Kitobni o'qish: «Обыкновенное зло»

Shrift:

Original Korean edition published by NamuBench

Russian translation rights arranged with Imprima Korea Agency (Korea) and Impressum Literary Agency (Russia)

This book is published with the support of the Literature Translation Institute of Korea (LTI Korea).

Перевод книги выполнен в рамках семинара переводческого факультета МГЛУ.

Участники проекта: Бриль Ольга, Валюк Владимир, Горшкова Мария, Диброва Елена, Добротина Ольга, Козырева Анна, Пичушкова Мария, Понкратова Евгения, Тимошенко Алина.

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

C первых страниц книга напоминает антидетектив: мы знаем, кто убийца, и пытаемся разобраться, какой травматический опыт подтолкнул героиню на этот поступок. Но постепенно роман превращается в настоящий детектив с открытым концом…
Е. Похолкова, Д. Мавлеева, переводчики

Глава 1
Обычная домохозяйка

Кто-то, по-видимому, оклеветал ее, потому что однажды утром, не сделав ничего дурного, обычная домохозяйка, которая даже улицу на красный ни разу не переходила, попала под арест.

Полиция искала ее почти все утро. В тот день она, как обычно, встала в шесть утра, покормила детей и отправила их в школу. Она приготовила завтрак и накрыла на стол, чтобы покормить свекра, который несколько лет назад перенес инсульт. Кажется, в тот день у него было особенно скверное настроение. Он проворчал, что каша уже остыла, и стал сетовать на боли в спине. Она почти перестала обращать внимание на его ворчание, но все равно выслушала его с участливым видом.

– Давайте разогрею кашу?

– Не надо.

– Давайте помассирую спину?

– Говорю, не надо.

Пока он ел, Ынчжу по привычке села рядом и включила новости. Свекор любил смотреть их. Курс валют, котировки акций, самоубийство в мотеле. Влюбленная пара подожгла древесный уголь и задохнулась угарным газом. Такие новости крутили сегодня по телевизору. Вчера показывали что-то похожее. Свекор ел очень медленно, у него тряслись руки, он доедал кашу целую вечность. Ынчжу вытерла ему рот полотенцем и дала лекарство, затем помогла лечь обратно в постель и вышла из комнаты. Стрелки часов показывали без десяти девять. Утренние дела почти закончены.

Она вернулась на кухню и сварила кофе. Свекор уснет за просмотром телевизора, а ее муж, Хосон, засядет за компьютер. После обеда отец перейдет под его опеку, и Ынчжу будет предоставлена самой себе до самого ужина. Она пила кофе и обдумывала, чем заняться сегодня.

Однако особых дел у нее не было. Так происходило почти всегда. Каждый день Ынчжу поднималась на холм, совершала променад, а потом шла в общественную баню по месячному абонементу. Так и день подходил к концу. Если оставалось время или, скорее, желание, она шла на рынок за продуктами. Вернувшись домой, старалась приготовить очередное блюдо, которое проходили на кулинарных курсах. Неделю назад это был ферментированный скат с тушеной свининой.

Ынчжу мечтала когда-нибудь открыть собственное кафе, поэтому к кулинарным занятиям она относилась достаточно серьезно. Женщины, с которыми она ходила на курсы, рассказывали, как после каждого урока они приходят домой и пробуют повторить то блюдо, которое готовили в классе, а потом обязательно зовут друзей или соседей на ужин. Она хотела бы так поступать, но друзей у нее почти не было, да и нормальных соседей тоже. В ее доме, точнее, в доме ее свекра, комнаты снимали двое иностранных рабочих и женщина лет шестидесяти. Можно было из вежливости позвать эту соседку, но она совсем не горела желанием приглашать постояльцев на ужин. Когда она все же попыталась это сделать, их не оказалось дома. Оставались только домочадцы, но и здесь все было не так просто – дети допоздна учились на курсах, поэтому ели не дома, свекор едва мог пережевывать пищу, а Хосону что ни дай – ему все вкусно.

Ынчжу очень переживала, что не могла каждую неделю оттачивать свои навыки и получать отзывы о блюдах, как остальные женщины на курсах. Если бы она не переехала в дом свекра, а продолжила жить в своей квартире, она бы тоже постоянно созывала в гости соседей оценить ее блюда. Там, где она жила раньше, женщины из одного подъезда довольно тесно общались, но главным центром притяжения были встречи мам школьников. Подружки из этого клуба домохозяек по вечерам заглядывали в местный бар выпить пива, а потом до хрипоты пели песни в караоке. Они вместе ходили в торговый центр, на распродажи и на родительские собрания. После переезда в дом свекра Ынчжу еще около года поддерживала связь с бывшими соседками, все так же приходила на встречи клуба домохозяек. Но дети поменяли школу, пошли на другие курсы, и она почувствовала, что отдалилась от прежних подруг, их общение само собой сошло на нет.

Внезапно Ынчжу ощутила себя изгнанной, изолированной от мира, она тосковала по своему прежнему дому. Здесь ей было ужасно скучно. В этом районе наверняка тоже были ее ровесницы, просто все они работали. Днем в округе не было никого, кроме стариков, медленно прогуливающихся по району.

Попивая кофе, Ынчжу пробурчала, что дальше так продолжаться не может, необходимо заработать денег и переехать. Сильнее всего ее беспокоило качество местного образования – оно оставляло желать лучшего. К счастью или к сожалению, недавно старые дома по соседству снесли и построили новый жилой комплекс. Это немного улучшило контингент учеников, но после уроков заняться детям было почти нечем. Кроме того, она мечтала переехать в более зеленый район, но для этого нужно было начать хоть что-то делать. В этом ей могли бы помочь ее кулинарные увлечения. Она мечтала открыть простое, уютное кафе, куда люди возвращались бы снова и снова, они рекомендовали бы его своим друзьям. Можно было бы приготовить сегодня то, что делали на курсах, но сейчас у нее не было никакого желания.

Вчера за утренней чашкой кофе ее тревожили мысли о работе и жилье. Позавчера ее голова была занята тем же. Единственное, что менялось, так это планы на основное меню для ее будущего кафе. Все остальное шло по привычному сценарию.

В доме было тихо, словно его окружала толща воды. Сквозь окно проникали лучи утреннего солнца, в которых медленно кружились пылинки, как мелкий планктон. «Сначала стоит прибраться», – подумала Ынчжу, допивая кофе.

В этот момент кто-то позвонил в дверь. Этот кто-то будто ждал, пока она сделает последний глоток. Чтобы свекор не проснулся, она быстро подбежала к входной двери и ответила в трубку домофона:

– Кто там?

– Полиция. Ли Ынчжу дома?

– Минуту.

Она надела тапочки и выглянула за дверь. Через открытые ворота во двор вошли двое. Тот, что помладше, достал из кармана куртки удостоверение и сказал:

– Мы из полиции. Вы должны пройти с нами.

– А что случилось?

– Мы хотим задать вам несколько вопросов как свидетелю по делу о смерти мужчины.

Позже она не раз пожалела, что пошла с ними. Обычная домохозяйка инстинктивно предпочитала не иметь никаких контактов с представителями правоохранительных органов, но в тот момент без особых раздумий пошла вслед за ними. Сев в машину, она вдруг опомнилась: «Подождите!» – и побежала домой за телефоном. Она крикнула сидящему за компьютером мужу, что «ненадолго отлучится в полицейский участок». Она так торопилась, что не запомнила, ответил он или нет.

По дороге в отделение Ынчжу вспомнила, как на той неделе пьяный пожилой мужчина упал в ручей и утонул. Ручей огородили желтой лентой, на месте происшествия работали криминалисты, а начальник полицейского участка весь день только расхаживал по району и орал на всех. Он изображал активную деятельность еще несколько дней. Местные шептались, что это была неслучайная смерть. Ынчжу тоже ходила посмотреть на место происшествия. Но тем все и кончилось. Полиция пришла к выводу, что это был несчастный случай. Она постаралась выкинуть из головы всю эту историю, ведь погибшего она совершенно не знала. Она и подумать не могла, что ее вызовут в полицейский участок как подозреваемую.

Ынчжу вошла в комнату для допросов. Внутри стоял только письменный стол. Одна стена была зеркальной – через нее снаружи можно было наблюдать за происходящим в комнате. За ней обычно сидели свидетели – если таковые были – и несколько полицейских. Именно они по выражению лица определяли, лжет человек или нет. Ынчжу впервые попала в полицейский участок, не то что в комнату для допросов. Впрочем, обстановка была ей знакома по фильмам и сериалам, так что она понимала, что будет дальше. Но все же это был не фильм и не сериал, и она почувствовала, как грудь сдавило незнакомое чувство тревоги и страха, она понимала, что сейчас может произойти что-то серьезное.

Следователь сел перед Ынчжу, переписал данные ее паспорта и спросил номер телефона. Она отвечала на вопросы вежливо, старалась оставить о себе хорошее впечатление, но быть угодливой она не собиралась. Детектив записал все ответы и, не отводя взгляда, спросил:

– Где вы были в прошлый понедельник около двенадцати часов ночи?

Ынчжу на мгновение задумалась. Она ответила, что в прошлый понедельник она впервые за долгое время встретилась со своими школьными подругами. Они вместе поужинали, выпили, сходили в караоке и разъехались по домам на такси. Ынчжу вернулась домой до полуночи. Да, так она и ответила. Она хотела спросить, почему ей задают такие вопросы, но не осмелилась.

– По нашим данным, вы вернулись домой около часа ночи.

– Правда? Наверное, так оно и было. А зачем нужна эта информация?

– Вы сказали, что разошлись в одиннадцать часов ночи, верно?

– Да.

– Не могли бы вы дать контакты подруг для уточнения обстоятельств.

Ынчжу вежливо и спокойно продиктовала номера подруг, с которыми виделась тем вечером. Она подумала, что правильно сделала, взяв с собой телефон. Ее допрашивали двое: тот, что постарше, который задавал вопросы, – следователь Чхве, и молодой рядом с ним – следователь Ким – вышел из комнаты, чтобы позвонить ее подругам и сверить показания женщины.

– Из такси вы вышли около половины двенадцатого и направились домой вдоль ручья, верно?

– Да, это самый короткий путь.

– Вы видели господина Кан Инхака?

– Нет, не видела.

– Вы знакомы с господином Кан Инхаком?

– Это ведь тот, кто поскользнулся и погиб на той неделе?

– Ясно, все-таки знаете.

– Да не знакома я с ним!

– Тогда откуда у вас информация, что именно он погиб на прошлой неделе? Мы не сообщали его имени.

– Когда мы приехали в участок, кто-то из вас сказал, что я здесь по этому происшествию.

Чхве замолчал и на мгновение посмотрел на Ынчжу. В дверь постучали, вошел полицейский с полиэтиленовым пакетом, в котором лежала пара женской обуви. Ынчжу узнала свои туфли.

– Ваши?

– Да.

– Видите на них остатки травы и грязи?

– Да, вижу, почему вы спрашиваете?

– Если бы, выйдя из такси, вы сразу пошли домой, я бы не спрашивал вас об этом. Результаты экспертизы покажут точнее, но здесь и так понятно, что это земля с места гибели Кан Инхака. В тот день лил дождь. Поэтому я делаю вывод, что вы шли не по тропинке вдоль ручья, а спускались вниз к воде.

– Нет, я сразу пошла домой! Это я на следующий день спускалась к ручью посмотреть. Поэтому на ботинках грязь.

– Зачем же вы туда ходили?

– Что, простите?

– Вы когда-нибудь слышали, что убийца всегда возвращается на место преступления?

Только сейчас Ынчжу поняла, что ее допрашивают не как свидетеля, а как подозреваемую. У нее перехватило дыхание, она смотрела в глаза следователю. Мысли о том, что полиция может сфабриковать дело, что она сядет в тюрьму до конца своих дней, что ее сгноят в колонии или казнят, вспышкой пронеслись у нее в голове. «Если меня посадят, то дети не поступят в институт», – думала она. Ынчжу смотрела на детектива, не в силах сказать и слова.

– Вы думаете, это я убийца?

– А вы убийца, Ынчжу? – выдержав паузу, спросил следователь Чхве, не сводя с нее глаз.

Вопрос не требовал ответа. В дверь постучали, зашел его коллега Ким и что-то прошептал ему на ухо. Из обрывков фраз она поняла – подруга рассказала, что они разошлись около одиннадцати, и подтвердила, что Ынчжу села в такси. Она напряженно размышляла, помогут ли ей показания подруги. В этот момент Чхве снова обратился к ней:

– Что и ожидалось услышать. Вы действительно сели в такси чуть после одиннадцати и, похоже, вышли из него до полуночи. Нужно еще спросить у таксиста, чтобы знать наверняка. До вашего дома идти не больше десяти минут, но вы пришли домой около часа ночи. Что вы делали оставшееся время?

– Нет, я точно пришла домой до полуночи. Откуда у вас такая информация? Соседка сказала, да? Она пьет и целыми днями играет в карты, та еще обманщица! И этого мужчину я ни разу не видела, зачем мне его убивать? Я его даже не знаю! Кто вообще убивает незнакомцев? А грязь… на ней что, дата написана? Я вам сказала, что ходила к ручью на следующий день. Как вы с такой легкостью можете обвинять человека в убийстве? Теперь так у нас полиция работает? Если вы думаете, что его убила я, представьте доказательства!

* * *

Следователь Чхве позвонил начальнику районного участка: она сама удивилась тону, которым разговаривала со следователями, но поняла, что это было разумно и обоснованно. И откуда взялась у нее эта храбрость? Выражение лица Ынчжу приобрело решимость, с которой она пристально смотрела на следователей. Ведь она просидела в участке уже целый час.

– Кстати, шеф. Тому, кто назвался свидетелем, можно доверять?

– Ты же сам с ним говорил.

– Поговорил. Свидетель сказал, что четко помнит, как выглядела женщина в тот вечер. К тому же эту одежду нашли в шкафу подозреваемой.

– Ну, и?..

– Во всем этом нет логики. Она не знает покойного. Домашний и мобильный телефоны погибшего проверили и не нашли никаких свидетельств того, что она звонила или писала ему. Должна быть какая-то связь, но ее нет. Нет доказательств, что они были знакомы.

Участковый слушал с серьезным видом. Но думал он не о деле, а о том, почему этот Чхве, который младше его, вообще позволяет себе подобные рассуждения. Если происходит несчастный случай, то от следователя требуется лишь оцепить место преступления, разыскать свидетелей и начать дознание – одним словом, протокол и рутина. Но вместо того, чтобы просто делать что полагается, Чхве стал ему названивать и разглагольствовать по поводу связи подозреваемой и покойного.

В это мгновение начальник полицейского участка ощутил усталость с примесью раздражения. А ведь у него диабет, ему нельзя перенапрягаться. Он и так завален работой. Тут еще этот Кан, вроде бы уважаемый человек, а погиб, упав в ручей. Ручей ли это? На ручей теперь мало похоже. Недавно там начались работы по углублению дна, да еще из-за проливных дождей уровень воды сильно поднялся. Утонуть можно было запросто.

Вот и все дела. Начальник полиции погрузился в философские размышления о том, что Кану просто не повезло. Он возвращался домой под мухой. Когда нашли тело, то обнаружили, что ширинка брюк была расстегнута. Очевидно, что Кан справлял малую нужду, упал в ручей и погиб. Этот инцидент будет расцениваться как смерть в результате несчастного случая, сомнений не было.

Участковый одинаково ненавидел все преступления, будь то убийства или простые грабежи – они всегда доставляли ему массу хлопот. И совсем неважно, кто их совершал. В этом смысле начальник полиции имел стабильную систему ценностей, презирая не людей, а их грехи. Тем не менее надо было сделать несколько утомительных вещей, например, обеспечить неприкосновенность места преступления, проверить, нет ли случайных свидетелей, а также оповестить членов семьи покойного. К тому же, раз инцидент произошел на вверенном ему участке, ему предстояло заполнить немало документов.

Участкового раздражало отношение следователей из центра. Особенно этого Чхве, которому по возрасту еще в помощниках инспектора надо ходить. Он слишком задирал нос и раздражал тем, что не мог раз и навсегда покончить с этим делом.

Раньше он думал так: «Хорошо тут – тихо, спокойно. Слишком стар я для оперативной работы. Приеду в этот район – хорошенько отосплюсь». Теперь он сам поражался тем мыслям. Если что-то случается в жилом комплексе, хозяева квартир вызывают охрану. Но здесь, в частном секторе, чуть кто воздух испортит, местные тут же звонят в полицию. В этом районе аренда жилья низкая, поэтому много рабочих-мигрантов – напиваются, дебоширят, кто-то под мухой жену поколотит – не наездишься на вызовы. Какое тут отоспаться, когда столько мороки? Сейчас же он еле сдерживал раздражение. Будучи человеком злопамятным, он твердо решил, что никакого содействия эти молодые следователи от него не дождутся.

И тут появился свидетель. Он сам позвонил. Незнакомец, спросивший о ходе расследования смерти мужчины, утонувшего в ручье на прошлой неделе, был явно молод. Это настораживало. Когда начальник ответил, что дело сочли несчастным случаем, человек на другом конце провода выразил недоумение.

– Я случайно оказался на месте преступления.

– Так, и?

– Я видел жертву. Он мочился в ручей, когда кто-то подошел к нему сзади и толкнул.

– И дальше что?

– Что вы имеете в виду? Ваша работа ловить преступников, разве не так?

– О, если дело в этом, пожалуйста, свяжитесь с отделом расследований.

– А вы разве не принимаете заявления от граждан?

– Вы можете сообщить о преступлении, но вам все равно придется прийти в полицейский участок и написать заявление, так зачем вам этим заниматься дважды? Свяжитесь напрямую. Так, какой у них там номер? Ах да, 114.

Начальник участка посчитал, что этого будет достаточно. Но через несколько секунд свидетель продолжил, и его слова звучали настолько резко, что сахарный диабет участкового вновь дал о себе знать.

– Послушайте, теперь так работает корейская полиция? Я же говорю, что видел преступление, а вы перенаправляете меня по номеру 114 в другой отдел? Я вам звоню со смартфона, понимаете. Я могу записать наш разговор, пойти с ним в прокуратуру и подать, собственно, на вас жалобу.

Начальник полиции хотя и был ленив, но не был плохим человеком. В наше время, если вам не повезло, вас могут уволить просто за то, что на вас подали жалобу. Поэтому он сразу же поменял свое отношение к ситуации:

– Предлагаю явиться в полицейский участок и подробно рассказать о преступлении, очевидцем которого вы стали.

Свидетель пришел через несколько часов. Он оказался более приятным молодым человеком, чем представлял начальник. Зайдя в участок, он первым делом извинился за свой тон во время телефонного разговора и попросил отнестись к инциденту с пониманием. А также пояснил, что несколько дней он был сам не свой после того случая с утопленником. У начальника остался осадок от того телефонного разговора, но извинения он принял. А затем, проверив документы свидетеля, внимательно выслушал его показания и решил, что ему можно верить. В конце концов он пришел к выводу, что происшествие на ручье не было несчастным случаем. Это было убийство.

Слухи о том, что Ынчжу увезли в полицию как подозреваемую, быстро разлетелись по району. Квартирантка видела, как проходил обыск в доме и что следователи забрали ее обувь и одежду.

Пожилая женщина, которая в их доме снимала комнату, накануне всю ночь напролет играла в карты и поэтому проспала до обеда. Она так расстроилась, что проиграла деньги, что у нее совсем не было настроения. Только появление полиции расшевелило ее. Со стороны это выглядело так: Ынчжу куда-то ушла, затем пришли полицейские и забрали вещи хозяйки. Ее муж ругался на весь двор, так, что слышали все постояльцы: «Вы не можете просто так приходить и забирать вещи моей жены!»

«Неспроста он так кричит», – с удивлением подумала соседка, как вдруг вспомнила, что несколько дней назад видела этого следователя в их округе. Она торопилась на очередную партию, но в этот момент он ее окликнул и спросил, не заметила ли она чего-нибудь подозрительного вечером прошлого понедельника. Например, во сколько ее хозяйка вернулась домой в тот вечер и не выглядела ли она странно. Соседка рассказала, что Ынчжу вернулась домой в районе часа ночи. Сама она возвратилась около полуночи, но долго не ложилась спать. Она слышала об утопленнике, но до того момента думала, что все ограничится обычным расследованием. То, что полиция забрала в участок Ынчжу, точно не подходило под определение обычного.

Чувствуя драматизм ситуации, она вскочила с кровати, нанесла солнцезащитный крем и побежала в местный магазинчик.

– Это что ж происходит-то? Ынчжу забрали в полицейский участок. Похоже, все из-за того несчастного случая, который произошел несколько дней назад.

Она решила поделиться с владельцем магазинчика, но тот не проявил должного интереса. Но покупательница, которая рассматривала полку с мылом, внимательно ее выслушала. Она была озадачена: «И зачем такой женщине, как Ынчжу, было идти на убийство? Она ведь и университет окончила, и семья мужа далеко не бедствовала. Говорят, ее свекор в прошлом занимался очень прибыльным делом». И так в общественных пересудах догадок было больше, чем фактов. Женщины не знали, что полиция тоже ломает голову над произошедшим.

Именно в этот момент Хосон решил действовать. Убедившись, что его жену арестовали по подозрению в убийстве, он немедленно схватил телефон и стал искать знакомых, в основном из полиции и прокуратуры. Но с тех пор, как Хосон уволился и открыл частные курсы, он редко встречался с друзьями, а после того, как его бизнес прогорел, вообще ни разу ни с кем не виделся. Его приятелей смущало, что жену подозревали в убийстве. Им не хотелось хлопотать за кого-то малознакомого, да и дело было серьезное, а не какая-то мелочь вроде вождения в нетрезвом состоянии. Так что друзья заканчивали разговор, невнятно бормоча, что узнают все и перезвонят. Хосон был человеком доверчивым и даже наивным, поэтому не выпускал из рук телефон и с нетерпением ждал, когда они свяжутся с ним.

И тут раздался телефонный звонок, но не тот, которого он ждал. Звонил отец.

– Живо иди домой!

– Отец, я в полицейском участке.

– Сейчас же!

– Ынчжу арестовали, так что мне нужно…

– Ты все равно не разберешься сам. Только зря звонишь всем подряд. Так что давай домой!

Отец бросил трубку. Хосон был человеком покладистым и почти никогда не перечил отцу, но на этот раз разозлился. Неужели ему придется уйти сейчас и оставить ее в такой ситуации? Он даже не просил его о помощи. Тогда почему он позвонил? Как он узнал, что Хосон в полицейском участке? Гнев и раздражение победили желание получить ответы на все эти вопросы. Хосон сразу вспомнил, насколько отец был упрямым и как он всю жизнь высказывал недовольство по любому поводу, но он фактически никогда не ссорился с отцом и не перечил ему. Его злило собственное незавидное положение: внезапная отставка и фиаско в бизнесе. Но больше всего его злила мысль о том, что все могло сложиться по-другому, не будь он безвольной тенью деспотичного отца. Как же ему все это надоело!

Хосон встал и вышел из полицейского участка. В этот момент он подумал, что, возможно, стоит вернуться к отцу – все равно он пока ждал звонков от знакомых. Хосон сел в свою белую «Хёндэ Сонату», припаркованную во дворе участка, и еще раз посмотрел на здание. Ему было стыдно перед женой. Злость и досада вновь подступили к горлу. Он выжал педаль газа и уехал.

Полиция запросила ордер на срочный арест Ынчжу, чтобы она не успела скрыться. Без этого они могли задержать ее только на сорок восемь часов. У Ынчжу не было алиби, и, что хуже, нашелся свидетель. У следствия возникли разногласия относительно мотива преступления, а точнее, мотива у нее вообще не было.

– Кан Инхак и Ли Ынчжу могли знать друг друга? Зачем иначе ей его убивать? – сказал Чхве.

Он понимал, что в этом деле есть несостыковки, ведь с самого начала все выглядело как несчастный случай. Богачи вроде Кана так просто не умирают. Доказательств у него не было – только предположения, основанные на опыте работы в полиции. Если у Кана было столько денег, он мог бы переехать в новую квартиру в современном жилом комплексе, но он предпочитал свой старый дом в этом старом районе. Похоже, покойный был человеком упрямым. Таких обычно недолюбливают, а если они еще и богаты, то и вовсе ненавидят.

«Смерть в результате несчастного случая семье только на руку. Но в жизни такое случается редко», – подумал Чхве.

Следователь Ким оказался прямолинейным:

– Разве в этом деле все очевидно? Думаете, убить может каждый? Зачем обычной домохозяйке сорока лет в своем уме кого-либо убивать?

– Не спрашивай зачем, я сам не знаю. Убийство есть убийство. Как ты по внешности определишь, в своем уме человек или нет? У нас имеются показания свидетеля, которые мы не можем проигнорировать, поэтому нам просто необходимо получить признание подозреваемого.

Ынчжу так ни в чем и не созналась. Захлебываясь рыданиями, она все равно стояла на своем и утверждала, что не видела Кана перед смертью. Полицейские угрожали ей детектором лжи, на что она потребовала позвать адвоката.

Работы у следователя Чхве становилось все больше. Ордер на арест Ынчжу, ради которого пришлось обращаться в суд, не принес никаких результатов. Более того, на прошлой неделе от коллег по службе он узнал, что единственный не получил звание лейтенанта. Чхве так и оставался сержантом, хотя не мог понять почему – он трудился, как все, был вежлив со всеми, получал благодарности за свою работу, как и все. Чхве решил, что любой ценой получит повышение в этом году, и с рвением взялся за дело.

Однако все шло не по плану. Ему уже дважды звонили «сверху». На него не пытались надавить, никаких указаний о том, чтобы он немедленно закрыл дело или отпустил преступницу, не поступало. Но вопросы типа: «Есть ли связь между фактами?», «Был ли ордер?», «На каких основаниях производился обыск?» – можно было счесть давлением. Энтузиазм Чхве постепенно угасал. Он должен был раскланиваться перед молодыми офицерами, новоиспеченными выпускниками полицейской академии, а ведь сам он не просиживал в участке – постоянно рисковал жизнью. «С другой стороны, что звание лейтенанта принципиально изменит?» – думал он. Дело Ынчжу выглядело тупиковым. Проблемы начались, уже когда они арестовали подозреваемую без единого мотива. Именно Чхве настоял на аресте. Лучше всего было бы получить чистосердечное признание, а не давить на подозреваемого, тем более без судебного ордера.

Чхве сосредоточенно просматривал материалы дела. В этот момент зашла коллега и сказала: «К вам пришли». Чхве поднял голову и увидел пожилого мужчину в инвалидном кресле, медленно въезжающего в кабинет отдела по расследованию убийств.

– Вы по какому вопросу?

– Здравствуйте. Я здесь, потому что слышал, что у вас моя невестка.

Только тогда Чхве заметил Хосона, который толкал коляску отца. Он выглядел подавленно и смущенно, будто ребенок, сжимающий мамину руку на пороге учительской.

– Если вы пришли по делу Ли Ынчжу, то вам лучше вернуться домой и немного подождать, мы вам…

– Уважаемый господин следователь, я пришел сюда не за тем, чтобы ждать. Присядьте, я вам все расскажу.

– Извините, я сейчас занят, поэтому…

– А вы выслушайте!

Старик говорил громко и эмоционально. Его лицо было испещрено морщинами, кожа покрыта пигментными пятнами, но во взгляде – ни намека на близкий конец. Он передал Чхве шелковый сверток, который до этого лежал у него на коленях. Следователь посмотрел на старика с недоумением.

– Сверху лежит сертификат, подтверждающий мое участие в качестве делегата в Объединенном самостоятельном гражданском собрании Кореи 1978 года, – сказал старик.

Следователь не мог вспомнить, где он слышал название этого органа управления, но, повинуясь воле пожилого человека, молча стал рассматривать документ в рамке.

Старик продолжал:

– Под ним документ, в котором говорится, что я был главным представителем от молодежи. Мне его в полиции вручили. А дальше благодарность, которую я получил от «Движения за новую деревню». Тогда его руководителем был Чон Кёнхван, брат тогдашнего президента Чон Духвана. Великий человек! Военный, политик, журналист. Он участвовал в формировании гражданских общественных объединений! Было дело, я с ним даже выпивал.

Чхве смотрел на документы, которые показывал ему пожилой мужчина, на его заслуги и подвиги. Сами грамоты и благодарности, похоже, хранились где-то на шкафу. На это указывала пыль по краям, видимо, рамки достали в спешке и не успели толком протереть.

– Я вам это показываю, чтобы убедить, что правильно воспитывал своих детей. Мой сын и мухи не обидит, и жена у него такая. Она последние годы ухаживает за мной. Где моя невестка и где убить человека? Когда я думаю, чья же это была идея, то сразу в голову приходит ваш начальник. Вы не подумайте, я хоть и парализован, но уши все слухи слышат. О нем ничего путного не говорят. Лентяй он, ходит по району и только зарплату зря получает. Стыдно быть таким полицейским, стыдно!

Старик говорил без остановки, казалось, что он не замолчит никогда. Монолог продолжался бы часами, но он устал и попросил сына принести стакан воды. Следователь Чхве сочувствовал Хосону и решил обратиться к нему, пока старик пил:

– Сейчас мы ведем расследование, это наша работа, поэтому возвращайтесь домой и ждите. Мы не арестовываем невиновных.

Старик допил и продолжил командным голосом:

– Я звонил домой погибшему Кану. Номер попросил у начальника полиции. Несмотря ни на что, сын Кана был добр ко мне – люди, повидавшие жизнь, как я, чувствуют сразу по голосу. Я рассказал ему, что мою невестку арестовали по делу об убийстве его отца, и он спросил, зачем ей это. Даже домочадцы Кана думают, что версия с убийством – нелепость. Сын погибшего рассказал, что у отца были слабые ноги. В прошлом месяце он упал, ему пришлось даже обратиться в больницу с растяжением связок. Разумеется, в полиции вся эта информация уже имеется, я прав?

– Я понимаю, о чем вы говорите, но расследование преступления – дело не такое простое.

– Простое или нет, голова на плечах должна быть, логика!