Kitobni o'qish: «Эффект прозрачных стен»
© Грин И., 2018
© ООО «Издательство «Эксмо», 2018
* * *
Глава 1
Кристина толкнула дверь с до блеска отполированной латунной табличкой, украшенной строгим логотипом и надписью с названием фирмы. Приветственно звякнул колокольчик. В офисе стоял насыщенный аромат свежезаваренного кофе. К сожалению, это была лишь верхняя нота аромата. В следующую секунду нос уловил среднюю ноту офисного духа – тягучий аромат дешевого фастфуда: гамбургеров, чизбургеров, картошки фри, чипсов, луковых колечек и иже с ними. Но запах этот не мог испортить настроения. Это был ее офис, офис агентства «Кайрос», основанного совсем недавно Кристиной и тремя ее друзьями: Тимуром Молчановым, Иваном Рыбаком и Асей Субботиной. Чуть позже к ним примкнул Федор Лебедев, талантливый программист, способный отыскать в Интернете любую, даже наисекретнейшую информацию. Именно он, а точнее, его стол, постоянно набитый всякой снедью, и служил источником раздражающего запаха. Вопреки расхожему мнению, уничтожая килограммами вредные продукты, Федор был весел, энергичен, иногда даже чересчур, и худ, словно велосипедная рама. Вот и сейчас, едва завидев Кристину, он вскочил и радостно завопил:
– Опаздываете, Кристина Сергеевна!
Кристина поморщилась – ей не нравилось, когда ее называли по отчеству, словно тетку предпенсионного воз-раста.
– А вот и нет, – она бросила взгляд на часы на запястье.
– А вот и да! Звонили из «Железобетона», курьер в отпуске, и за отчетом заедет сам Тарасов. – Последние два слова Лебедев произнес той особой интонацией, которой медиумы сообщают внимающим им слушателям о явлении представителя потустороннего мира.
– Ну и что? – Кристина пожала плечами. – Отчет готов, лежит у меня на столе. Какая разница, кто его заберет – мальчик на побегушках или генеральный директор фирмы? Ты бы и сам прекрасно справился.
– Ну нет! Генеральный директор, в отличие от мальчика, должен общаться с генеральными директорами. И потом, вы не слышали, как трепетала в трубке секретарша. Как будто это не генеральный директор, а сам папа римский собирается посетить наш офис.
Кристина хмыкнула – трепет перед начальством, тем более чужим, никогда не входил в ее привычки, – но тем не менее повернула ручку жалюзи, впуская в помещение свет апрельского утра, и приоткрыла окно на проветривание.
Возглавляемый Прохором Тарасовым «Железобетон» был одним из крупнейших среди пока еще немногочисленной армии клиентов детективно-консалтингового агентства «Кайрос». Несмотря на то что слово «детективное» было первым в названии агентства, занималось оно в основном консалтингом. Клиенты, которых отыскивал Тимур, бывший владелец банка, передавали «Кайросу» на аутсорсинг часть задач внешней безопасности предприятия, таких как проверка контрагентов, внешний аудит безопасности предприятия, конкурентная разведка. На бумаге это звучало очень внушительно, но на деле сводилось, как правило, к проверке кандидатов при приеме на работу и функциям «тайного покупателя». Более близко подпускать к контролю за бизнесом сторонних сотрудников, доверять им сведения, являющиеся коммерческой тайной, компании даже с идеально прозрачной налоговой историей не рисковали.
Если с кандидатами на работу дело обстояло достаточно благополучно, то для «тайного покупателя» в «Кайросе» подходящей кандидатуры не было. В Тимуре, даже переодетом в самый что ни на есть демократичный наряд, невооруженным взглядом угадывался человек из контролирующих органов, поэтому обвешивать, обсчитывать его или грубить ему никто не рисковал. Как, впрочем, и Ивану Рыбаку, здоровяку ростом под два метра с выпирающими из-под пиджака бицепсами, нахамить которому мог бы только полный идиот. Здесь бы идеально подошла Ася Субботина, у которой прямо-таки на лбу написано: «Обманите меня, пожалуйста! Заранее огромное спасибо!» Но после первого опыта детективной работы Ася поняла, что не приемлет не очень честных методов работы частного сыска1. Мало того, этот опыт поссорил Асю и Ивана, питавших друг к другу особые чувства.
Кристина была уверена – все наладится. Нужно только немного потерпеть, и Ася успокоится, вернется в их ряды, помирится с Иваном. «Кайрос» начнет заниматься детективной деятельностью. Начнет и обязательно выиграет.
Звякнул колокольчик. Кристина мысленно поправила прическу и обернулась, готовясь увидеть генерального директора «Железобетона». Но в офис вошел Тимур Молчанов. Как всегда, собранный и серьезный, он поздоровался с Кристиной, пожал руку Федору и уселся на кожаный диван.
– Ну, что у нас новенького? – спросил он, закидывая ногу на ногу.
– Сейчас «Железобетон» придет за отчетом, – важно сообщил Федор. – Сам генеральный.
– Сам? С чего бы это? Сто лет его не видел. Интересно будет встретиться. Может, пока кофе? – вопрос был адресован Кристине, но Федор радостно заявил:
– Ага! Мне двойной, пожалуйста.
– Будет сделано, – Тимур легко поднялся с дивана и принялся колдовать с кофемашиной.
В это время офисная дверь распахнулась, и в помещение быстрым шагом вошел мужчина лет тридцати пяти – сорока с кожаной папкой под мышкой. Он совсем не был похож на генерального директора солидной фирмы, скорее на курьера. Вот только курьеры не ходят в костюмах bespoke2.
Мгновенно оценив обстановку, он прямиком направился к Тимуру, очевидно признав его за начальника. В следующую секунду лицо его озарила улыбка узнавания.
– Михалыч? Приветствую!
– Здравствуй, Прохор! – Молчанов протянул посетителю руку. – Тебя каким ветром занесло в наши края? Курьера уволил?
Шеф «Железобетона» изобразил вежливую улыбку:
– Нет, решил временно узурпировать его место. А если честно, тебя искал. Мы можем где-нибудь поговорить? – он покосился на дверь переговорной.
– Давай уточним: это касается работы, или тебе просто хочется вспомнить годы молодые?
Тарасов задумался, и на мгновение в офисе «Кайроса» воцарилась тишина, нарушаемая надсадным «кашляньем» кофемашины.
– Просто если предаться воспоминаниям, – пришел на помощь старинному приятелю Молчанов, – тут неподалеку есть неплохое кафе. Рабочие же вопросы мы обсуждаем в переговорной. Кристина Сергеевна – наш генеральный директор, и мы с удовольствием выслушаем тебя.
– Кристина Сергеевна? – гость посмотрел на Кристину так, как будто впервые заметил, что в офисе, кроме него с Тимуром, кто-то находится.
– Можно просто Кристина, – Кристина шагнула вперед и протянула руку.
Тарасов ответил на рукопожатие. Идеально выбритое лицо хранило полную невозмутимость, но в небрежном движении руки читалось явное неодобрение происходящего. Очевидно, генеральный директор «Железобетона» принадлежал к разряду мужчин-шовинистов, отрицающих наличие у женщин логики как таковой.
Колебался Тарасов недолго.
– О’кей! Пусть будет Кристина Сергеевна, – кивнул он.
– Может, кофе? – спросил Тимур, открывая перед гостем дверь переговорной.
– Нет-нет, – замотал тот головой, проходя вперед и осматриваясь.
– Я не понял, а где мой кофе? Двойной! – довольно громким шепотом возмутился Лебедев. – Тимур Михайлович!
– Момент, Федор Андреевич! – излишне виноватым тоном отозвался Молчанов. – Сейчас будет готово!
Пока Молчанов возился с кофемашиной, Кристина прошла за Тарасовым в переговорную.
Тимур считал момент эстетики очень важным. И пусть денег у фирмы пока нет, клиенты не должны об этом догадываться. Большой дубовый стол со скругленными углами, восемь (по четыре с каждой стороны) черных кожаных кресел с хромированными крестовинами и высокими эргономичными спинками, кожаные папки с бумагой для записей, большой экран с изображением логотипа фирмы – все смотрелось добротно и основательно. Напротив двери – огромная, почти во всю стену, картина, названная автором «Город в тумане». Выполненная сепией, она пришлась по душе всем сотрудникам «Кайроса», хотя, по мнению Кристины, тумана было слишком много. Картина не только украшала стену, но и служила своеобразной шторой, надежно заслоняющей переговорную от любопытных глаз уличных прохожих. Мягкий свет, проникавший в комнату из-за картинной рамы, создавал в помещении доверительную атмосферу. Усевшись в удобное кресло, клиент, сам того не ожидая, проникался ею и порой рассказывал хозяевам офиса чуть больше, чем изначально планировал.
Обычно гости, осмысленно или руководствуясь интуицией, предпочитали сидеть спиной к картине и к свету. Тарасов же, не дожидаясь приглашения, сел к ней лицом.
– А неплохо живут господа аутсорсеры, – сказал он, обращаясь к вошедшему в переговорную Молчанову. – Мне всегда казалось, что аутсорсинг несколько противоречит российскому менталитету.
– И это говорит клиент аутсорсинговой компании, – улыбнулся Тимур и, предвосхищая возражения Тарасова, добавил: – Знаю, знаю, ты у нас с детства по заграницам, поэтому российским менталитетом не испорчен.
– Менталитет – такая штука, которая существует в тебе независимо от страны проживания. И потом, ты же знаешь, большую часть существования «Железобетона» им руководили именно аутсорсеры. Отец лишь создал фирму, разработал бизнес-стратегию, нашел первых покупателей и…
– И?.. – вмешалась в разговор Кристина.
– И умер. Сорок лет. Инфаркт.
– Извините, – пробормотала Кристина, ругая себя за бестактность.
– Это было давно. Мне только исполнилось двенадцать. Отец мечтал, чтобы я пошел по его стопам, и в десять лет отправил учиться в колледж в Швейцарию. Потом Оксфорд, стажировка в Штатах – и вот я здесь, – Тарасов развел руки, словно пытаясь загрести ими понравившееся помещение. – Если честно, наемные управляющие были более эффективны, чем я, несмотря на элитное образование.
– Кстати, ты можешь поручить нам, и мы с удовольствием найдем места, в которых ты не проигрываешь в эффективности предыдущим управляющим, – сказал Тимур. – Кристина Сергеевна у нас в этой теме прямо-таки ас.
Он сел за стол напротив гостя. Кристина устроилась рядом, раскрыла папку, достала лист бумаги.
– Я подумаю над твоим предложением. Сейчас меня беспокоит другое…
Тарасов замолчал, Кристина внимательно изучала клеточки на бумажном листе. С улицы доносилась негромкая птичья трель.
– Мне нужен детектив, – после долгого раздумья заявил Тарасов. – Частный детектив. Хороший. Я хочу, чтобы ты занялся. Ну, или подыскал кого-нибудь толкового.
– Детектива? – сказано это было таким тоном, что не знающий Тимура человек решил бы, что частный сыск – его конек. Но Кристина знала Тимура. Не то чтобы прямо досконально, до кончиков ногтей, но достаточно, чтобы понять, что Тимур сомневается. Опыта настоящей детективной деятельности у агентства не было. Да, у них есть Рыбак – бывший опер, с оставшимися со времени службы знакомствами и связями. Есть Федор, способный выудить любую информацию. Но это все. С другой стороны, нужно же им хоть с чего-то начать. Хоть с самого маленького дела… – Давай так, – наконец решился Тимур, – ты изложишь суть, мы займемся, а если нужно будет, подключим дополнительные ресурсы.
– Я надеюсь, понятие конфиденциальности вам не чуждо?
– Можешь не сомневаться, – уверил клиента Тимур. – Все сказанное останется строго между нами. Привлекаемые сотрудники будут знать только то, что им положено. Договор составим с самыми обтекаемыми формулировками.
– Договор? Зачем договор? При чем тут договор? Понимаешь, это дело – из разряда сугубо личных. И я не хочу никаких бумаг. Мне достаточно твоего слова. – Тарасов покосился на Кристину, по-прежнему не отрывавшую глаз от пустого листа, и добавил. – Вашего слова.
– Ну что ж… – Тимур свел ладони домиком и вопросительно посмотрел на клиента.
Тарасов заговорил не сразу. Он посмотрел на свои ладони, перевел взгляд на картину, а потом словно в прорубь нырнул:
– Я хочу, чтобы вы нашли мою дочь.
Кристина почувствовала, как внутренне напрягся сидящий рядом Тимур. «Это не к нам, это в полицию, – захотелось сказать ей, – причем срочно». Но она лишь оторвала взгляд от бумаги и в упор посмотрела на Тарасова:
– Вы не против, если наша беседа будет записываться?
– Нет, – он покачал головой и перевел взгляд на картину за ее спиной.
Глава 2
От Тарасова-младшего, приступившего к руководству отцовской фирмой после окончания учебы, ожидали всего – от радикальной смены топ-менеджеров до столь же радикальной смены сферы деятельности. Но он был на удивление осмотрителен и даже деликатен. Все его действия были понятны и логичны. Кроме одного – женитьбы на дочери вахтера. Студентка института культуры, будущий библиотекарь, она была умна, начитанна. На этом плюсы заканчивались. Особой красотой девушка не отличалась. Да, она была высокой и стройной, густые золотисто-рыжие волосы до плеч, выразительные глаза. Но кого сейчас этим удивишь? Вероятно, в тот день, в тот самый час, когда она забежала к отцу на работу, чтобы принести ему обед, судьба решила уравнять шансы.
Воспользовавшись тем, что босс недавно покинул офис, отец девушки усадил ее на свое место, в стеклянную будку, все оборудование которой состояло из удобного высокого кресла и монитора, куда выводились изображения с камер слежения. Он строго-настрого запретил кого-либо пропускать на вверенный ему объект и поспешил на кухню – разогреть еду. Кухня находилась совсем рядом – в каких-то двух метрах от дежурки. Но шум одновременно включенных микроволновки и чайника помешал стражу порядка услышать шум подъезжающей машины.
Тарасов, вернувшийся за какой-то безделицей, был сражен вопиющим несоответствием хрупкости охранницы и величиной ответственности, возложенной на ее плечи. Первым желанием было немедленно расторгнуть договор с фирмой, поставляющей таких неполноценных секьюрити. Но попытка проникнуть в офис заставила Тарасова изменить свое мнение о девушке.
– Вам придется подождать! – заявила она, строго глядя на Тарасова большими зелеными глазами из-под нелепой пушистой челки.
Он не стал кричать, топать ногами, отстаивая право прохода на запретную территорию. Вызвал по мобильному Крылова, своего зама по общим вопросам, и, скрестив по-наполеоновски руки на груди, с нарочитым спокойствием взирал на девушку. Лишь слегка побледневшие скулы могли выдать внимательному наблюдателю бурю, бушевавшую в его душе. Крылов не заставил себя ждать. Высокий, полный, чем-то напоминавший своего знаменитого однофамильца, он прибежал, громко топая ногами.
– Немедленно откройте! – задыхаясь от быстрой ходьбы, потребовал он.
В ответ девушка лишь слегка покачала головой и посмотрела на Тарасова. В зеленых глазах стоял вызов. В этот момент на шум прибежал настоящий охранник с дурацким пластиковым судком в руках. Увидев бледного от гнева Тарасова, он покраснел, выронил из рук судок, и по проходной поплыл запах домашних котлет с чесноком. Тарасов поморщился – по роду деятельности ему приходилось помногу общаться с людьми, и он предпочитал пищу с нейтральным запахом. Во всяком случае, в рабочее время.
– Лада, открой! – охранник сокрушенно уставился на испорченный обед.
Девушка с независимым видом нажала на кнопку на пульте управления, и Тарасов наконец-то смог попасть на собственную фирму. Он стремительно шел по коридору к своему кабинету, стараясь опередить чесночный запах, который несся за ним по пятам. Позади пыхтел безнадежно отставший Крылов.
– Прохор Сергеевич? – секретарша, листавшая косметический каталог и одновременно слушавшая музыку, быстрым движением сдернула наушники и бросила их в открытый ящик стола, следом полетел каталог.
Тарасов на секунду остановился, глядя в глаза, полные подобострастного трепета, и рванул дальше. В кабинете он наконец смог дать выход охватившей его злости: пнул директорское кресло – роскошное, зеленой кожи с латунными заклепками на латунной же крестовине. Кресло покачнулось и медленно развернулось к окну, словно подсолнух к солнцу. От заклепок разбежались по кабинету солнечные зайчики.
– Ладно тебе, – примиряющим тоном сказал Тарасов, проведя пальцами по подлокотнику. Кресло свое он любил – оно служило еще его отцу, когда тот только начинал свой бизнес. Один из первых покупателей за неимением денег рассчитался мебелью.
– Прохор!.. – В кабинет ввалился Крылов, сел на диван напротив стола молодого шефа и, достав из кармана огромный платок в сине-зеленую клетку, принялся вытирать пот со лба. Лоб, как и платок, был огромным. Наверное, из-за внушительных залысин, а может, из-за того, что Крылов был мужиком очень умным. – Прохор Сергеевич! Все в порядке. Охранник уволен…
В кабинете стоял густой чесночный дух. Тарасову внезапно сделалось жарко. По примеру Крылова он вытащил из стоящей на столе салфетницы одноразовый платок и промокнул со лба непонятно откуда взявшуюся испарину. А потом, совершенно иррационально, потребовал у Крылова принести ему личное дело охранника. Наверное, где-то в клетках подкорки его мозга – считается, что именно там рождаются наши инстинктивные решения, – запах чеснока пробудил генетические воспоминания его деда по материнской линии и тезки, Прохора Калашникова, пешком добравшегося в далеких тридцатых годах в Москву поступать в Плехановский институт. А может, причина была в чем-то другом. Но вечером следующего дня Тарасов и девушка с былинно-песенным именем Лада сидели за столиком его любимого кафе в Елочном переулке.
Кафе (оно так и называлось «Кафе») было маленьким, располагалось в непроходном месте, но штрудель, настоящий яблочный штрудель по-венски, здесь подавали отменный – сочный, но не промокший, с тончайшим тестом и хрустящей корочкой. К нему полагался шарик мороженого. Теплый золотистый штрудель, слегка припорошенный сахарной пудрой, и холодный упругий шарик мороженого. Почти как у Пушкина – лед и пламень. Жуть как вкусно! А Тарасов, хоть и скрывал это, был отчаянным лакомкой. Наверное, не доел сладкого в детстве – в швейцарском колледже с этим было строго. И пусть маленькому, на двоих, столику, за которым они сидели, очевидно, не раз пришлось бывать участником битв, о чем свидетельствовали шрамы на пластиковой, под малахит, столешнице, и сама обстановка кафе была лишена каких-либо изысков, но штрудель всегда оказывался на высоте.
Первое свидание оказалось на редкость скучным – Лада поддерживать разговор не стремилась, держалась настороженно и большей частью смотрела в одну точку, чуть выше тарасовского плеча. Мороженое в ее тарелке поскучнело, обмякло, словно мартовский снеговик, штрудель остыл. Тарасов не выдержал, оглянулся – что, в конце концов, ее так приворожило? На стене висела картина. Картина как картина. Что-то вроде той, что украшала молчановскую переговорную: расплывающиеся кляксы на сером фоне. Тарасов посмотрел на Ладу и убедился: ее взгляд, несомненно, прикован к картине. Что привлекло ее внимание к этой пятнистой абракадабре? Повернулся, присмотрелся внимательнее.
– Здорово, да? – тихо, словно боясь спугнуть кого-то, спросила Лада.
Тарасов понял, что речь идет о картине, лихорадочно начал вспоминать, что принято говорить в таких случаях. Концептуально, что ли? Или как? Чтобы не выглядеть идиотом, решил просто кивнуть.
Он проводил ее до подъезда, мысленно пообещав себе никогда больше…
Где-то через неделю Тарасов вдруг почувствовал странное и непреодолимое желание посетить кафе в Елочном переулке. Странное, потому что «накрыло» оно его утром, перед работой. В распорядок дня, словно в маршрутку в час пик, было втиснуто множество мероприятий – нужных и не очень, объединенных одним свойством – все они требовали его всенепременного присутствия. Утром три встречи в офисе, затем переезд на завод, куда должны прибыть представители завода-изготовителя для производства пусконаладочных работ нового программируемого логического контроллера управления смесительным модулем, и в завершение дня, так сказать на сладкое, юбилей фирмы «Стройинвестхолдинг» – одного из крупнейших покупателей «Железобетона». По этому поводу организован банкет с «цыганами и медведями». Форменное убийство вечера, но идти надо. Такие клиенты, как «Стройинвестхолдинг», на дороге не валяются, они по ней ездят – курсируют между объектами. Встретиться с ними на подобной тусовке – редкость. Это еще отцовские друзья, бойцы, проверенные годами совместной работы. Хотя, если отцовские, вполне может сойти Крылов. Тарасов уже собрался было позвонить Крылову, как вспомнил, что тот с раннего утра «окучивает» Кулибиных, смастеривших тот самый контроллер, который будут сегодня после обеда запускать на заводе. Крылов лично встречал их в аэропорту, устроил в гостинице, откуда в полдень должен забрать, покормить где-то в городе и доставить на завод.
Завод Прохор Тарасов не любил. Понимал, что только благодаря ему он стал тем, кем стал. Но не любил. Да что там любить? Развалюху-завод, который Тарасову-старшему и Крылову удалось купить за совсем смешные деньги при развале Советского Союза? Вернее, тогда завод уже умер, и друзьям достались изрядно обглоданные кости. И до сих пор Крылов, а теперь и Тарасов-сын делают на этих костях бизнес. Причем очень успешно. Конечно, поначалу беспрестанные денежные вливания в ремонт были оправданны. Но теперь? Сколько можно устанавливать современные заплатки на допотопные подштанники? Почему не утилизировать имеющееся оборудование, не купить пару модульных быстромонтируемых заводиков? Так нет же. Крылов боится потери качества. И сколько ни доказывай, что качество по большому счету зависит не от оборудования, а от инертных материалов и цемента, у Крылова свои аргументы – из русской печи пироги вкуснее, чем из газовой. Но далеко бы ушел прогресс, если бы мы до сих пор сидели на русской печи! Емеля, черт его дери, – национальный герой! Эта поддержка отечественного производителя больше смахивает на неуклюже закамуфлированную благотворительность. Мать, та в открытую ею занимается – какие-то центры медицинские спонсирует, хотя тоже не без умысла: попутно открыла в Липовске дом престарелых для VIP-клиентов. На каждого пациента – две санитарки и медсестра. Врачи только высшей категории. Ценник – как на пятизвездочном курорте. Еще один проект – клиника красоты. Опять же страшно дорогая. Наверное, она и сама ею активно пользуется, потому что в свои шестьдесят выглядит просто замечательно. Нет, конечно, никаких силиконовых излишеств – ухоженное, без малейшего намека на пластику лицо, отличная стрижка на коротких седых волосах. Из косметики – только сдержанного тона помада. Одежда спокойных тонов – юбка на пару сантиметров ниже колена или брюки, джемпер, пиджак. Все просто. И очень дорого.
Прохор тоже вложил свою лепту в семейный бизнес – создал сеть магазинов по продаже сопутствующих товаров в спальных районах. Цены низкие, качество ценам соответствует, но торговля идет бойко. Есть даже свои оптовики – бабушки, перепродающие тарасовские товары своим же товаркам или прохожим у автобусных остановок. Таким образом, у Тарасова тоже имелся свой благотворительный проект.
И все-таки в фирме бетон давал самую большую прибыль. На втором месте стояла материнская тема. Магазинчики Прохора плелись в хвосте. Уж слишком они были затратными.
Больше всего его раздражало то, что любое предложение по усовершенствованию завода мать с Крыловым воспринимали в штыки. Мол, это память об отце. Ну крыловская косность ему была понятна. А мать? Почему она не хотела его поддержать? Почему все время поддерживала Крылова? Крылов не был полноправным партнером. У матери и отца в уставном капитале было по сорок пять процентов, а у Крылова только десять. Почему так получилось – Тарасов не вникал. После смерти отца его доля перешла к сыну, и теперь при решении спорных вопросов мать всегда становилась на сторону Крылова, и Тарасов оставался в меньшинстве. Почему? Он не знал. Ведь, по логике, мать всегда должна становиться на сторону сына. Но не становилась. Может, боялась, что следующим после завода реформам подвергнется ее богадельня? Иногда Тарасову казалось, что этот дом престарелых мать создавала с расчетом когда-нибудь занять в нем одни из апартаментов. Он бы не удивился. Она привыкла жить одна в коттедже прямо на территории клиники, и когда Тарасов предложил переехать к нему в городскую квартиру, наотрез отказалась, чему он был только рад. Он навещал ее один-два раза в месяц, привозил цветы – она очень любила тюльпаны. Иногда заставал у матери Крылова. Она всякий раз заметно смущалась, хотя в повседневной жизни это чувство было ей чуждым. Тарасов причины смущения не понимал – он не был против близких отношений матери с Крыловым, даже несмотря на то, что это бы укрепило их альянс в отстаивании своей позиции в вопросах руководства фирмой.
Фактически все бразды правления были в руках у Прохора: общение с поставщиками и покупателями, прием и увольнение сотрудников, транспортная и складская логистика, реклама, маркетинг и ценообразование. Желая дистанцироваться от завода, он выкупил первый этаж трехэтажного делового центра с отдельным входом и устроил в нем офис. Прохор руководил фирмой, опираясь на собственные знания и постепенно накапливающийся опыт. Крылов никогда не подвергал сомнениям его распоряжения. И только с заводом Прохор ничего не мог поделать, и это выводило его из себя. Завод в глазах Тарасова имел только один плюс – огромную территорию. И пусть половина ее благополучно заросла бурьяном, это была своя земля, на которой можно было строить все, что угодно. Новые заводы, склады и даже, чем черт не шутит, магазины. Правда, так далеко за город бабушки не поедут. Но для оптовиков с их большегрузным транспортом есть где развернуться.
В тот день три запланированные встречи превратились в пять. На ходу завизировав кадровые документы, Тарасов помчался к выходу. На проходной ему вдруг вспомнилась Лада, забавное приключение с ужином. Откуда-то явственно потянуло чесноком, и призрак Елочного переулка, задремавший было в голове Тарасова во время исполнения обязанностей шефа «Железобетона», проснулся. При виде Тарасова охранник вежливо встал, по-военному отдал честь и нажал на кнопку.
Когда Прохор вырулил с парковки, призрак уже вовсю разбушевался. Он напомнил, что завтрак и три чашки кофе в офисе – недостаточно для активной работы мозга, что по пути на завод необходимо съесть чего-нибудь еще. В этот момент синий «Мерседес» опасно подрезал тарасовский «Ниссан», и Прохор приказал голосу в своей голове заткнуться.
Однако, когда красочный городской пейзаж сменила унылая и однообразная промзона с пыльными деревьями на голых обочинах, Тарасов не выдержал. И хотя вдали уже показались скучно-серые силосы цементного завода, подпирающие такое же скучно-серое небо, Тарасов со словами «как же меня все задрало» развернулся, не обращая внимания на сплошную, и помчался в город.
Не считая женщины за барной стойкой, в кафе никого не было. Она улыбнулась Тарасову. Не дежурно, одними губами, а по-дружески, словно старому знакомому. Странно, ведь он никогда ее раньше не видел. Сколько бывал здесь, его обслуживал один и тот же парень – молодой, высокий, с длинными волосами, забранными в хвост.
Ноги сами повели Тарасова к столику, где в последний раз они сидели с Ладой. Только сел он на место, где сидела девушка, и оказался лицом к лицу с заинтересовавшей ее картиной. «Здорово, да?» – всплыли в памяти ее слова.
Официантка, та самая женщина из-за барной стойки, принесла заказ. Ей было уже под пятьдесят. А может, и за. Полная, невысокого роста. Доброе бледное лицо усыпано веснушками, зеленые глаза устало улыбаются, рыжие волосы с проседью собраны на макушке в узел. Длинный черный фартук почти до пола не скрывает отекших лодыжек. «Наверное, к вечеру у нее сильно болят ноги», – подумал Тарасов и удивился странному чувству жалости, которое абсолютно неожиданно вызвала у него эта абсолютно чужая женщина. О матери своей он никогда так не думал, хотя у матери никогда ничего не болело. Она была собранной, целеустремленной, готовой к любому повороту событий, при этом ни о чем не беспокоясь и ничего не оценивая.
– Что это за картина? – спросил он, когда принесли заказ.
– Не знаю, – женщина неопределенно пожала плечами. – Муж купил, когда мы только открывали это кафе. Сказал, что художник очень талантливый. Когда умрет, картине цены не будет. Знаете, как Ван Гог… Он же при жизни продал только одну картину, причем своему другу, а теперь его картины стоят сумасшедших денег.
– Ну и как художник? Не умер пока? – уточнил Та-расов.
– Не знаю… Муж умер… а художник? Кто его теперь знает… Да и не продашь теперь…
– Почему?
– Висит давно, стена выгорела. Снимешь картину – останется пятно, нужно будет ремонт делать. А делать некому. Я да сын. Кого-то со стороны нанимать, так все деньги от продажи картины и уйдут. По нынешним временам ремонт, даже косметический, хуже стихийного бедствия.
– Так вы хозяйка этого кафе? Как вас зовут? – запоздало дошло до Тарасова.
– Хозяйка, да. Мариванна меня зовут. Вы кушайте, кушайте… – Она развернулась, пошла к стойке, и Тарасов понял, что чем-то огорчил эту женщину. Может, разбудил воспоминания об умершем муже? А может, она грустит из-за отсутствия денег на ремонт? Вряд ли кафе приносит большой доход. Он никогда не видел, чтобы здесь было много посетителей. Человека три-четыре максимум. Мариванна… Имя такое домашнее, уютное, вкусное.
Прохор отрезал кусочек штруделя, наколол на вилку и уже почти положил в рот, как за спиной мелодично тренькнул колокольчик. Ну вот, еще кто-то пришел, мысленно порадовался за Мариванну Тарасов, а в следующую секунду он порадовался еще раз. И на этот раз за себя. Потому что этим новым посетителем была Лада. Золотистые кудри, широко распахнутые глаза, удивленно глядящие из-под пышной челки.
Он подскочил, уступая девушке свое место, – ведь она наверняка хотела сидеть лицом к поразившей ее воображение картине. Но она покачала головой, подвинула стул и села совсем рядом. Их плечи почти касались, и это было здорово.
Если честно, Тарасов немного боялся женщин. Нет, конечно же, у него были ни к чему не обязывающие интрижки, но впускать женщину вглубь своего «я» он не собирался. Когда-то давно ему на глаза попались замечательные строки:
О женщины! Когда меня вы обнимали,
Бескрылые тайком мне крылья подрезали,
Крылатая – свои мне отдала3.
Это было как вспышка, как внезапное озарение. Тарасов сделал эти строки своим девизом, выгравировав их на невидимом щите, за которым надежно спрятал сердце. Не являясь экспертом по женщинам, он предпочел всех их считать однозначно бескрылыми. Да, красивыми, добрыми, обаятельными, даже умными. Но бескрылыми, способными в любой момент обвить его своими чарами и лишить крыльев. Он готов был согласиться, что эта позиция была несколько однобокой, и может быть, из-за нее он может пропустить ту, настоящую, крылатую… Но так удобнее. До поры до времени.
