Kitobni o'qish: «Время памяти. Шепот богов. Книга первая», sahifa 5

– На кладбище в эту пору и то веселее…

Голос прозвучал как-то глухо, почти поглощенный расползающимся от воды туманом. Нужно было найти Хукку. Там, где пес, там и найденыш. Обычно, в лесу на охоте, когда собака убегала далеко от меня, я просто стреляла в воздух, и умная псина прибегала на звук выстрела. Сейчас карабин тоже висел у меня на плече, но стрелять, нарушая эту глухую тишину, мне, почему-то, совсем не хотелось. Словно я боялась разбудить неведомого кого-то. Только вот кого? Водяного? Русалок? Лешего с кикиморами? Или кого похуже? Пойди, разберись… Поэтому, я просто тихонько посвистела, и произнесла имя собаки:

– Хукка… пес, ты где? – Голос звучал жалобным блеяньем, отставшей от стада и заблудившейся овцы. Собственно, на данный момент я таковой себя и чувствовала.

Но, несмотря на тихий зов, мой пес меня услыхал. Слева от меня, где-то в зарослях камышей послышалось шебуршание, потом повизгивание, и вскоре Хукка черно белым комком выкатился из зарослей прямо мне под ноги.

– Нашел?! Ты нашел Найдена? – Я задавала собаке вопросы, будто бы ожидая от него ответа.

Но мой умный пес все понял правильно. Правда, словами он мне так и не ответил, но зато, коротко тявкнув, кинулся обратно в камыши, без конца оглядываясь, проверяя, следую ли я за ним. Конечно, я следовала. Забравшись за кобелем в заросли, несколько десятков метров мне пришлось шлепать по колено в воде. Не могу сказать, что это мне доставляло особое удовольствие, но я не роптала. Холодная вода в озере обжигала меня, словно я бежала босиком по снежным сугробам. Но я лишь ускорила темп. Мне ли, много лет подряд, каждый день и зимой и летом обливающейся из колодца, бояться холодной воды. Смешно…

Наконец, заросли закончились, и я оказалась на небольшой песчаной косе, глубоко вдававшейся в глубь озера. Странно… Очень странно. Я думала, что очень хорошо знаю Плакучее. Да и грех мне его не знать! Сколько здесь хожено-перехожено и днем, и ночью, и в разные времена года. А вот этой косы, убиться мне дверью, я не помнила. Ладно, с гидрографией и береговыми линиями Плакучего будем разбираться потом. Сейчас главное найти этого найденыша. Тьфу ты…!! Сплошная тавтология!

И тут я его увидела. Точнее, я бы не заметила его в голубоватом расплывающемся тумане, если бы не Хукка. Пес сидел на самом конце косы, и глядя на воду тихонечко подвывал. Найден стоял по пояс в воде, цепочка медальона свисала свободно с кисти левой руки, а медальон, будто обладая собственной жизнью, раскачивался, совершая небольшие круговые движения с затухающей амплитудой. А правая рука прижимала к бедру какой-то предмет. При этом из горла Найдена вырывались какие-то звуки, больше напоминающие горловое пение, нежели слова.

Постояв в легком обалдении от всего увиденного несколько минут, я, будто очнувшись от какого-то морока, рванула к человеку в озере. Подбежала сзади к странно замершему мужчине, и схватила его за плечи. Он никак не отреагировал ни на мое появление, ни на мои действия. Попыталась развернуть его к себе, но из этого ничего не вышло. Он стоял, словно вкопанный в это место, жесткий, словно дерево. Тогда я забежала перед ним и попыталась заглянуть ему в глаза. Но они были плотно закрыты, лицо не выражало никаких эмоций. Только губы неслышно едва шевелились, словно человек читал про себя какие-то не то молитвы, не то наговоры. Опять схватила его за плечи и потрясла, пытаясь вывести его из транса. Голова мужчины стала болтаться, будто шарик на веревочке, но глаза оставались по-прежнему закрыты. Тогда я применила единственный прием, который посчитала правильным и действенным в данной ситуации. Размахнулась и со всей силы врезала ему кулаком в скулу. Костяшки пальцев заныли. Было такое ощущение, что я ударила по пню. В голову пришел неуместный вопрос. Как это каратисты долбят доски и кирпичи ребром ладони? Видимо, мое предназначение в этой жизни было довольно далеко от карьеры бойца каратэ. Потому что, у меня заныли не только костяшки пальцев, но и вся рука так, что я взвыла, морщась от боли. Но мое действие возымело свои положительные результаты. Найден покачнулся от удара, и свалился, будто сноп под молотилкой, прямо в воду у моих ног. И тут же, захлебнувшись, судорожно и суматошно забил руками по воде, как видно, приходя в себя. Я схватила его за ворот простой рабочей куртки из прочной ткани, и, не давая подняться на ноги, поволокла к берегу по воде. Он пытался брыкаться, словно его черти тащили в преисподнюю. Но я была так зла, а он так неуклюж в своем стремлении освободиться, что вырваться из моих цепких рук у него не вышло. Там, на самой кромке песчаной косы, уже захлебывался лаем Хукка. Не утерпев, когда я сама дотащу мужчину до сухого места, он ринулся мне навстречу. Схватил зубами за рукав, и стал со всех своих собачьих сил тащить Найдена на берег.

Вытащив мужчину на сухое место, я плюхнулась с ним рядом. Найденыш тяжело кашлял, все еще отплевывая воду, которой, как видно, при падении хватанул в достатке. Я помогла ему сесть, и стала придерживать его за плечи, пока он окончательно не отдышался. Найден сидел на песке и с удивлением осматривался вокруг. Хукка, скуля, как щенок, стал вылизывать его лицо и руки. Мужчина принялся гладить пса по голове и тихо повторять, обращаясь к собаке:

– Спасибо, спасибо, родной…

Меня он, вроде бы, и не замечал вовсе. Не скажу, что мне стало обидно. Скорее, досадно. Бегаешь тут по лесам за ним, из воды его вытаскиваешь, а он, не то, чтобы «спасибо» сказать (мне его благодарность, как зайцу граммофон), но заметить того, кто тебя держит за плечи в данный момент, все ж таки можно было бы. Поняв, что найденыш уже пришел в себя, я отпустила его плечи, и поднялась, отряхивая штаны от налипшего к мокрой одежде песка и кусочков растительного мусора. И только тогда он обратил свое внимание на меня.

– Верея? Откуда ты? Где это мы…? Почему ты мокрая? Я что, ночью полез в воду? А ты… – Он помотал головой, будто пытаясь избавиться от каких-то остатков не то видений, не то сна. – Ничего не помню…

Я тяжело вздохнула. Опять за рыбу гроши…! Ох, горе-горькое…! Свалилось же этакое чудо на мою голову! Но жалеть себя у меня времени не было. Найден вдруг затрясся и зачакал зубами. Вода в озере и, вправду, была ледяная, да и ночи в августе в наших краях не очень жаркие. Я помогла ему подняться, и только тогда увидела, что он прижимал к себе правой рукой. Это был небольшой деревянный сундучок или коробка. Большего в темноте разглядеть не удавалось. Я схватила фонарь, который бросила здесь же на берегу, когда полезла в воду, но рассматривать этот странный, невесть откуда взявшийся предмет, тут же, на берегу, не стала. Это могло подождать до дому. А вот Найден подождать никак не мог, а мог запросто подхватить воспаление легких, если в ближайшее время не переоденется в сухое и не согреется горячим чаем. Да и выяснять сейчас что бы то ни было, возле озера, в темноте, я не видела никакого смысла. Результата это все равно бы не принесло. А попусту сотрясать воздух было бы просто неразумно.

Я попыталась вытащить цепочку с бабулиным медальоном из его рук, но тут тоже вышла неувязочка. По-видимому, его пальцы окоченели от холода и не желали разжиматься. Он вцепился в толстую цепочку, как черт в грешную душу, иными словами, мертвой хваткой. И чтобы эта аллегория из аллегории не превратилась в реальность, я схватила его за руку и поволокла, чуть ли не силой, обратно по тропе в сторону дома. Сначала, он еле переставлял ногами. Понятное дело, силы еще не вернулись к нему после его «явления» деду Авдею, а тут еще сегодняшнее помрачение, да плюс ледяная вода. Все это никак не способствовало его бодрому продвижению. Но, мало-помалу, он начал разогреваться. Я гнала его безо всякой жалости, таща за собой как упирающегося быка тянут на бойню. И только тогда, когда он начал тяжело дышать, а от его спины повалил пар, я сбавила немного темп. В общем, с горем пополам, с несколькими короткими привалами и кучей синяков у обоих, мы почти добрались, таки, до дому.

Когда уже вышли на опушку, и до родной калитки оставалось каких-нибудь метров триста – четыреста, он совсем раскис. Дыханье с хрипом вырывалось из его груди, глаза сделались совсем мутными и пустыми, все черты лица заострились. И я, в досаде на себя, подумала, что как бы мне его, избавив от воспаления легких, не пришлось спасать от сердечного приступа. Но останавливаться сейчас, чтобы он, разгоряченный моей гонкой, уселся на холодную землю посредине дороги, было нельзя. Да и потом поднять такого бугая с земли для меня будет весьма затруднительно. Перекинув его руку себе за шею, как это делали медсестры на войне, вытаскивая раненых бойцов с поле боя, я почти волоком потащила его до родимого крыльца. И там мы чуть не свалились оба от изнеможения. Кое-как, почти на четвереньках, заползли внутрь дома, и только тогда я позволила себе расслабиться. Несколько минут мы сидели оба на полу и тяжело дышали. Я, по понятным причинам, отошла быстрее. Схватилась заваривать горячий чай на травах, достала из буфета плошку с медом и, настоянную на травах, самогонку. Потом помогла ему стянуть мокрую одежду, наконец то вытащив из его рук медальон и странный сундучок, за который он всю дорогу держался, словно там была заключена, как у Кощея из сказки, его смерть.

Кинула ему простое льняное полотенце, велела растираться докрасна. Принесла теплый плед, налила горячего чаю, положив в чашку приличную ложку с горкой ароматного летнего меда, и туда же плеснула из графинчика приличную порцию янтарно-коричневатой жидкости. Закутав его в плед прямо на полу, всунула в руку большую чашку с горячим чаем, и приказным тоном проговорила:

– Пей! И потом живо в кровать!

И только потом пошла сама переодеваться. После первых глотков Найден перестал чакать зубами о край чашки. На его физиономию, осунувшуюся и постаревшую, стал возвращаться человеческий цвет лица. Он выдохнул с каким-то облегчением, и виновато глядя на меня, спросил:

– Как я оказался на озере, в воде?

Я только хмыкнула:

– Ты у меня спрашиваешь? – Потом умерив свою иронию, проговорила слегка ворчливо. – Скажи спасибо Хукке. Если бы не он… – Продолжать я не стала. А просто закончила. – Так, теперь ступай в комнату и ложись спать. Разбор полетов и всех остальных загадок переносим на утро. Сейчас голова не работает ни у меня, ни, тем более, у тебя.

Помогла ему подняться, и дойти до кровати. Укутав его как следует теплым одеялом, присела рядом на стуле, периодически пробуя ладонью его лоб. Не хватало и вправду, чтобы он простудился. Дождавшись, когда его дыхание стало спокойным и размеренным, как у всякого спящего человека, тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. У самой сна, конечно, не было ни в одном глазу, что было не удивительно, после такого. Первым делом, я, усевшись за стол, принялась разглядывать предмет, который принес с собой Найден с озера. Это была скорее шкатулка, чем сундучок. Просто продолговатый предмет, лишенный каких-либо украшений, но, несмотря на его кажущуюся простоту, выглядел он весьма изящно. Я бы даже сказала, аристократично. Глядя на эту вещь, я могла смело сказать, что делал ее мастер, и не простой, а высшей квалификации. Это было видно по плавным переходам граней, по подобранной текстуре древесины, сходящейся и подогнанной так, что казалось, будто шкатулка выдолблена из цельного куска дерева, безо всяких стыков. Таких мастеров сейчас, пожалуй, что и не было. Да и дерево, из которого она была изготовлена, было старым, очень старым, если не сказать, древним. В чем, в чем, а уж в древесине-то я толк понимала. А вот породу дерева, из которой была изготовлена эта шкатулка, я определить так и не сумела, что меня слегка озадачило.

Потемневшее от времени, оно было пропитано каким-то маслом, а сверху натерто воском, что и позволило ему так долго сохраниться и не пострадать от влаги или от жучков-короедов. Шкатулка была плотно закрыта, а щель между крышкой и основной частью была тщательно замазана какой-то смесью. Поковыряв пальцем, мне удалось отскрести крошку этой замазки. Я, как заправский химик-аналитик, сначала его понюхала. Едва заметный запах смолы и того же воска. Затем, осмелев, осторожно попробовала его на язык. Ну да. Смола, воск, и еще что-то, пока мне непонятное, но терпко-горьковатое на вкус. Надеюсь, не мышьяк или что-то подобное. Никаких запоров или отверстий для ключа я не обнаружила. Любопытство раздирало меня на куски, но за ломом я не побежала, даже не встала, чтобы взять нож. Сначала нужно понять, что это вообще такое и откуда оно взялось. Легенду о шкатулке Пандоры я помнила очень хорошо, поэтому осторожность в данном случае взяла верх над любопытством. Вообще-то, я себя считала вполне разумным человеком, способным преодолеть подобный искус. Но вопросов только прибавлялось, и с лукавым бесенышем любопытства справляться становилось все труднее и труднее.

На всякий случай, я взяла эту самую шкатулку, и унесла ее вместе с медальоном бабули, тщательно запрятала все это в сундук. С трудом отыскала в старой вазе, где хранилась всякая ерунда, начиная от ниток и пуговиц, кончая старыми билетами в театр еще с позапрошлого года, ключ от сундука. Он довольно долго пролежал там без дела. Никогда и никому не приходило в голову до сего момента запирать бабушкины книги. И выглядел ключ соответственно. Старая бронза позеленела от времени и потемнела. Я с сомнением повертела его в руках, а потом решительно вставила его в личину и с усилием повернула. К моему изумлению, замок, нехотя заскрипев, сдвинулся с места довольно легко. Совершив этот, небывалый поступок для моего дома, я положила ключ обратно туда, где он лежал. На душе сделалось несколько спокойнее. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон.

Глава 7

Спасть я в эту ночь так и не легла. Заварила себе бодрящего чая, и просидела всю ночь за столом, размышляя о произошедшем. Утром мне следовало поехать в деревню. Нужно было, в конце-то концов, отправить мою монографию в издательство, а еще, разузнать у участкового, может, он выяснил что о найденыше. За то время, которое прошло с момента, как дед Авдей обнаружил странного человека у озера, прошло вполне достаточно времени, чтобы участковый уже успел позвонить в район и хоть что-нибудь выяснить. Расстояние до деревни было небольшое, всего-то километра три, на велосипеде я бы его преодолела быстро, но оставлять Найдена одного на кордоне я теперь опасалась. Кто знает, что еще на него найдет. Неадекватных действий от него, типа, подпалит дом или баню, я не ожидала, конечно. Но сегодняшняя ночь показала, что за моим подопечным нужен был глаз, да глаз. Брать его с собой? Но это значило, идти пешком. А после ночной пробежки по лесу он совсем ослаб.

Я долго прикидывала и так, и этак. В конце концов решила, что оставлю его в доме, но сам дом запру на замок изнутри. Конечно, решение было так себе. Если ему очень приспичит, то он и в окошко вылезет. В каком бы трансе он не был, а задвижка на калитке сегодня ночью после его ухода из дома, была заперта тщательно и аккуратно, я это помнила хорошо. И пса он из ограды умудрился не выпустить, хотя, как я знала, Хукка наверняка рвался идти вместе с ним. Ну не связывать же его, в самом-то деле!! Но, выходило, что скорее всего, мне и придется его именно, что связывать. Иначе… Бог его знает, что может произойти иначе! А меня потом совесть загрызет. Хотя, она вредная, и так замучит. Связывать человека, как какого-то бандита, пришедшего ко мне за помощью, было верхом свинства.

Я сидела и размышляла, как правильно мне завтра поступить, а какая-то, тонко пищащая, словно надоедливый комар, мыслишка, мне ехидно пиликала: «Боишься думать о происшедшем? Пытаешься отвлечь себя всякими глупостями? Ну-ну…» Я рассердилась, и, наверное, поэтому, вслух произнесла:

– И ничего я не боюсь! Вот еще глупости!! Просто думать о том, чего не понимаешь – пустая трата времени!!

А мыслишка мне опять подхихикнула: «Ну, ну…» Я нахмурилась еще сильнее. Ну вот, как результат бессонной ночи и общения с неадекватной личностью – разговариваю сама с собой. Скоро такими темпами, похоже, мне и самой лечение понадобится. Тяжело вздохнула, накинула шаль на плечи и отправилась на крыльцо. Хукка, мирно дремавший после ночной вылазки, при моем появлении встрепенулся, настороженно подняв уши. Я потрепала пса по голове, и успокаивающе проговорила:

– Лежи, лежи… Я просто воздухом подышать вышла.

Присела на крыльцо рядом с собакой и уставилась в темноту. Меня мучил один вопрос, от которого я никак не могла отмахнуться. Вот, вроде бы, от всех, что называется, отмазалась, а этот никак не давал мне покоя. То, что Найден был в каком-то непонятном трансе – совершенно ясно. То, как он нашел путь на Плакучее – более или менее, тоже. В трансе человек еще и не на такое способен. Доводилось мне видеть чудеса и похлеще. А вот как он узнал, что в сундуке у меня хранится Звезда Инглии – вот это была настоящая загадка. И ответа на нее я, судя по всему, в ближайшее время не получу. Если только… Если только, я сама увижу, как Найден, впавший в транс повторит этот фокус. Ведь человека в таком состоянии, если правильно все сделать, можно и расспросить. Конечно, не факт, что он ответит вразумительно, но… В общем, я нашла для себя, пускай весьма хлипкое, но все же, решение. И мне сразу же сделалось легче. Несколько успокоив как свою совесть, так и собственное любопытство, я отправилась в дом. До рассвета оставалась еще пара часов, которые можно было потратить с большей пользой для собственного организма. Другими словами, был шанс немного поспать.

Заснула я почти моментально. Все-таки, сегодняшняя ночь была не из легких. А проснулась, как мне показалось, почти сразу. Во дворе заливисто и радостно гавкал Хукка. Я моментально соскочила с кровати, и ринулась в спальню к гостюю. Найден спал, свернувшись по-детски калачиком, тихонько посапывая во сне. Я с некоторым облегчением выдохнула. Такими темпами и кондратий меня скоро может хватить. Прежде чем начать лечить пациента, похоже, сначала нужно было вылечить нервы себе. Ворча что-то совсем нелицеприятное про «неугомонных собак, которые сами не спят, и другим не дают», я поплелась на крыльцо. Ох и не завидую я тому, кого принесло ко мне в такую рань! Выйдя на крыльцо и поняв причину столь ранней моей побудки, я не сдержалась и выругалась вслух. Хукка гонял по ограде зайца. С одной стороны меня разбирала досада, что из-за такой глупости пришлось вскакивать в такую рань, а с другой стороны, я почувствовала некоторое облегчение. Никаких гостей, за которыми табуном приходят проблемы, не было. А отсутствие новостей, как известно, лучше, чем новости плохие.

Позвала собаку и закрыла ее в сенях. Потом, открыв ворота, выгнала зайца вон. Правда, получилось это у меня не сразу. Косой тыкался во все щели и дыры забора, через которые пролезть не мог. И прошло минут двадцать, прежде он, наконец, выскочил в ворота, и задал стрекача в сторону леса. Солнце уже показалось из-за горизонта, разбрасывая свои лучи-руки в стороны, стараясь обнять ими весь мир. Туман, напуганный рассветными алыми всполохами на горизонте, медленно уползал в овраги и еловые кобры, чтобы затаиться там до вечерней поры, когда Ярило-Солнце уйдет на покой, оставив мир во владении звезд и молодого, недавно народившегося месяца. В общем, день начался.

Дел я себе на сегодня наметила немало, поэтому, возвращаться в постель смысла не видела. После обычного обливания у колодца, принялась готовить завтрак. Найдену, как он проснется, нужно подкрепить свои силы. И мясной бульон с вареной морковью для этого был самой подходящей едой. Я, конечно, старалась вести себя тихо, не стучать, не греметь, песен во все горло не петь. Но, судя по всему, моя осторожность никому не была нужна. Мой гость спал, как убитый. Все-таки, ночной марш-бросок вымотал его сильно. Позавтракав сама, отправилась в баню, где на чердаке висели заготовленные за лето травы. Сначала нужно было восстановить баланс всего организма, вернуть человеку силы, а уж потом браться за процесс восстановления памяти.

Пока я возилась с отваром, проснулся Найден. Вид он имел весьма удручающий. Про такой говорят: «Краше в гроб кладут». Я только головой покачала. К лечению нужно было приступать немедленно. Накормив его приготовленным завтраком, я сообщила ему, что у меня есть дела в деревне, и попросила его никуда в мое отсутствие не отлучаться. На последней фразе сделала особой ударение, чем вызвала его конфузливую улыбку.

– Прости… Я правда ничего не помню. Ни что случилось, ни как я оказался у озера…

Вопросов про неведомо откуда появившуюся шкатулку и бабкин медальон, я задавать ему не стала, боясь возбуждать его и без того расшатанную нервную систему. Все надо делать постепенно. Выразив надежду, что найду его по возвращению там же, где и оставила, схватила свои бумаги и помчалась в деревню, так и не решившись запереть его в доме на ключ. Толку от такого действия будет ноль в случае, если он все же захочет выбраться, а психологическую травму своему гостю я этим нанесу безусловно.

В деревню я домчала буквально за считанные минуты, побив все мыслимые рекорды передвижения на велосипеде по пересеченной местности. Первым делом навестила почтовое отделение, откуда наконец и отправила свою многострадальную монографию в издательство. Вздохнув с некоторым облегчением, продублировала отправление заказного письма телефонным звонком редактору. А затем сразу же отправилась к участковому. К каменному дому сельского совета мы с Василием Егоровичем прибыли, можно сказать, одновременно. Было совершенно понятно, что наш участковый на службе не горит и особого рвения не выказывает, так как время уже близилось к обеду. Увидев меня, поджидающей его на крыльце, Василий Егорович поморщился, словно съел кислую сливу. Из чего я заключила, что, отправив мне на кордон найденыша, о проблеме он начисто забыл. Вот уж воистину: с глаз долой – из сердца вон! Ласково улыбнувшись, я пропела:

– Василий Егорович, доброго тебе денечка! Гляжу, на службу-то не больно торопимся… Оно и правильно. Чего без дела в душном кабинете просиживать.

Участковый мою ласковость не оценил и сердито нахмурился, буркнув:

– Здорово, Вера Константиновна! А ты чего тут? Случилось что ли чего? – Ворчливость в его голосе быстро сменилась настороженностью.

Маленькие глазки на одутловатом красном лице поблескивали из-под белесых бровей выжидательно, и, я бы даже сказала, с некоторым подозрением. Их взгляд словно спрашивал: «Ну, и еще какую пакость ты мне приготовила?» Мне стало обидно. Нет, ну надо же!! Сами мне эту проблему спихнули с дедом Авдеем, а теперь, я не я, и лошадь не моя! Поэтом, в долгу я не осталась, сурово сдвинула брови, и строго спросила:

– Ты справки в районе навел? Кто таков, откуда в наших краях взялся? Может он бандит какой беглый, а мы тут возле него хороводы водим! Приволокли ко мне на кордон, можно сказать, к беззащитной одинокой женщине не весть кого, а теперь с дедом Авдеем спите спокойно, да? А если он меня по ночному времени прирежет, да в лес уйдет? Что ты тогда делать будешь? Как перед начальством оправдываться?

При моих последних словах, участковый аж побледнел, как видно представив в красках мое окровавленное и растерзанное тело, не иначе. Замахал на меня руками, и испуганно проговорил:

– Что ты такое говоришь, Вера Константиновна?! Все я исполнил! В район позвонил, и ответ пришел… – Он огляделся по сторонам, словно выискивая вокруг подслушивающих недоброжелателей. Потом заговорщицки мне подмигнул, и уже совсем другим тоном, словно соратнику по борьбе с врагами – диверсантами, произнес. – Айда ко мне в кабинет. Информация закрытая, не для чужих ушей. – И как заправский разведчик, многократно ходивший по тылам противника, оглянулся по сторонам, а затем твердым шагом направился к торцу здания, где и находился кабинет участкового.

Я окинула окружающее пространство взглядом. Никого, кроме нескольких куриц, мирно копошащихся в траве в поисках насекомых на обочине дороги, не углядела. Из чего сделала вывод, что со своей пламенной речью-обращением слегка перегнула палку. Не ровен час, Егорович и вправду слежку устроит, а еще и деревню переведет на военное положение. С него станется. Но послушать, что участковому удалось раскопать о найденыше, хотелось очень. Потому, я послушно посеменила следом, катя свой велосипед рядом. Зайдя в прохладный полумрак бывшей людской бывшего же купеческого дома, где располагался кабинет нашего доблестного участкового, я, не дожидаясь приглашения, уселась на старенький скрипучий стул, стоявший возле такого же, старенького и слега потертого от времени стола, и с нескрываемым интересом уставилась на участкового. Егорыч пристроил фуражку на вешалку, достал платок из кармана, вытер им затылок, воткнул вилку электрического чайника в розетку, и только после этого, сел на свое место, и зашуршал бумажками, стопкой лежащими на краю стола, выискивая что-то. Найдя нужную, так обрадовался, что и мне было впору за него порадоваться. Потрясая у меня перед носом найденным листком, с избыточным энтузиазмом провозгласил:

– Вот, гляди!! Из района ответ пришел на мой запрос! Никаких пропавших туристов, никаких беглых бандитов в последнее время в наших краях не было! Из пропавших, только одна гидро-ло-ги-ческая экспедиция… – С трудом по слогам прочитал он незнакомое слово. – Да и то, не в нашем районе. – Поднял он вверх палец со значением, чем здорово мне напомнил товарища Саахова из старой кинокомедии «Кавказская пленница». Тот тоже все о районе пекся.

Ожидаемого Егорычем от меня счастья по поводу данной информации, я не выказала. Пожала плечами и проговорила:

– Что значит «не в нашем районе»? Тут по нашим лесам границы районов не установлены. Зашли не в нашем районе, а пропали в нашем. Кто это тебе точно скажет? Забыл, как месяц назад всех добровольцев по лесам на поиски отправлял? Может наш найденыш как раз из этих гидрологов и есть? Ты бы списочек экспедиции запросил, да описание всех ее участников, а еще лучше, их фото. Глядишь, что и обнаружится.

Василий Егорович надулся на меня, словно мышь на крупу, и недовольно пробурчал:

– Ты, конечно, Константиновна, человек у нас всеми уважаемый и, можно сказать, даже любимый (это он припомнил, как я прошлой зимой его пацана от воспаления легких вылечила, не иначе). Но, не в обиду тебе будет сказано, не учи ученого. Уже отправил. Сказали, ждите ответа. Экспедиция была не абы какая, а с какого-то секретного ведомства. Так что, вот, жду… А как только чего известно будет, так я тебе сразу знать и дам. Хотя, мне оттуда, – он поднял к потолку указательный палец, не иначе как, намекая на самого Господа Бога. – Короче, – перешел он почему-то на шепот, – сказали, чтобы шибко тут не афишировали, что мы тут кого-то нашли, и на информацию там со всякими фотографиями, чтобы не очень-то и рассчитывали. В общем, все, Константиновна, что мог я сделал. Остальное, пускай в районе сами разбираются. – И он, состроив физиономию сурового вояки, печатным шагом пошел выключать закипевший чайник.

Я еще посидела немного, размышляя на тему «секретного ведомства». Были у меня на этот счет кое-какие мыслишки. Честно скажу, не очень веселые. У меня почти не было никаких сомнений, кого пришлют на «смотрины». Перспектива подобной встречи меня никак не вдохновляла. Но от меня в данной ситуации, увы, уже ничего не зависело. Поразмышляв еще немного на эту тему, поднялась со стула. Ничего путного на ум так и не пришло. Только, мой внутренний голос оживленно нашептывал, что придется нам намаяться с этим самым «ведомством». Под «нами», разумеется, я подразумевала себя и Найдена. Говоря попросту, проблемы грядут нешуточные. Но я твердо знала только одно. Ни про шкатулку, ни про бабкин медальон, ни про странное поведения найденыша я никому не расскажу. А значит, со всеми этими делами придется разбираться самой. И еще, моей основной задачей было поставить человека на ноги, и постараться избавить его от амнезии, а что до всего остального… Даст Бог, разберусь помаленьку.

Отказавшись от предложенного Василием Егоровичем чая, сославшись на дела, попрощалась с ним, и все еще пребывая в задумчивости, покинула его кабинет. На улице взяла велосипед, и собралась отправиться в магазин. Уж коли я приехала в деревню, то не мешало бы и затариться провизией. Только своей задумчивостью я могу оправдать тот факт, что не заметила у крыльца фельдшерского пункта, расположенного с другого торца здания, Наталью, нашего местного фельдшера, которая стояла с двумя бабками из местных шепотниц-сплетниц. Старушки что-то активно нашептывали фельдшеру, при этом не забывая поглядывать по сторонам. Заметив меня, погруженную в раздумья, одна из бабулек громко поздоровалась, а я при этом, чуть не подпрыгнула от неожиданности по причине своей увлеченности полученной от участкового информации, и поэтому не замечала ничего и никого кругом. Наталья, не питавшая ко мне теплых чувств, не упустила момента, и с ядовитой ухмылочкой пропела:

– Что ж ты, Верка, односельчан-то игнорируешь. Или совсем там на своем кордоне одичала? – Я от такого «здрасти» слегка растерялась.

Наталья баба была непростая, за словом в карман не лезла, а ее отношение ко мне было всем хорошо известно. Меня она считала шарлатанкой, которая уводит людей от светлого пути науки во тьму мракобесия и предрассудков. Но до прямых оскорблений и хамства до сего дня она пока не доходила. Тем удивительнее и неожиданнее для меня оказался ее выпад. Бабки замерли не дыша, в предвкушении скандала, очевидцами коего они жаждали стать, за неимением других значимых событий в нашем тихом омуте. Ругаться я не любила, полагая, что нормальные люди все свои разногласия вполне могут решить спокойно и мирно, просто поговорив. И сейчас этого делать не планировала. Но, по непонятной причине, Наталья была настроена весьма воинственно. Не дождавшись от меня ничего, кроме недоуменной усмешки, она продолжила, решив зайти с другого бока.

– Ну что, как там мужик? Ты его уже обаяла своими чарами, или пока только зельями своими ведьмовскими травишь? Чары-то с годами, поди, теряют свою силу. Да и тренироваться тебе не на ком особо. Одно зверье на твоем кордоне только и бродит. – Ее ухмылка сделалась совсем едко-ядовитой.

Нет, я, конечно, человек мирный, можно сказать, безобидный, но хамства терпеть не могла. Остановилась, придерживая одной рукой велосипед, другой рукой откинула назад выбившуюся прядь волос, смерила ухмыляющуюся Наталью с ног до головы прищуренным взглядом. Раздвинув рот в ласковой улыбке, так что заломило челюсть, и пропела сладким голосом: