Kitobni o'qish: «Любовь, жизнь и далее по списку»
Kasie West
LOVE, LIFE AND THE LIST
© 2018 by Kasie West
© Е. Баранова, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2020
* * *
Посвящается моей Эбби, которая много работает, звонко смеется и мечтает по-крупному. Быть с тобой – настоящее удовольствие, и я люблю тебя!
Один
– Жара или холод?
– Жара. Ненавижу мерзнуть, и ты это знаешь.
Меня бросило в дрожь от одной мысли, несмотря на то, что лето было в самом разгаре. К слову, наверное, именно жара и натолкнула Купера на вопрос. Немыслимая жара, если быть точной: я чувствовала, как по ногам стекают бусинки пота. Мы стояли на пляже в очереди в кинотеатр вот уже двадцать минут, поэтому я с нетерпением ждала заката и спасительного бриза.
Он помотал головой.
– Нет, не знаю, но я спрашиваю, от чего ты предпочла бы умереть: от жары или от холода?
– Какой нездоровый интерес, – я поджала губы, – но ты прав: теперь вопрос звучит совершенно иначе. Я слышала, что смерть от обморожения – блаженная смерть.
– От кого ты это услышала? К тебе наведываются трупы замерзших насмерть людей?
– Разумеется. Каждый день. Встречный вопрос: какое проклятье ты бы предпочел – видеть призраков или бороться с зомби?
– Проклятье? По-твоему, это проклятье? – Он встряхнул меня за плечо. – Я, например, так не считаю. Это же потрясающе. Выбираю оба.
– Это не по правилам. Ты должен выбрать только одно.
– Тогда призраки. Надеюсь узнать от них свое будущее.
– Призраки не знают будущего, – отозвалась я, когда мы продвинулись еще на один сантиметр ближе к стенду с билетами и я вытрясла песок, который засыпался в мои шлепки.
– Кто тебе это сказал?
– Все это говорят, Купер. Если они что-то и знают, то только прошлое.
– Ладно, может быть, Эбби, твоим призракам не повезло, но мои видят будущее. Будет невероятно, вот увидишь.
Девушка, стоящая в очереди перед нами, обернулась и улыбнулась Куперу. Наверное, она подумала, что он совершенно очаровательный. И она была совершенно права. Девушка показалась мне нашей ровесницей. Ее волосы были собраны в изящный небрежный пучок, и я задумалась, как людям удается это «изящно», а не просто «небрежно».
– Привет, – сказал Купер. – Как ты?
– Теперь лучше, – со смешком ответила девушка и снова отвернулась.
Я покачала головой.
– Не обращай на меня внимания. Знаешь, я просто девушка рядом с парнем, с которым ты заигрываешь.
Уверена, в моем тоне читалась шутка, но Купер все равно поторопился прикрыть мне рот ладонью и уточнить:
– Лучшая подруга этого парня. Всего лишь друзья. Этот парень совершенно свободен.
Я освободилась от его ладони и засмеялась, хотя часть о «всего лишь друзья» и не была моим выбором. Напротив, год назад я открыто призналась Куперу Уэллсу в любви, но безответность чувств так безошибочно читалась в его реакции, что мне пришлось перевести признание в шутку. Шутку, которой он подыграл с энтузиазмом. А мне пришлось смириться, потому что я хотела сохранить дружбу. И лучшего в мире друга.
За спиной послышался голос:
– И отсюда вопрос на злобу дня: ты бы предпочла провести время с друзьями или потратить целую ночь, собираясь в путешествие, в которое родители тянут тебя на все лето?
Я развернулась, расплываясь в улыбке.
– Откуда у тебя это «на злобу дня», Рейчел? Ты, что, мой восьмидесятилетний дедушка? – спросила я.
Рейчел стояла, упираясь руками в бедра, и смотрела на нас сияющими глазами.
– У него и позаимствовала. И ему всего лишь шестьдесят восемь.
Я толкнула ее бедром и обняла.
– Как ты поняла, что мы играем во «Что бы ты предпочел»?
– Разве мы не всегда так делаем?
– Я думала, ты сегодня не выберешься, – сказала я.
Мы четверо крепко дружили между собой: Купер, Рейчел, Джастин и я. На прошлой неделе Джастин со своей церковью уехал по гуманитарной программе в Южную Африку и пробудет там до осени. Уже завтра Рейчел уезжает с родителями в тур по Европе. Получается, остаток лета я проведу с Купером.
– Я тоже. Итак, вернемся к моему вопросу на злобу дня, – напомнила Рейчел. – Сборы в путешествие или лучшие друзья?
– Сложный выбор, Рейч, – сказал Купер. – Думаю, сборы.
– Ха-ха. – Она взяла его под руку.
Наконец-то мы были в начале очереди. Купер подошел к накрытому столу, который летом каждый вечер пятницы превращался в кассу. Парень за кассовым аппаратом спросил:
– Это тебя зовут Купер?
– Да-а-а-а, – последовал настороженный ответ.
– Та девушка за тебя заплатила. – Парень кивнул в сторону Изящной Небрежности, которая теперь направлялась ко входу. Наверное, она услышала, как я называла Купера по имени.
– А что насчет нас? – крикнула я ей, схватив Рейчел за руку.
Девушка обернулась с улыбкой на лице и помахала.
– Ну ты и пройдоха, – сказала я Куперу. – Где же люди, которые будут счастливы оплатить мои пятничные развлечения?
Я полезла в сумку, чтобы где-то между полотенцем и кофтой найти кошелек. Потом протянула деньги кассиру и забрала билет. Рейчел проделала то же самое.
– Тебе нужно поработать над своими чарами, – посоветовал Купер.
– Да здесь нет никого очаровательнее меня. – Я забросила пляжную сумку на плечо, и она закачалась, словно маятник. – Я всеми порами источаю очарование.
– Отвратительно, – сказал он. – Тогда я понял, в чем проблема.
– Мальчики, налетайте на источающееся очарование! – крикнула я людям за нами.
– Двигай своим очарованием, – послышалось сзади.
Рейчел смущенно потянула меня за собой. Купер устремился налево, к ларькам с едой, которые стояли прямо за оградой.
– Сегодня нас ждет дорогая еда? – спросила я.
– Кажется, у меня есть немного лишних денег. Сегодня я могу позволить себе попкорн за десять долларов.
– Ненавижу тебя. Предупреждаю, я съем весь твой попкорн, – сказала я в ответ.
Он рассмеялся.
– Ты действительно источаешь очарование, Эбби Тернер. Настоящие потоки очарования.
Я расщедрилась на поцелуй и продолжила:
– Мы займем тебе место. Добудь еды.
– Уже иду.
Уже собираясь уходить с Рейчел, в очереди за едой я заметила девушку, которая купила Куперу билет. И я уже почти отправила Рейчел саму занимать места и уже почти направилась к Куперу, но вовремя вспомнила, что в таком случае мне придется наблюдать за их флиртом. А мне хватило того, что я уже увидела.
– Ты никогда не угадаешь, что придумали мои родители, – начала Рейчел, когда я вытащила пару полотенец, чтобы постелить их на песке рядом с ограждением.
– Что тебе не нужно ехать с ними, а можно провести лето со мной? – предположила я.
– Если бы.
– Ты же знаешь, что звучишь как капризная девочка, когда жалуешься, что проведешь девять недель в Европе?
– С родителями. Моими родителями. Это совсем не похоже на путешествие с друзьями, рюкзаками за плечами и ночевками в хостелах. Мы поедем смотреть на могилы наших предков и просто на места, где, по их мнению, брат моего прапрадедушки однажды помочился.
– Подожди-ка, твои предки жили в Европе?
– Некоторые из них. Ты же не думаешь, что в Европе нет темнокожих? Да ладно, Эбби.
– Да нет, не думаю… Ты права, я сглупила. В любом случае, что решили твои родители?
– Это будет отдых от техники.
– Что ты имеешь в виду? – Я присела на полотенце и сняла шлепки. – Без гугл-карт?
– Без телефонов.
Мои глаза едва не выпали от удивления.
– Они ведь не отберут у тебя телефон?
– Они называют это детоксом.
– Я называю это пытками.
– Согласна! – Она упала рядом со мной. – Не разрешаю тебе веселиться этим летом, раз я не смогу послушать об этом.
– Не о чем беспокоиться, за твое отсутствие ничего не изменится, – заверила я подругу. Ничего. Не. Изменится.
– Надеюсь.
Я погрузила пальцы ног в песок и теперь наблюдала за тем, как Купер идет к нам с попкорном в одной руке и бутылкой воды в другой. Его волосы сегодня были слегка волнистыми, и последние лучи закатного солнца отражались от них, создавая подобие ореола. Улыбка делала его голубые глаза еще ярче, и, когда наши взгляды встретились, я не смогла удержаться и широко улыбнулась в ответ.
– Как там фургончик для свиданий? – спросила я.
– Свиданий? И ты еще говоришь, что Рейчел звучит как восьмидесятилетняя?
– Ой-ой-ой, ну и ладно.
Он присел справа, на желто-белое полосатое полотенце, и передал мне бутылку с водой.
– Что это за гадость? Я жажду кофеин.
– Только вчера ты сказала мне, что покончила с газировками. Ты, между прочим, звучала очень решительно. А затем ты добавила: «Проследи за мной, Купер».
– Что? – послышался вопрос Рейчел откуда-то слева. – Ты же прошлым вечером выпила сорок четыре унции1 «Маунтин Дью»2 у меня в гостях.
– Ш-ш-ш. – Для большей убедительности я приложила палец к ее губам. – Не будем об этом.
Купер хихикнул, а Рейчел освободилась от моей руки.
– Кто я, по-твоему? Чудо-женщина? Господи. – Я открутила крышечку бутылки и сделала пару глотков.
– Ее зовут Айрис, – сказал Купер, сопроводив слова кивком в направлении вагончика с едой и девушки, которая купила ему билет.
– Только не это, – ужаснулась Рейчел.
Я помычала с наигранным сочувствием:
– Поцелуй смерти – имя, которое нельзя сократить. Знала бы она, что, называя свое имя, подводит черту под вашими отношениями.
– Оно совершенно не сокращается. Ай. Мне что, называть ее Ай? – спросил Купер.
– Или ты мог бы переступить через свою лень и просто называть ее полным именем.
– Дело не в моей лени. Дело в планах на отношения. Я хочу, чтобы у меня была возможность называть свою девушку сокращенной формой имени.
– Не знаю, кажется ли тебе, что это сексуально, – вспылила я, – но это не так.
Он набрал горсть попкорна и пожал плечами.
– Но тем не менее.
Я подумала минуту и сказала:
– Как тебе Рис?
Я не была уверена, что хочу помочь ему с этой новой девушкой, хотя это и давало мне ощущение независимости от прошлых симпатий. Симпатий, о которых не знал никто, кроме меня… и моей мамы… и, возможно, Купера, хотя я не сомневалась, что убедительно представила свое признание шуткой тем летом.
– Рис звучит мило, – признала Рейчел, набирая у Купера горсть попкорна.
– Хм, – начал он, – а ведь это и правда подходит. Хорошо, что я взял ее номер.
– Это мне она должна была купить билет на фильм. Я только что ее выручила.
Я наблюдала за тем, как солнце задержалось на кромке океана, прежде чем полностью кануть за горизонт.
– А вы двое что скажете? Какие у вас планы на отношения?
– Моя ближайшая цель – итальянский парень с длинными кудрявыми волосами, сочным акцентом и исключительным талантом к поцелуям: я не буду понимать ни слова из того, что он говорит, но это уже не будет иметь значения.
Я рассмеялась.
– Это случится до или после того, как родители найдут отхожее место твоего прапрадяди?
– Уж точно до… а потом после. А у тебя, Эбби? – спросила Рейчел. – Какие у тебя планы на отношения?
Я перевернулась на живот и начала рисовать указательным пальцем на песке.
– Без сомнения, художник. Кто-то, кто умеет рисовать, или пишет красками, или что-нибудь подобное.
– Но что, если он будет превосходить в этом тебя? Зачем тебе человек с таким же набором навыков? – спросила Рейчел.
– В самом деле, – согласился Купер, – ты начнешь соревноваться.
– То, что ты превращаешь все в соревнование, не значит, что все так делают, Куп.
– Вот видишь! У меня идеальное имя. Оно великолепно сокращается.
– Не знаю, великолепно или нет, но звучит действительно мило, – признала я.
– На самом деле, это напомнило мне кое о чем, – начала Рейчел. – Один парень спрашивал меня на днях о твоей работе. Он вспомнил, что видел ее в классе искусств перед каникулами и не смог выбросить из головы.
– Кто тебя спрашивал?
– Я его не знаю. Он остановил меня в «Старбаксе». Думаю, он знает, что мы друзья.
– Круто! – сказал Купер.
Я закусила губу и улыбнулась. Хотелось закричать: «Смотри, Купер, у меня тоже что-то происходит. Я не просто красотка, над которой можно посмеяться. Я художница».
– Вернемся к целям на отношения, – сказала Рейчел. – Парень-ценитель-твоего-искусства так же хорош, как и парень-художник? Потому что в случае положительного ответа, тебе непременно нужно сходить куда-нибудь с тем таинственным незнакомцем.
– Да! Так и следует сделать, – последовала реплика Купера.
– Ценитель искусства с небольшим отрывом занимает второе место. К счастью, ты узнала о нем так много, Рейчел.
– Да, небольшое затруднение.
На большом экране перед нами начал идти фильм, и колонки взорвались громкой музыкой.
– Мне нужно в уборную, скоро вернусь. – Рейчел наклонилась к моему уху, чтобы предупредить, и убежала.
Купер подполз ко мне на животе и улегся так близко, что наши плечи касались. Он взял палочку и начал рисовать узоры рядом с моими шедеврами.
– Только мы двое этим летом, малыш, – сказал Купер.
Мое сердце вздрогнуло от этих слов. «Мы его уже не любим», – напомнила я сердцу. Он один из наших лучших друзей, в конце концов. Одного лишь Купера Уэллса хватит, чтобы сделать это лето сносным.
– Ага, – я потянулась и дорисовала по паре колес под каждым его человечком, – ты собираешься гонять по дюнам на этой неделе? – Купер часто участвовал в гонках на квадроциклах, которые устраивала местная лига любителей, и, должна сказать, серьезных любителей этого вида транспорта.
– В среду. И я надеюсь увидеть тебя с плакатом в руках. И пусть на нем будет написано «Купер – номер один».
– Но что, если ты уступишь первое место другому? Получится неловко.
Он толкнул меня плечом.
– Конечно, я приду. Разве я когда-нибудь пропускаю твои гонки?
– Ну, обычно ты приходишь с Рейчел и Джастином, поэтому я и не был уверен.
– Раньше я всегда приходила без них.
Я познакомилась с Купером в восьмом классе, и с тех пор мы были друзьями. Рейчел и Джастин пришли в нашу компанию уже на первом курсе.
– Да, ты права. И, кажется, ты мой талисман на счастье, поэтому теперь ты обязана приходить ко мне до конца своих дней.
– И я буду. – До конца своих дней я буду фанаткой Купера. Мне стало грустно от этой мысли, но я взяла себя в руки и собрала посыпавшиеся крупицы достоинства. А потом он мне улыбнулся.
Два
Летом я обычно высыпалась от души. Обычно, но не этим утром. Этим утром настырная полоска света прокралась в мою комнату через приоткрытые жалюзи и никак не оставляла меня в покое. Пришлось встать и зашторить окно полностью. Затем я снова нырнула под одеяло с головой, но даже особенная тщательность, с которой я накрыла уши, не спасла мой сон от телефонной трели. Я намеревалась игнорировать звук, но не смогла побороть любопытство и потянулась к ночному столику. На экране отобразилось сообщение от Рейчел.
Она: «Это будет последнее сообщение за следующие девять недель».
Она: «Что ты будешь делать без меня?» – следовало прямо за ним.
Я: «Больше спать, полагаю».
Она: «Согласна. Я тоже. Что, если мне понравится жизнь без телефона? Нет, невозможно. Даже если я войду во вкус, родители никогда об этом не узнают. Я не могу доставить им такое удовольствие».
Я улыбнулась и протерла глаза.
Я: «Помни о своей подруге. И не вздумай полюбить какого-нибудь итальянца больше, чем меня».
Она: «Ты тоже!»
Я: «Уж поверь, мне в ближайшем будущем не грозят горячие итальянские парни».
Она: «Смешно. Я о том, что тоже буду скучать».
Я: «Знаю. Хорошей дороги. Позвони мне с таксофона, когда сможешь. Как думаешь, у них ведь еще водятся таксофоны?»
Она: «Не знаю. Будет видно».
Какое-то время я не отрывала глаз от экрана, но нам обеим больше нечего было сказать. Пока я представляла бесконечно долгое лето без Рейчел и Джастина, мой палец взял ситуацию под свой контроль, разблокировал телефон и открыл сайт из закладок. Подача заявок на участие в зимней программе института искусств «Уишстар». Программа моей мечты. Если верить моему учителю искусств, приемной комиссии какого-нибудь престижного художественного университета будет достаточно упоминания этой программы в заявке, чтобы решить судьбу моего поступления. К тому же это «Уишстар». Мне жутко хотелось бы провести часть зимних каникул рядом с другими художниками, под руководством невероятных преподавателей. Целых две недели мы, вдохновленные лекторами и их историями успеха, изучали бы новые техники, работали с разными инструментами и материалами. Познакомиться с настоящими профессионалами в этой области я мечтала ничуть не меньше, чем улучшить свои собственные навыки, и это место идеально мне подходило.
Я перечитала страницу в миллионный раз за последние полгода. Еще раз перечитала требования к участникам программы – никаких изменений. Возраст, опыт, рекомендательное письмо, опыт участия в выставках/проданные работы. Я наконец-то подходила по возрасту: они принимали только совершеннолетних, а осенью мне наконец-то исполняется восемнадцать. Меня не останавливало и то, что большинство участников, по рассказам, были студентами или даже выпускниками. У меня был опыт в рисовании – целое портфолио с работами. Был человек, готовый написать мне рекомендательное письмо. Оставалось удовлетворить только один критерий, прежде чем я смогу подать заявку: выставки/проданные работы. До сих пор я участвовала только в школьных выставках. И уж точно никогда не продавала своих работ. Но у меня был готов план. Воодушевленная этой мыслью, я улыбнулась и вылезла из-под одеяла.
По пути в ванную я едва не споткнулась о маму. Дверцы шкафчиков были открыты, а она лежала на полу гостиной в окружении шампуней, спреев для волос и средств для чистки окон. В одной руке я заметила фонарик, которым она светила под раковину, а в другой – мухобойку.
– Ой. Что происходит? – спросила я.
– Ты слышала когда-нибудь о коричневом пауке-отшельнике?
– Пауке-отшельнике?
– Да. Я просто хочу убедиться, что под умывальником их нет.
– Ты нашла паутину? Или где-то валялся выпитый досуха трупик мыши? – Присаживаясь рядом, чтобы лучше рассмотреть освещенное место, я случайно опрокинула пузырек с кондиционером.
– Нет, но я прочитала историю о девочке-подростке, которую ужасно изуродовал своими укусами паук, как раз когда она полезла за раковину за бутылкой «Хербал Эсенсес»3. Потом я вспомнила, что ты тоже хранишь там свой запас, и решила, что осторожность не повредит.
– Мам, – я подняла баночки с пола и начала по одной возвращать их на полку, – перестань читать в Сети жуткие истории и сразу же примерять их на нас. Хочу, чтобы жуткая история нападения на меня была уникальной.
Она села и бросила на меня строгий взгляд.
– Эбигейл, о таком не шутят. – Ее темные волосы ложились на лицо непослушными прядями, будто первым делом после сна она поспешила в мою ванную.
Я выключила ее фонарик и поднесла его к губам на манер микрофона.
– А теперь можно мне принять ванную? Мне правда нужно.
Она вздохнула, но встала с места.
– Все равно мне нужно проверить другие ванные комнаты.
Я закрыла за ней дверь и пошла в душ. Мои глаза остановились на шкафчике. Я открыла его, присмотрелась и снова закрыла, не забыв закатить глаза. В ванной не было пауков.
* * *
После быстрого душа я надела свои укороченные шорты и топ – мой обычный летний гардероб, – потом я собрала свои светлые волосы в высокий хвост и пошла в кухню. Овсянка хранилась на верхней полке кладовой, и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ухватить пару пакетов из коробки, затем я высыпала их в пластиковую миску и залила водой. К тому моменту, как овсянка приготовилась, а таймер начал звенеть, дедушка уже проснулся. Он сильно волочил ноги при ходьбе, поэтому за ним всегда следовал характерный шорох.
– Что это тут? – спросил он на входе в кухню. – Принцесса сегодня отказалась поспать перед балом?
– Очень смешно, дедуль.
– Твоя бабушка считала меня смешным. С тех пор ни одна другая женщина не смеялась от моих шуток. Такое несчастье.
– Ее смерть или то, что с тех пор никто не смеется от твоих шуток?
– Хм, а ты умная девчонка, да?
Моя бабушка умерла от рака, не дожив трех месяцев до моего рождения, поэтому для меня это случилось буквально в прошлой жизни. Я никогда ее не знала, поэтому не могла по ней скучать, но я знала, что скучал мой дедушка, несмотря на то, что шутил об этом. После бабушкиной смерти дедушка переехал жить к нам.
– Хочешь овсянки? – предложила я ему, протягивая миску с еще не тронутой кашей.
– Нет, хочу что-нибудь безмерно сладкое.
– Уверена, здесь предостаточно сахара. Здесь два пакетика овсянки с пряностями.
– Но она притворяется здоровой пищей, а это непростительно. – Он достал себе миску и коробку хлопьев из кладовки.
– Дедушка, как тебе удалось дожить до восьмидесяти с таким ужасным питанием?
– Мне не восемьдесят. Почему ты постоянно добавляешь мне лишние годы? Будто ты пытаешься от меня поскорее избавиться.
Я достала ложку из ящика, присела за стол, поджав под себя босые ноги, зачерпнула щедрую порцию горячей каши и отправила ее в рот, о чем тут же пожалела.
– Вот и твоя неминуемая кара, – сказал дедушка, когда я ртом втянула воздух в попытке остудить язык.
– Ты злой, – пробормотала я, пережевывая следующую ложку.
– В нашем доме ни одного паука! – торжественно объявила мама, присоединяясь к нам.
– Ты потратила все утро на убийство пауков? – спросил дедушка.
– Нет, на охоту, – уточнила я. – За пауками из интернета.
Она положила свое охотничье снаряжение на стол.
– Тебе пора прекратить верить историям из интернета, – вздохнул дедушка.
Мама пропустила его слова мимо ушей.
– Что мы едим? – последовал вопрос, а затем и взгляд в наши тарелки.
– Овсянку, – ответила я.
– Это ведь не овсянка, – обращаясь к дедушке, мама приподняла бровь.
– А я и не говорил, что это она. Твоя дочь ест овсянку. Я ем «Чоко-Криспис»4.
– Пап.
– Что?
– В них слишком много сахара для человека, предрасположенного к диабету.
– Что ж, дай знать, когда надумаешь сходить в магазин и забить наши шкафчики подходящими продуктами.
От маминой улыбки не осталось и следа. Она ненавидела выходить в магазин. Ненавидела выходить из своей зоны комфорта. Особенно когда отца не было рядом, как сейчас. Его войско направили на Ближний Восток до конца августа, то есть оставалось еще одиннадцать недель. Маме всегда было лучше, пока он дома. Раньше все было немного по-другому, она вливалась в дружное общество военных жен, куда бы мы ни переехали (а с первого по седьмой класс я успела поучиться уже в пяти городах); кажется, общение с ними помогало ей пережить смену обстановки. Однако четыре года назад мама захотела большей стабильности, и мы переехали на центральное побережье Калифорнии, купили дом подальше от места расквартирования военнослужащих, и она нарекла его нашим «настоящим домом». Я была в восторге. Впервые у меня появились друзья, с которыми не придется расставаться. Но маме было сложно. И с каждым днем становилось только сложнее.
– Точно. Магазин. – Мама скрылась за дверьми кладовой, а я окинула дедушку тяжелым взглядом.
– Ты злой, – прошептала я, прежде чем окликнуть маму. – Когда у папы будет время на видеозвонок?
Мы говорили с ним на прошлой неделе, и, наверное, вопрос был лишним. Я не хотела еще сильнее расстраивать маму, но по мере того, как ее зависимость от интернет-историй и домоседства росла, я все чаще вспоминала папу и мечтала, чтобы он проводил дома больше времени. Хотя постоянные отъезды и не были его решением, винить человека, пока его нет рядом, оказалось так просто!
– Через пару недель, наверное, – послышался ответ из-за коробки с пшеничной соломкой. Мама поставила ее на стол, достала чистую миску из шкафа, ополоснула ее кипятком и спросила: – Что у нас на повестке дня?
– Почти ничего, – ответила я. – У меня по расписанию музей. Мистер Уоллес хочет, чтобы я убралась на складе. Ты бы видела это место! Тот еще кошмар. Выглядит, словно над беспорядком там постаралась целая компания творческих людей.
– Мистер Уоллес позволит тебе участвовать в июльской выставке?
Я закусила губу, чтобы сдержать улыбку. Я наконец-то упорядочила все свои работы, сделала их копии и сформировала портфолио, чтобы показать ему.
– Сегодня и узнаю.
Мама поцеловала меня в макушку.
– Разве он сможет отказать? Ты очень талантливая.
– Ты не забыла вложить в альбом мою любимую картину? – последовал дедушкин вопрос. – Цветочное поле?
– Конечно.
– Значит, ты настоящее золото, – похвалил дедушка.
Мой телефон завибрировал и немножко сдвинулся с места, где я его оставила. Пришло сообщение от Купера.
Он: «Я оставлял у тебя свои бело-зеленые пляжные шорты?»
Я пошла в свою комнату, чтобы убедиться, и, конечно, бело-зеленые шорты, как и одна из его футболок, висели на спинке стула в углу комнаты. Должно быть, он оставил их там на прошлой неделе, когда мы пошли на пляж. Я взяла футболку в руки и неосознанно поднесла к носу. Это был пляжный запах Купера: вишневый «ЧапСтик»5 и солнцезащитное средство.
Я: «Да, они у меня, но я сейчас убегаю в музей, поэтому придется тебе зайти за ними позже».
Он: «Ты поговоришь с мистером Уоллесом о выставке?»
Я: «Ага!»
Он: «Удачи!»
Ежегодная выставка, которую мистер Уоллес устраивал, чтобы привлечь средства для музея, была для меня превосходной возможностью, не только чтобы показать свои работы, но и, если повезет, продать что-нибудь. Была только одна сложность: участники должны быть старше восемнадцати. Но на моей стороне было искусство, дар убеждения и симпатия мистера Уоллеса. Все должно было получиться.