Kitobni o'qish: «30 свиданий, чтобы забыть», sahifa 4
Глава 7.
На перезагрузку сознания уходит несколько секунд. Пока операционка* настраивается, я даже не моргаю. Стою с открытым ртом. Краснею. Интимный все-таки момент. А я вторглась без стука.
– Ой, извините, – наконец, речевая функция восстановлена.
Я отшагиваю обратно в коридор и захлопываю с размаху дверь. Чтобы стереть этот кадр из памяти. Жалко, мозг – не жесткий диск. Shift-delete* не поможет.
С закрытыми глазами все внутренние ощущения становятся отчетливее. Сердце жжет, словно его в горячий песок засунули. И такой же песок застревает в горле. Сухо. Режет. И никак не избавиться от ощущений.
– Лерок, что случилось? – папа напряжен.
Я смотрю на него, плотно сжимая губы. Все-таки речь работает с перебоями. И вообще, вся голова глючит. То глаза меня не слушаются, то конечности. Папа только сильнее хмурится и уже порывается открыть дверь, чтобы заглянуть, но я хватаюсь за ручку первой и останавливаю его жестом.
– Там девушка… Ей одеться надо.
– Аа… оо.
Недоумение быстро сменяется смущением. Папа отходит от двери и прислоняется к стене коридора. Мои вещи закрывают проход. Благо все сидят по комнатам, либо где-то ходят.
– И еще там… Слава, – добавляю, чтобы папа был в меньшем шоке, когда сам все увидит.
– Что? – он от удивления даже подбородок вжимает в шею. – Как?
– Вот так, – кроме как пожатием плеч, мне это нечем объяснить. Я лыблюсь, как идиотка. Не рассказывать же, что я полтора косаря отдала, лишь бы увидеть, как Слава занимается сексом с новой подружкой. В моей комнате.
Жаба, верни мне деньги, я на такое не подписывалась!!
Хочется лопнуть. Прям как шарик. Надуться от злости и порваться. Пусть мои ошметки тут и затопчут. Господи, что я натворила в прошлой жизни? Когда перестану расплачиваться?
– Не придавай этому значения, – предупреждаю я папу, слыша, как скрипит ручка двери с той стороны.
– Можно заходить, – улыбается брюнетка в открытом проеме.
Бархатов прячется где-то в глубине комнаты.
Девица напялила на себя спортивный топ и велосипедки в обтяжку. Красный ей не идет. Однозначно. Кожа смуглая, такого грязного цвета, как… как… как белый изюм. Жалко, что не сморщенная. Фигуристая, конечно, не отнять, но рожей не удалась. То есть удалась бы, если бы не эти раздутые губищи. Господи, как подпортился у Славы вкус.
– Ты моя новая соседка, очевидно? – она заглядывает мне в лицо, чуть наклоняясь.
Хочет унизить меня этим, типа я для нее коротышка? Не выйдет.
– Очевидно, – с гордо поднятым подбородком я оглядываю комнату.
Тесновато. Оконце двустворчатое – почти во всю ширину помещения, хотя большим его не назовешь. Две кровати стоят вдоль противоположной от двери стены. Между ними только тумбочка. Одна на двоих, что ли?
Сбоку от входа худой шкаф. Из-за него торчит круглый столик с грязной посудой. Заглядываю глубже. Там и холодильник прячется. И письменный стол, пустой. Второй такой же стоит у ее кровати, почти у двери, завален одеждой и косметикой. Обои – серые, линолеум – зеленоватый в пятнышках, потолок – белый. Интерьер сильно отдает советчиной. Наверное, тогда и делался.
Осмотрев все, останавливаю взгляд на Бархатове. Он уже в белой футболке и синих спортивках. Вымахал за год. Подкачался чутка, но все равно кажется стройным и вытянутым. Шевелюра теперь спадает на глаза, волнистые локоны разбросаны в стороны.
Блин, хорош. Слишком. Только лучше стал. Мужественнее, сильнее, харизмы прибавилось. Смотрит теперь так… Жестко, что ли. Удивлен, но чует подвох, первым не накидывается, анализирует сперва.
Как я интересно выгляжу? После половины суток в пути… Аргкх! Не так я себе это представляла!
– Меня Катя зовут, очень приятно, – брюнетка снова переманивает мой взгляд. – А это Славик, мой парень.
Славик. Хм.
Он не двигается, только пилит меня прищуром, пряча кулаки в карманах штанов. Совсем другой стал. Не узнаю. Даже жутко.
– Извини, неловко получилось, – Катя закидывает волосы через плечо вперед и плетет из них косу. Они насыщенно черные, густые и шелковистые, как в рекламе шампуня. Не то, что мои три волосинки без цвета.
– Лера. Бывает, – я пожимаю плечами и оборачиваюсь на папу, который до сих пор в коридоре ждет указания. – Па, заходи.
Он тащит за собой чемодан и первым делом здоровается со всеми.
– Добрый день, – Бархатов отвечает так, будто впервые его видит. – Я к себе пойду.
Кивнув своей подружке, он проходит мимо нас. Я специально опускаю взгляд, чтобы не напороться на его глаза. До сих пор любимые. Оркх… Сейчас заскулю.
Папа откашливается, когда за Славой хлопает дверь соседней комнаты.
– Ну, что ж, давай располагаться.
Теперь я очень благодарно папе, что он все-таки настоял на своем и довез меня до сюда. Я хотя бы сейчас не одна. Так бы не выдержала. До сих пор в груди жжет.
Зато, полагаю, гештальт официально можно считать закрытым.
Папа помогает мне разложиться, распихать все сумки и запихать самокат под кровать. Она пружинистая, скрипучая, проваливается.
– Надо тебе реечное дно купить, а то со спиной потом проблем не оберешься, – наказывает он перед тем, как уйти.
Катя сидит на своей кровати и следит за нами. От этого жутко неловко. Вроде смотрит доброжелательно, но она меня одним своим существованием бесит. Если бы не Славик, я бы к ней со всей душой. Однако теперь она априори мне не нравится.
– А ты тоже первокурсница? – спрашивает у нее папа. Видимо, устал от неловкости.
– Нет, уже второй, – и зубки-то у нее все белые, ровные, виниры, по-любому. Слишком идеальные. – У меня соседку отчислили. Она вообще третьекурсницей была.
Мы с папой мычим и киваем. Как-то неинтересно нам обоим про соседку. Мы пытаемся впихнуть чемодан в угол между столом и стеной – больше его некуда здесь девать.
– А ты из какого города? – спрашивает Катя, вытягивая шею. Что там хочет разглядеть? Меня ей плохо видно?
Мда, я настолько бледная, что, наверное, сливаюсь тут со стенами.
– Из Петербурга, – почему-то мне хочется подчеркнуть свою принадлежность к культурной столице.
– Вай, мой Славик тоже, – она загорается улыбкой.
Это «вай» звучит очень приторно, кажется, даже в аниме милашки ведут себя естественнее.
Не знаю, стоит ли ей рассказывать, что мы встречались. Он сделал вид, словно вообще меня не знает и не хочет. Наверное, пока не буду ничего говорить. Надо оно мне? Лезть еще в их отношения.
Может, удастся договориться с Жабой опять за полторашку, и она меня переселит?
Я изображаю жуткую обеспокоенность состоянием своей спортивной сумки, которая немного испачкалась в пыли, повалявшись тут во всех коридорах. Папа подхватывает и помогает мне стряхнуть грязь. Катя замолкает и утыкается в телефон.
Самокату находится место только в коридоре. Мы оба надеемся, что его не сопрут и что он здесь никому особо не мешает.
С вещами мы расправляемся быстро и прощаемся уже в холле, отойдя поближе к окнам и подальше от поста охраны. Папа решил отоспаться в хостеле, а в ночь поехать обратно.
– Держи, это тебе на шалости, – он сует мне незапечатанный конверт. – Только маме не говори. Это моя заначка.
Я заглядываю внутрь.
– Вау! Спасибо! – там несколько пятитысячных – для меня огромные деньги.
Папа радуется моему восторгу, а потом спрашивает вкрадчиво.
– Как ты? Я про Славу, – у самого глаза все еще на лбу, никак не спустятся.
Я стою с опущенной головой. И сердцем.
– Да нормально. Уже год прошел. Все давно… кончено, – отмазываюсь неестественной улыбкой.
Папа вздыхает.
– Кажется, сама судьба вас сводит. Очуметь, вы теперь соседи. Не верил, что такое случается.
Он смешной. Над ним судьба вообще конкретно поиздевалась. Мытарила, мытарила, а потом бац и свела с мамой опять, спустя семнадцать лет.
– Ну, так вы с мамой отличный пример, – я хлопаю его по плечу и получаю в ответ ухмылку.
– Как сказать. Я, вообще-то, чуть ли ни каждые полгода в Питер мотался, постоянно придумывал себе поводы по работе и не только. Все надеялся, что где-нибудь пересечемся. А потом и вовсе переехал. Правда, уже почти отчаялся.
– Да ладно?! – теперь и у меня глаза на лбу. Этого я не знала. Мама, интересно, в курсе? – Ты ее все это время искал?
– Ну, не прям искал. Там искать-то нечего было. Имя да лицо по памяти. Я ее и узнал-то не сразу при встрече, на самом деле.
Я в шоке! Вот это любовь! Семнадцать лет! И после короткого курортного романа! А мы со Славой почти год встречались, и он меня уже на следующий день забыл. К черту его! Найду себе настоящего парня, который будет меня любить до конца жизни. Есть же такие, как папа.
Мне так приятно об этом узнать, что настоящая любовь существует, и не где-то в кино, а прям рядом, буквально у моих родителей, и я кидаюсь папу обнимать. Сжимаю его крепко, особенно когда осознаю, что все. Он сейчас уедет. И я останусь здесь одна-одинешенька. С новой девушкой бывшего парня, которого, несмотря ни на что, еще люблю.
И что я здесь забыла? Будущее на кон поставила ради тупой идеи фикс – закрыть гештальт. Какая же я все-таки дура. В настолько тупую ситуацию я себя еще не загоняла. Однако прогрессирую.
В глубине души я, конечно, надеялась на другой результат. Что Слава, как я, весь этот год сидел затворником в комнате и жалел обо мне под депрессивные песни Билли Айлиш. Но нет. Слава не такой. И я это прекрасно знала.
Блиииин! Хватит сопли распускать. Я же взрослая. Я за этим сюда и приехала – получить от Бархатова прямой отказ. Прямее некуда, блин. Достало быть нюней. Славу надо забыть. Окончательно. Живу дальше. Все.
Глава 8.
В комнату возвращаться я даже побаиваюсь, вдруг Бархатов с Катей там опять развлекаются. Как часто, интересно, у них это происходит? И неужели всегда в ее комнате? Не хочу приходить с учебы и наталкиваться на их страсть. Мне только реалити порно не хватало. С бывшим в главной роли.
Но идти мне больше некуда, поэтому я плетусь в комнату номер двести семь.
Мама сказала, что я могу в любой момент вернуться… Хм…
Подумаешь, бюджетное место потеряю. В колледж поступлю в Питере, а высшее образование как-нибудь потом получу, когда уже работать начну. А? Зря с папой сумки распихивали.
Ладно. Сама себя в это вписала, теперь расхлебывай. Мама бы так и сказала. Знай, она все мотивы моего поступления в Москву, точно бы обратно домой меня не пустила. Чисто чтоб было уроком, заставила бы все это пережить и усвоить.
Сжав кулак, я вхожу в комнату. Катя за столом что-то смотрит на ноутбуке. Перекачивает фотографии в соцсети. Мой наметанный глаз сразу подмечает счастливую рожу Бархатова, а Катя за ним, на спине, довольная до неприличия, растянула губищи и смеется во всю пасть. Даже у комендантши улыбка приятнее, серьезно.
– Думаю, нам надо договориться, как мы будем вести быт, – Катя оборачивается на меня. – Мы с предыдущей соседкой были очень дружны и все делали вместе.
От меня не дождешься. Ни дружбы, ни вместе.
– Порознь. Полностью. Я ни с кем ничем не делюсь, – притворяться мне не хочется, поэтому я оставляю голос как есть, грубым и раздраженным. Пусть кумекает, чем она мне не понравилась. – Уборка по графику, готовка отдельно. Что там еще?
Я почитала в интернете, как выживать в общаге.
– Аа, ясно, – разочарованно кивает Катя. – Как хочешь. Просто вдвоем легче. И выгоднее. Обычно.
Ее чистые карие глаза лучатся надеждой. Столько в них невинности и добродушия. Меня сейчас стошнит.
Только сев, я вскакиваю. Шугаюсь звука собственного телефона. Катя хихикает.
– Ты в порядке?
– В полном.
Не глядя на нее, я достаю телефон и гляжу на экран. Ксюня пишет: «Ну как ?Встретились?».
«Встретились. Гештальт закрыт. Я свободна».
«Так че он сказал?»
«Ничего. Сделал вид, будто мы не знакомы. И меня подселили в комнату к его девушке».
Я специально делаю паузу, чтобы Ксюня проржалась. В чате сыпятся смайлики, один за другим, целая сотня, не меньше. Наконец, телефон перестает вибрировать.
«Лерка, да по твоей жизни ситком* можно снимать».
Ага, смешно. Я даже слышу этот фоновый зрительский хохот.
«Ты ее видела, интересно? Губастая такая, брюнетка?».
Мне хочется сфоткать Катю тайком и выслать Ксюне на проверку. Может, за две недели, пока они семьей тусили здесь, эта Катя мелькала при них. Или тупо напрямую у Кати спросить, как давно они встречаются. Но еще рано. Первый день друг друга знаем, вряд ли она будет секретничать.
Пока соседка увлечена печатанием сообщения в телефоне, я быстро ее щелкаю и скидываю Ксюне.
«Нет, не помню такую. Реально губастая. Слава с этим встречается?». Она высылает эмодзи с приподнятой бровью.
«Ага». Я ухмыляюсь. Все-таки мы с Ксюней – родные души. Обожаю.
«Ох, уж эти братья. Без меня даже девушку нормальную не может найти».
«Он вообще какой-то… другой», – вспоминаю Славин холодный взгляд. Кажется, он на меня еще никогда так не смотрел. Даже в самую первую встречу, когда застал за нюханьем своего кроссовка.
«Да, мы тоже заметили, – Ксюня вздыхает грустным смайликом. – Ладно, держись там, подруга. Я в ноябре приеду. Буду Ваню из армии встречать».
«Дожить бы» – молю руками небеса. Ксюни мне очень не хватает.
Я снова падаю на кровать со скрипом, проваливаясь. Пружина совсем мягкая, вообще не держит. Спать придется, как в гамаке.
Экран не успевает потухнуть, как звонит мама. Точно, я же обещала ее набрать, как заселюсь. Не хочу говорить при Кате, поэтому выхожу в коридор, а оттуда через кухню на пожарный балкон.
На улице свежо. Солнце уже зашло, оставило после себя лишь лиловые брызги на облаках. Смотрю на это и успокаиваю себя. Пытаюсь подготовиться к разговору с мамой. Папа наверняка ей все уже доложил. Даю себе пару секунд на вдох-выдох и поднимаю трубку.
– Вот чего тебя в Москву-то потянуло! – мама, как обычно, начинает без церемоний. Голос пока низок, но очень натянут. – За Славой, который тебя бросил! Валерия! Ну, надо же иметь женскую гордость. То за Валентином пять лет таскалась, то за Славой этим.
Наверное, не специально, но мама бьет по болевым точкам, очень метко. Мне сразу и стыдно, и обидно, и противно. Да, теперь я понимаю, что сглупила. Но… Даже оправдаться, не знаю как.
– Мам, да, ты права. Молодец. Но мне от этого не лучше, – давлю обиженно и обхватываю ржавые перила рукой.
Сломать бы что-нибудь.
Она вздыхает. Сразу становится мягче.
– Понимаю, Лерок, прости.
За короткую паузу я успеваю проклясть себя до седьмого колена. Пусть мои потомки тоже расплачиваются за грехи какого-то нашего очень далекого и, очевидно, натворившего делов предка.
– Ох, глупышка моя, – в мамином голосе теплится улыбка. – Ну, правда, хватит за парнями гнаться. Учись жить своей жизнью. В конце концов, настоящая любовь сама тебя найдет.
– Ага, через семнадцать лет, – мне тоже хочется ее задеть. – Ты вон от папы, наоборот, сбежала. Тоже так себе вариант, по-моему.
– Да, мы все ошибаемся.
Снова пауза. Я гляжу на закат. Впервые ведь встречаю его за пределами Ленобласти. Становится веселее от этой мысли. Хоть мир увижу. Поживу в другом городе, да еще в столице. Завтра меня ждет первый день в университете. Интересно познакомиться с однокурсниками. И в общежитии на этаже я пока никого не видела. Тоже любопытно, с кем соседствую. Жизнь продолжается. Много чего классного, я надеюсь, меня здесь ждет. Раз уж приехала…
– Я не жалею, – заявляю маме уверенно. – Москва красивая и реально огромная. И возможностей здесь, наверное, много. И хороших людей должно быть больше. Может, прям завтра свою настоящую любовь и встречу.
Она смеется.
– Мне нравится твой настрой.
– С ним теперь точно покончено. Могу двигаться дальше. Наверное, мне именно это и было нужно, – оправдываю себя.
– Хорошо, если так. Хотя мне все очевидным казалось еще год назад.
– Наверное, всем это было очевидно, кроме меня, – жмурюсь и корю себя за наивность.
– Так всегда. Но, думаю, каждому надо такое именно прожить, чтобы понять. И каждый это проживает. Разочарования неизбежны. Часть жизни.
– Угу, – киваю, а внутри так не хочется с этим соглашаться.
– Покажи хоть общагу, комнату. Как там у тебя все?
Я слушаюсь и включаю видео, чтобы показать маме виды моих апартаментов. Вожу ее по коридорам этажа, быстренько, стараясь не задеть камерой соседку, показываю комнату, потом возвращаюсь на балкон и хвастаюсь видами. Ничего необычного – типичный двор с детской площадкой и деревьями, окруженный похожими хрущевками.
Мы с мамой болтаем еще час. И звонок я завершаю с улыбкой, полная вдохновения на новую жизнь.
Вернувшись в комнату, понимаю, что первым делом мне надо в душ. Смыть дорогу, усталость и… чужой секс, которым тут до сих пор воняет.
Скинув грязную одежду вплоть до трусов, я решаю идти в одном полотенце. Не понимаю пока, прилично это для здешнего общества или нет, но душевые там неудобные. Один крючок и все. Даже одежду сложить негде. Мне брезгливо. А полотенце вроде все закрывает.
Коридоры по-прежнему пусты. Кажется, во всем блоке живет немного людей. Очевидно, по два в каждой комнате. Это хорошо. А то мама пугала меня утренними многочасовыми очередями в туалет. Здесь вроде много кабинок. И душевых целых две. На шестнадцать человек, наверное, достаточно.
Кабинки здесь – не совсем кабинки, по крайне мере, не как в общественных туалетах – коробки на железных ножках. То есть между душевыми настоящие стены. И двери тоже нормальные. Все плотно закрыто. С туалетами так же. Вполне цивильно.
Меня обдает паром из кабинки. Кто-то только что мылся. Пахнет лавандой и хозяйственным мылом. В решетке слива вижу кружок белых волос. Их немного, а все равно неприятно. Мама вот меня заставляет за собой даже волосинку убирать. Но в целом здесь прилично.
Едва переступаю порог душа, меня запихивает туда тяжелая рука и захлопывает за нами дверь. Я даже вскрикнуть не успеваю, как меня разворачивают и накрывают ладонью рот.
– Тихо, это я, – шипит Бархатов. Его огромные глаза смотрят в упор. Кажется, ресницами сейчас до моих достанут.
Что происходит? Я и испугаться не успеваю. И ничего не понимаю. Зато чувствую, как полотенце скатывается по телу на пол.
Блин! Только не смотри вниз. Не смотри вниз. Не смотри вниз.
И Бархатов, конечно, смотрит. Я на мгновение закрываю глаза, чтобы перебороть смущение. Краснею, как в сауне. И дышать так же тяжело.
– Ты… повзрослела, – замечает Бархатов, поднимая брови.
А глаза вот никак не поднимет. Бегает по моей голой фигуре. Вот наглец! Ну, это уже возмутительно.
Я мычу в его ладонь и пытаюсь отпихнуть от себя за грудь. Он – теперь гора, фиг сдвинешь.
– Да тише, тут стены картонные, – ворчит и упирается лопатками в дверь. Головой почти достает до верхней планки косяка.
Я отскакиваю к другой стене. Тут вся кабинка – метр на метр. Куда ни встань, вдвоем везде, считай, впритык. От этого я еще сильнее краснею.
Слава… рядом…
Господи, как я истосковалась по этой улыбочке наискосок. Так засматриваюсь, что даже полотенце поднять забываю. Он мне помогает.
Блин, я же вообще без трусов. Не бритая, потная, грязная после дороги.
Стыдоба-то какая!
– Наоборот. Поводов для гордости тут явно прибавилось. – Бархатов скользит по мне нахальным взглядом. Хотя на щеках зреет румянец.
Я что, вслух это сказала?
– У тебя девушка за стенкой, а ты!.. Ты че вообще здесь делаешь? – резко выдергиваю полотенце из его рук и окутываюсь им потуже. Уши скоро отсохнут от такого жара.
– Пришел задать тебе тот же вопрос, – он вдруг становится серьезным. Опять щурится и смотрит холодно, с подозрением. – Не сваливай на случайность. Не прокатит. Я в такие совпадения не верю.
– Ага, в призраков ты веришь, а в совпадения – нет? – язвлю на автомате. Обида все-таки во мне еще теплится.
– Вероятность встретить призрака и то выше, чем тебя здесь. В Москве. В моем вузе. В моей общаге. На моем этаже. В одной комнате с моей девушкой. Как ты меня выследила? – он все ближе с каждым словом. Наваливается тенью.
Блин, с такими темпами роста я скоро ему в пупок дышать буду. Невольно втыкаюсь в стену спиной и затылком. Маневренности никакой. Бархатов собой все пространство занимает.
– Почему ты думаешь, что мир вертится вокруг тебя? Я знать не знала, что ты здесь учишься и живешь. Москва-то большая, – мямлю, лишь бы что-то мямлить. – Оказалось, я настолько невезучая. И тоже не рада такому совпадению.
– Что ты вообще в Москве забыла? Ты же не хотела?
– А вот… – блин, мозг, генерируй вранье быстрее. Пожалуйста.
Бархатов пользуется моей заминкой и ухмыляется.
– За мной приехала, – он отходит и скрещивает руки на груди. – Фанатизмом опять заболела? На что ты рассчитывала? Что я брошусь к твоим ногам, как послушный песик?
Моя любимая улыбка наискосок становится злорадной, до нервного зуда.
– Поздняк метаться. У меня давно другая девушка. Можешь валить обратно в свой ненаглядный Питер.
Какой у него неприятный тон. И лицо все такое… искажено злостью. И смотрит с презрением. Как это… жестоко. Нет, не настолько прямой отказ я хотела услышать. Даже не верю, что это Слава мне говорит. Это точно не мой Слава, мой добродушен и деликатен. Откуда столько ненависти?
У меня обрывается все. Висело на ниточках весь этот год, и вот рухнуло, наконец. Сама напросилась.
Мама говорит, я сильная, значит, выдержу. Главное, не показывать ему свою слабость. Пусть думает что хочет. Бархатов всегда страдал манией величия. Но я больше не его фанатка. После таких слов я отсюда точно не свалю.
– Да сдался ты мне сто лет?! – вкладываю в голос всю силу своей обиды. – Я не за тобой приехала. У меня тоже другой парень, ясно? Я из-за него сюда поступила.
Бархатов меняется в лице, хмурится, опускает руки.
– Как зовут? Я его знаю?
– Да откуда мне знать? Мы с ним тебя не обсуждаем. У нас много других интересных тем для разговоров.
– Как фамилия? Какой курс?
– Не твое дело! Вообще вали отсюда!
У меня даже силы находятся выпихнуть его из душевой. Но Бархатов успевает сунуть тапок между дверью и косяком.
– Погоди, – волосатая голова влезает в проем.
Бархатов утыкается мне в лицо. Совсем близко. Теплое дыхание ложится паром на мои щеки. У меня сердце долбится в грудную клетку, как сумасшедшее. Тело замирает.
– Кате не говори… что у нас было, – он кивает на меня. Я даже проверяю, на месте ли полотенце. – Она ревнивая. Будет на мозг капать.
– Ой, да надо оно мне, – отмахиваюсь от него ручонкой, которой едва шевелю от волнения. – Было бы, о чем говорить.
– Хм, действительно, – и Бархатов сам захлопывает дверь с другой стороны.
Я стукаюсь об нее лбом и судорожно дышу. Вся система теперь сбоит. То там болит, то здесь. Непонятно где, но очень ощутимо.
Ненавижу себя. И Бархатова ненавижу! И Катю его новую. И Жабу эту заодно. Всех ненавижу.
Мамочка, забери меня домой.
