Kitobni o'qish: «Война с саламандрами (сборник)»

Shrift:

Издательство Иностранка®

Война с саламандрами

Книга первая
Andrias Scheuchzeri

Глава 1
Чудачество капитана ван Тоха

Если бы вам вдруг приспичило искать на карте островок Тана-Маса, вы нашли бы его прямо на экваторе, немного к западу от Суматры. Но если бы вы спросили капитана Я. ван Тоха, что это, собственно, за Тана-Маса, у берегов которой его судно «Кандон-Бандунг» только что бросило якорь, он сначала какое-то время ругался бы, а потом ответил бы вам, что это самая грязная дыра во всем Зондском архипелаге, еще более поганая, чем Тана-Бала, и, по крайней мере, столь же гнусная, как Пини или Баньяк; и что единственный человек – если его можно так назвать, – живущий там (не считать же, в самом деле, этих вшивых батаков¹), – это пьяный вдупель торговый агент, помесь кубу с португальцем, еще бо́льшая свинья, мошенник и нехристь, чем чистокровные кубу и белый человек, вместе взятые; и что если на этом свете есть нечто по-настоящему пропащее, то это, сэр, – пропащая жизнь на этой самой пропащей Тана-Масе.

После этого вы, вероятно, спросили бы капитана, зачем же он в таком случае бросил здесь свои чертовы якоря, как будто собирается тут провести по меньшей мере три чертовых дня; в ответ капитан уязвленно засопел бы и проворчал что-нибудь в том смысле, что «Кандон-Бандунг», конечно, не стал бы сюда заходить только ради чертовой копры или пальмового масла, это ясно, да впрочем, вам до этого нет никакого дела, сэр, а я получил чертовы приказания, сэр, – и ругался бы при этом столь заковыристо и многословно, как, собственно, и следует ругаться уже немолодому, но для своих лет еще вполне хорошо сохранившемуся морскому капитану.

Но если бы вместо надоедливых вопросов вы предоставили капитану Я. ван Тоху возможность ворчать и ругаться себе под нос, то смогли бы узнать побольше. Разве по нему не видно, что ему просто необходимо излить свою душу? Оставьте его на минутку в покое – и его недовольство само найдет себе выход. «Вот какие дела, сэр, – заговорит капитан, – эти ребята у нас в Амстердаме, жиды проклятые, там, наверху, вдруг говорят: жемчуг, братишка, поищи-ка какой-нибудь жемчуг. Говорят, что сейчас все с ума сходят по жемчугу и всему такому». Тут капитан плюнет от отвращения. «Ну да понятно, – все хотят свои бабки в жемчуг вложить. Это все потому, что вы, людишки, все время хотите воевать и так далее. Ну и, конечно, дрожите за свои денежки. Для этого, сэр, даже название есть – кризис». После чего капитан ван Тох на какой-то миг задумается, не стоит ли завести с вами речь о макроэкономических вопросах; в наши дни, в конце концов, ни о чем другом и не говорят. Но здесь, у Тана-Масы, для этого слишком жарко, да и лень; так что капитан ван Тох махнет рукой и пробормочет: «Ну конечно, жемчуг! Сэр, на Цейлоне его подчистили на пять лет вперед, на Формозе вообще запретили добывать, – так ведь нет, говорят, давай, капитан ван Тох, ищи какие-нибудь новые месторождения. Поезжайте на эти поганые острова, вдруг там найдутся целые россыпи раковин…» – тут капитан презрительно-громко высморкается в небесно-голубой платок. «Эти крысы в Европе, наверное, думают, что здесь можно еще найти что-то, о чем никто не знает! Вот козлы же, прости господи! Хорошо еще, что от меня не требуют тут заглядывать в пасть батакам – вдруг они там жемчуг выращивают. Новые ме-сто-ро-жде-ни-я! Вот новый бордель в Паданге – это я понимаю, но месторождения? Сэр, я ведь эти острова знаю, как свои штаны… От Цейлона – до поганого острова Клиппертона. Если кто-то думает, что тут еще можно найти что-то, на чем можно сколотить капитал, так флаг ему в руки, на здоровье! Я тут плаваю тридцать лет, а теперь эти полудурки хотят, чтобы я здесь что-то открыл!» Капитан ван Тох прямо задыхается от такого оскорбительного предписания. «Пусть они пошлют сюда какого-нибудь молокососа, тот им такое откроет, что они все клювы поразевают; но требовать этого от человека, который так знает эти места, как капитан Я. ван Тох… Ну согласитесь, сэр. В Европе, наверное, еще можно что-нибудь новое открыть, но здесь… Сюда ведь люди-то приезжают только затем, чтобы вынюхать, что здесь можно сожрать, да даже и не сожрать – купить и продать. Если бы в поганых тропиках еще сохранилось что-то, что можно продать за двойную цену, – то вокруг этого тут же столпились бы агенты и махали бы грязными носовыми платками пароходам семи держав, призывая остановиться. Такие дела, сэр. Я об этих местах, простите за нескромность, знаю больше, чем министерство по делам колоний ее величества королевы». Тут капитан ван Тох попытается превозмочь свой справедливый гнев, что у него в конце концов – после долгой борьбы – наконец получится. «А видите вон там тех двух жалких лодырей? Это ловцы жемчуга с Цейлона, господи прости, сингалезы²как они есть, как их Бог сотворил; только вот зачем Он их творил, я не знаю. И вот теперь я таскаю их с собой, сэр, и если мне удается найти кусок побережья, на котором нет надписей „Агентство“, или „Батя“, или „Таможенное управление“, я запускаю их в воду, чтобы они, значит, раковины искали. Вон тот бездельник, который пониже ростом, ныряет метров на восемьдесят; как-то на Принцевых островах на глубине девяноста метров он выловил ручку от киноаппарата, но жемчуг – хе! Куда там! Эти сингалезы – никчемные отбросы. Вот такая у меня поганая работа – делать вид, будто бы я скупщик пальмового масла, а при этом искать новые месторождения этих самых раковин. Может, потом они захотят, чтобы я для них открыл какой-нибудь неоткрытый континент? Нет, сэр, это не дело для порядочного капитана торгового флота. Я. ван Тох вовсе никакой не поганый искатель приключений, сэр. Вовсе нет, сэр…» И так далее. Велико море, а океан времени безграничен; ты можешь плевать в море – но воды в нем не прибавится, можешь проклинать свою судьбу – но не переменить ее; и вот, после долгих предисловий и отступлений мы возвращаемся к тому, что капитан голландского судна «Кандон-Бандунг» Я. ван Тох, вздыхая и ругаясь, лезет в шлюпку, чтобы отправиться в кампонг³на острове Тана-Маса и поговорить там с вечно пьяным метисом, помесью кубу и португальца, о некоторых коммерческих вопросах.

– Sorry, Captain, – сказал в конце концов метис, – но здесь, на Тана-Масе, никаких раковин нет и не было. Эти грязные батаки, – проговорил он с неописуемым отвращением, – сожрут и медузу, они вообще больше в воде сидят, чем на суше, а бабы у них воняют рыбой, да так сильно, что вы себе даже не представляете… О чем бишь я? Ах да, вы о бабах спрашивали.

– А может, тут есть какой-нибудь кусочек побережья, – спросил капитан, – где эти батаки не лезут в воду?

Метис от кубу и португальца покачал головой:

– Нет, сэр. Разве что вот залив Дьявола, но вам он ни к чему.

– Что значит «ни к чему»?

– Потому… потому что туда никому нельзя, сэр. Налить вам, капитан?

– Thanks. Там что, акулы водятся?

– Акулы… Ну и вообще, – неохотно пробормотал метис. – Дурное это место, сэр. Батакам не понравилось бы, если бы туда кто-нибудь полез.

– Да почему?

– Черти там, сэр. Морские черти.

– Что еще за морские черти? Рыба такая?

– Да нет… не рыба… – уклончиво ответил метис. – Просто черти, сэр. Подводные черти. Батаки их называют тапа. Просто тапа. Говорят, у них там свой город, у чертей. Налить вам?

– А как он выглядит… этот морской черт?

Метис пожал плечами:

– Ну, как выглядит… Как черт. Я его видел один раз… То есть – только голову. Возвращался в шлюпке от мыса Хаарлем… и вдруг из-под воды передо мной – раз! – высовывается такая башка…

– Ну и что? На что она похожа-то?

– Черепушка у него… ну как у батака, сэр, только совершенно лысая.

– А это, часом, не батак был?

– Нет, сэр. В том месте никаких батаков нет – ни один не полезет в воду. А потом… Потом оно начало моргать нижними веками, сэр. – Метис содрогнулся от ужаса. – Нижними веками, которые закрывают весь глаз. Вот такой вот тапа.

Капитан Я. ван Тох повертел в толстых пальцах стакан с пальмовым вином.

– А ты, часом, пьян не был, а? В стельку, как обычно?

– Был, конечно. Как бы иначе я туда поплыл? Батакам не нравится, если кто-нибудь этих… чертей беспокоит.

Капитан ван Тох покачал головой:

– Никаких чертей нет, братишка. А если бы они и были, то похожи бы были на европейцев. Это, наверное, рыба была или вроде того.

– Ага, рыба… – заикаясь, принялся возражать метис. – У рыбы, сэр, рук нет. Я ведь, сэр, не батак, я в школу ходил в Бадьюнге… Я еще, наверное, помню десять заповедей и иную науку и так вам скажу: образованный человек всегда отличит черта от животного. Вот спросите у батаков, сэр.

– Это все суеверия дикарей, – заявил капитан, наслаждаясь чувством превосходства человека образованного. – С научной точки зрения это чушь. Черт никак не может жить в воде. Что ему там делать? Мы, братишка, не можем верить всему, что болтают туземцы. Кто-то назвал этот залив заливом Дьявола, ну вот с тех пор батаки его и боятся. Вот и всё, – уверенно сказал капитан и хлопнул пухлой ладонью по столу. – Ничего там нет, братишка, это наукой доказано.

– Да, сэр, – согласился метис, ходивший в школу в Бадьюнге. – Но никакому разумному человеку в заливе Дьявола делать нечего.

Капитан Я. ван Тох побагровел.

– Что? – взревел он. – Ты, грязный кубу, придумал себе, будто я побоюсь твоих чертей? Вот увидишь! – сказал он, поднимая со стула все солидные двести фунтов своего тела. – У меня дела есть, я тут с тобой прохлаждаться не намерен. Но заруби себе на носу одно: в голландских колониях никаких чертей нет; если где-то они и есть, то только во французских. Там, быть может, они и есть. А теперь позови-ка мне старосту этого чертова кампонга.

Указанного сановника искать долго не пришлось: он сидел на корточках рядом с лавкой метиса и жевал сахарный тростник. Это был пожилой и при этом совершенно голый человек, гораздо более тощий, чем его коллеги-бургомистры в Европе. Немного позади, сохраняя подобающую дистанцию, сидела на корточках вся деревня, включая женщин и детей, очевидно ожидая, что ее будут снимать на фотоаппарат.

– Послушай, братишка, – обратился капитан ван Тох к нему по-малайски (он мог с тем же успехом обратиться по-голландски или по-английски, поскольку достопочтенный престарелый батак ни слова не знал по-малайски, так что всю речь капитана от начала до конца пришлось переводить метису; но по каким-то своим соображениям капитан все же посчитал малайский язык более подходящим). – Послушай, братишка, мне нужны несколько больших, сильных, мужественных ребят, которые со мной отправились бы на промысел. Промысел, понимаешь?

Метис перевел эти слова, а староста в знак понимания покивал ему головой, после чего обратился к широкой публике с речью, которая по всем признакам пользовалась явным успехом.

– Староста говорит, – перевел метис, – что вся деревня пойдет с туаном капитаном на промысел – куда угодно, куда прикажет туан.

– Ну вот. Скажи им теперь, что мы пойдем ловить раковины в залив Дьявола.

За этими словами последовало взволнованное обсуждение с участием всей деревни – в особенности старух. По прошествии четверти часа метис обратился к капитану:

– Сэр, они говорят, что в залив Дьявола идти нельзя.

Лицо капитана вновь начало багроветь.

– А почему нельзя?

Метис пожал плечами:

– Потому что там тапа-тапа. Черти, сэр.

Багровое лицо капитана начало приобретать фиолетовый оттенок.

– Тогда скажи им, что, если они не пойдут… я выбью у них все зубы… отрежу уши… повешу всех… и сожгу весь этот вшивый кампонг, понял?

Метис честно перевел все сказанное, после чего вновь началась живая дискуссия. Наконец метис обратился к капитану:

– Они говорят, сэр, что будут жаловаться в Паданге в полицию на угрозы со стороны туана. Говорят, что есть такие законы. Староста говорит, что так просто дела не оставит.

Капитан Я. ван Тох начал синеть.

– Тогда скажи ему, – заорал он, – что он… – Так без передышки капитан говорил около одиннадцати минут. Метис перевел все сказанное – насколько ему позволял словарный запас – и после очередного, хоть и длительного, но плодотворного совещания батаков перевел капитану:

– Они говорят, сэр, что готовы были бы отказаться от подачи иска в суд, если туан капитан заплатит штраф в местную казну. Говорят, – поколебавшись, сказал метис, – что сумма штрафа – двести рупий. Но, мне кажется, это многовато, сэр; предложите им пять.

Краска на лице капитана ван Тоха начала распадаться на отдельные красно-коричневые пятна. Начал он с предложения вырезать всех батаков на свете, потом согласился на триста пинков под зад и в конце концов готов был удовлетвориться тем, чтобы сделать из старосты чучело и выставить его в колониальном музее Амстердама; батаки же снизили свои претензии с двухсот рупий до железного насоса с колесом, а в конце концов выдвинули категорическое требование к капитану: в счет погашения штрафа отдать старосте бензиновую зажигалку. («Да отдайте вы ее, сэр, – уговаривал метис, – у меня таких зажигалок на складе три штуки, правда без фитилей».) Таким путем мир на Тана-Масе был восстановлен; капитан Я. ван Тох, однако, знал, что теперь на карту поставлен престиж белой расы.

После полудня от голландского судна «Кандон-Бандунг» отчалила шлюпка, в которой находились следующие лица: капитан Я. ван Тох, швед Йенсен, исландец Гудмундссон, финн Гиллемайнен и двое сингалезских ловцов жемчуга. Шлюпка направилась прямо в залив Дьявола. В три часа, когда отлив достиг своего пика, капитан стоял на берегу, шлюпка дрейфовала приблизительно в ста метрах от побережья, высматривая акул, а оба сингалеза с ножами в руках ждали сигнала для того, чтобы прыгнуть в воду.

– Ну, давай ты! – приказал капитан более высокому из них.

Голый сингалез вошел в воду, сделал несколько шагов по дну и нырнул. Капитан поглядел на часы.

Спустя четыре минуты и двадцать секунд примерно в шестидесяти метрах слева из воды показалась коричневая голова. С удивительной и отчаянной торопливостью, и притом будто бы будучи чем-то загипнотизированным, сингалез карабкался на скалы, держа в одной руке нож для разрезания раковин, а в другой – раковину жемчужницы.

Капитан нахмурился.

– Ну, что там такое? – резко спросил он.

Сингалез по-прежнему цеплялся за скалы, бессильно пытаясь что-то сказать и заикаясь при этом от ужаса.

– Что случилось? – крикнул капитан.

– Сагиб, сагиб… – выдавил из себя сингалез и повалился на берег, хрипло дыша. – Сагиб… сагиб…

– Что, акулы?

– Джинны! – простонал сингалез. – Там черти, сэр. Тысячи, тысячи чертей! – Он яростно тер глаза кулаками. – Сплошные черти, господин!

– Покажи-ка раковину, – приказал капитан и открыл ее ножом.

Внутри была маленькая чистая жемчужина.

– А больше ты ничего не нашел?

Сингалез вытащил еще три ракушки из мешочка, висевшего у него на шее.

– Там есть раковины, сэр, но эти черти их сторожат… Они на меня глядели, когда я срезал раковины…

Его курчавые волосы встали дыбом от удивления, перемешанного с ужасом.

– Сагиб, заклинаю: не надо здесь!

Капитан открыл раковины: две оказались пустыми, но в третьей нашлась жемчужина, размером с горох и круглая, как капля ртути. Капитан ван Тох смотрел то на жемчужину, то на сингалеза, скрючившегося на земле.

– Слушай, – неуверенно начал он, – может быть, еще раз туда сплаваешь?

Сингалез, не говоря ни слова, завертел головой.

Капитан ван Тох почувствовал, что его языку не терпится разразиться ругательствами, однако, к своему удивлению, вдруг понял, что вслух он говорит тихо и почти мягко:

– Успокойся, братишка. А как они выглядят… ну… черти эти?

– Как дети… маленькие дети, – прошептал сингалез. – У них есть хвост, сэр, а ростом они вот такие. – Он показал рукой сантиметрах в ста двадцати от земли. – Они столпились вокруг меня и смотрели, что я делаю… они собрались в круг… – Сингалез опять задрожал. – Сагиб, сагиб, здесь не надо, не надо!

Капитан ван Тох задумался.

– А нижними веками они моргают?

– Не знаю, сэр, – хрипел сингалез. – Их там… десять тысяч!

Капитан поискал взглядом другого сингалеза; тот стоял метрах в ста пятидесяти и ждал с безразличным видом, обхватив плечи руками. Впрочем, если человек голый, ему, кроме собственных плеч, руки деть особо-то и некуда. Капитан молча кивнул ему, и маленький сингалез прыгнул в воду. Через три минуты и пятьдесят секунд он вынырнул и тут же принялся цепляться за скалы, однако руки все время соскальзывали.

– Эй, полезай сюда! – крикнул капитан, но потом внимательно пригляделся и сам помчался, перепрыгивая с камня на камень, к этим отчаянно пытавшимся уцепиться за камни рукам; невозможно было поверить, что столь массивное тело может скакать с такой скоростью и грацией. В последний момент он успел схватить сингалеза за руку и, пыхтя, вытащил его из воды, после чего уложил на камни и вытер пот. Сингалез лежал без движения, одна голень у него была ободрана чуть ли не до кости – вероятно, о камни, – но в остальном он был цел. Капитан приподнял ему веко и увидел только белок закатившегося глаза. Ни раковин, ни ножа у него не оказалось.

В эту минуту шлюпка направилась в сторону берега.

– Сэр! – крикнул оттуда швед Йенсен, – тут акулы. Вы будете продолжать?

– Нет, – ответил капитан. – Плывите сюда, заберите обоих.

– Посмотрите-ка, сэр, – обратил внимание Йенсен, когда они возвращались в шлюпке обратно на свое судно, – как тут вдруг стало мелко. Отсюда и до самого берега, – показывал он, тыкая веслом в воду, – как будто тут под водой какая-то плотина.

Только на борту судна маленький сингалез пришел наконец в себя; он сидел, уткнув подбородок в колени, и дрожал всем телом. Капитан отослал всю команду прочь и уселся напротив него, широко расставив ноги.

– Ну, давай, валяй, – сказал он. – Что ты там видел.

– Джиннов, сагиб, – прошептал маленький сингалез; у него задрожали даже веки, а все тело начало покрываться гусиной кожей.

Капитан ван Тох хрипло откашлялся и сплюнул:

– Ну… а как они выглядят?

– Как… как… – Глаза сингалеза опять начали закатываться.

Капитан ван Тох с неожиданной ловкостью ударил его по обеим щекам – ладонью и тыльной стороной руки, – чтобы привести в чувство.

– Thanks, сагиб, – прошептал маленький сингалез, и из-под его век снова показались зрачки.

– Ну что, лучше стало?

– Да, сагиб.

– Раковины там были?

– Да, сагиб.

Капитан Я. ван Тох продолжал допрос, демонстрируя немалую терпеливость и обстоятельность. Да, там черти. Сколько? Многие тысячи. Ростом с десятилетнего ребенка, сэр, и почти полностью черные. Они плавают в воде, а по дну ходят на двух ногах. На двух, сагиб, ровно так, как вы или я, но при этом раскачиваются туда-сюда, туда-сюда… Да, господин, руки у них тоже есть, совсем как у людей; нет, когтей никаких нет, их руки больше похожи на детские. Нет, сагиб, рогов и шерсти у них нет. Да, хвост у них есть, немного похож на рыбий, только без плавников. А голова у них большая, круглая, как у батаков. Нет, они ничего не говорили, сэр, но как будто чавкали. Когда сингалез срезал раковину на глубине около шестнадцати метров, он почувствовал, что его спины коснулось что-то вроде маленьких холодных пальцев. Он оглянулся – и увидел вокруг себя многие сотни. Сотни, многие сотни, сэр, они плавали, стояли на камнях и все смотрели, что же там делает сингалез. Тогда он выронил нож и раковину и попытался выплыть на поверхность. При этом он натолкнулся на нескольких чертей, которые плыли над ним, – а дальше ничего не помнит.

Капитан Я. ван Тох задумчиво смотрел на по-прежнему дрожавшего маленького ныряльщика. От этого парня уже вряд ли когда-либо будет польза, подумал он, придется отправить его из Паданга домой на Цейлон. Бурча себе что-то под нос и пыхтя, капитан отправился в свою каюту. Там он высыпал из бумажного пакетика на стол две жемчужины. Одна была маленькой, как песчинка, а вторая – большой, как горошина, и отливала серебристым и розовым цветом. Капитан голландского судна фыркнул себе под нос и потянулся к шкафчику за бутылкой ирландского виски.

В шестом часу он снова приказал спустить на воду шлюпку, направился в кампонг и пошел прямо к метису от кубу и португальца.

– «Тодди»⁴, – сказал он, и это было единственное произнесенное им слово; он сидел на веранде, крытой гофрированным железом, сжимал толстыми пальцами стакан из массивного стекла, и пил, и сплевывал, и глядел, щурясь, из-под косматых бровей на желтых тощих кур, которые что-то клевали в грязном и вытоптанном дворике между пальм. Метис воздерживался от разговоров и только подливал. Постепенно глаза капитана налились кровью, а пальцы перестали его слушаться. Уже почти спустился сумрак, когда он встал, подтягивая брюки.

– Изволите отчалить на боковую, капитан? – вежливо спросил его метис от черта и дьявола.

Капитан выставил палец перед собой.

– Я бы посмотрел, – сказал он, – что это за такие черти, с какими я еще не знаком. Эй, где тут этот поганый северо-запад?

– Там, – махнул рукой метис. – А куда вы, сэр?

– К чертям, – хрюкнул капитан Я. ван Тох. – Прокачусь-ка я в залив Дьявола.

В этот вечер и начались чудачества капитана ван Тоха. В кампонг он вернулся только на рассвете; не сказал ни слова и отправился к себе на судно, где заперся в своей каюте и не вылезал из нее до самого вечера. Это еще никому не бросилось в глаза, поскольку «Кандон-Бандунг» должен был загрузиться дарами острова Тана-Маса (копрой, перцем, камфарой, каучуком, пальмовым маслом, табаком и рабочей силой); однако, когда вечером ему доложили, что погрузка завершена, он только зафырчал и сказал:

– Шлюпку. В кампонг.

Вернулся он опять только на рассвете. Швед Йенсен, который помогал ему подняться на палубу, спросил его – просто так, из вежливости:

– Ну что, сегодня отчаливаем, капитан?

Ван Тох резко обернулся, будто кто-то уколол его в зад.

– Твое какое дело? – набросился он на шведа. – Занимайся своей поганой работой!

Весь следующий день «Кандон-Бандунг» провел на якоре на расстоянии полумили от берега Тана-Маса в полном бездействии. Вечером капитан выкатился из своей каюты и приказал:

– Шлюпку. В кампонг.

Тощий грек Запатис смотрел на него во все глаза – одним слепым, другим косым.

– Ребята, – прокукарекал он, – или наш старик завел там себе девчонку, или совсем рехнулся.

Швед Йенсен нахмурился.

– Твое какое дело? – набросился он на Запатиса. – Занимайся своей поганой работой!

После этого вместе с исландцем Гудмундссоном они сели в маленькую шлюпку и отправились по направлению к заливу Дьявола. Спрятавшись вместе со шлюпкой за скалами, они начали ждать. Капитан расхаживал по берегу залива. Казалось, он кого-то ждет. Иногда он останавливался и издавал странные звуки, нечто вроде «тс-тс-тс».

– Смотри! – сказал Гудмундссон и показал на море, которое в эти минуты было ослепительно-алым и золотым от закатных лучей.

Йенсен насчитал два, три, четыре, шесть плавников, острых как лезвие, которые двигались к заливу Дьявола.

– Дьявол! – пробормотал Йенсен. – Сколько же тут акул!

Время от времени такой плавник погружался в воду, над волнами появлялся хвост, а в воде что-то начинало бешено бурлить. Тогда капитан Я. ван Тох принялся бешено метаться по берегу, извергать проклятия и грозить акулам кулаком. Спустились короткие тропические сумерки, над островом взошла луна. Йенсен взял в руки весла и подвел шлюпку к берегу на расстояние одного фарлонга⁵. Капитан сидел на большом камне и по-прежнему говорил: тс-тс-тс. Вокруг него что-то шевелилось, но что – нельзя было толком разглядеть. «Пожалуй, похоже на тюленей, – подумал Йенсен, – но тюлени ползают по-другому». Это «что-то» выныривало из воды между скалами и шлепало по берегу на двух лапах, качаясь из стороны в сторону, как пингвины. Йенсен тихо подгреб к берегу, остановив шлюпку всего лишь в половине фарлонга от капитана. Ну да, капитан что-то говорит, но что именно – сам черт не разберет; наверное, по-малайски или по-тамильски. Размахивает руками, как будто кидает что-то этим тюленям (но ведь это не тюлени, – еще раз убедился Йенсен), и при этом бормочет по-китайски или по-малайски. В этот момент у Йенсена из рук выскользнуло поднятое весло и шлепнулось в воду. Капитан поднял голову, встал и сделал шагов тридцать по направлению к воде; вдруг раздался треск и блеснуло пламя: капитан открыл огонь из браунинга по шлюпке. Почти сразу же во всем заливе что-то зашумело, завертелось, заплескалось – будто бы тысяча тюленей одновременно попрыгали в воду, но Йенсен и Гудмундссон уже схватились за весла и погнали шлюпку за ближайшую скалу с такой скоростью, что только ветер свистел в ушах. Вернувшись на судно, они не сказали никому ни слова о своей экспедиции. Да, северяне умеют держать язык за зубами!

Капитан вернулся под утро; был он мрачный и явно разозленный, однако не сказал ни слова. Только когда Йенсен помогал ему подняться на палубу, две пары голубых глаз обменялись холодными и внимательными взглядами.

– Йенсен! – сказал капитан.

– Да, сэр.

– Сегодня отчаливаем.

– Да, сэр.

– В Сурабае получите расчет.

– Да, сэр.

Вот и все. В тот же день «Кандон-Бандунг» вышел в Паданг. Из Паданга капитан Я. ван Тох отправил своей компании в Амстердам посылку, застрахованную на тысячу двести фунтов стерлингов. А вместе с ней, по телеграфу – прошение о годовом отпуске: настоятельная необходимость поправить здоровье и так далее. После этого капитан отправился бродить по Падангу, пока не нашел человека, которого он искал. Это был дикарь с острова Борнео, даяк⁶, которого английские туристы иногда нанимали в качестве охотника на акул – ради зрелища. Дело в том, что даяк использовал в работе дедовские методы и шел на акул, вооруженный одним только длинным ножом. Вероятно, он был каннибалом, однако работал по четкому тарифу: пять фунтов за акулу, не считая питания. Надо признаться, на него было страшно смотреть: кожа на обеих руках, на груди и на бедрах у него была ободрана акульей чешуей, а нос и уши – украшены акульими зубами. Его, собственно, и звали Шарк⁷.

И вот с этим-то даяком капитан Я. ван Тох отправился на остров Тана-Маса.

1.Один из народов Индонезии, коренное население острова Суматра. – Примеч. перев.

2.Племя, живущее на юге острова Шри-Ланка (Цейлон). – Примеч. перев.

3.Традиционное индонезийское сельское поселение. – Примеч. перев.

4.Пальмовая водка.

5.Британская мера длины, равная 220 ярдам (примерно 200 м). – Примеч. перев.

6.Абориген острова Калимантан. – Примеч. перев.

7.Акула (от англ. shark).