой минимальной степени удовлетворяли потребности армии и не могли ни в коей мере обеспечить замену в случае больших потерь материальной части. К тому же они находились в районе Константинополя и были теоретически крайне уязвимы.

Плохая дорожная сеть и недостаточная протяженность железных дорог чрезвычайно сковывали османскую армию и не позволяли быстро осуществлять переброску войск с одного фронта на другой. Железная дорога проходила лишь через центральную и южную часть Анатолии в Сирию и Палестину, и то с разрывами, и не охватывала районы ни Кавказа, ни Месопотамии. На всех железных дорогах империи эксплуатировалось всего около 280 паровозов, 720 пассажирских и 4500 грузовых вагонов.

Еще одной серьезной проблемой для османских военных была перспектива открытия сразу трех фронтов: во Фракии, на Кавказе и в Палестине. С учетом слабой транспортной связанности страны это грозило крупными неприятностями. Что касается Месопотамии, то в предвоенном планировании ей отводилась роль тыловой зоны, вариант атаки ее противником считался маловероятным. Размещенные там четыре дивизии в составе двух корпусов даже планировали перебросить на Кавказ и в Палестину, оставив взамен лишь одну вновь сформированную из местных арабов пехотную дивизию и части жандармерии. Что и было сделано в августе – октябре 1914 года.

16 октября 1914 года бригадный генерал Уолтер Деламейн, командовавший бригадой в 6-й индийской дивизии, вместе со своими частями готовился к отправке с субконтинента, будучи в полной уверенности, что поплывет в Европу через Египет. Погрузившись на четыре транспорта с малой осадкой, он получил запечатанный приказ с требованием открыть его через 72 часа после выхода из порта. В море, открыв конверт, генерал с удивлением обнаружил, что конечным пунктом его путешествия указан Бахрейн, где следовало ждать новых приказов и быть готовым к активным действиям в любой момент.

Двадцать третьего октября по прибытии в Бахрейн генерал встретился с резидентом Коксом, который передал ему очередную кипу официальных распоряжений и описал собственное видение ситуации. В распоряжениях Деламейну предписывалось по первому сигналу выдвинуться к британским нефтяным разработкам на персидской территории и взять их под охрану. При этом следовало избегать любых вооруженных стычек с турками без особого на то распоряжения правительств Британии и Индии. Однако оставалось не очень понятно, как силами одной пехотной бригады обеспечить безопасность разбросанных на многие километры вышек, трубопроводов и прочего добра. В случае объявления войны Деламейну следовало предпринять все необходимые меры для укрепления своих позиций и по возможности взять Басру. Кокс также сообщил генералу, что назначен его политическим советником и со своей стороны сделает все возможное для получения гарантий поддержки местных элит в любых военных начинаниях. Кроме того, постарается обеспечить поддержку вспомогательными войсками из числа абреков Хазала, кувейтского эмира шейха Мубарака аль-Кабира ибн Сауда из Восточной Аравии. Также Кокс обещал взять на себя организацию оккупационных администраций в местах, которые Деламейн захватит. Ожидание продлилось недолго: уже 29 октября, в день, когда «Гебен» обстрелял Севастополь, Деламейн получил шифровку с приказом немедленно сниматься с якоря, следовать со всей возможной скоростью к устью Шатта и далее – к британским нефтяным полям.

Состав сил генерала Деламейна:

• 16-я индийская пехотная бригада;

• штаб бригады;

• 1-я бригада индийской горной артиллерии;

• 22-я рота, саперы и минеры;

• 2-й батальон дорсетширского полка;

• 20-й пенджабский батальон;

• 104-й стрелковый батальон;

• 117-й махраттский батальон;

• секция 34-й дивизионной роты связи;

• 125-й полевой госпиталь;

• 12-й отряд погонщиков мулов;

• 13-й отряд погонщиков мулов;

• колонна снабжения;

• артиллерийский парк с боеприпасами;

• полевая почта.

Всего 91 британский офицер, 918 британских рядовых и сержантов, 82 индийских офицера, 3640 индийских рядовых и сержантов, 460 нестроевых, 1290 животных.

Британский флот имел в Персидском заливе шлюпы «Один» и «Эспиле» и вооруженную яхту «Дальхойз». В районе Ормузского пролива на случай подхода немецких рейдеров (прежде всего легкого крейсера «Эмден», находившегося в Индийском океане) стоял старый броненосец «Оушен».

Всему этому османы могли противопоставить около 6500 бойцов 38-й дивизии, все еще находившийся на ранних стадиях формирования, 33 орудия и три пулемета. Характерно, что британцы оценивали силы противника на театре военных действий почти в два раза выше. Большая часть этих сил располагалась в районе Басры, прикрывая город как от вероятной высадки в устье реки, так и от сухопутного вторжения со стороны Кувейта.

Прибытие крупного британского контингента в Бахрейн не осталось незамеченным в Басре. В самом городе и провинции сложилась непростая для турок ситуация. Басра – турецкие ворота в Персидский залив – являлась городом с сильными проарабскими настроениями, с 1908 года там действовало несколько многочисленных арабских националистических организаций, на которые младотурки смотрели с плохо скрываемым подозрением. Самой известной проарабской фигурой в провинции был Саид Талиб аль Накиб, с 1908 года являвшийся членом турецкого парламента, где активно добивался арабской автономии, что крайне не нравилось младотуркам. Снова избравшись в 1914 году в парламент, Саид не решился даже поехать в Константинополь, опасаясь ареста или покушения. Кокс не мог пройти мимо такого человека, и в октябре 1914 года при посредничестве шейха Хазала состоялась их тайная встреча с Талибом. Англичанин предложил сделку: в обмен на лояльность и помощь Саид сразу после занятия Басры британцами станет губернатором. Британцы позволят ему заниматься внутренней политикой по собственному разумению, но с их помощью и советами, разумеется, а Талиб аль Накиб станет помогать британцам в экономической эксплуатации региона и гарантирует все будущие вложения в развитие Басры. Против ожиданий, Талиб отказался, сказав, что не хочет менять для себя и своего народа одного хозяина на другого. Кокс пожал плечами и уехал, у него оставалось еще много вариантов и вероятных кандидатур, а Саид в сложившихся обстоятельствах решил поддержать турок, считая их меньшим злом.

Он послал телеграмму военному министру Энверу, в которой пообещал привлечь к защите Басры окрестных арабских шейхов и племенные ополчения. Энвер не возражал, он даже пообещал Талибу в случае успеха пост губернатора Басры. Младотурки в любом случае ничего не теряли: если Талиб преуспеет, то его всегда можно убрать, а если нет, то особого вреда все равно не будет. Получив ответ Энвера, Саид вместе с несколькими верными людьми отправился в путь, чтобы «обменять мысль на решение». Однако дело пошло не слишком удачно. Хазал, выслушав предложения о смене стороны, блокировке Шатта и разрушении британской собственности, сразу отказался от всяческих интриг, с улыбкой посоветовав Талибу сменить сторону, пока не поздно, и не ввязываться в заранее проигранное дело. Османы обещали Хазалу лишь некую неопределенную благодарность в будущем, англичане же платили звонкой монетой уже сейчас.

В Кувейте комбинаторов ждал более чем холодный прием: 3 ноября британцы признали независимость шейха от османов, разумеется, под британским протекторатом, и дали ему щедрую взятку. Тот в обмен пообещал поддерживать любые британские действия в регионе и помочь освободить Басру от турецкого владычества. Таким образом, любые протурецкие выступления Кувейту были противопоказаны. Также шейх сообщил, что только законы гостеприимства не позволяют ему арестовать визитера и передать его британцам, поэтому Талибу лучше никогда более не приближаться к его владениям.

Последней серьезной надеждой Талиба оставался воинственный и опасный хозяин Восточной и Центральной Аравии Абдул-Азиз ибн Абдурахман ибн Фейсал Аль Сауд, или проще ибн Сауд. К нему мы еще вернемся.

Собственно боевые действия начались на следующий день после официального объявления войны 5 ноября 1914 года. По традиции их открыл Королевский флот. Британский парусно-винтовой шлюп «Один», который после протестов и посланий османских офицеров дежурил в устье реки, прижимаясь к персидскому берегу, теперь шел в сопровождении транспортов с войсками. С рассветом он начал обстрел турецкого форта на полуострове Фао в устье Шатта. Через полтора часа турецкий комендант форта и восемь солдат были убиты, а остальные, общим числом около 400 человек, разбежались. Британцы, скорее для очистки совести, провели траление и, не обнаружив мин, успокоились.

Деламейн высадил с транспортов две роты для окончательной зачистки форта и установки телеграфной станции, подводный кабель для которой тянул флот, после чего отправился вверх по реке до местечка Сания на стыке границ Персии и Османской империи. Отсюда он мог обеспечить защиту нефтепровода, нефтеперерабатывающей и нефтеналивной инфраструктуры в Абадане, до которых оставалось всего четыре километра, а также угрожать самой Басре, которую, как мы помним, требовалось по возможности захватить. Сама высадка прошла не то чтобы гладко – транспорты несколько раз садились на мель, а в отсутствие нормальных барж и лихтеров операция растянулась на два дня. Заметим, что транспортные проблемы вообще станут проклятием всей кампании. При полном отсутствии не только железных, но даже обычных дорог абсолютно все перевозки будут зависеть от речного транспорта, пробирающегося среди речных мелей и в лабиринте болотистых озер.

Деламейн решил остаться в Сании и дождаться подкреплений, прежде чем совершать дальнейшие шаги. 11 ноября турки атаковали британский лагерь, воспользовавшись редким для тех мест сочетанием песчаной бури и проливных дождей, превративших берега Шатта в болото. После нескольких часов довольно бестолковой с обеих сторон перестрелки турки отступили, но Деламейн только укрепился во мнении, что лучшим решением станет сидеть и ждать, тем более что ему сообщили о приближающейся остальной части 6-й индийской пехотной дивизии.

Тем временем Саид Талиб аль Накиб прибыл к своей последней серьезной надежде, Абдул-Азизу ибн Абдуррахману ибн Фейсалу Аль Сауду. Тот встретил Талиба и его спутников благожелательно, но в его хитрой и умной голове уже роились неприятные мысли. Все последние годы он ловко лавировал между британцами и османами, при каждом повороте получая те или иные преимущества и не попадая под плотную опеку ни одной из сторон. Его образ «истинного мусульманина» и «защитника веры» не позволял ему отказаться от участия в джихаде против британцев, и тем более не привлекала его перспектива помогать неверным убивать единоверцев. С другой стороны, ссориться с британцами всегда опасно, ибо его рыхлое государство находилось в вечном окружении врагов, да и подданные оставляли желать лучшего – за горсть британского золота кто угодно мог воткнуть кинжал в спину.

Британцы уже подкатывали к нему с предложениями, но Сауд не считал себя идиотом вроде жалких правителей Кувейта, Бахрейна, Омана и прочих, а от главного интересовавшего его вопроса, судьбы Мекки и Медины, британцы постоянно увиливали под предлогом, что этот вопрос сейчас не обсуждается. Однако Сауд нашел изящный выход из положения. В течение девяти дней он говорил Талибу, что собирает войска и готовится помочь тому оборонять Басру от неверных и их приспешников, затем покинул Рияд со всего 500 всадниками, большая часть которых была родней Сауда. Талиб сразу заподозрил недоброе: с этими людьми можно было выступить в первый же день. Сауд, известный тем, что мог скакать со своими воинами днем и ночью без остановки, покрывая сотни километров пустыни за считаные дни, на этот раз никуда не торопился. На каждый намаз уходило по несколько часов, шатры долго собирались и разбирались, ехали не более четырех-пяти часов в день, кони шли шагом.

Когда кавалькада в конце концов достигла стыка саудовской, кувейтской и османской границ, выяснилось, что британцы уже почти неделю как заняли Басру. Талиб был поражен в самое сердце. Сауд же просиял: он искренне посочувствовал горю Талиба, но с сожалением сообщил, что не видит, чем может помочь в изменившихся обстоятельствах, после чего развернулся и со скоростью ветра исчез в пустыне вместе со своей кавалькадой. Ни Талиб, ни его спутники не питали иллюзий, что теперь, когда явный фаворит очевиден, хитрый кочевник поскакал торговаться с британцами. Участь Талиба теперь стала непонятна: он не выполнил обещание, данное Энверу, и не захотел переметнуться к британцам. Пока он размышлял, что делать дальше, его арестовали кувейтцы, сославшись на свое предупреждение. Почти сразу они передали Талиба британцам, которые отправили его в почетный плен в Бомбей на случай, если он вдруг еще одумается.

14 ноября прибыл генерал-лейтенант Баретт с остальной 6-й индийской дивизией. Приняв командование, он решил перестать толочь воду в ступе, тем более что вместе с ним прибыли несколько пригодных для речных действий канонерок. 15 ноября британцы отогнали турок от собственного лагеря, наступая на местечко Сайхан. Двумя днями позднее они предприняли атаку на главную турецкую линию обороны в районе города Сахиль, удерживаемую примерно 4000 солдат и 1000 арабских ополченцев при поддержке дюжины орудий. После продолжительного боя противник обратился бегство, причем немалую заслугу в этом сыграл огонь со шлюпов. За день упорных боев британские силы потеряли около 500 человек убитыми и ранеными, а потери турок оценивались в 1500–2000 человек. После боя под Сахилем турки решили, что у них недостаточно сил для обороны Басры, и приняли решение оставить город.

Надо заметить, что на протяжении всей войны бои в плотной городской застройке арабских мегаполисов вообще велись крайне редко. Басра была оставлена 21 ноября, и по старой восточной традиции сразу, как только ушел административно-карательный аппарат, в городе начались кутежи с погромами, разбоями и мародерством. Происходящее вынудило американского консула Джона ван Эсса послать лодку со срочным сообщением британскому командованию. Консул просил как можно скорее занять город и предотвратить разграбление… нет, не городских музеев, а имущества оставшихся в городе белых.

Британцы, не поверив своей удаче, отправили в город шлюпы «Один» и «Эспиле» (кстати, последний в Королевском флоте корабль с носовой фигурой), нагруженные десантом. Недалеко от Басры корабли наткнулись на перегородившие реку четыре затопленных судна, соединенных кабелями. К счастью, течение развернуло одно из них и отнесло его к персидскому берегу, что оставило узкий проход. Проход вскоре прозвали Тропой Сатаны, потому что река оставалась частично перегороженной еще много месяцев и всем кораблям, идущим вверх по течению, приходилось протискиваться через него.