Kitobni o'qish: «Но любовь из них больше»

Глава 1. Цыганская свадьба

Она была одной из тех юных цыганок, которая сторонилась чужаков. Только в своем таборе среди таких же как она, девушка чувствовала себя спокойно. Могла весь день петь, танцевать и шутить. Какие там чужаки!? Даже молодые цыгане в попытке добиться расположения Донки только пугали ее своей настойчивостью: уж очень она была привлекательной. Не выпуская шипов, она могла общаться только с Лачо, своим двоюродным братом. Ее бы замуж выдать, да, по мнению отца, рано еще – ей было всего 15. Но юный возраст не помеха мечтать о большой любви, которую девушка часто представляла перед сном.

Любимым занятием цыганки было мчаться по полям ранним утром на своей резвой белой кобылке. Навстречу ветру, наперекор судьбе, вопреки всему. Длинные волосы Донки развевались в унисон с гривой ее подружки. Обе они чувствовали свободу, молодость, и наслаждались каждым моментом этой беспечности. Родители любили баловать свою девочку, потому что та была долгожданным ребенком после пяти ее старших братьев. Отец так вообще души не чаял в ней, называя «тагарицей», что на их языке означало «царица».

Лачо, в отличие от остальных молодых цыган табора, заслуживал одобрительного взгляда Донки только потому, что часто находился в компании ее братьев. Для родителей девушки он был как шестой сын – отец и мать парня погибли, когда лошадь, испугавшись стрельбы, унесла их в обрыв. Лачо и его старшая сестра Рузанна остались тогда на попечении своей единственной бабушки.

Сегодня весь табор бегал как сумасшедший, все радовались и громко смеялись, перемещаясь толпой от повозки к повозке и от шатра к шатру. Только Лачо ходил без настроения. Все хлопоты были из-за того что сегодня выдавали замуж его любимую Рузанну. Ей было 19 – засиделась девка в девках. Уж думали, что не найдется для нее подходящего жениха – девушка она очень скромная и молчаливая. Со своим женихом до свадьбы толком и не поговорила даже. Хоть и знала его с детства, но никогда не подходила к парню, и друзьями они не были.

Платье у Рузанны было пышное, атласное, золотого цвета. Юбку украшали рюши и воланы, а лиф был обшит вручную драгоценными камнями. Браслеты, которые трудно было сосчитать, украшали запястья девушки, а на шее блестело красное ожерелье. В тон ему в жгучие черные волосы невесты были вплетены алые атласные ленты. Поверх прически аккуратно красовалась диадема, похожая на корону. Рузанне завидовали все цыганки, и старые, и молодые. Старым-то уже никогда не доведется надеть невестино платье, а молодым было еще или рано замуж, или свадьба у них уже была, но не в таком дорогом платье. Это родители жениха постарались. Очень им по душе была эта скромница, знали они ее с младенчества.

Цыганки старательно накрывали сразу два стола – отдельно для мужчин и женщин. Из блюд можно было заметить шашлык с кровью и запеченную на костре дичь. Бабушка Рузанны тоже постаралась: приготовила кучу лепешек и десять сладких пирогов с начинкой из кураги и творога. Выкуп за невесту был получен задолго до гулянья, и веселье должно было вот-вот начаться. По такому событию специально приехал кочующий цыганский ансамбль: без музыки, песен и танцев свадьбе быть просто не суждено.

Донка не участвовала в приготовлениях, ей это было неинтересно. Любопытство переполняло ее совсем по другому поводу: недалеко от столов женщины старательно украшали свадебную арку. Сооружение из палок и веток было осыпано различными цветами, зеленью и ягодами. Девушка очень хотела постоять под ней, пока не вышли жених с невестой и не заняли это заветное место. Она верила, что если постоит под аркой до новобрачных хотя бы чуть-чуть, то обязательно выйдет замуж по большой и чистой любви. Но женщины не собирались уступать место ее баловству. Им было не до причуд Донки: арка казалась цыганкам недостаточно торжественной, и они продолжали наполнять и наполнять ее всевозможными украшениями.

– Она скоро свалится под весом всех этих цветов, – проворчала Донка в надежде на то, что женщины наконец-то уйдут и дадут ей возможность постоять на заветном месте.

Но они и не думали покидать декорацию, и продолжали украшать арку, жарко споря между собой над тем, какой цветочек, в какое место лучше поместить. Девушка, осознав что ждать шумных теток бесполезно, направилась утешать Лачо. Он сидел на берегу речки, стараясь распутать комок из атласных лент, которыми нужно было украсить повозку новобрачных.

– И чего ты такой хмурый? Подумаешь, сестра замуж выходит! Бывают проблемы и похлеще, – уверенно заявила Донка, – например, братья мои женатые.

– А что с ними не так? – удивился Лачо.

– С ними-то все в порядке. Их жены – вот где настоящая беда.

– А с ними что не так? – продолжил удивляться парень.

– Да все не так. Вместо того чтобы помогать твоей бабашке готовиться к свадьбе, они собрались впятером и давай наряжаться. Юбки свои везде раскидали, бусы порвали, перемерили уже штук сто платков. На это просто невозможно смотреть. Ощущение, что замуж собралась не Рузанна, а эти чучундры. Еще меня просят волосы им красиво собрать, как будто мне заняться больше нечем. Сбежала от них. Арку караулила, да без толку, – досадно произнесла Донка.

– Ааа… Хочешь постоять под ней?

– Ну конечно! Я не хочу замуж выходить, как Рузанна. Знать не знает своего жениха, – поспешно сделала вывод девушка и тут же посмотрела на Лачо, чтобы понять, не обиделся ли он на ее слова.

– Вот поэтому я и переживаю, – грустно произнес парнишка, – вдруг он окажется жестоким и грубым, будет ее обижать. Или со временем начнет пить и гулять.

– А ты не думай об этом, – попыталась утешить его Донка, – все хорошо будет. Рузанна заслуживает идеального мужа, она ж такая нежная у тебя, хрупкая, дунешь – упадет. И жених у нее вроде хороший.

– Ага, пока-то хороший! Что будет потом, не известно, – досадовал Лачо.

– Ну этого никто не знает, – это было единственное, что смогла ответить ему Донка.

Она действительно не знала, как сложится судьба ее подруги и тоже переживала за нее. Но волноваться просто не было времени. Сегодня ей досталась роль стоять возле шатра, в котором наряжается Рузанна, чтобы предупредить невесту о приближении жениха. Поэтому она оставила Лачо и побежала в табор.

В это время в шатре Рузанна, уже готовая к началу торжества, слушала напутственные слова своей бабушки:

– Когда-то я сказала это твоей матери, теперь повторю и тебе: если этот прекрасный юноша вдруг станет вести себя как пес плешивый, бить тебя, унижать, не обеспечивать, сразу иди ко мне. Подойдем вместе к барону и пожалуемся. Поняла меня?

– Да, поняла – смиренно ответила Рузанна, но продолжила, – Я не думаю, что он плохой, вроде спокойный парень.

– Ага, все они хорошие, пока ты свободная и на выданье. А потом начинается: меня вот твой дед как-то раз огрел поленом по спине. Две недели не могла встать с постели. Сволочь такая. Хорошо, что умер раньше меня, а то пришлось бы самой прибить, – зло проворчала бабушка.

– Да, помню, ты рассказывала, что его в драке кто-то ножом пырнул, – вдруг вспомнила внучка.

– Не кто-то, а мой брат. Но ты этого не слышала, потому что я тебе об этом не говорила. Поняла? – чуть прибавив тон, спросила старушка.

– Ужас, – произнесла невеста, выпучив на бабушку свои огромные карие глаза.

– Ужас – это когда тебя муж избивает так, что ты двигаться не можешь. А защитить свою сестренку это не ужас, это долг и обязанность любого брата. У тебя вот нет такого защитника, который был у меня. Лачо еще маленький. Поэтому я тебе и говорю: не позволяй себя унижать и оскорблять! – еще громче сказала старушка.

– Хорошо-хорошо, – ответила девушка, потому что не согласиться с бабушкой было невозможно, пришлось бы слушать ее наставления несколько часов. Любила она жизни учить.

Сейчас девушка совсем не думала о том, как сложится ее семейная жизнь. Ее куда больше заботил обряд «выноса чести». И даже не сам обряд, а действия до него. Девушка приходила в ужас от понимания того, что сегодня вечером ей придется лечь с мужем в постель, а потом передать жене барона простыню с каплями крови на обозрение всему табору в доказательство своей чистоты. Рузанна никак не могла понять, к чему такая шумиха. Неужели недостаточно, чтобы только муж убедился в ее невинности. Тихонько заглянул бы под одеялко, увидел кровь и порадовался, что ему досталась такая прекрасная девушка в жены. Но нет.

– Жених идет! – закричала Донка, просунув голову в шатер.

– Я готова, готова, – пытаясь сохранить спокойствие, проговорила невеста, поправляя ленты на своей голове и оборки на подоле платья.

Уже через несколько минут бабушка вывела ее к будущему мужу, и веселье началось. К ним подбежали цыгане из ансамбля и начали петь и танцевать, сопровождая пару к свадебной арке.

В этом переполохе Донка, пока Рузанна со своим женихом не дошли до места, успела проскользнуть между музыкантами и постоять под заветной аркой. Ее переполнило чувство выполненного долга, сердце в груди стучало так быстро, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Но не успела девушка нарадоваться своей победе, как ее тут же выгнали со словами: «Из ума что ли выжила? Мы эту арку полдня украшали! И делали это не для тебя!» Но ее такие слова совсем не обидели, ведь девушка смогла выполнить задуманное.

Первым поздравлять новобрачных, конечно, подошел барон. Он обнял молодых и сказал: «Желаю вам никогда не ссориться, а если и поругаетесь, то обязательно как можно быстрее помиритесь. Не вздумайте ложиться спать обиженными друг на друга. Нельзя проводить ночь, повернувшись в разные стороны. Торопитесь просить друг у друга прощение. Терпите, любите, будьте верными». Молодожены поблагодарили его и продолжили принимать поздравления от остальных гостей свадьбы.

Донка не особо любила такую суматоху, поэтому побежала искать Лачо, и нашла его на том же берегу.

– Вообще-то свадьба началась уже. Чего ты сидишь здесь? Не пойму, – удивилась девушка, и играючи заглянув ему прямо в глаза, заметила слезы на лице друга. – Ну ты чегооо… Почему плачешь-то?

– Эта свадьба для меня, как похороны. Я как будто теряю свою сестру навсегда и остаюсь совсем один. Не хочу, чтобы она выходила замуж. Зачем вообще это нужно? – надрывным голосом произнес парень.

– Ну как это зачем? – попыталась успокоить его Донка, – она станет женой, родит детей и сделает тебя дядей. Хочешь стать дядей?

– Наверное, да. Интересно было бы посмотреть на то, какие дети будут у моей сестры, – начал успокаиваться Лачо.

– Ну вот. Думай об этом. А не о том, что ты остался без сестры. Тем более из табора ее не увезут. Рузанна всегда будет рядом с нами. Ты лучше помоги ей сейчас, – девушка как могла старалась отвлечь друга от дурных мыслей.

– Чем помочь-то? – по-настоящему удивился Лачо.

– Просто будь рядом, смотри на нее, любуйся, поздравь, пожелай счастья, а потом станцуй, чтоб все видели, какой у Рузанны веселый братишка! – вскрикнула девушка и потащила его на свадьбу.

Свадьба шумела не только на весь табор, но и на всю деревню, возле которой разместились цыгане. Деревня татарская, маленькая. В ней только недавно были поделены между крестьянами земли помещиков. И большинство бедняков стали середняками, забыв наконец, что такое голод, от которого они деревнями вымирали при царской власти. Особенно хорошо к цыганам относились кулаки, и часто соглашались на бартер: в таборе были ремесленники, которые изготавливали различную посуду и тару, необходимую в хозяйстве. А вдовы, их в деревне было немало после войны, часто обращались к цыганам с просьбой вспахать огород, переложить сарай, подлатать баню. Лошадей в таборе было много. Поэтому деревенский люд цыган воспринимал спокойно.

Под вечер, когда гулянье было в самом разгаре, а гости уже навеселе, молодым намекнули, что пора бы им уединиться в шатре. Рузанна сразу напряглась и даже представила себе, как сбегает с собственной свадьбы. Но муж уверенно повел ее в шатер, пришлось просто последовать за ним. Пока молодые были наедине, праздник продолжался – музыка играла, танцы и песни не замолкали. Шум резко прервала жена барона, заявив, что сейчас вынесет простыню. Конечно, каждый в таборе знал, что Рузанна невинна, ни у кого по этому поводу не возникало даже малейшего сомнения, но обряд нужно было соблюсти. И уже через минуту вынесли огромный, украшенный цветами, поднос с простыней. Запачканное постельное белье было представлено всему табору. Гости, увидев, что все хорошо, зашумели громче прежнего.

Вслед за женой барона вышел жених с гордо поднятой головой и ударяя себя в грудь закричал: «Я мужик, мужик, друзья!» Видать, и он переживал не меньше своей жены, но совсем не по поводу невинности избранницы, а по причине того, чтобы самому не опростоволоситься во время их первой близости. Мужчину тут же окружили друзья как женатые, так и холостые, снова поздравили и обняли. После этого вышла и Рузанна. Но наряд на ней был другим – приталенное красно-бордовое платье с повязанным на бедрах разноцветным платком. Цвет ее наряда означал, что теперь она замужняя женщина – прошла пора ее беспечной юности. На нее обратила внимание только Донка, которая задала вопрос, вызывающий у нее огромное любопытство: «Ну как? Больно?» Рузанна покраснела, улыбнулась и прошептала всего одно слово: «Терпимо».

Так прошел первый день свадьбы. Предстояло выдержать суету еще двух дней гуляний, что опять никак не радовало Донку. Ни на лошади не покататься, ни в речке не искупаться. Придется бегать вокруг столов, еще двое суток помогать цыганкам. Нельзя было допустить, чтобы пир остался без еды, питья и закусок. Хотя табор садился редко – народ больше танцевал и пел или просто располагался на траве.

Донка тоскливо посмотрела в сторону татарской деревни и подумала: «Вот людям хорошо, сидят себе спокойно в своих избах, домашними делами занимаются, не кричат, не бегают, не хохочут. Как же хочется тишины». Ей казалось, что в деревне жить лучше: есть свой хоть какой-то дом, кусок земли, хозяйство. Не надо кочевать, каждый раз разбирая и собирая палатки. Она почему-то мечтала окунуться в быт простого народа, наполненный неизвестными ей обычаями и привычками. Все там ей казалось милее, чем в таборе. И девушка никогда не скрывала того, что с радостью бы осталась в любой деревне, мимо которой хоть когда-то проезжала с табором. Родители за это называли ее чужой и цыганкой не от мира сего. Она понимала их чувства, но и свои не хотела запирать на замок. Поэтому молча и тоскливо посматривала на каждую деревню, встречавшуюся в пути. И могла только мечтать о том, как топит печь в избе или достает воду из колодца. Домашняя работа, которая для обычной крестьянки была ежедневным тяжким трудом, казалась приятной и даже приводила в восторг юную цыганку.

Кто знает, может Донке когда-нибудь и доведется пожить в деревне, хотя бы недолго.

Глава 2. Судьбоносная встреча

Маленькая татарская деревня имела название Гайны. После двух войн, Первой мировой и Гражданской, мужиков в ней почти не осталось. Вдовы как могли, справлялись с хозяйством сами. Благо у некоторых из них были подросшие сыновья и дочери, с детства приученные к тяжелому труду.

Жамиля потеряла мужа и брата во время стычки с белыми, которые напали на деревню и хотели сжечь все население за неповиновение царскому режиму. Деревенские смогли отбиться и даже пленили нескольких врагов, но потеряли в схватке много мужиков. У женщины осталось два сына – старший Анвар и младший Камиль. Им было восемнадцать и десять лет. Камиль помогал матери по дому и огороду, а Анвар был незаменимым во дворе и сарае. Жила семья в небольшой избе, крыша которой была покрыта соломой. Настоящим богатством были черно-белая корова и немолодой бурый конь. И даже без отца и его мужской силы семья считалась по достатку середняками, потому что они трудились с раннего утра и до позднего вечера, пока могли хоть что-то разглядеть в темноте.

Все умел делать Анвар, только одному не научил его отец – подковы коню менять. И просить его об этом было бесполезно – мужчина пока был жив, никого не подпускал к животному. И когда пришло время переобувать коня, юноша поспешил к цыганам. Только там были искусные кузнецы и кόвали.

– Пошел, что ли, уже? – спросила Жамиля своего сына, когда увидела его, выходящим из конюшни и ведущим за собой Бурого.

– Да, пойду. Надо успеть, пока конь не захромал, – и тут неожиданно в голове у него возник вопрос, – мам, а можно мне попросить цыганского коваля, чтобы он научил меня этому делу?

– Спроси, конечно, но платить-то нечем ему, если только пару подушек предложишь, новых, на гусином пуху, но это за подковы, а дальше уж что-нибудь придумаем, – рассуждала мать, понимая, что никто не станет учить ее сына бесплатно.

– Хорошо! – обрадовался Анвар и заторопился к табору.

Все знали, где расположились цыгане – на берегу протекающей рядом речки. Они всегда селились ближе к воде. Но если место их точного привала было неизвестно, то набрести на кочевников можно, просто прогулявшись вниз или вверх по течению. Так парень и поступил – сначала вышел к реке, искупал коня и, задумавшись в какую бы сторону двинуться, увидел дым от костров. Приближаясь, Анвар услышал цыганский говор, который ни с каким другим не спутать, и уверенно двинулся туда.

Навстречу ему выбежала шумная босая ребятня. Дети окружили Анвара и начали у него что-то громко просить, протягивая свои маленькие ручонки. Парень опешил и не мог понять, чего им надо.

– С пустыми руками что ли пришел? – вдруг раздался звонкий голос Донки, неожиданно появившейся возле орущей ребятни с полотенцем на плече.

– Эээ… Да, наверное, – почесав затылок, смущенно проговорил юноша, – я и не знал, что нужно что-то взять с собой.

– Коня подковать что ли пришел? – продолжала любопытничать девушка, щелкая семечки, и, получив в ответ кивок, продолжила, – ха, а чем платить-то будешь?

– Подушками, если коваль примет. Или что другое предложу. Там видно будет, – ответил парень и повел своего коня дальше.

Обычно Донка не разговаривала с незнакомцами, чужаков сторонилась. Но сегодня, увидев растерянного юношу, вдруг захотела подшутить над ним. Для такой смелой девушки он был как мышка полевая для коршуна. Так и хотелось ей задеть его и посмеяться над ним. Это был тот самый исключительный случай, который становится решающим в человеческих судьбах. И приравнивается к шагу, способному круто изменить сразу несколько жизней. Поэтому отпускать уходящего татарского мальчика девушке просто так не хотелось. Она только-только вошла в азарт – глаза загорелись, кровь закипела.

– Постой, постой! – остановила его Донка и начала медленно обходить Анвара и Бурого, поглаживая последнего и что-то тихо напевая по-цыгански, – хороший конь. Продашь может? Или отдашь?

– Никак не могу я его ни продать, ни отдать – в хозяйстве очень нужен, – ответил парень и снова двинулся вперед, стараясь ускользнуть от приставучей девушки.

– Эх, жаль. Моему другу Лачо твой конь понравился бы! – прокричала Донка вслед уходящего юноши, и, ничего не услышав в ответ, проворчала, – жадина. Не очень-то и хотелось иметь такого старого коня в стойле. Найдем получше.

На этом только что познакомившаяся парочка разошлась. Донка направилась к речке, чтобы искупаться, а Анвар в окружении все той же орущей толпы ребятишек, добрался до цыгана-коваля. Разговор у них был короткий и деловой. Цыган сразу же принялся менять подковы, а парень побежал домой за двумя пуховыми подушками. На обратном пути он, совсем того не желая, снова встретил приставучую цыганку с мокрыми после купания волосами. Донка, прищурив глаза, опять заговорила первая:

– Парень, а парень, это судьба, что мы за несколько минут видимся уже второй раз.

– Не знаю, наверное, – неуверенно ответил юноша, стараясь побыстрее пройти мимо.

– Да подожди ты, – засмеялась Донка и догнав парнишку спросила, – как зовут такого скромного мальчика?

Так они и познакомились – спокойный деревенский парень и неугомонная вольная Донка. Остаток пути до табора парочка шла не спеша, обсуждая недавно прошедшую свадьбу Рузанны. Анвар интересовался тем, как проводится такое торжество у цыган, а Донка удивлялась описанию обряда "никах" у татар. Еще больше поразило девушку то, что обряд этот хоть и считался священным, но для властей не был официальным. Нужно было зарегистрировать отношения на государственном уровне. Такие изменения наступили сразу после революции. Да и развод стал намного проще – никаких больше требований и трудностей, которые были при царе. Цыгане такое не понимали. А вот возраст вступления в брак у обоих народов совпал – девушку могли выдать замуж в шестнадцать лет. И если она не нашла жениха до двадцати, то считалась засидевшейся старой девой. Парочка так увлеклась беседой, что не заметила, как стеной перед ними встали пять братьев Донки. Старший из них, сложив руки на груди, строго спросил:

– И чего ты так долго ходишь, да еще не одна?

– Купаться ходила. А вы следите что ли за мной? – недоумевая, спросила девушка. Ей очень не нравилось, когда братья так вели себя: постоянно смотрели куда, зачем и с кем она. Запрещали общаться даже с местными парнями, не говоря о деревенских чужаках.

– Мы увидели, как ты ушла на речку, а вслед за тобой побежал этот парень. Что ему нужно было от тебя? – спросил второй брат. Тут Донка громко рассмеялась:

– И совсем не за мной он побежал, а за подушками побежал, тупые мужики!

Такого оскорбления, тем более в присутствии чужого, братья снести не могли. Они взяли ее под ручки и потащили в табор со словами: "Шляешься где-то и еще ругаешься. Сейчас все отцу расскажем! В следующий раз купаться с нами пойдешь!" Донку это все очень забавляло, она рассмеялась и, повернув голову к новому другу, который так и остался стоять с подушками в обнимку, закричала:

– Анвар! Анвар! Представляешь, я буду купаться голая, а они будут смотреть на меня! Вот умора-то!

Смех ее так и не прекращался, отчего братья стали еще злее и повели ее в табор быстрее. Анвар постоял немного и не спеша последовал за ними. Отдав подушки в уплату за новые подковы для Бурого, юноша попросился к цыгану-кузнецу в подмастерья. Тот неохотно, но согласился учить его искусству обращения с железом по вечерам в выходные, после того как деревенская скотина возвращается с пастбища. В другое время Анвар никак не мог – с утра до вечера дни его были насыщены работами по дому и двору.

С тех пор Анвар с Донкой всегда виделись и общались в то время, когда парень приходил к ковалю в мастерскую. Встречи их были недолгими, но насыщенными. Донка обычно болтала без умолку, а Анвар ее внимательно слушал. Она часто смешила его, рассказывая всякие казусы, происходящие в таборе. Братья цыганки настороженно относились к деревенскому парню, но общаться ему с их сестренкой не запрещали. Во-первых, дело это было бесполезное, а во-вторых, кузнец отзывался о парне как о способном и послушном ученике. Поэтому уже через недели три таборные приняли его и были к нему дружелюбны, только братья Донки оставались холодны и приглядывали за парочкой исподтишка. Даже в моменты, когда друзьям казалось, что они наедине, это было иллюзией – откуда-нибудь издалека око одного из братьев, словно око ястреба, обязательно наблюдало за парочкой.

То, каким веселым стал Анвар, не ускользнуло и от взора его матери. Жамиля сразу заметила изменения в своем сыне, как только он стал похаживать в цыганский табор. Каждые выходные он с нетерпением ждал возвращения коровы с пастбища, чтобы как можно быстрее убежать к кузнецу. Женщина поначалу радовалась такой увлеченности юноши ковальному делу, но потом поняла, что-то тут не так. Не мучая себя догадками, она вывела Анвара на разговор, а парень, не умея хитрить и изворачиваться, сразу же признался матери, что дружит в молодой Донкой. Ее это очень удивило, ведь сын никогда не сближался с девочками, всегда обходил их стороной и стеснялся. А тут вдруг такое.

– Сколько кызларок хороших в деревне, красивых татарочек! Что ты уцепился-то за эту цыганку? – недоумевала Жамиля после очередного возвращение Анвара из табора с улыбкой от уха до уха.

– Не уцепился я, мы просто дружим, – успокаивал он мать.

– Ну если так, позови ее как-нибудь в гости к нам. Интересно мне будет на вашу дружбу вблизи посмотреть.

Любопытство распирало женщину, потому что в голове никак не укладывался факт, что первым близким другом ее старшего сына вдруг стала таборная цыганка.

Немногое связывало деревню с кочевниками. Единственным звеном был бартер по работе и товарам, поэтому такое явление как дружба между молодыми представителями этих разных по менталитету и мировоззрению народов была маловероятной. Быстрее драка могла произойти на фоне пропавшего коня или спора из-за пастбища, на котором деревня пасла коров, а цыгане кормили табун. И если уж мужики засучили рукава и сжали кулаки, то разнять их было сложно. Приходилось звать на помощь барона или главу сельсовета. Первый обычно имел огромный авторитет у цыган, а вот второго мало кто из деревенских слушал – должность эта была новая, избиралась принудительно.

Хождение по гостям тоже не было принято – цыгане жили обособленно. Но Донка была любопытной и сразу же приняла приглашение матери Анвара. В следующие выходные девушка скромно сидела у них дома, разглядывая вышитое вручную полотенце. Она водила пальчиками по искусной вышивке, на которой были изображены две девушки, пасущие в небольшом пруду пять гусят. Края полотенца были обвязаны каймой, выполненной также вручную с помощью крючка и белого тонкого хлопка. Донку увиденное по-настоящему увлекло – никто в таборе не вышивал и не вязал. Не принято было. Больше шили и перешивали. Особенно подолы юбок.

– Нравится? – спросила Жамиля, заметив, как девушка внимательно изучала вышитый рисунок на ее полотенце.

– Да, очень, – ответила девушка и убрала руки с белоснежной ткани.

– Ну рассказывайте, как так получилось, что вы друзьями стали? – спросила мать Анвара

Парень с девушкой переглянулись, улыбнулись, и Донка, нисколько не смущаясь, ответила:

– Мы встретились в поле. Он шел с Бурым. И я решила подшутить над ним, попросив продать или отдать коня. А он таким серьезным был, нахмуренным, что-то проворчал и дальше пошел.

– Это ты начала ворчать, когда я отказался, – вмешался Анвар в Донкин рассказ. Юноша старательно нарезал только что испеченный хлеб, помогая матери накрывать на стол.

– Без коня нам никуда, он хоть и старый, а служит верно, – добавила Жамиля и тут же спросила, – а табор надолго засел в наших краях?

– Да вроде бы нет, скоро должны тронуться дальше, – ответила девушка, и взгляд ее резко потух. Загрустил после таких слов и Анвар, который не хотел терять новую подругу.

– И что вы головушки повесили-то? – спросила хозяйка дома, разливая чай из самовара. – Тебе ж Донка не привыкать к кочевой жизни-то. Цыгане любят свободу.

– Любят, да, очень любят. Я тоже свободу люблю. Но мне кажется, что для свободы не обязательно переезжать с места на место, можно быть свободным имея свой дом и землю, – принялась рассуждать девушка, поглаживая рисунок на полотенце.

– Мда… Земля это золото. Сколько крови пролито за нее, – Жамиля вдруг вспомнила своего мужа и тоже загрустила.

– А где мой чай? – громко спросил Камиль, появившийся из ниоткуда, чем не на шутку напугал свою мать.

– Ну кто так в дом забегает? – спросила Жамиля младшего сына и огрела его по спине тем самым вышитым полотенцем. – Руки сначала мой, а потом уже чай проси.

Шумный мальчик отвлек Донку от мыслей о скором переезде, и ее взгляд устремился на вкусное малиновое варенье. Такое лакомство было редкостью в таборе – если ягоды и варили, то немного. То тары не находилось, то для банок в повозке просто не было места. Девушка растворилась в атмосфере деревенского быта и не заметила, как вечер настал. Как раз к концу чаепития замычали коровы, вернувшиеся с пастбища. Каждая в стаде знала, где ее дом. Вот и буренка Жамили встала возле ворот и давай мычать, требуя впустить ее во двор. Женщина с мыслями о том, почему сегодня стадо немного запоздало с возвращением, не спеша взяла ведро и направилась к выходу. Парень помог матери завязать скотину и пошел с Донкой в табор. За ними увязался и Камиль, но Анвар прогнал его.

Довольные тем, как хорошо и славно прошло знакомство и чаепитие, девушка и парень шли веселые, беззаботно болтая о том, как было бы хорошо показать матери Анвара цыганский быт, позвав ее в гости, но понимали, что женщина скорее всего откажется. Пока они рассуждали о том, какие же они разные и жизни их ничем не похожи, мимо промчались пастухи, которые только что проводили стадо до деревни. Это показалось Анвару странным. И через некоторое время пара услышала цыганские и татарские крики. Они побежали на шум и увидели неподалеку четырех мужиков, размахивающих руками и что-то объясняющих друг другу. Анвар сразу понял в чем дело – снова вышел спор между цыганскими и деревенскими пастухами. Опять, наверное, поле не поделили. С ужасом заметив, что началась драка, Донка предложила другу разбежаться: она за бароном, а он за главой. Без посторонней помощи такая стычка могла закончиться плохо.

Первым, конечно же, на коне прискакал барон. И выяснилось, что деревенские пастухи гнали стадо домой, а цыганские преградили им путь своим табуном. Коровы разбежались, и пришлось пол часа собирать их в кучу.

– Зачем так поступили, Арсен? – потребовал объяснений от мужа Рузанны барон.

– Так мы ж не специально! – начал защищаться мужчина. – Откуда мы знали, когда их коровы пойдут?

– Вы тут вообще пастись не должны! – закричал один из пастухов. – Это наше поле! Убирайтесь отсюда! И чтоб ваших лошадей мы больше тут не видели!

Это очень возмутило Арсена, он снова набросился с кулаками на мужиков, но барон, мужчина высокий и крепкий, встал на его пути и, грозно посмотрев, остановил. Арсену ничего не оставалось, как сделать несколько шагов в сторону – если разозлить барона, достанется не только ему, но и всему табору. На неделю, а то и на две, он может запретить любые гулянья, песни и танцы, что станет тяжелым испытанием для шумных и веселых кочевников. Осознавая, что пора бы успокоиться, Арсен поднял руки открытыми ладонями к барону, показывая, что сдается и умолкает.

– Дорогие пастухи, давайте уладим все мирно, – вежливо обратился барон к мужикам. – Мы понимаем, что земля эта – ваша, поэтому я лично прошу у вас прощения.

Пастухи, не привыкшие к извинениям, не знали, что и ответить. Они просто молчали, глядя друг на друга. Хорошо, что им на выручку как раз подоспел глава сельсовета. Бедолага бежал, весь запыхался, но достойно выслушал барона, пожал ему руку и был очень рад тому, что к моменту его появления спор уже почти разрешился. Арсен, желая угодить барону, позвал пастухов к себе, отведать рюмочку ягодной водки. Те с радостью согласились и направились за цыганами. Глава, выдохнув, тоже побрел домой, размышляя о том, что завтра утром этих пастухов можно не ждать и прежде чем лечь спать, нужно поискать других.