Kitobni o'qish: «Кто знал, что так выйдет»

Shrift:

Моим дочкам, Эмми и Рози. Обещаю не падать в обморок, если вы однажды решите обрезать школьную юбку покороче

Я с тобой. Любовный роман

Иллюстрация на обложке: Арусяк Пивазян

Перевод с английского Анастасии Никулиной

Глава 1

В тусклом лунном свете никто не замечает, как на затылке каменной горгульи неслышно появляется киборг-убийца. С хищной грацией крадущейся кошки она пристально разглядывает сырую улицу – один глаз у нее карий, человеческий, второй сияет электронным голубым.

Одним плавным движением она вскидывает снайперскую винтовку, припадает киберглазом к прицелу. Попался. Тепловизор выхватывает из темноты маленькую фигурку, суетящуюся за зданием, и ассасин улыбается.

По движениям сразу ясно, что цель – дворф. Дворфы вооружены пулеметами, так что лучше убрать его по-быстрому, пока он ее не заметил. Палец касается спускового крючка. Еще шаг, и враг выйдет из укрытия. Вдох, выдох, она сосредоточенно замирает. Показывается шапка, затем голова. Гремит выстрел, и… перед дворфом возникает огромный щит.

Что? Ассасину требуется секунда, чтобы понять, что произошло. Щит в руках держит огромная, громоздкая фигура, гигант, улыбающийся во все зубы. Эта краткая заминка стоит ассасину всего – не успевает она среагировать, как дворф перекидывает пулемет поверх щита и весь мир взрывается огнем. Точность у пулеметов низкая, но она им и не нужна.

Ассасин падает на мостовую вместе с обломками горгульи, и на экране загорается надпись: «ПОБЕДА».

Я с улыбкой отбиваю на клавиатуре знакомый ритм:

Чувачел10: Чувааак!

Дрожжебой: Йессс!

Роботизированная убийца была во вражеской команде последней. Вначале-то нас было по пятеро с каждой стороны, но она выкосила троих наших всего за десять минут катки. Когда второй из нас упал еще в первые три, я сказала Дрожжебою, взявшему дворфа с пулеметом, что нам надо держаться от ассасина подальше, перебить остальную ее команду и только потом соваться к ней. Он согласился – всегда соглашается, – и мы, со мной в роли огромного танка, сделали именно то, в чем всегда были хороши.

Дрожжебой: Один ум хорошо, а два лучше!

Я улыбаюсь еще шире. Какой же он чудной, честное слово. Вечно с этими своими поговорками, которые от любого другого звучали бы ужасно тупо, но у него выходят милыми. К тому же он прав – с тех пор, как мы начали играть вместе, мы с Дрожжебоем прочно поселились в первых строчках турнирной таблицы «Героев Фронта» по Юго-Восточной Азии.

Чувачел10: О, повтор. Глянь на мой щит, глянь!

На экране и правда начинает проигрываться повтор: видно, как мой качок корчится за щитом и крадется вслед за персонажем Дрожжебоя. Как же я старалась ни на секунду не показаться из-за щита, чтобы тепловизор врага меня не заметил.

Дрожжебой: А ты неплохо двигаешься для такой громадины.

Чувачел10: Эй, большие парни тоже грацию имеют.

Чувачел10: И потом, я балетом занимаюсь с…

Ой, блин. Удалить, удалить. Тьфу.

Делаю глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. Чем я думала вообще? Все мозги заняты заслуженной победой.

Дрожжебой: Кстати, помнишь ту закваску, которую я пару недель назад заказывал?

Чувачел10: Это та, которую делают из старинного винограда, очищенного избранными девственницами в полнолуние у озера Комо?

Дрожжебой: Очень смешно. И вообще, луна должна быть не полной, а прибывающей.

Чувачел10: Я вот вроде знаю, что ты шутишь, а вроде и не уверен.

Дрожжебой: ВЗДОХ. Короче. Вчера пришла наконец. И знаешь, что?

Чувачел10: На вкус как слезы избранных девственниц?

Дрожжебой: Это какие же на вкус слезы избранных девственниц?

Чувачел10: Хз. Как дыхание единорога.

Дрожжебой: Тоже мне. В любом случае не знаю, какая она там на вкус. Потому что она сдохла.

Чувачел10: Сдохла?

Дрожжебой: Ну, мертвая она.

Чувачел10: Нет, это я понял. Это как?

Дрожжебой: А вот так. Все вымерло, пока доехало. Может, его там перегрели при доставке. В общем, мне пришла протухшая жижа 😢

Чувачел10: О нееет! Рип, единорожья закваска.

Дрожжебой: Капец, я расстроен.

Чувачел10: Представляю! Ты ж ее несколько месяцев ждал. Дай угадаю: теперь ты хочешь написать им возмущенное письмо.

Дрожжебой: ОЧЕНЬ возмущенное. Один не справлюсь.

Чувачел10: Разумеется. Тут нужен такой уровень пассивной агрессии, который можно родить только сообща. Итак. Давай. «Неуважаемый продавец…»

Дрожжебой: «…хочу донести до вашего сведения…»

Чувачел10: «…важнейшую информацию о том…»

Дрожжебой: «…что мой заказ пришел дохлым и совершенно не пах единорожьим дыханием».

Чувачел10: «Подумал, вам стоит знать».

Дрожжебой: «Жду скорейшей обратной связи по этому печальному поводу».

Чувачел10: «С уважением, Очень Разочарованный Покупатель».

Я откидываюсь на спинку кресла и критически осматриваю получившееся у нас письмо.

Чувачел10: Одно из лучших наших произведений, я считаю.

Дрожжебой: Мне нравится, как ты ввернул «важнейшую информацию». Мастерски.

Чувачел10: /кланяется/ Спасибо. Ценю ваше одобрение. Мне кажется, «Жду скорейшей обратной связи» было вишенкой на торте.

Дрожжебой: Подумал, стоит на них надавить.

Чувачел10: Еще как.

Дрожжебой: Идеальное письмо.

Чувачел10: И ты его не отправишь.

Дрожжебой: Ну конечно нет.

Не могу сдержать смешка. И тут же понимаю, что у меня болят щеки, потому что с самого конца катки я без конца улыбаюсь.

Чувачел10: Но вообще что-нибудь им отправить стоит. Типа нормальную жалобу. Можно вежливую. Надо же им знать, что их продукт приехал дохлым.

Дрожжебой: Хз, бро. А нельзя просто заказать новую партию и понадеяться, что на этот раз они не накосячат?

И-и-и моя улыбка тут же исчезает. Не потому, что он такой милый мямля, а потому что «бро». Каждый раз, когда он зовет меня «бро», или «мужик», или «чувак», меня словно тыкают булавкой и выпускают из меня весь воздух. Ну или кровь? Нет, фу. Короче, я сразу сдуваюсь. Так и хочется крикнуть ему: «Я не мужик!» – но это тупо, потому что кто виноват, что Дрожжебой считает меня парнем? Кто выбрал самый мужиковый ник из всех ников в истории?

/Поднимает руку/

Справедливости ради, я это не по приколу сделала. И уж точно не планировала под этим именем заводить какие-то важные отношения, тем более в, простите, «Героях Фронта». Нет, спорить не буду, геймплей тут один из лучших. Выбор оружия такой широкий, что заскучать нереально, и дизайны персонажей самые разнообразные во всей игровой истории. И никаких тебе жутко сексуализированных женщин с сиськами-арбузами, скачущими во все стороны при беге, а это, между прочим, много значит в мире игр, где всем заправляют очень, очень легко возбуждаемые парни. (Возбуждаемые не в смысле «Ой, как я рад, что купил новую кофеварку!». Другая возбудимость. Сексуальная, если еще не поняли.)

Несмотря на все эти бодрые шаги к прогрессу и попытки охватить как можно больше типов игроков, создатели «Героев Фронта» так и не смогли взять последний рубеж: отвратное поведение. Да, конечно, наиболее толстые тролли летят в бан, но для этого пользователь должен начать кидаться совсем уж ужасными, агрессивными комментариями, которые можно посчитать за угрозы. Все, что поспокойнее, получает лишь вежливое напоминание от модератора.

Когда я только начинала играть, то наивно взяла себе ник АпокалиПтичка. Ну да, может, имечко и глуповатое, но какая разница, мало ли игроков с несерьезными именами. Встречаются люди с никами типа Пухлик или ЛордМолний, казалось бы, я должна была вписаться как родная.

Вот только слово «птичка», очевидно, выдавало во мне девчонку, так что меня тут же завалило сообщениями от других игроков. Там было все – от «Бабы стрелять не умеют. Это СЕРЬЕЗНАЯ игра, вали к своим куклам» до более лаконичного «Сиськи скинь» и даже угроз изнасилования. И это только в игровом лобби. Когда начиналась сама катка и адреналин зашкаливал, все становилось во сто крат хуже. Большинство игроков общаются друг с другом в голосовом чате. У меня есть наушники с микрофоном, так что в первые несколько игр я тоже опрометчиво пыталась заговорить со своей командой. Стоило им услышать, что я девушка, как попавшиеся мне игроки выдавали одну из следующих реакций:

1. «Класс, теперь мы продуем, потому что алгоритм подсунул нам телку. На хрен, отсижусь в начале карты и подожду следующей катки».

2. «Ты баба? И не на хиле? Тупая, что ли, кто нас лечить будет!»

3. «Да не обращай на них внимания. Мне вот норм, что девчонки играют. Это же так горячо, когда девушке нравятся пушки. Тебе сколько лет?»

Да, разумеется, людей можно блокировать, что я и делаю направо и налево, но мне так хотелось, чтобы ко мне хоть раз в жизни отнеслись как к члену команды. Как к человеку. Просто хотелось поиграть в чертову игру, не тыкая постоянно в кнопки «Заблокировать» и «Выключить звук».

Я перестала пользоваться микрофоном, стала общаться с командой исключительно через чат, но ник меня все равно выдавал. Каждый раз, когда до меня докапывались, я сообщала модераторам, и они заверяли меня, что разберутся. И каждую неделю я заходила проверить статус донимавшего меня игрока – и он был онлайн. Ничего им не делали. Вероятнее всего, их просто отчитывали и оставляли в покое. А потом я еще заметила, что алгоритм начал помещать меня в команды с низким рангом. Я выигрывала большинство матчей, так что должна была уже быть как минимум в бронзовой лиге, а вместо этого с каждой жалобой я опускалась еще ниже. Может, компания думала, что защищает меня, что-то подкручивая в профиле, чтобы я как можно реже сталкивалась с теми, кто на меня нападал, но итог был один: меня наказывали за то, что меня же оскорбляли.

Какое-то время я думала вообще бросить игру. Во мне зрело столько ненависти, и я так устала. Каждый раз, когда я запускала ее, живот сводило, я втягивала голову в плечи, а шея каменела. Никакого удовольствия игра мне больше не приносила.

И вот однажды ночью меня озарило: я же могу быть кем угодно. Прощай, АпокалиПтичка, привет, Чувачел10!

Когда я только залогинилась под новым ником, у меня сводило плечи и я, как обычно, до боли стискивала мышку в пальцах. Мне казалось, что вот-вот кто-то крикнет: «ОБМАНЩИЦА», модераторы спустятся с неба, подобно валькириям, и, не знаю, пинком отправят меня в бан. Но ничего такого не произошло. Люди писали мне «Прив» и «Чо как?», а потом начинали обсуждать стратегию. Никто не приказывал мне играть за хилера. Я выбрала своего любимого персонажа, воина-танк, и никто не сказал мне, что бабам танчить не положено.

Никто не возмущался: «А чего мы за телкой бегаем?», не спрашивал, фигли я прусь на запад, а не на восток. Все просто следовали за мной. Только к концу катки я поняла, что у меня щеки все мокрые. Я плакала, играя, и словно бы оттаивала через слезы. Плечи расслабились, шея перестала болеть, я больше не стискивала зубы. Я просто… кайфовала.

За один вечер я из жертвы десятков ежедневных сообщений с оскорблениями превратилась в невидимку. Просто еще один парень из толпы.

Это было год назад. Со временем я присоединилась к гильдии, и оказалось, что в «Героев Фронта» еще круче играть, когда ты часть команды. После нескольких матчей мы с ребятами просто сидели вместе и болтали. Я им сказала, что не могу в голосовой чат, потому что родители меня убьют, если услышат, как поздно я не сплю. Они приняли эту причину без единого вопроса. Наверное, решили, что я пацан лет двенадцати (вместо моих семнадцати).

Чем позже становилось, тем больше игроков отключалось, и в конце концов однажды остались только мы: я и Дрожжебой. Мы так непринужденно трепались, что я даже не заметила, когда нас стало двое. А когда заметила, меня это мало взволновало. Он был отличным собеседником. Мы часами болтали об игре, о наших показателях и о том, как их улучшить, о любимом оружии и все такое прочее. Когда я зашла в игру на следующий день и увидела зеленый огонек напротив его имени, в моей груди вспыхнуло теплое ощущение счастья. И оно засияло лишь сильнее, когда компьютер пискнул новым сообщением от него. Той ночью мы играли и болтали четыре часа без перерыва. Я жутко клевала носом в школе на следующее утро, но оно того стоило. С тех пор мы переписывались каждый день.

Я не собиралась заводить настоящих друзей в «Героях Фронта». Я просто хотела спокойно поиграть. И обманывать я никого не планировала – ну то есть планировала, конечно, но я-то думала, что буду просто заходить в игру, пару матчей спокойно играть без домогательств и идти спать. Кому какой от этого вред? Кто же знал, что я подружусь с кем-то вроде Дрожжебоя. Да даже когда мы начали болтать на постоянке, я все еще не думала, что мы станем друг другу так близки. А теперь мы типа превратились в настоящих друзей, что жутко странно, и делимся чем-то даже вне игры. Ну то есть я-то делюсь от имени Чувачела10, отчего чувствую себя просто отвратительно.

Вот что я знаю о Дрожжебое:

1. Ему 17, и он живет в Сингапуре.

2. Он одержим дрожжевым тестом, отсюда и ник.

3. Он мечтает попасть в Кулинарный институт Америки.

4. Вполне вероятно, что он единственный адекватный парень во всей игре.

Один раз к нам в команду попал игрок с именем, и я не шучу, СексиЛекси. Я аж вздрогнула, когда увидела. Остальные, разумеется, тут же начали ее подначивать, но Дрожжебой сказал: «Заткнитесь, парни», и именно это они и сделали. Блин, и почему алгоритм не мог нас с ним свести, когда я еще была АпокалиПтичкой?

5. У него есть семь разных видов закваски для теста. Я уже говорила, что он им одержим?

6. Он пловец. Недавно соревновался на национальном уровне и занял второе место. Грустил, что не взял «золото», но, будем честны, дохлая закваска его явно расстроила сильнее.

Господи, поверить не могу, что в этом списке уже шесть пунктов. Я могу еще долго так продолжать, но, пожалуй, остановлюсь, а то как-то неловко уже.

Учитывая, сколько я о нем знаю, наверное, странно, что мне неизвестно его настоящее имя. Честно говоря, никогда не решалась спросить – а что, если он в ответ захочет узнать мое? Придется опять врать и говорить ему, что меня зовут Боб или Том, а потом чувствовать себя еще ужаснее. Чем ближе мы становимся, тем сильнее чувство вины. Хорошо, что Дрожжебой живет в Сингапуре, а я аж в Джакарте. Между нами целое море, так что можно хотя бы не бояться нечаянно столкнуться с ним в реале.

Компьютер звякает.

Дрожжебой: Еще разок?

Чувачел10: Ой, я б с радостью, но мне спать пора. Тебе бы тоже, наверное. У тебя там разве не суперпоздно?

Дрожжебой: Ну лааадно, дядя.

Прикусив губу, я с улыбкой представляю себе, как Дрожжебой тянет «Ладно, дядя», как типичный сингапурец. Потом снова накатывает вина. «Ему бы тебя тетушкой звать, а не дядей». Встряхнувшись, пишу ответ.

Чувачел10: Прости, завтра просто первый день в новой школе.

Дрожжебой: Понял. Иди отсыпайся. Увидимся!

Чувачел10: Спок!

Стоит мне выключить компьютер, как вся радость, которая обычно остается после наших разговоров, испаряется. Первый день в напыщенной, супертрадиционной, элитной закрытой школе. Уф. Вот уж спасибо маме с папой. Но отчаиваться тоже нельзя, я ведь Великолепная и Блистательная Кики Сирегар. Остальные ученики в школе «Синфа» ко мне попросту не готовы.

Глава 2

Как бы мне ни хотелось это признавать, а форма в новой школе все-таки симпатичнее, чем в «Миньянге». Старшая школа «Миньянг», откуда я перевелась, тоже была китайской, но стремилась впитать в себя как можно больше индонезийской культуры, так что форма там была ходячим ужасом из ткани по типу батика – с узором из вроде как ракушек, которые были больше похожи на амеб, – из которой пошили подобие блузок и юбок-шорт очень странного покроя. Пять лет подряд выигрывала звание Худшей Школьной Формы Джакарты. Казалось бы, и одной такой сомнительной награды должно было хватить, чтобы руководство «Миньянга» переосмыслило эту форму, но нет же.

А вот форма в «Синфы» – в японском стиле: белые юбка и верх, большой синий воротник, красный платок. В ней я похожа на персонажа аниме, что всецело одобряю. Даже любуюсь своим отражением после того, как одеваюсь, дополнив образ высокими белыми носками. У юбки есть только один минус: по правилам «Синфы» она должна быть на четыре пальца ниже колена. Фу, нет. Как только мне пришла посылка с новой формой, я тут же отправила юбку в ателье, чтобы ее подшили и сделали на пару сантиметров выше колена. Единственное, с чем в «Миньянге» не прогадали, так это с тем, что наши амебные юбки-шорты разрешалось носить длиной до середины бедра. Должна признаться, впрочем: тут я немного нервничаю. «Миньянг» славилась репутацией одной из самых либеральных и прогрессивных школ во всей Индонезии, по-настоящему полной консервативных и традиционных учебных заведений. А вот «Синфа» известна своей «дисциплиной», то есть жутко строгим и традиционным подходом. Опять же не понимаю, с чего мама с папой решили меня туда перевести.

Сегодня утром я проснулась на полчаса раньше, чтобы заплести волосы в небрежную косу и обернуть ее вокруг головы вместо ободка. Смею заметить: получилось жуть как мило. Затем я схватила свой телефон, облаченный в кастомный чехол, дизайн для которого я создала сама, на нем красивейшим курсивом написано: «Богиня-геймер», а вокруг нарисован настоящий взрыв из цветов. То, что я не могу позволить себе открыто быть девчонкой в игре, еще не значит, что в реале я этой своей стороной не горжусь.

Встав в позу и сделав селфи, скидываю его в чат в ватсапе. Спустя секунду мой телефон взрывается реакциями:

Шарлот: ДА ЛАДНО, это ваша форма?! Реально милейшая! Вот зараза!

Касси: Восторг! А волосы! Ааа! Да ты там всех сразишь просто!

Шарлот, моя двоюродная сестра, приезжала к нам на каникулы из Лос-Анджелеса. Поначалу все пошло наперекосяк. Мы друг другу не понравились, а потом она еще и вляпалась в скандал из-за притворных свиданий с Джорджем Клуни.

Ну то есть Джорджем Клуни Танувиджайя. Единственным парнем – наследником «Тану Груп», одной из самых больших национальных корпораций. Ненастоящесть их отношений обнародовали самым унизительным образом, это был полнейший ужас. Шарлот была уничтожена, но зато когда она наконец выползла из своей пещеры печали, мы с ней сблизились как никогда. К тому же притворные свидания внезапно переросли в настоящие, и теперь Шарлот с Джорджем Клуни превратились в одну из тех парочек, которые все делают вместе и гарантированно поженятся сразу после выпускного. Я познакомила ее с Касси, моей самой лучшей подругой, и они так хорошо спелись, что теперь у нас есть общий чат «Плохие Девчонки» и мы болтаем в нем каждый день.

Кики: Как же я по вам скучаю. 😘

Касси: И не говори! Так странно будет без тебя на обеде сидеть.

Шарлот: Эй, вы двое хотя бы живете в одной стране! Я тут одна-одинешенька в Кали!

Кики: Твой парень буквально прилетел к тебе через полмира, одинешенька она

Касси: Вот-вот! #лучшиеотношения

Шарлот: Да, но я-то по вам скучаю! Подружки > парень

Кики: Воу! Разобьешь Джорджу сердце, если он это увидит…

Шарлот: А с чего это ему это видеть? 😇

Кики: Сохраняю в папочку со скриншотами для шантажа на будущее 😎

Касси: Кики, расскажи потом, как в новой школе дела с симпатичными девчонками

Кики: Обязательно!

Касси: Люблю!

Шарлот: 😘

Я с улыбкой до ушей убираю телефон в карман юбки (у этой юбки есть карманы! Ура!) и бросаю еще один взгляд в зеркало, кивая своему отражению:

– Красотка, Кики.

Может, я и звучу немного поехавше, когда вот так болтаю сама с собой, но я твердо верю, что себя нужно хвалить. Мама говорит, что даже в глубоком детстве я уже считала себя круче всех. В детском саду я всегда вперед всех ползла к мячику или что там еще протягивал воспитатель. Немного оттеночной помады, аккуратно ослабить пару-тройку прядей в косе, чтобы та не выглядела такой строгой, глубокий вдох. Ну все, время блистать.

Мама с папой сидят в гостиной внизу и уже наполовину расправились с завтраком. Если, конечно, один стакан пугающе зеленого овощного сока можно назвать завтраком. Хотя нет, стойте, сегодня эта смесь не похожа на зеленое ведьминское зелье из мультика; сегодня оно больше напоминает грязь.

Заметив мое отвращение, папа салютует мне стаканом и заманивающе играет бровями.

– Баям, капуста, бок-чой и куньет. – То есть шпинат, капуста, бок-чой и куркума.

Я изображаю самую недовольную гримасу, в какую только может скукожиться мое лицо, чем вызываю лишь смех.

– Эй, зато с таким питанием мы сотню лет проживем, вот увидишь!

– Я уж лучше молодой помру, чем буду это пить, – беззлобно отзываюсь я. Как по мне, так это даже мило, как папа носится со своим ужасным овощным соком.

– Адо, чой! Постучи по дереву! – тут же кричит мама, громко стуча по деревянному стулу под собой. – Кики, сколько раз тебе говорить, не произноси такие страшные вещи вслух!

Мы с папой переглядываемся. Обычно я бы прикусила язык и не стала ляпать такого при маме, но… если честно? Этим утром я самую каплю на нее зла, потому что это именно ей взбрело в голову перевести меня в «Синфа». Надо было догадаться, что так будет, еще по ее реакции на то, что в «Синфе» учится Джордж Клуни (тот, который местный, а не настоящий). Но откуда ж мне было знать, что моей амбициозной маме хватит дурости забрать меня из «Миньянга» и перевести в «Синфу» в последний год учебы? Ну серьезно. Когда она мне об этом сообщила месяц назад, это было что-то вроде:

– Мы с папой ошиблись, когда отдали тебя в эту новомодную школу. Теперь ты почти не говоришь по-китайски, у тебя никаких манер, и ты слишком… заносчивая!

– Это называется уверенностью, мам, – фыркнула я.

– Вот видишь! – всплеснула она руками. – Ты перечишь старшим. Тебе нужна хорошая традиционная школа, а не «Миньянг». Они там все слишком… либеральные. А в «Синфе» чтут традиции. Там тебя исправят.

Тогда я посмотрела на папу, ожидая, что он вмешается и успокоит маму, но он смотрел на меня абсолютно серьезно, ни намека на улыбку. Он был на маминой стороне.

– Мама права, – сказал он после паузы. – Ты слишком… слишком… забыл слово. Pede?

Pede – это сокращенно от percaya diri, что буквально значит «самоуверенность», но в плохом смысле.

– Какой же бред, – простонала я.

– Нет, мы просто хотим, чтобы ты стала скромнее, – сказал папа.

– Будь я мальчиком, вы бы хвалили меня за уверенность.

Мама прожигала меня взглядом.

– Может быть. Но ты не мальчик.

Папа вздохнул:

– Кики, я рад, что ты уверена в себе. Но наше общество, к сожалению, очень традиционно. Я боюсь, что тебе в нем будет сложно. Очень важно научиться следовать общепринятым нормам.

И так всегда. Будь то игра или мой собственный дом, жить было бы гораздо проще, родись я пацаном. И вот, несколько недель спустя, этим прекрасным утром я отпускаю пассивно-агрессивные комментарии, чтобы мама поняла, что ее еще не до конца простили. По-хорошему мне стоит злиться и на папу тоже, но основная вина здесь лежит на маме. Это она кашу заварила.

Залив себе тарелку хлопьев, покрашенных в радиоактивно яркие цвета радуги, я начинаю уплетать их у родителей перед носом. Мама морщится. Я знаю, что ей жутко хочется сказать, что я с тем же успехом могу сразу выпить яду, что я заработаю себе рак и все такое прочее, но она сдерживается. Вместо этого она выдавливает из себя улыбку и отходит к холодильнику, только чтобы вернуться со стаканом из «Старбакса» и поставить его передо мной.

– Купила тебе с утра.

Черт. И почему она теперь решила побыть милой? Думаю, не стоит ли из принципа отказаться, но принцип уже не кажется таким уж важным, и, блин, я же вижу, что она даже вспомнила про дополнительную порцию карамели сверху.

– Это запрещенный прием, – ворчу я.

– Ладно, тогда выки…

Я быстро хватаю стакан.

– Что надо маме сказать? – намекает папа, словно мне три годика.

– Спасибо, – бурчу я.

Меня одаряют блаженной улыбкой Девы Марии.

– Пожалуйста, ну эр. – Ну эр – это по-китайски «дочь», и мои родители любят меня так называть, когда решают напомнить, что я их отпрыск. – А теперь иди. Нельзя опаздывать в первый же школьный день.

– Да, да. – Я встаю, закидываю рюкзак на плечо и тут же слышу мамин резкий вдох. Закрываю глаза. Не знаю, к чему она собирается придраться на этот раз, но, я уверена: что-нибудь нашла.

– Юбка…

Ой, блин. Она заметила, что я укоротила юбку. Быстро состроив невинные щенячьи глазки, я оборачиваюсь к ней.

Папа вытягивает шею, пытаясь понять, что не так.

– А что такое?

– Ты что, подшила юбку? – угрожающе низким тоном спрашивает мама.

– Нет… – Я опускаю глаза, словно бы удивлена не меньше. – Такую прислали.

Мама щурится. Атмосфера накаляется до треска. Мне почти слышно, как мысли бешено носятся в ее голове, как она перебирает все доступные варианты действий. Начинаю подозревать, что меня сейчас заставят поддеть под юбку шорты. В тот момент, когда я уже готова сломаться, уголок маминых губ чуть дергается вверх. Не знай я ее так хорошо, подумала бы, что она давит улыбку.

– Ну, тогда все нормально, – внезапно говорит она. – Иди давай и не опаздывай.

Что это вообще сейчас было? Мы с папой пару секунд смотрим на маму, одинаково ошарашенные, но в конце концов я пожимаю плечами:

– Ведите себя хорошо, детишки.

– Видишь? – ворчит мама. – Никаких манер.

– Мы ужасные родители, – соглашается папа и подмигивает мне.

* * *

Не знаю, чего я ожидаю от «Синфы», зато знаю, чего они могут ожидать от меня: великолепия. Не хочу себя расхваливать, но я обладаю твердой уверенностью бездарного белого мужика.

В машине Пак Ран, наш семейный водитель, улыбается мне в зеркало заднего вида.

– Готова к первому дню?

– Я всегда готова, ты же знаешь.

Он фыркает и выезжает со двора. Пак Ран с нашей семьей с самого моего детства, считай, уже кровный родственник.

– Пристегнись.

– Да, сэр. – У нас нет таких законов, которые обязывали бы пристегиваться на заднем сиденье, но Пак Ран давно уже дал понять, что никуда не поедет, пока я не пристегнусь. Знаете, я даже уважаю такую твердость характера.

Телефон снова жужжит. На этот раз оповещение приходит из дискорда, а не из ватсапа, и мое сердце подскакивает, потому что через дискорд я болтаю только с Дрожжебоем.

Дрожжебой: Первый день! Порви их там всех, пацан!

Я тихо смеюсь.

Чувачел10: Тебе что, на самом деле шестьдесят пять?

Дрожжебой: 👴 Нет, серьезно, удачи.

Чувачел10: Спасиб. Ты написал тем ребятам по поводу закваски?

Дрожжебой: Ой, мне пора!

Щеки опять болят от того, как широко я улыбаюсь. Унес ноги, как только речь зашла о конфликте – как это на него похоже. Убрав телефон обратно в карман, я выглядываю в окно, смотрю на ужасные утренние пробки. «Синфа» находится в северном районе Джакарты, а мы живем на юге, так что, по крайней мере, нам не по пути с основным потоком, но дорога туда все равно занимает добрые сорок минут. Я проверяю сумку, чтобы убедиться, что взяла учебники, айпад и аквамариновый пенал, потом достаю зеркальце и проверяю свое отражение. Шпината в зубах нет. Не то чтобы я его сегодня с утра вообще ела, но я твердо верю, что матушка-природа изобрела шпинат исключительно для того, чтобы он появлялся у людей в зубах перед свиданиями и важными собеседованиями.

Когда мы подъезжаем к школе, я с удивлением осознаю, что у меня в животе свернулся узел. Выходя из машины, я чуть не падаю, потому что ноги превратились в желе. Поверить не могу – я так разнервничалась, что не могу ходить.

– Все будет хорошо. Расслабься, – окликает меня Пак Ран.

Я слабо ему улыбаюсь, а потом разворачиваюсь к угрожающе нависающему надо мной зданию школы. Ладно, хорошо, здание очень красивое и особо ни над кем не нависает, но, поклясться готова, я чувствую, как школа осуждающе смотрит на меня. Понятно, у меня едет крыша. Стиснув в пальцах сумку, делаю глубокий вдох и повторяю себе под нос:

– Я огонь. Я огонь. – Правда, теперь я думаю скорее о пожаре, чем о том, как я крута.

– Чи Кики! – окликает меня кто-то изнутри здания.

Подняв глаза, я вижу Элеонору Рузвельт, младшую сестренку, которой у меня никогда не было, она яростно машет мне рукой у стойки ресепшена. Все мое тело тут же расслабляется, а ноги вспоминают, как ходить, и вот я уже взлетаю по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

– Элеонора Рузвельт! – Когда нас с ней впервые познакомил ее старший брат, Джордж Клуни, я имела неосторожность назвать ее Элли. Меня прожгли взглядом, испепелившим даже мою черную душу, и сообщили:

– Меня зовут Элеонора Рузвельт Танувиджайя. Можешь звать меня Элеонорой Рузвельт.

Я тогда заметила, что даже настоящая Элеонора Рузвельт вряд ли постоянно звала себя полным именем, на что мне ответили:

– Да. А я зову. – На том и порешили.

Сейчас же она обхватывает меня за талию своими тощими подростковыми ручонками, стоит мне только переступить порог.

– Поверить не могу, что мы реально в одной школе учимся!

Обняв ее в ответ, я глубоко вздыхаю. Элеонора Рузвельт, пожалуй, единственный плюс в смене школы. Нашу связь нельзя объяснить словами. У нас обеих есть подруги наших возрастов, но что-то в ней напоминает мне меня. Клише то еще, я знаю, но мне так редко попадаются люди, настолько же громкие и бесцеремонно несносные, как я сама. Люди постоянно говорят Элеоноре Рузвельт быть потише, замолчать, не лезть, и я очень хорошо понимаю, как ее бесят эти требования стать меньше и тише ради удобства других.

Прямо сейчас, например, Элеонора Рузвельт трещит как пулемет:

– Ох, божечки, ты выглядишь от-пад-но в школьной форме! Меньшего я от тебя и не ждала, Чи Кики. – Осекшись, она ахает и распахивает глаза широко-широко, как персонаж аниме. – Ты что, укоротила школьную юбку? – спрашивает она наигранно шокированным тоном.

– Ну, может быть. Немножко. – Я подмигиваю ей, и она взвизгивает от смеха.

– Восторг! – Впрочем, она тут же сбивается: – Хотя другим может не понравиться. – Моя тревога тут же вспыхивает с новой силой, но девушка уже машет руками: – Да нет, конечно, понравится. Ты еще новый тренд запустишь, вот увидишь. Спасешь нас всех от этих мешков из восемнадцатого века, ага? – Она жестом указывает на свою отглаженную юбку ниже середины икр, в которой она выглядит непропорционально высокой.

– Они возмутительно портят фигуру, – соглашаюсь я.

Честно говоря, я была уверена, что остальные старшеклассницы тоже укоротили юбки, но, судя по реакции Элеоноры Рузвельт, я такая одна. Это напрягает. Впрочем, может, я и правда начну новый тренд.

Вы не убьете во мне оптимизм.

– Так вот, я тебя вообще-то смерть как хочу кое с кем познакомить, – говорит Элеонора Рузвельт и, не дожидаясь ответа, разворачивается и кричит: – Сара Джессика Паркер, иди сюда!