Kitobni o'qish: «Падение в неизбежность»

Издательство не несет ответственности за доступность материалов, ссылки на которые вы можете найти в этой книге. На момент подготовки книги к изданию все ссылки на интернет-ресурсы были действующими.

© ООО Издательство «Питер», 2021

© Ирина Оганова, 2020

Счастливая

Тамара прыгнула на заднее сиденье новенького А8 и недовольно процедила:

– На Серафимовское, и цветы по дороге купить…

Водитель с дурацким именем Эдик бесил. Давно пора выгнать! Уже и задницу не поднимет дверь открыть, ещё и нагло подворовывает. Какой раз предъявляет двойные счета за бензин! Скорее всего, берёт на заправке у тех, кому они не нужны. И в закупках на рынке пришлось отказать, чему он совсем был не рад. Купит самые дешёвые помидоры в ближайшем ларьке и убеждает, что брал на Владимирском, дорогие, понятное дело, самаркандские. Сколько ни дай денег – закончились! Какая мерзость!

Эдик был учтив, но помимо того что крал и придумывал всё новые схемы дополнительного заработка, ещё и вкрадчиво всем своим видом давал понять, что слишком много знает и, коли надумают уволить, молчать не намерен. Нет, Тамара его ничуть не боялась: духу не хватит – скользкий, но трусливый. Брать нового – дело хлопотное. Пока поймёт – куда и как, всю нервную систему измотаешь, ещё и непременно станет на часы поглядывать, когда отпустят. Эдуард жил один, ничем не связан и даже рад, если куда в ночное, на тусовку. Был по-своему симпатичным и беззастенчиво клеил Томкиных состоятельных подруг – вдруг какая клюнет.

С мужем отношения давно стали свободными, потихоньку и незаметно. Она знала, что живёт Максим своей жизнью, соблюдая правила приличия, и вечно в поездках по работе. Правда, какая работа на Сейшелах или в Париже?! Слух пошёл, что есть у него вторая семья и двое детей-погодков. Тома разбираться не захотела – противно. Ну есть и есть! Она жертва, и этим всё сказано. Никаких скандалов – себе дороже! Поначалу чуть головой не тронулась, не ожидала, что такое и её коснётся. Чистое позорище! Хорошо, ума хватило набраться терпения, а то по-разному бывает: воевать начнёшь, и неизвестно, где окажешься. Пытались ей серию фоток из инстаграма засветить, чтобы воочию увидела, с какой дешёвкой Макс связался и куда несметные богатства уплывают. Тамара не повелась.

У неё тоже всё складно, нет-нет и какие-то романы жизнь подбрасывает. Научилась правильно оценивать порыв молодых мужиков завести отношения со зрелой бабой. Никаких обязательств, содержать её не надо, одни плюсы. Молодых не смущает большая разница в возрасте, времена другие настали. Все получают свой кайф. Верить никому не верила, но без тепла жить не сумела, хотя порой и в дурные ситуации попадала. Но так было поначалу, когда от тоски и горя крыша ехала. Со временем научилась особо не обольщаться и долгосрочных планов не строить.

Выбор в цветочном был огромный. Долго думать не стала, купила красные розы. Она толком и не знала покойную, восьмидесяти пяти лет от роду. Обычная история. То, что люди умирают, она понимала, но на похороны ходить не любила. Собрались близкие, и то не всем составом – видно, ничем выдающимся дальняя родственница не обладала, жила-жила и тихо закончила свой путь, никого особо не затронув своим уходом. «Не дай бог вот так же незаметно сгинуть! Интересно, сколько людей ко мне придёт? Максим будет сожалеть, или как я сейчас?» Стало грустно.

«Ну Славка понятно! Столько в него вложила, в оболтуса! Хотя тоже не факт! Тяжёлый возраст, когда подростку кажется, что никто ему из родителей особо не нужен и он сам по себе, самостоятельная единица, имеющая право на собственное мнение. Любой совет вызывает раздражение. Порой так ремня всыпать охота! Так куда там, на голову выше и дерзит по любому случаю. Совсем отдалились! Надо было следом второго рожать, может, и третьего. Правда, никто не дал бы гарантий, что это и есть залог спокойной, счастливой жизни. А из мужиков кто-нибудь придёт?» Это было её любимое:

– Что, если я вдруг умру?

Понятно, все как один:

– Каждый день приходить буду! Не смей говорить об этом! Ты разбиваешь мне сердце!

Может, и не врали, но верилось с трудом.

Старушка выглядела не очень, на лице застыла маска обиды, а по жизни вроде слыла человеком добрым и приветливым. Тамара стояла молча в сторонке и разглядывала свои чёрные лакированные лодочки. Она давно научилась одеваться по случаю, и чёрный твидовый костюм по фигуре эффектно подчёркивал все изгибы тела и копну свежевыкрашенных блондинистых волос. Кое-кто из родни поглядывал косо: «Вырядилась!»

«Завидуют! – была уверена Тамара. Она подошла поближе к отцу с мамой. – Как постарели! И это за какой-то год! Чему удивляться, обоим за 80!» Видно было, что переживают искренне: мама тихо роняет слёзы, отец крепится, и в глазах испуг.

«Наверно, представляют, что и их черёд не за горами?» – от этой мысли ей стало не по себе и почему-то вдруг очень жаль усопшую. Ведь когда-то и молодая была! Представить было сложно. Она и себя не могла вспомнить беззаботной молодой девчонкой, словно утратила связь с прошлым и всегда являлась той, какая есть в данный момент.

Странно, почему почти на физическом уровне пропадают все ощущения себя прежней? Болтовня, что в душе ты всё та же девчонка! Это лишь защита от самого большого разочарования – невозвратности и неповторимости. И что так на душе мерзко?

– Пап, я на поминки не поеду. Не обижайтесь только! Ну что ты сделал такое лицо?!

– Томочка, так это неудобно как-то. Все же свои.

Сергей Валерьянович был всегда главным в переговорах с дочерью. Мама, Оксана Леонидовна, давно уже никуда не лезла и не от повышенного чувства либеральности, скорее от нежелания разбираться в тонкостях Томиного характера, надоело. Её жизнь казалась Оксане Леонидовне странной и непонятной, в особенности отношения с Максимом. Как можно находиться в браке и жить каждый сам по себе! Она ничего не высказывала, но была уверена: и Томиной вины предостаточно.

«Слишком много свободы дали друг другу. И главное, виду ведь не показывает! Как ни позвони, нет мужа дома. Останется одна, допрыгается! Может, сейчас это в порядке вещей? Глядишь, ещё немного, и многожёнство разрешат. А что, если такое творится сплошь и рядом! Мужики всегда гуляли, не секрет. Но чтобы так открыто и беззастенчиво! Такого не было. И семью разрушить боялись, детей своих жалели. Разводиться стыдно было! И откуда это всё взялось?! Ну первый раз у Томочки не получилось семью создать, молодые, дурные. Максим вроде всегда хорошее впечатление производил. Это всё девки, вконец обнаглели, на всё готовенькое норовят! Твари!» – Оксана Леонидовна с грустью оглядывала дочь.

– И куда это ты собралась? Опять без толку по городу болтаться? Что у тебя за жизнь, Том!

– Жизнь как жизнь! – хмыкнула Тамара, обняла по-быстрому своих стариков, кивнула всем присутствующим и, не оборачиваясь, пошла по главной аллее к центральному выходу.

Удивительно, сколько зелени кругом, и деревья такие жирные, похлеще чем в любом парке! И почему на кладбищах так всё благодатно растёт? На даче за каждым кустом ухаживать надо, чтобы не захирел, а тут всё само собой. Чудеса!

Она ещё подростком сюда часто наведывалась, жили-то совсем поблизости, на Савушкина. Одна шла, как манило что, на кресты да памятники заглядывалась, и страшно становилось – не могла в голову взять, как вот так жил человек, жил, и вдруг его совсем не стало. Всё по-прежнему: и зима, и лето, и ландыши цветут, и мороженое эскимо у метро с лотков – а человека больше нет и никогда-никогда больше не будет! Всё ответы искала и не находила, и нет-нет да опять на Серафимовское тащится.

Неожиданно свернула на тонкую тропочку, пройтись между могил – как потянуло что-то, – всё равно к выходу дорогу найдёт. Сухая земля травой невысокой покрыта, вытоптали, видно, – хоть каблуки не проваливаются, идти можно. Листва едва шелестит над головой, по-особому, словно тихая, едва различимая музыка, и только в таких местах её и услышишь. Она, как прежде, скользила взглядом по могилам, попадались и совсем свежие, с ворохом ещё не засохших цветов и зловещими венками с чёрными лентами. «Что это я удумала? Пора выбираться, далеко забралась».

Она сделала ещё несколько шагов и полезла в сумочку за телефоном предупредить Эдика, чтобы у входа ждал, обязательно ведь куда-нибудь попрётся кофе пить. «Как надоел! Это он обо мне думать должен, а не я отслеживать, на месте он или нет! И что с настроением?! Не мой день!»

Решила пробираться к основной аллее напрямик, так быстрее, и старалась больше ничего не разглядывать, одно волнение. Уже виднелась широкая заасфальтированная дорога и зелёная деревянная церковь Серафима Саровского с позолоченными куполами на фоне ясного неба с редкими рваными облаками. В Питере особое небо, каждый день разное, словно разговаривает с тобой. Может, оттого что так мало солнечных дней, все вглядываются в него, пытаясь распознать, что ждёт завтра: унылый дождь, ветер или всё-таки солнце, пусть и ненадолго. Хотя что там завтра, питерская погода, как искусный иллюзионист, несколько раз на день поменяется, к удивлению горожан, которые никак не привыкнут к этаким выкрутасам.

Неожиданно наступила на маленький камушек, чуть ногу не подвернула. «Неужели каблук попортила?!» В полушаге скамеечка старая, вроде чистая. Присела. Всё на месте, только крошечная царапина на чёрной лакированной коже. Сущая ерунда! Невольно упал взгляд на гранитную плиту напротив. Татьяна Александровна Тихомирова.

Не по себе стало: вот что-то знакомое в имени, а кто это, понять не может. Фотография в иссохшей деревянной рамке, обтянутая прозрачной плёнкой, сильно пострадала, и разглядеть лицо было практически невозможно. Могила выглядела крайне запущенно. Особенно нелепо смотрелся огромный полуистлевший искусственный цветок, похожий на алый мак, который кто-то надёжно воткнул рядом. Наверно, совершенно случайный прохожий шёл мимо и пожалел уже совсем никому не нужного человека.

Она повторяла и повторяла:

– Татьяна Тихомирова, Татьяна Александровна Тихомирова… Таня! – Тамара наконец вспомнила её, и фотография начала оживать…

Они познакомились случайно, когда Тамара первый раз вышла замуж и переехала к родителям Михаила с Васьки на Петроградку. Выскочила по глупости, и трёх месяцев не провстречались. Время такое было: чуть перевалило за двадцать, нужно определяться, иначе не по-людски как-то, и от предков устала, одни нравоучения. Миша учился в Горном институте, сын известного археолога, видный и, оттого что рос в интеллигентной семье, начитанный и язык подвешен, кого хочешь уболтает.

У Томы родители – потомственные питерские врачи, вроде ровня, один круг. Поначалу Тамаре казалось, что она искренне влюблена в галантного молодого человека, и лишь совместная жизнь показала, что любить-то его было вовсе и не за что. Михаил совсем не понимал, что супружество накладывает некие обязательства, ограничений не признавал и частенько заваливался подвыпивший, а то и оставался не пойми где и с кем. Тома по горячей молодости закатывала истерики и лила слёзы.

В лице свекрови участия не находила, у той всегда Мишенька прав – ну с друзьями засиделся, эка невидаль! Её твёрдое убеждение, что мужчине нужна свобода, на то он и мужчина, – Томе было неведомо. В её семье такого отродясь не случалось. Папа всегда с работы домой спешил и сам нервничал, если мама задерживалась хоть на полчаса. У Миши вроде так же, но, видно, были и совсем другие времена, когда его отец ни в чём себе не отказывал, – понятное дело, вся жизнь в экспедициях, а там свои нравы и устои. Тому мама предупреждала: все археологи к женскому полу нестойкие и выпить горазды, и гены – вещь упрямая, обязательно проявятся.

Одно утешало: Миша был нежен, ни одного резкого слова, и коли перегнёт палку, не знал, как подлизаться, становился ручным и домашним, но ненадолго. Тома отходчивая, не может обиду держать – поворчит и простит. Посоветоваться не с кем, такое подружкам не расскажешь, и родителей волновать не хотелось: знала, мать обязательно припомнит, как советовала получше приглядеться к сыну археолога. И откуда возникло такое предубеждение против археологов?! Видно, был некий опыт, только скрывала мама это глубоко в памяти, но обида чувствовалась, и за те три года, что Тома побывала в замужестве, так и не нашла общего языка с родителями Михаила и на родственные отношения не шла, даже отец удивлялся, откуда такое противление.

Татьяна Александровна, в дальнейшем просто Танечка, жила этажом ниже, вернее, не жила, а периодически сожительствовала с молодым парнем, спортсменом, и квартира принадлежала именно ему. Разница у них была приличная, он чуть ли не вдвое младше, по тем временам ситуация непозволительная, и такая связь могла вызвать лишь насмешку и порицание. Парень, то ли Саша, то ли Серёжа – уже и не вспомнить, – частенько уезжал на сборы и соревнования, был известен, и Татьяна появлялась в их доме накануне его очередного приезда, нагруженная провиантом, явно с Сытного рынка. Тамара не раз сталкивалась с ней на улице, когда та, умело припарковав небольшую иномарку, вытаскивала сумки с продуктами из багажника и, гордо выпрямив спину, ритмично цокая шпильками, направлялась к подъезду. Казалось, её ноша ничего не весит, так грациозно она ступала по асфальту, оставляя за собой шлейф невероятного дурмана. Нельзя сказать, что выглядела Татьяна Александровна гораздо моложе своих лет. Нет… Но очень убедительно! Одним словом – роскошная женщина, ни убавить, ни прибавить. Поражала манера одеваться. В её облике не было ничего от повседневности, всё нарочито точно подобрано по всем канонам классики и очень по-праздничному. У неё была отличная фигура, прекрасный рост, роскошные каштановые волосы, большие киношные очки, а главное – величественная осанка. Что делает с ней молодой парень, пусть будет Серёжа, Томе удивительным образом было понятно, но вот зачем этакой королеве, пусть и не юной, подобные приключения, в силу своего возраста понять не могла. Не смущало даже то, что, по всей вероятности, Татьяна была плюс-минус ровесницей её матери, но словно с другой планеты, где возраст проявляется несколько иначе, чем на Земле.

Тамара хорошо запомнила их первую встречу. Поздняя осень… На улице холодина невероятная… Тома на улицу выскочила, не выдержала обиды, когда в очередной раз поняла, что Михаила скоро не жди. Просила ведь не задерживаться: на ДР идти к подружке. А он опять пропал и даже не отзвонился, и его мать демонстративно проследовала в свою комнату, чтобы не лицезреть Томкины страдания. На кухне отец-археолог чай пьёт, в неведомом мире, как обычно, пребывает, впору плюнуть на всё и к родителям податься или на худой конец к подруге без Михаила на день рождения завалиться и так, чтобы до утра. Поревела, поревела, побродила по району и назад потопала. Так случилось, что именно в это время подъехала Танина иномарка и зашли они вместе в парадную. Поднимаются на лифте, Тамара лицо зарёванное прячет, а та, наоборот, смотрит на неё, словно изучает. Уже притормаживать лифт-тихоход начал, незнакомка возьми да спроси:

– Что за горе случилось у такой молодой красивой девушки? Неужели бывают в ваши годы какие-нибудь огорчения? Обидели? Не принимайте близко к сердцу. Всё однажды проходит. Вы ведь в этом доме живёте?

– В этом… – шмыгая носом, промямлила Тома, не решаясь взглянуть на совершенное существо.

– Если не заняты, приглашаю в гости… Руки подать не смогу. Все заняты. Татьяна Александровна. Можно просто Татьяна.

– Тамара… Ой, давайте я вам помогу!

И растерялась от неожиданного предложения, да ещё и в такую трудную минуту.

– А это удобно?..

– Конечно, удобно, – Татьяна протянула одну сумку и засмеялась.

У Томы глаза мигом высохли и печаль улетучилась, не могла поверить, что такая видная особа вот так запросто в гости позовёт. Татьяна Александровна, на лету изящно откинув волосы, сбросила лёгкую норковую шубку дымчатого цвета и, как была, в туфельках на каблуках, направилась на кухню.

– Ну что ты там стоишь? – крикнула Татьяна. – Раздевайся… Оглядись пока.

Тамара кряхтела, стягивая тёплые башмаки, стараясь не сдвинуться с небольшого коврика, чтобы не наследить. «И как можно в такую холодину в туфлях?!» Не приходилось ей такого встречать. Правда, эффектно невыносимо – шуба, в которой вроде ещё рано – снега-то нет, – и лодочки на тонкие бежевые колготки, может и чулки. Чудно!

Квартира представляла собой одно пространство, все стенки были сломаны, только кухня с санузлом отдельно. Это только-только входило в моду и было приемлемо максимум для двоих, дети тут явно не предполагались, и какие дети, Татьяне за сорок, не иначе. Ремонт был совсем свежий, и всё подобрано со вкусом и к месту, и лишь золотые и серебряные кубки хозяина нарушали гармонию минимализма.

– Уютно у вас, по-модному, ничего лишнего.

Томе нравилась такая роскошная простота, и у себя бы постаралась повторить нечто подобное. Правда, на какие шиши?! Миша только институт окончил, она на последнем курсе. Когда ещё на ноги встанут. Об отдельной квартире Тамаре приходилось только мечтать: никогда мать Михаила не захочет потерять контроль над всем, что происходит в жизни единственного сынка. Даже краснела как рак, если невестка заводила разговор на подобную тему или отец Тамарин заикался, что готовы поднатужиться или разменяться, но закрыть вопрос с отдельным жильём для молодых.

– Это Серёжина квартира. Я ему с ремонтом помогала. По-моему, прекрасно получилось, – прервала Татьяна тяжёлые Томкины думы. – А сама живу на Радищева, сюда лишь наведываюсь. Сергей всё время на сборах.

– Я знаю. Да его здесь все знают. Он вроде и чемпион какой-то, муж говорил. Я сама в этом не очень разбираюсь. Вроде, конькобежец… Крепкий парень. Одни ноги чего стоят!

– Да, ноги у него что надо! – заулыбалась Татьяна. – Кофе хочешь?

Тамаре было необыкновенно легко, вроде совсем незнакомый взрослый человек, а общается запросто, без превосходства, как с равной. И голос удивительный, низкий, но очень тёплый, как окутывает, заслушаешься.

– Ну рассказывай, что стряслось?..

Так началась их дружба, может, не дружба вовсе, а некие доверительные отношения, и непонятно было, кто в них нуждался больше, Тамара или Татьяна, Татьяна Александровна… Томка бегала к ней на этаж ниже весь год, как только она приезжала в их дом, и ни разу, если появлялся Сергей, – так было заведено. Таня лишь обозначала:

– Буду занята… Созвонимся.

И исчезала на неопределённое время. Иногда она наблюдала из окна, как Татьяна с Сергеем выходят из парадной и расходятся, как чужие, к своим машинам. Странно, но Тома никогда не встречала их вместе, а ей нестерпимо хотелось увидеть всё своими глазами, рядом, чтобы до конца понять, что их связывает и настоящее ли это. Однажды она не выдержала и попробовала начать разговор издалека.

– А как вы познакомились с Серёжей?

– Случайно… В самолёте. Летела в Москву по работе.

Работала Татьяна в Комитете по культуре и что-то там решала, не рядовой сотрудник. Тогда больше ничего не удалось у неё выпытать. Ещё Тамара знала, что живёт она на Радищева с шестнадцатилетней дочкой и пожилой матерью бывшего мужа, с которым не так давно разошлась, по какой причине, непонятно, спрашивать неудобно, хоть и интересно, у самой ситуация на грани. Зато о своих многочисленных знакомых артистах кино, балета и эстрады могла говорить без умолку.

– И Пугачёву знаешь?

– Конечно… – загадочно улыбалась Татьяна.

– И какая она?

– Да такая же, как ты, только старше и поёт.

– Скажешь тоже!

– Ну я образно. Великая женщина, сильная. Таких не часто делают. Живёт смело…

Тома слушала зачарованно, ей всегда казалось, что все знаменитости – небожители, а оказывается, что ни на есть обычные люди и всё у них ровно так же, как и у простых.

Хотелось быть такой, как Татьяна. Всё нравилось, и Тома словно на повышение квалификации к ней ходила, училась, как говорить, какие интонации в речи делать, как сидеть на стуле нога на ногу, чтобы при этом казалось, что словно паришь в воздухе. Татьяна даже чашку с кофе держала по-особенному. Тамара подолгу вышагивала дома по коридору к огромному зеркалу, которое висело в прихожей, копируя Танину походку, и каждый раз расстраивалась, понимая, что до оригинала ей как до луны. Но больше всего поражала Танина способность пребывать всегда в отличном настроении, словно в её жизни всё случается ровно так, как она захочет, как задумала и никак иначе. Именно она убеждала Тамару, что уйти от Михаила есть единственно правильный выход:

– Ты только время теряешь. Сколько будешь ждать? До старости, когда он, потасканный неудачник, присмиреет окончательно и будет лишь использовать тебя, прикрываясь ласковыми словами. Посмотри на себя в зеркало. Ты красавица! Нельзя идти на поводу у предрассудков, что другие про тебя подумают или что родители скажут. Надо уметь решения принимать и твёрдо говорить, что тебя не устраивает и с чем ты больше мириться не намерена. Смешно же сто раз подряд прощать за одно и то же. Неуважение это к себе!

Тамара слушала, в голове откладывала, понимала: права Татьяна, во всём права, как ни посмотри.

– А как же я к тебе сюда приходить буду? Ну, если уйду от них…

– Нашла причину! Как приходила, так и приходить будешь. По собственному желанию. Тебе отчитываться ни перед кем не надо.

– Неудобно как-то… Вдруг столкнусь с кем-нибудь из их семейства? – Тома ещё никуда не ушла, а уже сильно испугалась такой перспективки, даже голос дрогнул.

– Поздороваешься и своей дорогой пойдёшь. Если умные люди, то поймут… О себе думай!

Тамара ушла от Михаила, как говорится, в один день – и не к родителям, а к Максиму. Случай вышел. После работы стоит автобус ждёт – «бээмвэшка» новенькая притормаживает. Парень изогнулся, соседнее окно в машине приоткрыл и лыбится, довольный. Приличный с виду, не отморозок.

– Садись, подвезу! Сейчас дождь начнётся.

А дождь действительно уже накрапывать начал. Тома, как назло, зонтик на работе забыла. Делать нечего, лучше прыгнуть в красивую машину к незнакомому парню, чем промокнуть до нитки.

Надо сказать, она совсем другая стала и часто на неё мужчины заглядывались. Всё Татьяна! Мало того что всему научила, так и столько ей шмоток своих надарила! Тамаре поначалу неудобно было, потом с радостью принимала, от души Татьяна всё делала, широкая натура.

Максим сразу всё на свои места поставил. Не стал долго канителиться – либо муж, либо он, другого не дано. Откуда столько смелости взялось?! Собрала вещи и ушла, не попрощавшись, хорошо момент выдался, никого дома не было, даже записки не оставила. Татьяне про Максима ничего не говорила, да и случая не было, та вечно занята и давно в их доме не появлялась, и Сергея не видно, значит, в отъезде. Честно говоря, Томку всегда чуть подбешивало, что могла Татьяна вот так взять и пропасть. Ещё не дай бог позвонить, побеспокоить – сухо ответит, как обухом по голове:

– Извини, я занята!

Тамара не раз пыталась возразить, что странно так с друзьями поступать. Хотя какие они друзья?! Так… собеседники… Таня в дебаты никогда не лезла, коротко, но доходчиво обозначала свою позицию:

– У тебя своя жизнь должна быть. Нельзя ни на ком повиснуть и висеть. Каждый свободен и в своём праве.

Мишка как понял, что на этот раз никакими подлизами не обойдёшься, засуетился не по-детски. Обрывал Томкиным родителям телефон, ездил к ним беседы разводить. А они толком не знают, куда их дочь подевалась, звонила пару раз, просила не паниковать:

– Всё хорошо, так надо.

Честно говоря, от Томы они такого не ожидали, не похоже на неё, чтобы вот так взять всё бросить и уйти, даже не к ним, а непонятно куда.

– Это ты во всём виноват! – упрекала мужа Оксана Леонидовна. – Ты всегда ей во всём потакал!

– Так она уже не девочка, Оксаночка! – как мог защищался Сергей Валерьянович.

– Так я и не про сейчас говорю! Это же ты с малолетства был для неё путеводной звездой, а я лишь требовательной занудой! – не унималась Оксана Леонидовна. Так что ничего вразумительного Михаилу они объяснить не могли и что в утешение сказать, тоже не знали, хотя он, как есть, про все свои грехи поведал, но измену отрицал и корил себя нещадно. Клялся всем на свете, что не повторится такое никогда, лишь бы Томочка вернулась. А его предки от всего отстранились, поняли, что бракоразводный процесс не за горами. И так удивлялись, что несколько лет их сынок продержался, в семью поиграл, хорошо хоть дети не случились.

Тамара вовсе не жалела потраченных лет, для чего-то они ей даны были, как на целую жизнь поумнела. Всё налаживалось, не на что жаловаться. С Максом хорошо, деятельный, жизнь красивую любит, и деньги к нему со всех сторон липнут. Щедрый, Тамара такой жизни сроду не видела. Может запросто в бутик зайти и кучку вещей отложить на одобрение Максима.

Татьяна объявилась лишь через несколько месяцев – мать бывшего мужа хоронила. Её дочка Соня тяжело смерть бабушки перенесла, странная вроде девочка была, как в детстве застряла. Татьяна не сильно по этому поводу распространялась, видно, проблемы не сегодня случились. Тома никогда её не видела, только на фотографиях. Симпатичная, вся в мать. Соня хоть и в университете училась, но совсем не самостоятельная, и часто странные страхи её посещали – то задыхается, то больна смертельной болезнью, – отчего часто в себя уходила или истерики закатывала. Бабушка как-то с ней справлялась, Татьяну не волновала, хорошо к невестке относилась, как к родной, может, и больше сына любила, редкое дело. Одно понятно, трудно стало Тане на два дома жить.

– Знаешь, у меня плохо всё с Сергеем…

– Как плохо? Что случилось?

Тамара никак не ожидала, что Татьяна вдруг сама начнёт о нём рассказывать. Иногда казалось, что Сергея просто не существует в Таниной жизни, словно придуманная история, лишённая осязания.

– У меня не пойми что сейчас происходит: и работа, и Соня, и он. Я ведь, как раньше, не могу столько времени ему уделять. Если приеду, то только и думаю, как там Соня. Мне по-хорошему давно надо было её к психиатру отвезти. Всё гнала от себя такие мысли. Надеялась, перерастёт, и всё наладится. А сейчас всё как обострилось. Училась всегда отлично… Может, поэтому я так легкомысленно ко всему отнеслась. Она и дома ночью оставаться одна боится. Спрашиваю: «Чего боишься?» Отвечает: «Всего!» И если я у Сергея остаюсь, не спит до утра, на кровати сидит и тупо в окно смотрит. Я однажды её так и застала – чуть с ума не сошла от боли… И стыдно так, что оставляю одну в таком состоянии. Так что не сегодня завтра закончатся мои отношения с Сергеем. Не выдерживает он и интерес ко мне потерял. Потом… Да что говорить?! Ты же и сама всё понимаешь. Не было у нас будущего с самого первого дня. Всё знала наперёд. Думать об этом не хотелось. Слишком счастливая была.

На Таню трудно было смотреть, потерянная и на себя прежнюю не похожа, даже постарела как-то, и в глазах уставших слёзы стоят.

– Так ты его любишь… – вырвалось у Тамары.

– Я из-за него от мужа ушла буквально через пару месяцев, как с Сергеем познакомилась.

– Так плохо с мужем жили?

– Да нет. Прекрасно… Просто голову снесло. Думала, всё уже, теряю себя прежнюю. Морщинки вокруг глаз, тело как чужое, и все остальные признаки увядания… Ты не поймёшь меня сейчас! До этого дожить надо. А тут Серёжа. И так влюбился сильно, и всё ему нравится, и нет разницы, сколько мне лет и что у меня не так. И секс, которого я и в молодые годы не знала. А казалось, прошла огонь, воду и медные трубы, – Татьяна как вспомнила что-то и сама себе невольно заулыбалась. – Он мне глаза открыл, словно я как женщина и не жила до него. Не могла мужу врать, точно себе вру.

– И что? Муж взял и так просто отпустил тебя?

– Нет, не просто. Сначала убеждал не делать глупости. Потом возненавидел, как самого заклятого врага. Он меня боготворил. Когда так любят, нет середины. Вскоре в Америку уехал и остался. У него там родственников полно. На похороны не успел приехать, где-то на островах застрял. Там связи не было. Вроде через пару недель приедет на могилу к матери и Соню повидать. Давно не виделись.

– А как мама его на это? Всё же перед глазами. Сын ведь родной.

– Только сейчас стала понимать, как нелегко ей было. Ни одного упрёка, ни одного совета. Она очень Соню любила, и всю себя ей посвятила, и в Америку ехать отказалась. Не знаю уж как, но ко мне с пониманием отнеслась. Удивительная женщина. Мудрая. Считала, кому что уготовлено, то и пройдено будет, только платить за всё придётся, зайцем не прокатишься.

– Может, ты к нему вернёшься? Если так любил, то и простить должен.

– Не говори глупости. Он даже имени моего слышать не желает. И я не хочу, – Татьяна махнула рукой и постаралась улыбнуться прежней счастливой улыбкой.

– Что мы всё про меня да про меня. У тебя-то как жизнь? Я понимаю, от Михаила ты всё-таки ушла, и по тебе видно, что кто-то появился, ещё и балует. Другая стала! Хочешь, я шампанского открою? К приезду Сергея купила, думала, вместе выпьем. Так он позвонил сегодня, сказал, что сначала в Москву на несколько дней летит, с друзьями встретиться хочет. А я столько всего набрала! Может, возьмёшь себе хоть что-нибудь? Пропадёт, жалко… А я думаю, Том, чувствует он себя уже свободным, обидеть не хочет. Он и со мной больше не может, и без меня всё ещё трудно. Я бы сегодня ушла раз и навсегда. Его жалею. Само на нет сойдёт.

– Откуда в тебе столько силы, Тань? Я б с ума сошла.

– Разве это силы?! Надо было силы найти не идти на поводу своих страстей! Но как подумаю, что судьба мне на несколько лет подарила, – ни о чём не жалею и ни от чего бы не отказалась. И его ни в чём не виню. Он, когда обещал, что до конца со мной будет, слепо ведь верил в это, и не было обмана в его словах. Я уверена, и он ни о чём не жалеет и мучится оттого, что всё у него прошло ко мне, словно я балласт какой, дорогой, только уже бесполезный и неприменимый.

Тамаре очень хотелось сказать что-нибудь утешительное, но всё, что вертелось на языке, казалось до бесстыдного нечестным. Нет таких слов, не существует… Она бы никогда не смогла быть настолько великодушной к Сергею. «Обманщик и предатель! Взял, что мог, от Татьяны, как клоп, насосался и отвалил. Ничуть он не переживает, просто хочет лицо своё сохранить. И ведь самый неподходящий момент выбрал!»

Тамара знала, что не скажет о Сергее ни одного дурного слова, Татьяна не позволит. Промолчала. Самой так захотелось увидеть его случайно где-нибудь в городе, подойти и бросить в лицо самое обидное, что только на свете бывает. А если поглубже подумает, то обоих жалко, и злость к Сергею мгновенно улетучивалась.