Kitobni o'qish: «Обстановка меняет людей»

Глава 1

Обстановка меняет людей, или, во всяком случае, может их изменить. Открывает естество, показывает их настоящих. Но не какая-то стрессовая ситуация, а обстановка расслабленности, естественности, ни к чему не принуждающая. С этим можно поспорить, ведь кто-то скажет, что именно стрессовая ситуация проявляет скрытые внутренние особенности личности, те что спрятаны под маской повседневности. Но я считаю иначе, полагаю, данная точка зрения имеет право на существование. И это есть хорошо, в любой ситуации, будь с тобой рядом хорошие, порядочные добрые люди, или же подлые, завистливые, в общем любые. При любом раскладе это поможет тебе в будущем – либо ты хорошо проведешь время с пользой для души, либо ты получишь опыт общения с неприятными тебе людьми, и будешь знать с какой стороны к ним подойти, и стоит ли вообще завязывать с такими беседу.

Некоторых людей такого рода свободная обстановка смягчает, даже самых черствых и сложных личностей, иных же загоняет глубже в свои и без того тяжелые мысли, но всё же при этом показывая кем является человек не на поверхности, а под той самой маской повседневности. Сам того не осознавая человек своими высказываниями, поведением, жестами приоткрывает завесу своего внутреннего зверя, своих потребностей, переживаний, желаний, проблем. И в таких ситуациях даже обыкновенной непринужденной беседой возможно ослабить груз неуверенности, недосказанности, отчаянности того кто напротив тебя в этом диалоге.

Подобная обстановка, раскрывающая настоящих нас, сложилась однажды со мной в больничной палате, в которой было пять человек. Все находившиеся в палате мужчины были разного возраста и социального статуса, и каждый по-своему интересная, состоявшаяся личность, за исключением одного молодого парня, заехавшего перед моей выпиской из больницы. О каждом из них есть что рассказать. Один сильно храпел, у второго не закрывался рот – жуткий болтун, как мне показалось в начале, третий приветливый, излишне улыбчивый для своей ситуации (об этом позже), четвертый ворчун, каких свет не видывал, пятый я, студент пятого курса технического университета, ну и молодой парень лет шестнадцати-семнадцати, который заехал в палату на смену ворчуну.

Все в этой палате лежали со схожими проблемами: кто-то своим храпом будил весь дом, поэтому пытался исправить это хирургически, у кого-то просто от простуды болела голова и нечем дышать (гайморит обыкновенный), у одного из присутствующих пациентов пропал голос (ну или почти пропал), что не мешало впрочем, болтать без умолку. Я же прибыл в палату с желанием избавится от регулярного насморка и искривленной от рождения носовой перегородкой. Подобная информация упоминается мной в виде исходных данных, чтобы было понятно какие порой темы для разговоров выбирались среди присутствующих, над чем мы подшучивали и от чего отталкивались при первом знакомстве.

Хочется рассказать всё и сразу, так как все были очень интересными со своими увлекательными историями из жизни, но начнём по-порядку.

Итак, я заехал в палату во время преддипломной практики, в то время когда никто не спешил усердно работать над своей дипломной работой, весной, когда мысли совсем о другом. Приятная теплая погода, солнечно, все понемногу снимают с себя утепленные куртки и пальто, поутру ласковые солнечные лучи будят на пару с пением птиц, вернувшихся, после холодной зимы, к себе домой. Самое время чаще бывать на свежем воздухе, а не в больничной палате. Но я с этим так долго оттягивал, что решил лучше уж недельку-другую отбыть заточение в больнице, пока диплом мог потерпеть. В палату я прибыл пятым, тем самым максимально её укомплектовав. Помещение её самое обыкновенное, квадратной формы, стены на половину выкрашены в светло-зеленый цвет, высокие потолки более трех метров, прямо с входа в палату наблюдаешь два больших окна. Койки у всех разные. У кого на жесткой опоре с пружинным матрасом, как у меня по началу, у кого на колесах, которые можно зафиксировать. Также в палате у каждого имелась маленькая тумбочка для личных вещей, и что немало важно один холодильник и умывальник, слава богу, не общий на этаже в коридоре, как бывало в некоторых старых больницах. Первый день, это день знакомств, для меня. Все кто там уже находился, знали друг друга, успели познакомиться. Одни уже были прооперированы, другие ожидали своей очереди со дня на день. И сразу ко мне со всех сторон посыпались вопросы, и предположения, почему здесь оказался. Я рассказал свою историю, благо не пришлось повторяться, все были в палате, никто не вышел на анализы или процедуры в этот момент. Выслушав меня, почти все с пониманием и улыбкой на лице покачали головами. Один мужчина, Виктор Николаевич, лет пятидесяти пяти, лежавший справа у окна помог мне познакомиться с остальными, если можно так выразиться. Представил всех. Александра, второго самого молодого после меня, его он назвал тихим ловеласом. Александру было около сорока лет, выглядел он живо, двигался резво, легкая щетина и залысины выдавали его возраст, но улыбка, располагающая к себе и добрый взгляд отвлекали от всего. После того как его представили, Александр заулыбался, но ничего не ответил в своё оправдание. Далее он представил Алексеевича, который был как раз тем, кто попытался его перебить, так как привилегия великого рассказчика была у него, но из-за периодически напрочь пропадающего голоса не смог этого сделать. Алексеевичу было семьдесят пять, это был высокий седой худощавый старик, крупные вены на его жилистых руках говорили о привычке к физическому труду. Он был очень веселым и жизнерадостным, не переставал удивлять молодых медсестер, заигрывая с ними, и нас своими забавными приключениями молодости. Тогда я впервые увидел такого по-настоящему живущего человека. И сейчас по-прошествие более десяти, лет понимаю, что в этом пожилом человеке было больше жизни и энергии чем в большинстве моих ровесников, 30-ти летних. Он заряжал нас всех, веселил. На каждую тему для разговора у него была своя история из жизни, которой он с радостью делился, а мы с удовольствием выслушивали его, порой забывая, к чему заводили сей диалог. Так же Виктор Николаевич представил ворчуна, о нем ничего особенного сказать не могу, к сожалению даже имени его не помню, отметив лишь его возраст – шестьдесят два года, тучность и ворчливость. В наши беседы он включался не охотно, зато постоянно крутил радио, иногда специально делая громче, чтобы не слушать нашу болтовню. Он не выключал его даже ночью, делая звук минимальным, на однажды сделанное замечание говорил, что так легче уснуть. И никто не был против этого, таким образом, в нашей палате создавалась особая атмосфера перед отходом ко сну. Утром он вставал раньше всех и выключал радио, давая возможность выспаться. А уж когда все открывали глаза, с важным видом добавлял громкости и заставлял слушать свежие новости и прогноз погоды на предстоящий день.