Kitobni o'qish: «Совместимые», sahifa 2

Глава 3

– Доброе утро, уважаемые коллеги, – начал свою речь руководитель группы филологов, – спасибо, что пришли все вовремя. Думаю, мы с вами самая организованная группа в данном проекте, – мужчина одобрительно улыбнулся и начал что-то усердно искать в своей внушительной кипе бумаг, что позволило мне рассмотреть его детальнее.

Правда, взгляду не за что было уцепиться: ничем не примечательная внешность мужчины за пятьдесят скрашивалась лишь бородой в форме морского якоря. Густые пепельные усы в сочетании с козлиной бородкой действительно ему шли. В остальном: рост не выше метра восьмидесяти, а телосложение скрывалось старомодным брючным костюмом.

В небольшом светлом помещении за круглым столом сидело около двадцати человек. В основном девушки. В ответ на речь руководителя все слегка улыбнулись, без энтузиазма, что меня слегка обрадовало, после безудержных улыбок Оливии и её друзей.

– Для начала поприветствуем новичков. Это Софья Разумовская из России, – рукой он указал в мою сторону, в ответ я приветственно склонила голову, – и Каролина Ариас де Браво из Испании, – девушка приветственно всем помахала. – А я – Дин Вайн, профессор лингвистики из Калифорнийского университета, – представился мужчина для нас двоих, – вот уже полгода я возглавляю данную группу по филологическим аспектам в проекте доктора Коллинза. В общем, мы уже давно здесь трудимся. Вначале сделаю пару объявлений для всех, а потом поговорю с новыми членами нашей дружной команды.

Стоит сказать, что Дин Вайн оказался очень щепетильным в рабочих вопросах, поэтому его несколько объявлений затянулись на час. Честно говоря, можно было вложиться и в двадцать минут. Отпустив всех членов команды, кроме нас с Каролиной, он попросил сесть ближе и начал своё повествование:

– Девушки, мы живем в век прогресса. И он заключается не только в научно-технических достижениях, как все думают. Но и в социальных тоже. Доктор Райан Коллинз потратил большую часть своей жизни на то, чтобы всё человечество смогло сберечь свои души от обид и разочарований в личной жизни. Вроде бы он сделал прорыв в генетике, но в первую очередь он отразится на наших жизнях, вернее, уже на ваших и ваших потомков.

– Неужели анализ крови может показать совместимость с противоположным полом? – не выдержала я, получилось с ноткой раздражения.

– Софья, я вас понимаю. Когда меня приглашали в эту исследовательскую группу, поверьте, я был настроен скептически. Но согласитесь, люди, которые выдают одну из самых престижных премий мира, вряд ли присудят её недостойному человеку.

– Возможно, – согласилась я.

– Вам стоит поговорить с генетиками, которые сейчас трудятся в одной упряжке с нами. Они смогут по-научному объяснить все детали.

– А что требуется от нас? – решила подтолкнуть его к главному.

– У вас деловая хватка. Да, давайте начнем, – и он вновь начал перебирать свои бумаги.

– А правда, что у нас тоже возьмут кровь, чтобы подыскать нам партнера по жизни? – заговорила Каролина.

– Да! Вы знаете, даже у меня брали кровь, и я попросил свою жену сдать, у нас, между прочим, семьдесят два процента совместимости, – восторженно заговорил профессор, не так, как о работе.

– Это же здорово! Софья, а ты замужем? – обратилась ко мне Каролина.

– Нет, – без размытости и прочих эпитетов ответила я.

– А я помолвлена, мне не терпится узнать о совместимости с любимым, – Каролина явно не хотела говорить о работе.

– А что если процент будет низким, расторгнете свадьбу? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – замешкалась девушка, чего я и добивалась.

– Профессор, так чем я буду заниматься? – перевела серьёзный взгляд на мужчину.

– В вашей анкете указано, что вы хорошо знакомы с литературным арабским, но детально занимались сиро-палестинским диалектом. Верно, Софья?

– Да, но, в принципе, могу работать с любым из современных диалектов.

– Отлично. Вам, наверное, неизвестно, но в практике совместимости по исследованию Коллинза встречаются пары из разных языковых групп. Я бы сказал, из разных миров. К примеру, уже известен случай, когда дипломату из Сомали подошла русская девушка. Правда, она проживала в Париже и говорила на французском лучше, чем на русском. Кажется, у них процент совместимости был под девяносто. Они недавно поженились, после того, как девушка приняла ислам. Но всё же, я думаю, ещё будут пары из арабского и русского миров.

– Это ужасно! – вспыхнула я. – Смешение народов в давние времена привело к вымиранию целых цивилизаций, конечно, не только это, были и другие факты. Но ведь уже доказано, что метисация ведёт к сбою в человеческой природе. Это преступление против природы и человеческой жизни. Я больше поверю в то, что смешение рас ведёт к бесплодию, чем в совместимость людей по методу Коллинза.

– Не переживай, в основном люди находят себе пару в своей этноязыковой группе, – профессор ненадолго призадумался и продолжил, – в любом случае нас попросили сделать методички для людей разных языковых групп, чтобы им было быстрее и проще найти общий язык.

– Звучит интересно, – наигранно порадовалась я. Возможно, как филолога меня заинтересовала работа, но как индивидуума современного общества, в котором и так процветают болезни тела и духа, мне было противно. И я не могла этого скрыть.

Сюда бы дедушку! Он быстро наведёт порядок и свернёт это жалкое исследование!

– Пару недель назад лингвист из Иордании составил памятку для пары из арабского и русского миров. Я хочу, чтобы вы её изучили и внесли свои поправки, как говорится, с другой стороны посмотрели. Филологи смотрят глубже, чем лингвисты. И всё же он опирался на знания своего языка, хотя удивительно неплохо владел русским. Вот, я сразу принёс её вам, – он протянул мне тонкую папку.

– Хорошо, я поняла. Сколько у меня времени?

– Так, сегодня у нас вторник. Давайте через две недели мы обсудим ваши «за» и «против». А потом уже более детально вы займетесь корректировкой.

– Договорились, я могу быть свободна?

– Конечно, теперь я поговорю с Каролиной, – они заговорщически переглянулись.

– Не буду вам мешать, – я покинула кабинет и направилась в сторону своего общежития.

– Один… два… три… – чуть слышно считала я, при этом делая глубокий вдох-выдох.

Мысли всё метались между интересной работой и сожалением о принятии гранта на стажировку. Но отступать уже было некуда. Работа в исследовательской группе заинтересовала меня, но только то, что касалось именно моей стези. С остальными фактами мириться не собиралась. По крайней мере, пока мне кто-нибудь доходчиво не объяснит и не докажет, что открытие основано на точных расчетах.

Но мне всё равно требовалось выплеснуть куда-нибудь накопленный негатив, поэтому, не выдержав, зашла к коменданту общежития. Правда, и здесь поджидало разочарование. Как я и предполагала, в другие апартаменты меня переселить не могли.

Свободных мест у них не бывает, всё расписано на год вперёд. И точка!

Но мне предложили написать жалобу на соседку, если что-то не устраивает в её поведении. Проведут «разбор полётов». И, вероятно, её отправят домой, а ко мне подселят нового компаньона. Комендант был явно недоволен моими требованиями. И не видел никакой проблемы в том, что мне приходится ходить в ванную комнату через личное пространство другого человека.

Не стала заходить в общежитие, решив прогуляться по узким тропинкам парка и успокоиться. Полуденное августовское солнце палило беспощадно, немного спасала тень от густых крон деревьев. Погода даже не думала о том, чтобы порадовать жителей «Большого яблока» спадом высокой температуры. Я мечтала о прохладных осенних дождях.

Присела на лавочку под поникшей ивой и решила позвонить дедушке. Хотела услышать его командный голос, приправленный суровостью и добродушием одновременно.

– Алло, Софья, – услышала родной голос. Даже на мгновение стало тяжело глотать – мешал ком в горле.

– Привет, дедушка, – несвойственно пропищала я.

– Что-то случилось, что у тебя с голосом? – напрягся он.

– Всё нормально, тебе показалось, – собралась я. – Ты уже поужинал? – перевела тему.

– Да, ложусь спать. Как работа? – интересовался дедушка в своей строгой манере.

– Пока не понятно. Давай, я тебе на выходных позвоню и всё расскажу, – не было желания рассказывать ему про бред реальности.

– Звони, и не забывай, ты представляешь свою страну…

– Дедушка, – прервала его, – не начинай!

– Ладно, спокойной ночи, – стушевался он.

– Тебе спокойной ночи, а у меня ещё целый день впереди. И не забывай пить лекарства, – хотелось добавить «я тебя люблю», но в нашей семье это не принято.

Тема любви никогда не поднималась в нашем доме – стояла наравне со слабостью и глупостью. Поэтому и у меня отношение к ней не серьёзней, чем к выбору геля для душа.

Я не позволила себе погрузиться в домашние воспоминания, как обычно это делала, когда не была занята учёбой или работой. Ведь в Нью-Йорк я прилетела не за этим. Я обещала своему любимому декану привезти свидетельство об отличном выполнении задач на стажировке. Поэтому план на оставшийся день был несложным: обед – работа – ужин – работа – сон.

Подходя к общежитию, заметила раскрытое настежь окно в одной из комнат, откуда доносились крики и смех молодёжи. Создаваемый шум к работе не имел никакого отношения, что удивительно, так как рабочий день был в самом разгаре.

И, главное, этаж, на котором я живу.

Когда я шла по коридору, то интуиция уже подсказывала мне, что комната, из которой доносился шум, окажется моей. Но, как говорится, – надежда умирает последней.

Не успела дойти до нужной двери, как оттуда выбежала рыжеволосая девушка, а за ней парень, и они со смехом пробежали мимо меня к выходу.

– Что за…? – я явно не ожидала встретить детские игры в столь серьёзном заведении.

Медленно приоткрыла дверь своих апартаментов, и шквал гогота – по-другому не назвать – обрушился на меня, как неожиданная гроза в середине зимы.

Мало того, что я не нашла места, где поставить свои туфли, так как около десяти пар обуви были раскиданы по всей прихожей. Так ещё на меня никто не обращал внимания, пока сама не обратилась к сборищу молодых людей.

– Что здесь происходит? – как строгая учительница начальных классов, спросила я у толпы.

Все резко перестали смеяться и разговаривать, перевели свои умные глазки на меня. Видно, испугались, вдруг я смотритель общежития.

– О, Софья, – закричала Оливия, – ребята, знакомьтесь, это моя соседка. Лучший филолог из России.

Её речь была призывом к воцарению хаоса: все дружно начали перекрикивать друг друга, обращаясь ко мне со своими приветами и прочей дружелюбной ерундой.

– Всем привет, – без лишних эмоций поприветствовала я, – Оливия, не могла бы ты зайти ко мне в комнату?

– Ты уже обедала? – обратился ко мне парень приятной наружности.

– Нет, думаю сейчас отправиться в столовую, вряд ли смогу работать в таком шуме, – милая улыбка скрасила мой образ строгой учительницы.

– Там сегодня нет ничего вкусного, мы принесли много наборов с китайскими салатами. Оливия специально для тебя оставила один контейнер, – он говорил спокойно и уверенно.

– Вот держи! Уверена, ты ещё не успела пообедать, – подойдя к нам, Оливия протянула мне бумажную коробку с едой.

– Спасибо, – немного стушевалась я.

– Мы с Люком решили проставиться, – она указала на парня, с которым я разговаривала, – мы вместе прибыли из Парижа, он тоже окончил университет Сорбонна.

– Ты училась в Сорбонне? – с ужасом спросила я.

– А что тебя так удивляет? – с недоумением спросила она.

Что за…? Вероятно, это будет мой любимый вопрос во время стажировки.

– Софья? – Люк обратился ко мне с лукавой улыбкой, но как только Оливия посмотрела на него, мгновенно посерьёзнел.

– Простите, задумалась. Мне казалось, что ты говорила об учебе в другом университете, – попыталась оправдаться я. Не хотелось вновь её обижать.

– Мы вроде не обсуждали учебные заведения, – настаивала Оливия.

– Оли, дай поесть человеку, – прервал Люк наш бессмысленный диалог.

– Да, конечно, приятного аппетита, – она ненадолго задержала на мне пристальный взгляд и ушла в сторону ребят, сидевших на диване.

– Неловко получилось, – сказал Люк.

– Что именно? – попыталась я не выдать истинных чувств.

– Да, брось. Оли странная. Так было всегда. Так и останется. Но она действительно хорошо училась и прошла квалификационный тест на стажировку в Нью-Йорк.

– Кто угодно, но психолог? – обрывисто произнесла я.

– Позволь не согласиться. Психологи, как правило, и есть не от мира сего, – заключил Люк.

– Может, ты и прав.

– Тебе надо пообедать, – он указал на коробку в руках.

– Да, пойду к себе. Ещё раз спасибо, – я помахала ему коробкой. – Забыла спросить, кто ты по образованию?

– А ты как думаешь? – игриво усмехнулся он.

– Ты тоже не от мира сего?

– Не без этого. Приятного аппетита.

Пока пыталась запихнуть в себя китайский салат, обдумывала: устроить скандал Оливии сразу или вечером. Но всё-таки смиловалась и решила перед сном поговорить с ней о запрете таких вечеринок в наших апартаментах.

Ещё раз повторится, и без раздумий напишу жалобу.

Мне не терпелось приступить к ознакомлению с методичкой иорданца, но работать в комнате из-за постороннего шума было невозможно, на улице душно, а специально оборудованное место для работы мне пока не выделили. Обещали через пару дней. Но желания тратить время впустую не было, поэтому после обеда планировала дойти до ближайшего супермаркета. Китайские салаты – это последнее, чем мне хотелось бы питаться. Но что-то пошло не так. На обед мне дали лишь полчаса.

– Ты уже разобралась с салатом? – после короткого стука в дверь, показалась голова Оливии.

– Да, спасибо. Он был съедобным, – эпитет «вкусный» всё-таки под его описание не подходил.

– Юристы разгоняют интересную тему, не хочешь послушать?

– Даже так? Это имеет отношение к исследованию Коллинза? – спросила я.

– Непосредственное, – заинтриговала меня соседка.

– Тогда иду.

Удивительно, как много людей смогло поместиться в нашей небольшой гостиной. Две девушки сидели на подоконнике и явно разговаривали о своём, не обращая внимания на остальных. Лысый парень пролистывал что-то в своём телефоне, сидя на нашем небольшом диване. По обе стороны от него вместились две девушки, идентичное сходство которых говорило о том, что они близнецы. Люк сидел на кресле, которое, видимо, из комнаты Оливии, а тем временем хозяйка кресла разместилась на коленках у товарища по университету. А они все так дружат в Сорбонне?

Перед ними выступал парень с экспрессивной речью, второй безмолвно подпирал стену.

– Привет, – обратилась я к ним.

– Привет, ты, наверное, Софи? – поздоровался один из них, второй лишь помахал рукой.

– Если быть точными, то Софья, – исправила я. – Что у вас за дебаты?

– Мы предлагаем принять закон, позволяющий вступать в брак только при совместимости партнеров выше шестидесяти пяти процентов по методу Коллинза. Банк крови генетического центра уже заполнен миллионами пробирок, большинство граждан штатов сдали кровь. Другие страны тоже подтягиваются. Пусть с нас всё начнётся, мы станем первооткрывателями в изменении личностных отношений, нам не привыкать, – парень говорил громко и надменно, словно предстал перед членами Конгресса, а не перед кучкой ученых.

– В том году только узнали о такой возможности, людям надо привыкнуть, – глухо выступила Оливия.

– Я не говорю, что нужно срочно принимать закон, может, года через три, – парировал парень.

– Почему именно шестьдесят пять процентов, а не семьдесят? – поинтересовалась я.

– А ты вообще знакома с градацией совместимостей? – парень нахмурился.

– Ещё не успела, ознакомишь? – спокойно спросила я.

– Оли, дай Софье, – он сделал акцент на моём имени, – методичку, в которой каждый процент совместимости детально прописан. Вместо сказки на ночь прочтёт.

– Давай, я обобщённую статистику тебе расскажу, – вмешался Люк, видя напряжение между мной и умником.

– Первая ступень от пяти до пятнадцати процентов – при таком раскладе люди могут быть лишь знакомыми, сближение в сторону дружбы невозможно. Пару недель общения, и вы либо враги, либо вовсе утратили интерес друг к другу. Вторая ступень от шестнадцати до тридцати процентов – людей связывает то ли дружба, то ли вражда.

– Я общалась с одним парнем из отдела генетиков, он сказал, что следует обходить человека стороной, если ваша совместимость набрала не выше тридцати процентов, – вмешалась Оливия. – И тебе стоит знать, что определение совместимости по методу Коллинза возможно только для гетеросексуальных пар. И это не обсуждается.

– Я и не планировала, – удивленно произнесла я.

– Третья ступень, – продолжил Люк, – от тридцати одного до сорока пяти процентов – хорошие друзья, но сознание может обмануться, и примешь человека за единственного и неповторимого. Интуиция будет биться в истерике, но, к сожалению, люди часто пропускают её возгласы. А когда через год подают документы на развод, вспоминают о давящем чувстве в груди.

– Ты так проникновенно говоришь, – Оливия восхищено посмотрела на Люка.

– Да вы тут все… – не сразу смогла подобрать нужный эпитет, хотелось сказать «не от мира сего», но зачем повторяться и обижать людей, – страстные поклонники труда доктора Коллинза.

– Я буду уверен в его работе, только когда сам познакомлюсь с истинной парой, – Люк коварно улыбнулся.

– Звучит красиво, но как-то неправдоподобно, – подытожила я. На мои слова Люк не отреагировал.

– Когда ступень от сорока шести до пятидесяти пяти – можем надеяться на непродолжительный брак длиною в десятилетие. Потом, как правило, люди понимают, что их жизненные пути разошлись, и редко кто готов сохранить брак. В первую очередь страдают дети, в таких семьях больше всего насилия, но не физического, а морального. Но давайте не будем о грустном. Лучше, когда пятая ступень – от пятидесяти шести до семидесяти процентов – это крепкий брак, связанный на доверии и уважении, хотя бывают расколы и у них, но, как правило, люди стараются сохранить супружество и жить под одной крышей, даже если устали друг от друга, – Люк загадочно подмигнул мне и продолжил. – А вот красиво, когда шестая ступень. От семидесяти процентов и выше, но, разумеется, только до ста.

– Говорят, что связь выше восьмидесяти пяти процентов – любовь с первого взгляда, – не выдержала Оливия, мечтательный взгляд которой говорил о надежде на такой безупречный союз.

– Ребята, вы сейчас серьёзно? – у меня уже не осталось желания спорить и ругаться.

– Тебе просто надо сдать кровь и узнать результат, может, найдется и для тебя принц. На нём и проверишь, работает или нет, – мягко объяснил Люк.

– Тем более мы сдаём бесплатно, и через две недели присылают результат, – Оливия поддержала Люка.

– Вы уже все сдавали? За это ещё деньги берут? – удивилась я.

– Мы сдали, ждём результаты через две недели. Тебе надо спуститься на первый этаж в медпункт. Сдашь кровь, а они сами доставят её в лабораторию, – объяснил Люк.

– Для обычных граждан США процедура стоит сто двадцать долларов, – очнулся юрист.

– А у нас в Париже ровно сто евро за один анализ, а если приходишь с парой, то девяносто евро, – сказала Оливия.

– В Мадриде стоит сто двадцать евро, – сказал лысый парень, не поднимая взгляда от своего гаджета.

– Интересно, сколько в России? – озвучила я, но все лишь пожали плечами. – Даже если перевести сто двадцать долларов в рубли, получится около девяти тысяч рублей. Это очень дорого. Но в этом и плюс. Россия еще очень нескоро вступит в ряды фанатиков Коллинза, – искренне радуясь, заявила я, но остальные с недовольством оценили моё предположение.

Интересно, вам не понравилось слово «фанатики» или то, что Россия не скоро поддержит другие страны в переходе на новую оценку семейных отношений?

– Не обижайтесь, может, уже через месяц я буду бегать по общежитию с криками «влюбилась в своего избранника», – попыталась смягчить обстановку.

– Что-то мне подсказывает, что тебе никого не подберут, – сказал юрист и направился в сторону выхода.

– А тебе уже подобрали? – кинула ему в спину. Но он не удосужился ответить.

Я перевела взгляд на ребят. Но в ответ встретила жалостливые взгляды.

И что я такого сказала?

– Не обижайся на него, – заговорил другой юрист, до этого молчавший, – он не злой. Просто ему действительно не смогли подобрать пару. В письме от исследовательского центра говорилось о ближайшей совместимости лишь в тридцать процентов. Они даже не скинули анкету девушки.

– Центр скидывает анкету партнера, если совместимость больше шестидесяти, – сказала Оливия.

– Он переживает, что его избранница окажется не американкой, – пояснил парень.

– А кореянкой, и поделом ему будет, – решила съязвить я.

– Софья! – вскликнула Оливия. – Будь добрее!

– А кореянка тоже женщина, при том может стать неплохой женой и готовить ему традиционное Сунде.

– Его родители не примут кореянку, даже русскую отвергнут. Что-то вроде семейных предрассудков, – сказал парень.

– А если совместимость с кореянкой будет больше восьмидесяти пяти? Всё! Любовь – морковь. А родители рано или поздно смирятся, – не унималась я.

– Вряд ли. Я хорошо их знаю.

– Вы из одного города? – спросил Люк.

– Мы из одного дома – сводные братья.

– Сочувствую, – не сдержалась я.

И, кажется, что такого сказала, но все присутствующие посмотрели на меня с неодобрением, даже лысый парень отвел взгляд от экрана телефона.

– Всё, молчу! – я подняла руки вверх, показывая, что сдаюсь.

– Дей, а как с твоими результатами? – обратилась Оливия к юристу.

– Скажем так – мне повезло больше. Мы с братом из небольшого городка на окраине штата Северная Дакота. Так вот в старшей школе я встречался с девчонкой – моя первая любовь. По окончании школы наши дороги разошлись. Вернее, мы разъехались: поступили в разные университеты в разных городах. Удалось продержаться только год на расстоянии, ревность убивала всё тепло в наших отношениях. И мы приняли решение остаться друзьями. Поначалу созванивались, потом всё перешло в переписку в соцсети, а в последние года ограничивались поздравлениями с днём рождения и рождеством.

– Не может быть? – с воодушевлением спросила моя соседка.

– Это было первое, что я сказал себе, когда увидел её анкету в письме из центра.

– И какой процент совместимости? – скептически спросила я.

– Семьдесят пять процентов.

– О-у! – присвистнул парень с дивана.

– Получается, она раньше тебя сдала кровь? – уточнила Оливия.

– Да, ведь девчонки помешаны на всём, что связано с любовью. Кроме тебя, Софья, – смеясь, парень обратился ко мне.

– Да брось, таких, как я, много.

– И называют вас феминистками, – заключил Дей.

– А у кого-то проблемы с сексизмом? – заметила я.

– Феминистки тоже хотят любви, – встрепенулась одна из близняшек.

– Она узнала от тебя или уже от центра о вашей совместимости? Они же сами только через пару дней отправляют результаты твоей половинке? – спросила Оливия.

– Я сам сказал ей об этом. Вернее, в социальной сети отправил скриншот с ответом от центра. В их письме они указали, что через сорок восемь часов сами оповестят счастливицу.

– Она тебе поверила? – спросил Люк.

– Нет, решила, что это шутка. Тем более она знала, что я люблю делать разные вещи в графическом редакторе, – пояснил парень. – Мне пришлось ждать, когда направят официальное письмо в её адрес.

– Я бы тоже не поверила, – сказала Оливия. – Хорошо, что они продумали дополнительную систему проверки официального письма с помощью QR-кода. Отсканировал и сразу попал в личный кабинет на официальном сайте центра. Там тебе и письмо-подтверждение о совместимости. Ой! Прости, я тебя перебила, – девушка виновато улыбнулась и послала парню смущенный взгляд.

– Не извиняйся, – поддержал её юрист. – Через два дня она связалась со мной. По видеосвязи, – парень усмехнулся сам себе и продолжил: – Не думал, что так соскучился по её голосу, улыбке, смеху. Я уже и забыл, какая она нежная…

– Пожалуйста, не продолжай, – остановила его я.

– Это же так мило, – с непониманием посмотрела на меня соседка. – Я начинаю подозревать, что твоё натянутое отношение к открытию доктора Коллинза связано далеко не с технической стороной исследования, а с твоим неверием в любовь и отрицанием всего, что с ней связано, – её слова вызвали лишь смех, правда, смешно было только мне. Даже Люк, которого я считала адекватным парнем, смотрел со всей серьёзностью, будто поддерживал Оливию в её выводах.

– Может, у нас разные понятия о любви? – загадочно ответила я. Отчасти Оливия была права: дело не только в Коллинзе и его открытии. А в том, что любовь приходит и уходит. И иногда лучше не знать этого чувства. Нет чувства – нет боли. Мой девиз.

– Отстаньте вы от девушки! Вот сдаст кровь, и посмотрим, кто прав, а кто глупец. Предлагаю тотализатор, – обратился ко всем лысый парень и встал с дивана, – найдут ей пару или нет. Ставлю десять долларов, что её результаты придут с анкетой симпатичного парня.

– Это уже слишком! А меня ты спросить не забыл? – возмутилась я.

– Конечно, ты на что ставишь? – подмигнул бритоголовый.

– Значит, так! Если я узнаю, что моё имя замешано в каких-либо играх, то вам несдобровать! – сердилась я.

Вот почему все пытаются испортить мне настроение, а я не могу?!

Внутри всё кипело. Конечно, можно было бы посмеяться над идеей парня и подыграть ему. Но я всегда остро воспринимала любое лишнее внимание к своей скромной персоне. Если слова или действия человека доставляли малейший дискомфорт, то я, как ежик, начинала сопеть и выпускать иголки, а после сворачивалась в клубок.

– Всё! Вечеринка окончена! Попрошу всех покинуть данную комнату и впредь заходить только по рабочим моментам, – не сдержалась я. Спорить никто не стал. Все молча вышли. Остались Люк и Оливия.

– Что тебя так взбесило? – спросил Люк.

– Люк, не смотри на меня, как доктор психиатрической клиники на больную. Я не люблю, когда нарушается моё пространство. Вот и всё. Прости, Оливия, тебе не повезло с соседкой, – я не стала дальше распинаться и ушла в свою комнату.

Конечно, меня мучили угрызения совести, что я испортила небольшую вечеринку Оливии. Но недолго. Минут пять. А потом я погрузилась в работу. И все мои биоритмы вновь наладились.

В последующие две недели я вплотную занималась изучением работы иорданца, которую передал мне профессор. Как лингвист, парень в первую очередь обратил внимание на несхожесть структуры двух языков. Но сложность заключалась не только в этом.

Изучение русского языка для иностранного гражданина – сложное занятие, отягощенное наличием: кириллического алфавита с его особыми мягким и твердым знаками; фонетических проблем, включающих как мягкость и твердость произношения согласных звуков, так и существование шипящих звуков; особой буквы «ы», звук которой многие путают с «и»; всевозможных падежей, категорий рода, глаголов движения…

А сколько трудностей у изучающего будет с русской орфографией, с фразеологическими оборотами, с синтаксисом и пунктуацией…

В общем, не позавидуешь человеку, решившемуся на познание столь коварного языка. Но следует сказать, что в изучении арабского языка тоже много подводных камней.

Главная проблема заключается в его гибкости, изменчивости структур. Это связано с тем, что существует современный литературный арабский язык, используемый в письме и нередко в разговорах образованных арабов. Остальные – более двухсот пятидесяти миллионов человек – используют в разговорной речи измененные арабские диалекты. Всего пять основных. Но не нужно быть и лингвистом, чтобы доказать, насколько они различны между собой. Вам будет сложно найти что-то общее среди диалектов, особенно при их сравнении с современным письменным языком.

Вот поэтому мой напарник из королевской Иордании в своей работе пытался минимизировать влияние родного языка при изучении иностранного, избежать интерференции. В основе его работы лежал контрастивный подход, помогающий выявить сходства и различия между языками. Различия помогут избежать вышеуказанной интерференции – возникновение смешений норм двух языков, а сходства – аналоги, помогающие в быстром усвоении материала.

Пару недель кропотливой работы над тоненькой папочкой принесли свои плоды. Я сделала вывод, что ничего новаторского в работе парня не увидела. В основу заложены все принципы, используемые в билингвизме. И они общеизвестны и общедоступны. Я включила ноутбук, чтобы написать рецензию на работу парня, но помешал стук в дверь.

– Заходи, Оливия, – громко произнесла я.

Зная, что кроме неё вряд ли кто решится ко мне зайти. В последние дни мы с Оливией ограничивались пожеланиями хорошего дня и парой слов о душной погоде. Иногда в столовой я встречала Люка, он обычно спрашивал про мои дела и желал хорошего дня. Остальные знакомые ребята удосуживались недолгим маханием руки, но близко никто не приближался. И меня это устраивало. Может, хотелось чуть больше общения с Люком. Он располагал к себе не только, как симпатичный парень, но и интересный собеседник. Но я не решалась позвать его на прогулку или выпить кофе, и дело вовсе не в стеснении.

– Привет, – она нерешительно приоткрыла дверь. – Извини, что отвлекаю, но меня просили передать, что тебе нужно спуститься в медпункт и сдать кровь. Завтра анализы всех новичков будут отправлять в исследовательский центр.

– А это обязательно? Я не планировала, – обреченно спросила.

– Тебе следовало появиться там ещё на прошлой неделе. Но, наверное, необязательно, – девушка не стала меня уговаривать и без рассуждений покинула комнату.

– Оли, подожди, – я впервые её так назвала, – у тебя что-то случилось? Обычно твои глаза светятся ярче, чем софиты в нашей гостиной, а сегодня явно кто-то забыл включить кнопочку, – я попыталась подарить ей располагающую улыбку.

– Вчера я получила результат от центра доктора Коллинза, – монотонно сказала девушка.

– И? Анкета парня была приложена? – осторожно спросила я.

– Была… – это единственное слово, которое я смогла разобрать. Дальше следовал фонетический салат из хлюпаний, нечетких звуков и истерического рыдания.

Девушка выбежала из моей комнаты, не закрыв за собой дверь. Не успела я осознать происходящее, как она вновь вбежала в комнату.

– Вот… посмотри… – она не могла успокоиться.

На фотографии был парень далеко не привлекательной внешности. Сразу вспомнилось выражение: «Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны». У него был высокий лоб и глубоко посаженные маленькие глаза, нос картошкой, а губы и уши невозможно было не заметить, он явно в детстве их чем-то сдабривал.

– Но на фотографиях многие плохо получаются, – прозвучало не так уверенно, как требовалось.