Kitobni o'qish: «Футарк. Первый атт»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Футарк – древний германо-скандинавский алфавит.
Наиболее известен так называемый Старший Футарк, состоящий из двадцати четырех знаков – рун.
Старший Футарк подразделяется на три части – три атта, каждый из которых состоит из восьми рун. Порядок расположения рун четко определен и подчинен внутренним закономерностям.
Руны не только применялись для письма, но и широко использовались в магии, в частности, в гадании. При гадании каждая руна имела несколько значений. При этом знак трактовался в зависимости от того, в прямом или перевернутом виде он выпал.
Глава 1
ФЕХУ1
Немного о разных глазах, акционерных обществах и кузене Сириле
Богатство – источник раздора родни.
Как в море пожар, как волк в лесной чаще.
Но благо для добрых и трудолюбивых.
Англо-саксонская хроника2
– Ларример! – Голос мой раскатился по дому, вызвав эхо. Откуда, спрашивается, взяться эху в обычном городском доме, пусть и старинном? Ан нет, звучит. Хорошо еще, лавины не сходят; впрочем, я бы не удивился. – Ларример!
И он явился, невозмутимый, как верблюд, и величественный, словно заснеженные горные вершины. Особое сходство с последними моему дворецкому придавали благородные седины и изрядный рост. Насколько я знаю, в юности он служил в гренадерах.
– Утренняя почта, сэр! – провозгласил он.
– Благодарю, – рассеянно сказал я, забирая с подноса стопку писем. Счета, счета, рекламные проспекты… хм, очередное любовное послание, судя по запаху духов, – его, не читая, в камин… А сиреневый конверт от тетушки Мейбл лучше оставить на потом. Не хочется портить себе аппетит перед завтраком. – Ларример, куда вы подевали мой запасной глаз?
– Который именно, сэр? – по-прежнему невозмутимо поинтересовался дворецкий.
– Хм… пожалуй, карий, – ответил я.
– Если мне будет позволено отметить… – Ларример сделал выразительную паузу, а поскольку я его не остановил, то продолжил: – Столь сильное различие неизменно привлекает взгляд, в особенности же юных барышень…
– Во-первых, – ответил я, – благодаря этому у нас нет проблем с растопкой для камина. А во-вторых, сегодня я намерен весь день посвятить моим крошкам. Уж больно снаружи сыро!
– Совершенно с вами согласен, сэр, – наклонил седую голову дворецкий.
– Так принесите мне глаз наконец!
После плотного завтрака я вновь взял в руки сиреневый конверт. Он буквально гипнотизировал меня… В том смысле, что мне мучительно хотелось поступить с ним так же, как с любовным посланием и рекламными проспектами! Увы, не получи тетушка Мейбл от меня ответа, она засыплет меня письмами. А то с нее еще станется явиться лично, а это неизмеримо хуже…
Может быть, отложить письмо до вечера? Впрочем, нет, тогда мне обеспечены ночные кошмары, а сейчас я хотя бы смогу успокоить нервы в компании моих верных любимцев… И я решительно вскрыл конверт.
На трех листах тетушка Мейбл обстоятельно, с многочисленными повторами описывала состояние своего драгоценного здоровья. Продираясь сквозь витиеватый старомодный почерк, я едва не задремал в кресле, как вдруг мое внимание привлекла очередная фраза… Так я и знал! Вести оказались куда хуже, чем я мог предположить…
Мой дражайший кузен Сирил и прежде славился некоторым сумасбродством, однако на сей раз он превзошел сам себя! Нет, он не проигрался на скачках, не начал разводить охотничьих собак и не собрался жениться на актрисе варьете. То все были мелочи, как мне теперь стало понятно… Сирил, насколько я смог понять из сумбурного повествования тетушки Мейбл, ввязался в некую сомнительную аферу с каким-то акционерным обществом. Барыши ловкие предприниматели обещали огромные, нужно было лишь купить определенное количество акций, а затем привести еще с десяток клиентов. И, разумеется, убедить их тоже вступить в общество… Конечно, Сирил спустил все наличные деньги (а их было не так уж много), однако то ли его знакомые оказались более здравомыслящими, то ли кузена моего Бог обделил даром убеждения, но собрать достаточно новых клиентов для общества он не сумел. Увы, сказали ему, в таком случае – никаких дивидендов, таков был уговор! Но, впрочем, он может купить еще акций и попытать счастья снова… Как вы полагаете, что сделал этот… не слишком разумный молодой человек? Верно, влез в долги! И, конечно, к моменту, когда пришла пора расплачиваться с ними, у него в кармане не оказалось ни пенни… Тетушка Мейбл, обожавшая своего непутевого отпрыска до умопомрачения, вынуждена была распродать кое-что из драгоценностей и даже заложить мебель, а теперь просила у меня разрешения заложить поместье. И вот подошло время возвращать долги, и…
Одним словом, я мог бы одолжить Сирилу денег, лишь бы тетушка не лишилась любимого своего поместья и не поселилась под моей крышей – разве сумел бы я лишить ее приюта? Беда в том, что проделывал это я уже не раз, но без всякой видимой пользы. Сирил каялся и клялся, что больше никогда не станет ввязываться в сомнительные предприятия, но проходило время, и все возвращалось на круги своя. И ладно еще карточные долги! На этот раз все зашло слишком далеко! В следующий раз поместье, чего доброго, и впрямь пустят с молотка…
И что прикажете делать? Я видел только один выход: пока время еще есть, разобраться, что же это за ловкие предприниматели, так задурившие моему недалекому кузену (и определенно не ему одному!) голову.
– Ларример, принесите мне пальто и шляпу! – велел я, вставая из-за стола, и тяжело вздохнул.
Как ни прискорбно, сегодня придется вместо общества моих крошек довольствоваться совсем другим обществом, а это уж точно неравноценная замена!
– Слушаюсь, сэр! – Дворецкий неодобрительно на меня покосился (по его мнению, отправляться на прогулку в такую погоду – это верный путь обзавестись ревматизмом), однако принес не только затребованное, но и зонт, и даже теплый шарф.
– Это лишнее. – Я отмахнулся от Ларримера, который норовил самолично повязать мне шарф, и продел руки в рукава пальто. – Я возьму машину.
Неодобрение Ларримера казалось густым и склизким, как овсянка.
– Сэр, прошу извинить, но вам не подобает…
– Опять старая песня! – нахмурился я, надевая шляпу. – Ларример, сколько можно? Я вполне могу сам сесть за руль.
Дворецкий осуждающе молчал. По его компетентному мнению, мне следовало держать целый штат постоянной прислуги, а не обходиться приходящими кухаркой и горничной. Ну и его персоной, разумеется.
– Я вернусь к обеду, – сообщил я Ларримеру, взглянув на часы.
– Конечно, сэр. – Он слегка поклонился и распахнул передо мной дверь.
Наверняка после моего ухода отправится на кухню, успокаивать нервы чем-нибудь сладким, жалуясь своей любимице на хозяина, попирающего вековые устои. Впрочем, у Ларримера не так много слабостей, и эта еще вполне безобидна…
Погода заставила меня пожалеть о той поспешности, с которой я взялся за решение дела тетушки Мейбл.
Хлестал дождь, порывы ветра опасно раскачивали деревья, а прохожие спешно прятались кто в домах, кто в подворотнях. Лобовое стекло машины заливала вода, да так, что «дворники» не поспевали ее смахивать.
Затормозив у полицейского управления, я вышел под дождь. Зря я все же отказался от зонтика! Пожалуй, нужно по возвращении выпить бренди, иначе я действительно подхвачу простуду.
– Чем могу служить, сэр? – спросил молоденький констебль, сидящий в будке у входа, как пес на цепи.
Хотя в настоящий момент на пса (притом промокшего до костей!) наверняка больше походил я.
– Я хотел бы видеть инспектора Таусенда, – сообщил я, стягивая перчатки. Стоило наклонить голову, как с полей шляпы на пол обрушился настоящий водопад.
– Сожалею, сэр, он сейчас у суперинтенданта. – Констебль честно таращил голубые глаза. – Вы подождете?
– Да, пожалуй.
Лучше иметь дело с Таусендом – он самый разумный из этой братии.
– Как о вас доложить, сэр? – Констебль потянулся к старинному телефонному аппарату – настоящему монстру из бронзы и мрамора.
И вправду новичок.
– Виктор Кин, эсквайр, – отрекомендовался я сухо.
Пред светлыми очами инспектора Таусенда я предстал спустя примерно час. Хотя сегодня его глаза были скорее красными, нежели светлыми, видимо, от недосыпа.
– Инспектор, я очень рад снова вас видеть, – начал я.
Однако Таусенд был не расположен к долгим беседам и вежливым расшаркиваниям.
– Что вам угодно, мистер Кин? – неприветливо поинтересовался он, выпячивая живот.
Неудивительно – с полицией отношения у меня… неоднозначные.
– Видите ли, мой кузен, – я откинулся на спинку стула (зверски неудобного, надо сказать), – ввязался в историю с неким акционерным обществом…
Инспектор меня тут же перебил:
– Можете не продолжать! Знаю я это общество. ФФФ, да?
– Верно, – кивнул я. – Следовательно, мой кузен – не первый пострадавший?
– Какое там! – устало отмахнулся инспектор. – Толпами нас осаждают! А что мы можем сделать?
– Стало быть, вы не намерены предпринимать по этому поводу расследование? – Так, снова не вовремя дала о себе знать вроде бы прочно позабытая специальность…
– Какое еще расследование? – удивился инспектор. – Сами денежки отнесли – сами виноваты. Они поверили в языческое заклятие: достаточно, мол, повторить трижды «феху», и прибыли посыплются как из рога изобилия! Какая чушь!
И он усмехнулся с едва прикрытым злорадством.
– Понятно, – заключил я, вставая. Наша полиция нас бережет! И закончил сухо: – Благодарю за внимание, инспектор!
– Мистер Кин! – уже в дверях окликнул меня он.
– Да, инспектор?
– Не ввязывались бы вы в это дело! – скороговоркой выпалил он, оглядываясь, словно опасался, что кто-то подслушает. – Не ровен час… Ну вы понимаете!
Даже его ухоженные бачки уныло обвисли. Кажется, неведомые мошенники имеют немалый вес в обществе!
– Боюсь, не вполне, инспектор. – Я покосился на него здоровым глазом, склонив голову к другому плечу. Почему-то эта моя привычка частенько выводит людей из себя, и инспектор исключением не был.
– Ну как же… – Теперь его бачки встопорщились, как у сердитого кота, а еще он пристально вглядывался мне в лицо, будто увидел что-то необычное. Странно, вроде бы не впервые видимся… и все больше по поводу злополучного Сирила, которого уже не раз приходилось выручать. – Мистер Кин, вы должны были бы понимать, что подобные предприятия… гхм…
– Ах да, конечно, подобные дела лежат совершенно не в сфере интересов полиции, – скорбно кивнул я, не удержался и добавил: – Особенно если дело касается моего кузена, не так ли?
Инспектор надулся:
– Я, кажется, не давал повода…
– Ну что вы, – поспешил я успокоить его. – Поверите ли, я сам с преогромным удовольствием отправил бы Сирила на необитаемый остров. Правда, опасаюсь, он и там нашел бы способ отравлять мне жизнь. Например, стал бы слать письма в бутылках… К тому же тетушка не пережила бы разлуки, и тогда…
– Да, да, да, – кивал Таусенд, явно не чаявший избавиться от меня. В прежние годы мне не раз удавалось заговорить его до такой степени, что он соглашался отпустить набедокурившего Сирила под мое честное слово, но сейчас случай был другой.
– Честь имею откланяться, – обрадовал я, и инспектор вздохнул с облегчением. Правда, тут же встрепенулся:
– Мистер Кин!
– Да-да? Вы переменили свое решение, господин инспектор?
– Ни в коем случае… – Он прищурился. – А вы, мистер Кин, часом, не на своем ли автомобиле приехали?
– Что вы! – искренне воскликнул я. – В такую-то непогоду! Разумеется, я взял такси!
Дело в том, что инспектор полагал (и небезосновательно), что людям, которые ничегошеньки не видят с одной стороны, водить автомобиль категорически противопоказано. Я же, грешен, люблю сам сидеть за рулем и давно уже приспособился к управлению, но Таусенд до сих пор не может простить мне того случая, когда я, не успев затормозить на перекрестке, протаранил его новехонькую машину. Разумеется, я оплатил ремонт и штраф, но продолжал злостно нарушать запрет инспектора и по-прежнему водил сам. В конце концов он сдался: теперь этот запрет распространялся только на туманные, дождливые и снежные дни (каковые в наших краях преобладают), когда и полностью зрячий ничего не разберет за лобовым стеклом.
Оставалось надеяться, что в потоках дождя бдительный страж порядка не разглядит, такси меня поджидает или же собственный автомобиль! А констебль, опять же искренне надеюсь, не в курсе нашего с инспектором давнишнего конфликта и не выдаст меня…
Домой я ехал чинно и медленно, со скоростью если не черепахи, так уж среднего пешехода точно. Жаль, не выдалось возможности сравнить – на улицах было пустынно, что и неудивительно в такую погоду.
Впечатления от беседы с инспектором у меня остались крайне неоднозначные. Как понимать эти его оговорки? Действительно ли в деле замешаны влиятельные персоны или же просто кое-кто получает отступного за то, чтобы не вмешиваться в происходящее? Я верю, что Таусенд кристально честный человек (он даже не завысил стоимость ремонта своего автомобиля, хотя имел такую возможность), но ведь есть люди и повыше рангом…
Итак, кроме моего любезного кузена в ловушку мошенников угодило еще немало простаков либо же жадных до дармовой наживы людей (кстати, хотя Сирил относится именно к последним, ума у него не так уж много). И по большому счету инспектор не солгал: если люди отдавали деньги добровольно (а я уверен, документы у мошенников в порядке), то вряд ли тут можно что-то предпринять. Но как прикажете выручать тетушкино поместье?..
«Прежде всего, – решил я, входя в дом, – необходимо обсохнуть и согреться!»
– Ларример!
– Сэр! – появился он в холле, и лицо его выразило сдержанное неодобрение моим видом. И впрямь у меня снова текло со шляпы! Но Ларример был слугой хорошей выучки, а потому не позволил себе заметить: «А я ведь предлагал вам взять зонт, сэр!» Это и так прекрасно читалось в его взгляде.
– Я в оранжерею, – сказал я, сбрасывая ему на руки мокрое пальто. – Будьте любезны, принесите мне туда бренди.
– Сию минуту, сэр.
Я рассеянно прошел через весь дом и поднялся в оранжерею. Здесь было восхитительно тепло, и в тщательно отрегулированном свете электрических ламп (которые старомодный Ларример категорически не желал признавать, как и прочие веяния прогресса) можно было представить, будто греешься на пляже.
– Ах ты моя прелесть… – проговорил я, склоняясь к одной из своих малюток. – Тилли, красавица, ты решила меня порадовать? Как это мило с твоей стороны! Я так и знал, что тебе не хватает освещения… А вы, сударь, – обратился я к другому питомцу, – ведете себя скверно! Уже год я только и вожусь с вами, Альберт, но вы сидите сиднем! Берите пример с Тилли и Оливии – вот славные девочки…
– Ваш бренди, сэр, – проговорил за спиной дворецкий.
– Благодарю, – ответил я, беря бокал. – Взгляните, Ларример, разве не прекрасное зрелище?
Свободной рукой я указывал на редкий экземпляр Obregonia denegrii, побаловавшей меня нежными беловатыми цветочками, особенно трогательными на фоне обильного пуха ареол.
– Да, сэр, – согласился он. – Простите, сэр, а нельзя ли немного передвинуть вот этого господина?
– Кристофера? – повернулся я к еще одному из украшений моей коллекции, прекрасному экземпляру Grusonia grahamii. – Почему бы вдруг?
– Видите ли, сэр, – сказал Ларример с достоинством, – этот господин немного слишком колюч. И когда намедни вы поручили мне включить освещение… А это вдобавок были мои лучшие брюки, сэр. Прошу прощения, сэр.
– Разумеется, мы его подвинем, – сказал я, сдерживая усмешку. Удивительно, почему меня мои кактусы никогда не колют? Может быть, дело в отношении? Ларример считает, что подобное занятие джентльмену не пристало, но увы… я предпочитаю общество моих колючих друзей любому другому. И, между прочим, сам дворецкий подолгу беседует со своей золотой рыбкой Атенаис!
– Позволено ли мне будет также заметить, сэр… – Дворецкий деликатно выждал и, не получив возражений, продолжил с укоризной: – Вы забыли поменять глаз, сэр!
И протянул мне маленькое карманное зеркальце. Из зеркальной поверхности на меня уставились разноцветные глаза: карий и бледно-голубой. Зрелище и вправду было презабавное. Особенно хорош бы я был в роли какого-нибудь злодея: прекрасные приметы! То-то инспектор так на меня вытаращился!
Пришлось под неусыпным надзором Ларримера (интересно, почему он не сообщил мне о моем упущении до того, как я вышел из дому?) менять глаз на более приемлемый по цвету.
– Ларример, я буду обедать через час, – сказал я, закончив приводить себя в порядок.
– Как прикажете, сэр! – с каменным выражением лица согласился дворецкий, хотя любые нарушения режима он категорически не одобрял.
Когда Ларример отбыл на кухню, я принялся прохаживаться по оранжерее, размышляя о том, что дальше предпринять. Обратиться к кому-нибудь из старых друзей с просьбой о содействии? Но какую именно помощь они могут мне оказать?
Инспектор Таусенд прозрачно намекнул, что речь идет не об обыкновенных мошенниках, которых может задержать любой полицейский. Нет, дело тут куда запутаннее и тоньше…
Впрочем, что это я? Пожалуй, самое время получить подсказку.
Я напоследок окинул взглядом свои владения (как высокопарно именовал оранжерею милейший Ларример), сорвал с малышки Цинции ее первый плод и, рассеянно кусая его, пошел в кабинет.
Тут все осталось как при отце: тяжелые гардины, даже в солнечный день создающие приятный полумрак, полки темного дерева, кипы бумаг, разобрать которые у меня который уже год не доходили руки, немаркий (но чрезвычайно дорогой) ковер… Только на столе поубавилось корреспонденции, да в углу скромно устроился старинный шахматный столик. К нему я и направился, на ходу дожевывая подарок Цинции.
Я воровато пристроил хвостик плода на подлокотник дивана (не забыть бы потом убрать, не то последует получасовая лекция Ларримера о том, что пищу должно принимать исключительно в столовой, и никак иначе!) и извлек из тайника заветную квадратную бутылку. Отец держал там марочный коньяк, а у меня несколько иные вкусы.
Некоторые ценители уверяют, что закусывать данный напиток следует исключительно сушеными сороконожками. И, надо признать, аборигены поступают именно так. Однако я не настолько чужд цивилизованности, чтобы питаться жуками, гусеницами или червяками, по крайней мере, без острой на то нужды. Хотя, конечно, и не такое бывало…
Я сделал три символических глоточка прямо из горлышка и усмехнулся. Воображаю, что бы сказал Ларример, доведись ему это увидеть! Наверно, немедленно потребовал бы расчета!
Нажав на потайную кнопку в шахматном столике, я выстучал на его поверхности секретный код и извлек из открывшегося ящичка свое сокровище. Ювелиры вряд ли дорого оценили бы содержимое этого мешочка, однако мне оно обошлось весьма недешево, так что для меня он куда ценнее бриллиантов.
Я потер искусственный глаз и занялся привычным делом…
Спустя полчаса я, ликвидировав следы преступления и спрятав все улики, принялся размышлять.
Результаты оказались… неоднозначны.
Итак, что мы имеем на настоящий момент?
Одно из двух: либо все мои попытки приструнить ФФФ заранее обречены на поражение, либо я пытаюсь достичь вовсе не того, чего следовало бы.
В первый вариант я не слишком верю. Хоть инспектор и намекал на неких лиц, защищающих мошенников, однако на любых преступников можно найти управу.
А вот второй вариант представлялся куда любопытнее. Могло ли случиться так, что со слов тетушки Мейбл и инспектора Таусенда ситуация представилась мне совсем не такой, какой была в действительности? Собственно, а почему нет? Тетушка мнит своего драгоценного сыночка ангелом во плоти, вечно становящимся жертвой чужих козней. Инспектор же не склонен идеализировать Сирила, однако о его злоключениях именно в этом случае знал только с моих слов.
Итак, в чем же я мог ошибаться? И какие цели в данном случае могут быть ложными? Вроде бы ситуация вполне однозначна: требовалось спасти тетушку Мейбл и кузена Сирила от разорения.
Пожалуй, тут может быть лишь один вариант…
Когда на пороге кабинета выросла внушительная фигура Ларримера (он несколько раз кашлянул, привлекая мое внимание), я как раз заканчивал выстраивать стройную башню теорем. Осталось только раздобыть доказательства!
– Что случилось, Ларример? – недовольно спросил я, поднимая голову.
– Обед подан, сэр, – на всякий случай еще раз кашлянув, провозгласил он. И добавил с отеческой укоризной: – Я дважды звонил к обеду, сэр, но вы, видимо, так глубоко задумались, что не услышали.
– Да, спасибо, Ларример! – рассеянно поблагодарил я.
Кое-что начинало проясняться. Пожалуй, завтра придется нанести визит тетушке Мейбл.
Я досадливо покосился на окно, за которым бушевала гроза. Попросить Ларримера взять мне билет на поезд, вызвать такси или понадеяться на непостоянство нашей погоды?
– Обед, сэр! – напомнил дворецкий.
Пришлось вставать и отправляться в столовую, а то с Ларримера, пожалуй, станется отшлепать меня за непослушание…
Вечер я провел в приятнейшем обществе своих крошек, теплого пледа и горячего чая с сандвичами. Нет на свете более нежных и мягких созданий, чем мои малютки, и именно поэтому они вынуждены обзаводиться колючками.
Я полюбовался на милую парочку Lobivia cinnabarina, которые сладострастно подставили лампе свои обнаженные верхушки, лишенные шипов, и открыл книгу…
К поездке за город я готовился как к походу на войну: тетушка Мейбл из тех дам, которые способны подмечать любые мелочи (но только не за любимым сыном). Она дала бы фору инспектору Таусенду, я уверен! Именно поэтому перед выходом я особенно тщательно побрился, оделся как можно более элегантно (по-моему, для таких визитов вполне достаточно твидового пиджака, но тетушка не разделяла моих чересчур вольных взглядов) и попросил Ларримера проверить, все ли в порядке.
– Глаза у вас сегодня одинаковые, сэр, – сказал он невозмутимо, завершив тщательный осмотр, смахнул щеткой невидимую пылинку с моего плеча и предупредительно распахнул двери. – Ваш зонт, сэр!
На этот раз я не стал спорить: хоть сегодня и распогодилось, но климат наш настолько непредсказуем… А мне отнюдь не хотелось явиться под тетушкин кров, напоминая водяную крысу!
Навстречу мне попался инспектор Таусенд, и я приветственно помахал ему рукой. Он поспешил припарковаться у обочины: кажется, ожидал от меня какого-то коварства. К счастью, по причине ясной погоды я мог совершенно спокойно ехать куда заблагорассудится, чему был очень рад.
Для начала я нанес небольшой визит: поздно вечером мне пришла в голову забавная мысль, и я решил проверить ее. В конце концов, от меня не убудет!
Милейший мистер Смилоу, верный поверенный нашей семьи, принял меня с распростертыми объятиями и посетовал, мол, не видал меня так давно, что начал уже и забывать, как я выгляжу. Пришлось посидеть немного в его кабинете, разговаривая о том о сем, чтобы аккуратно подобраться собственно к теме беседы.
– Но вы ведь прекрасно понимаете, что это против всяких правил! – вскричал старичок, прижимая сухонькие руки к груди.
– Конечно, понимаю, – повинился я. – Но, дорогой мистер Смилоу, моя милая тетушка угодила в столь неловкое положение, и мне так не хотелось бы доводить до огласки… Быть может, небольшое нарушение, о котором будем знать только вы да я…
– И мой друг!
– И ваш прекрасный друг, помню его, он замечательный человек! Думаю, ему приятно будет получить небольшой подарок, скажем, к Рождеству? Я уж не говорю о вас, мистер Смилоу, вы столько лет с нашей семьей, и всегда ваша работа была безупречна! Так неужели же единственный раз, когда…
– Ах, мистер Кин, молчите, молчите, – замахал он на меня руками. Кажется, старичок растрогался: на него моя манера смотреть по-птичьи, боком, действовала парадоксальным образом – он не раздражался, а умилялся. – Ну о чем вы говорите! Конечно, придется немного подождать…
– Я весь терпение! – заверил я и приготовился ждать.
Сперва мистер Смилоу долго дозванивался своему приятелю в банк и что-то журчал в трубку, как можно более обтекаемо описывая ситуацию. Потом еще пришлось подождать, когда тот узнает все, что мне было нужно, и перезвонит.
– Это все? – кротко спросил поверенный, глядя на меня.
– Да, – искренне ответил я. – Не могу выразить всей меры моей признательности, мистер Смилоу! Вы сняли огромный камень с моей души и спасли репутацию моей семьи!
– Ах, что вы, что вы… – всплеснул он руками и, кажется, прослезился.
Церемонно распрощавшись с ним, я наконец отправился к тетушке Мейбл. Настроение у меня было превосходное: мысль моя вполне подтвердилась!
За городом оказалось просто замечательно, скорее всего потому, что вокруг я не видел ни одной живой души. Быть может, стоит почаще выбираться на природу? Взять с собой сандвичи, найти уголок поглуше и спокойно посидеть, глядя, как течет река и резвятся стрекозы… Стоило мне подумать об этом, как меня с ревом обогнал мотоциклист. Хорошо еще не по луже, не то славно отмытая вчерашним ливнем машина превратилась бы бог знает во что! Вот тебе и покой…
Дорога оставляла желать лучшего, но я к ней давно приноровился. Вот наконец и поворот к тетушкиному поместью. Впрочем, поместье – это громко сказано. Просто довольно большой особняк, окруженный в самую меру запущенным садом, чуть на отшибе от прочих. Прежде здесь жил мой дед, но уже отец перебрался в город, оставив дом сестре с семейством: у него не было ни малейшего желания вникать в хозяйственные мелочи или, скажем, отчитывать нерадивого садовника! Тетушка же занималась этим самозабвенно, благо содержание ей полагалось недурное, да и от покойного супруга кое-что осталось. Тот, кстати, был страстным лошадником. Быть может, Сирил удался в отца? Лошадей здесь теперь не держали, но азарт-то в крови остался!
Въехав во двор, я придирчиво огляделся. Хм… Кажется, оставшиеся от мужа деньги и рента, которую я, согласно отцовскому завещанию, регулярно выплачивал тетушке Мейбл, впрок не шли. Дом давно следовало выкрасить заново, сад был запущен намного больше, чем то допускали приличия, розовые клумбы навевали уныние.
У бывшей конюшни, переделанной в гараж, стоял не новенький блестящий «джинзи», который я запомнил по прежнему визиту, а видавший виды «плодд» с заметно проржавевшим задним крылом и лысыми покрышками. Судя по сопению и сдержанным ругательствам (не дай бог, услышит тетушка Мейбл!), с колымагой возился сам Сирил, видимо, пытался поменять колесо.
Верно, вот он высунулся из-за «плодда», заслышав ровное урчание мотора, и попытался изобразить приветственную улыбку. Я видел: его раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, я не раз выручал его из неприятностей, с другой – при всяком удобном случае (когда рядом не было тетушки Мейбл, а ее я что-то не заметил) устраивал головомойку. Правда, безрезультатно: то ли из меня скверный проповедник, то ли Сирил пропускал мои слова мимо ушей.
– О, Виктор! – воскликнул он, ненатурально улыбаясь, и пошел мне навстречу. – Как я рад тебя видеть!
– Взаимно, – сказал я, хотя никакой радости не испытывал.
– Извини, не могу пожать тебе руку, – сказал он и показал перепачканные ладони, – видишь?
– Вижу, – согласился я. – Что это у тебя за антиквариат?
– А, достался по случаю! – Сирил улыбнулся еще шире. – Знаешь, как увлекательно приводить машину в порядок своими руками?
– Боюсь, я был лишен такого удовольствия. – Я умолчал о том, что как-то раз мне довелось срочно ремонтировать грузовик (это при том, что механик из меня никудышный), и все прелести данного занятия я прочувствовал сполна. Как ни странно, на этом грузовике даже удалось доехать до места назначения… Впрочем, это к делу не относится. – А где тетушка?
– Мама прилегла после обеда, – быстро сказал кузен. – У нее разболелась голова, и она решила вздремнуть.
Очень удачно! Кстати, я именно поэтому всегда стараюсь подгадывать свои визиты таким образом, чтобы не попасть на семейную трапезу. К сожалению, за столом тетушка Мейбл становится особенно невыносима.
– Сирил, – сказал я, – будь так любезен, поди вымой руки. Я хотел бы прогуляться и побеседовать с тобой кое о чем. И лучше в саду, чтобы не потревожить тетушку.
Кузен заметно спал с лица, но распоряжение мое выполнил, вернувшись через несколько минут уже чисто отмытым и переодевшимся.
– Рассказывай, Сирил, – сказал я, пресекая попытки кузена пойти со стороны моего незрячего глаза и крепко беря его за плечо.
– О чем?
– Обо всем. Что за акции, как ты умудрился вляпаться в эту историю, сколько задолжал? И кстати, как там поживает закладная на поместье?
Сирил совсем сник и посмотрел на меня жалобно. Его взгляд мог бы растрогать даже налогового инспектора, но я превосходно знал кузена и не дрогнул.
Даже удивительно, насколько мы похожи внешне – оба высокие, сухощавые, голубоглазые, разве что Сирил немного уже в плечах и черты лица у него помельче, – и насколько непохожи в жизни. Он – душа любой компании, порой мне кажется, что без общения кузен вовсе зачахнет. Я стараюсь как можно реже показываться на люди, шумных компаний мне когда-то хватило с лихвой. Он встречается то с одной, то с другой юной леди, причем умудряется расставаться с ними лучшими друзьями, но жениться не намерен (да и поди проделай этот трюк при живой и здравствующей тетушке Мейбл и отсутствии средств!). На меня обращают внимание женщины, но я предпочитаю коротать время в своей оранжерее либо отдавать должное одному респектабельному заведению, в котором не спрашивают имен гостей и не узнают завсегдатаев в лицо. Я – человек вполне обеспеченный, но никогда не трачу сверх необходимого. Он – самозабвенный транжира, способный промотать любое состояние (что он уже и сделал с отцовским наследством). Видимо, именно поэтому мой отец и оставил племяннику только кое-какие надежные вклады с умеренными процентами и без возможности воспользоваться основным капиталом – уж он-то Сирила видел насквозь! Любопытно перемешивается кровь…
– Я все еще жду, – напомнил я, крепче сжав плечо кузена. Вот еще одно отличие – он никогда не был поклонником физических упражнений. Я, в сущности, тоже, но у меня не было другого выбора. Так или иначе, при желании я мог без особого труда совладать с Сирилом.
– Это вполне приличное предприятие, – заговорил он. – Право, за первые месяцы мои вложения полностью окупились, и это было куда больше, чем я получаю с вкладов, оставленных мне дядей!
