Игра и мука

Одесские зарисовки

Раннее летнее утро. Тихо. Ясно. Будет жаркий день. В наш двор входит соседка из другого двора, располагается под чьим-то балконом и кричит:

– Софья Моисеевна! Вы на пляж идете?

В ответ тишина.

– Софья Моисеевна! Вы спите?

Молчание.

– Софья Моисеевна!

Через паузу:

– Софья Моисеевна! Вы что, спите?

Из окна выглядывает сосед дядя Савва и кричит в ответ:

– Да-да-да! Софья Моисеевна спит, и больше НИКТО!

* * *

Беда Одессы – пресная вода. Ее всегда не хватает, и об этом писал еще Пушкин. Летом водопроводный кран выглядит как бутафория – вода в него поступает на два часа ранним утром и очень редко – поздним вечером. Приходится ходить на колонку.

На четвертый этаж с трудом, отдыхая на каждой лестничной площадке, поднимает тяжелые ведра дородная Роза Абрамовна. На третьем из квартиры выходит не менее дородная Берта Соломоновна и говорит:

– Роза Абрамовна, одолжите мне ведерко, когда вода пойдет, я вам верну!

* * *

Объявление на пляже:

«ЕЗДА НА ВЕЛОСИПЕДАХ ТОЛЬКО В ПЕШЕМ ПОРЯДКЕ!»

* * *

На дверях большого гастронома возле пляжа:

«БЕЗ ОДЕЖДЫ В УНИВЕРСАМ НЕ ВХОДИТЬ!»

* * *

Узкая улица, не шибко ровный асфальт и бетонный забор с одной стороны дороги. Впереди довольно крутой поворот. На заборе в направлении поворота нарисована стрелка и крупно черной краской написано:

«ОСТОРОЖНО! НА ДОРОГЕ КАКАЯ-ТО ХЕРНЯ!»

* * *

Одесское побережье подвержено оползням, и иногда владельцы деревянных куреней, проснувшись, обнаруживают, что половина «дачи» находится уже над пропастью. После одного из таких «стихийных бедствий» у общественного туалета на двенадцатой станции Фонтана вывешено объявление:

«ТУАЛЕТ HЕ РАБОТАЕТ. ОБВАЛ.»

* * *

Из меню ресторана «Золотой берег»:

«КАМБАЛА ЖИВАЯ ЖАРЕНАЯ. ГАРНИР СЛОЖНЫЙ».

* * *

Прихожу со служебного входа в русский театр в Одессе. Спрашиваю на вахте:

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, я могу встретиться с завлитом?

Дежурная типичная одесская тетя отвечает:

– Ее нет. Позвоните по местному телефону 2-12.

– А зачем звонить, если ее нет?

– Чтобы вы поверили, что я вас не обманываю.

* * *

Ставил в Одесском русском театре спектакль, и меня поселили в квартире на девятом этаже. Дом был новый, но лифт работал крайне нерегулярно. Однажды после изнурительного рабочего дня я поднимался по лестнице и на свежевыкрашенной стене седьмого этажа увидел надпись: «НУ ЧТО?»

* * *

На улице возле киоска стоит мужчина и громко кричит:

«ПРОДАЮ ОДЕССУ И ОБЛАСТЬ ЗА ВОСЕМЬ ГРИВЕН!»

Он продавал карту Одесской области.

* * *

Садоводческое товарищество, где на шести сотках местные жители выращивают абрикосы, груши, персики, помидоры, черешню, яблоки – все, что скупается и съедается отдыхающими. Понятно, что самым востребованным удобрением здесь является навоз. На столбе у дороги висит самодельный рекламный щит:

«ПРОДАЮ ГОВНО».

* * *

Гастроли театра в Одессе. Живем в гостинице «Пассаж», в которой все нерадостно – наши номера на втором этаже, а на первом и третьем идет ремонт…

С утра сильно болит голова. Спускаюсь в неуютный буфет, где нет ни души, кроме невероятных размеров буфетчицы и ее товарки. Женщины щебечут, не обращая на меня никакого внимания. Я подхожу к стойке и жду. Никакой реакции.

– Пожалуйста, сделайте мне чаю! Очень крепкого и без сахара…

Даже не удостоив меня взглядом и не закрывая рта, буфетчица машинально берет стакан, наливает в него из чайника бледно-желтую жидкость и бухает ложки четыре сахара:

– Я же просил вас крепкого и без сахара! А это что? Тут же столько сахара, что ложка будет стоять!

Буфетчица лениво поворачивает голову в мою сторону и, также щебеча, говорит:

– Ой, так не берите ложечку!

* * *

Советские времена. Одесское Артиллерийское училище. На фасаде – транспарант:

«Наша цель – коммунизм».

* * *

Гостиница. Два дня не меняют полотенца. На третий день догадываюсь, что нужно, как в некоторых европейских странах, бросить полотенца на пол в ванной – уж теперь-то поменяют! Возвращаюсь в номер – полотенца с пола подняты и повешены на крючки. На четвертый день ловлю горничную:

– Поменяйте, пожалуйста, полотенца! Четыре дня не меняли!

– Тю! Уже запачкали?!

Сын еврейских колхозников

Одесса, пару лет назад, лето, раннее утро. Я на велосипеде еду к морю. Народу мало, кладу велосипед, сбрасываю одежду. Недалеко на лежаке под зонтиком такая одесская дама, что-то читает, но при этом внимательно на меня поглядывает.

Совершив заплыв, выхожу, начинаю одеваться. Дама смотрит в упор. Когда я провожу мимо нее по песку свой велосипед, она пристально вглядывается в меня. Глаза у нее округляются, а в вопросе одновременно изумление и восторг:

– Это вы?

– Я…

– Так вы еще живы?

Я что-то промычал в свое оправдание.

Она протягивает мне книжку «Путеводитель по Одессе», издательство ЭКСМО из серии «Оранжевые путеводители»:

– Смотрите!

В книге описываются пешие маршруты по Одесским улицам с описанием домов и упоминанием великих людей, которые в них жили. А уж кто только в Одессе ни жил: Пушкин, Чайковский, Шевченко, Паустовский, Ахматова…

– Нет, вы вот здесь читайте: «Мы сворачиваем и подходим к дому, где в семье еврейских колхозников родился выдающийся режиссер Иосиф Райхельгауз». Это же вы?! Распишитесь!

Я вынужден был дать ей автограф, она была удовлетворена и потрясена.

Спешите занять место на кладбище!

Папины родители – мои дедушка и бабушка – лежат на Еврейском кладбище в Одессе. Кладбище это историческое, многократно описанное, в том числе Бабелем в «Одесских рассказах». Поскольку мы в Одессе не живем, я много лет, приезжая туда, всегда иду на кладбище. В мое отсутствие за могилами следит смотрительница Наташа. Впрочем, имя Наташа ей подходит так же, как мне Василий Иванович. Ее должность вряд ли может сравниться по значимости с какой бы то ни было. Вообразите: ее молчаливые упокоившиеся подопечные имеют родственников по всему миру – Америка, Европа, Израиль. Большинство из них – хорошие дети, внуки, правнуки, которые чтут память своих предков и готовы платить немалые деньги, чтобы их могилы выглядели достойно. Так что у Наташи настоящий международный бизнес. За уход она берет только в твердо конвертируемой валюте.

Обязательства свои она выполняет добросовестно: могилы выглядят – любо-дорого взглянуть.

Наташа гордится своей клиентурой: среди них потомки Ойстраха, Горовица, Утесова. Кто-то из великих представлен уже в четвертом, пятом поколении. Как ни парадоксально, но, пребывая в обители смерти, она находится в центре культурной жизни. Регулярно смотрит ТВ, в курсе всех новостей, особенно тех, которые касаются ее клиентов. Оценивает и мои выступления. Мы видимся два раза в году – когда я приезжаю в свой родной город и отправляюсь на могилу бабушки и дедушки. В конце каждой встречи она всегда переходит к главной теме.

– Иосиф Леонидович! Только для вас! На центральной аллее осталось уже совсем не много мест! Я очень хочу, чтобы вы были похоронены по-человечески, чтобы лежали в достойном месте. Вы такой человек! Вы только посмотрите, какие здесь места – это же не дикие посадки! Здесь все культурно. Берите! Вы доиграетесь! Не останется ни одного приличного места! Вы же не хотите, чтобы ваши дети искали вас каждый раз, как вы ищете своих бабушку и дедушку. А так они откроют ворота и сразу вас увидят! Иосиф Леонидович! Это такое место! Сама бы легла.

Интересно, что она абсолютно убеждена, что когда-нибудь непременно будет помогать моим детям, а не исключено, что и правнукам, искать мою могилу. Видимо, постоянное пребывание на кладбище породило у нее ощущение собственного бессмертия. Ну а я… Я каждый раз обещаю ей подумать и вернуться живым.

Запись в телефоне

Как-то раз, перебирая разные опции в телефоне, понял, что его память хранит все. Любое событие можно сохранить в напоминаниях. Не знаю даже зачем, я посмотрел, в какой день недели мне исполнится 100 лет. И у меня на дисплее выскочило предложение включить напоминание – что сделать в этот день – 12 июня 2047 года. Я решил, что себе ничего напоминать не буду, а вот детям… Написал: дети, не забудьте сегодня навестить папу…

С Филозовым все отлично

Когда умер Альберт Леонидович Филозов, похоронами занимался театр. Все, как принято: прощание в театре, отпевание, венки. Но главная проблема – место захоронения. Конечно, народный артист России должен быть погребен на мемориальном кладбище – на Ваганьковском. Тем более, что там есть целая аллея, где похоронены выдающиеся люди, артисты, тесно связанные с театром «Школа современной пьесы»: Булат Окуджава, Михаил Глузский, Мария Миронова, Любовь Полищук, Евгений Дворжецкий. Однако выяснилось, что оно теперь стало недоступным. Разрешение дает лично мэр. Я написал SMS другу нашего театра вице-мэру Леониду Михайловичу Печатникову. Написал буквально следующее: «Помогите похоронить Филозова на Ваганьковском». На что он ответил: «Почти невозможно, но постараюсь».

Дальше была переписка, звонки, понадобилось письмо от СТД, Департамента культуры, от знаменитых артистов, я всем звонил, собирал письма, ходатайства. Подписи и просьбы передавал в приемную Печатникова. Он сообщал, что все продвигается, но вопрос еще не решен. На следующее утро, когда до похорон оставалось несколько часов, Печатников прислал SMS: «Место на кладбище согласовано».

Альберта Филозова похоронили на Ваганьковском.

Через неделю была шумная премьера в МХТ имени Чехова. Иду, ищу свое место. Навстречу мне движется Леонид Михайлович Печатников, который радостно улыбается:

– Иосиф!! Как у нас все чудесно получилось с Филозовым! Прямо вот очень хорошо получилось!

Я:

– Да, спасибо, очень хорошо получилось! Просто здорово все вышло так.

Печатников:

– Слава богу, удачно. Вот именно – Слава Богу, что так все сложилось.

Я:

– Да, все просто прекрасно! Мы все очень благодарны.

Филозов лежит на Ваганьковском кладбище.

Волочкова на похоронах Филозова

Звезда российского балета Анастасия Волочкова ворвалась в «Школу современной пьесы», как цунами. Она начала репетировать в спектакле «Пришел мужчина к женщине» очень убедительно, ярко и, казалось, успешно. Однако вскоре события стали развиваться весьма неожиданным образом. Вместе со своим партнером Саидом Баговым Настя заиграла абсолютно другую историю – не имеющую ничего общего с пьесой Семена Злотникова и моей режиссурой. На глазах изумленной постановочной группы актеры произносили свой собственный текст, меняли мизансцены, кардинально переосмысливали характеры персонажей. Ну, а когда Волочкова стала приходить на репетиции в собственных весьма экстравагантных нарядах, стало ясно: в ЭТОМ спектакле не будет скромной телефонистки Дины Федоровны. А будет гиперсексуальная, скандальная красавица Волочкова на высоченных шпильках с обнаженной спиной и полуобнаженной грудью. Забегая вперед, скажу, что спектакль в этой «волочковской» версии был сыгран всего два раза. Послевкусие длилось еще долго, провоцируемое бесконечными SMS-посланиями Анастасии, в которых она выражала свою любовь к театру, ко мне, к пьесе, собственной гениальности и сетовала, что эту гениальность не оценили.

В это время нас постигло настоящее несчастье: умер Альберт Филозов. После похорон вечером мы собрались в театре. Вместо спектакля «Русское варенье», заявленного в афише, получился вечер памяти Альберта Леонидовича. Многие зрители, пришедшие на спектакль, не сдали билеты и пришли в зал. Артисты и друзья Филозова разместились на сцене: вся труппа нашего театра, режиссер Анатолий Васильев, народный артист России Василий Бочкарев, журналист Александр Минкин… И вдруг появилась Волочкова… Это было очень неожиданно – она практически, не была знакома с Филозовым – возможно, виделась с ним пару раз мельком в театре. Вышла на сцену балетной походкой: идеальная осанка, подбородок кверху, голливудская улыбка от уха до уха. Платье… Боже, какое на ней было платье!!! Черное (ну, все-таки, траур), бархатное, в пол, со стразами и гигантским вырезом на спине до самой… Как бы это сказать поделикатнее… Короче говоря, глубокий вырез. Она непринужденно села на свободный стул, закинула ногу на ногу и, продолжая широко улыбаться, устремила свой взор в зал. По залу пробежал легкий шум. Я невольно сделал попытку встать, чтобы увести ее, но Толя Васильев остановил меня. Артисты подходили к микрофону, рассказывали о своем общении с Альбертом Леонидовичем, и я надеялся, что, поскольку Насте нечего рассказать, она покрасуется молча и уйдет себе с богом. Но не тут-то было! Улучив паузу между выступлениями, Настя встала и направилась к микрофону. Не стоит и говорить, что широкая улыбка ее стала еще шире.

– Я так рада быть здесь! – произнесла балерина и сделала характерный жест рукой, как бы предвещающий эффектное балетное па. Затем махнула ручкой в радиорубку и под зазвучавшую фонограмму исполнила некую мелодекламацию. Зал обалдел. Волочкова закончила читать (сам был в шоке, поэтому даже не вспомню, что именно она прочла – Ахматову? Цветаеву?), поклонилась, напрашиваясь на аплодисменты, которые как-то не задались и, повернувшись голой задницей к охреневшей публике, уплыла за кулисы.

Разрядил обстановку Саша Минкин, который выскочил к микрофону. Я попытался его представить, но он отмахнулся и сказал:

– Иосиф Леонидович, не надо меня представлять. После такого выступления я проканаю по-любому.

В зале засмеялись. Думаю, что будь жив Альберт, он бы просто хохотал…

Альберту Филозову в день его 75-летия

 
Любимый старый друг Альберт,
Нам на двоих 140 лет.
И как сказали бы в Одессе,
Лет до 200 живите вместе
 

Как поселиться у Васильевой

Был у меня студент Олег Плаксин – режиссер, который сейчас руководит Челябинским молодежным театром. Как-то он звонит из Челябинска. Слышно не очень хорошо, но я понимаю, что ему нужен телефон Татьяны Васильевой. Я так еще удивился немного, но потом подумал, что ничего необычного нет: режиссеру нужен телефон артистки. Диктую ему телефон Татьяны Григорьевны Васильевой и забываю об этом. Проходит пара дней. Мне звонит Таня:

– Иосиф, ты что охренел? Я, конечно, многое могу для тебя сделать – ты мой режиссер, с которым я работаю, дружу, в конце концов, но все-таки, есть же какие-то границы…

Я ничего не понимаю:

– Таня, ты объясни толком! Что случилось?

Но разговор как-то в тот момент не получился – кто-то ей позвонил по второй линии. Она сказала, что еще перезвонит мне, а я в полном недоумении стал гадать, чем же я так не угодил Татьяне.

Тут звонит Олег. И говорит:

– Иосиф Леонидович, так странно, но она мне отказала категорически, может быть, вы с ней поговорите?

– Кто отказал? В чем?

– Татьяна Васильевна отказалась поселить меня в общежитие ГИТИСа, а мне так надо на три дня в Москву приехать…

– Татьяна Васильевна?

И тут я начал что-то понимать. Оказывается, Олег просил меня телефон Татьяны Васильевны, коменданта общежития ГИТИСа на Трифоновской, а я ему дал телефончик Татьяны Васильевой, народной артистки России. И вышел у них примерно такой разговор. В 7 утра: потому что Олег решил пораньше позвонить – коменданты ведь рано встают.

– Татьяна Васильевна?

– Да, я… – говорит Таня спросонья, услышав так же, как и я «Татьяна Васильева».

– Здравствуйте, я студент Иосифа Райхельгауза Олег Плаксин. У меня к вам просьба огромная – можно мне дня на три у вас остановиться? А то мне надо в Москву приехать – мне совершенно негде жить.

– А почему вы решили, что я могу вам помочь?

– Ну я очень вас прошу! Я понимаю, что я заочник и не имею права, но я ни на что не претендую – могу с кем-нибудь в комнате! Мне буквально три ночи переночевать!

– Что значит «с кем-то в комнате»? Вы со мной собираетесь в одной комнате спать?

– Ну, нет, конечно, что вы… Я вас не могу стеснять, ну неужели не найдется уголка какого-нибудь? Очень вас прошу…

Короче, Таня его все-таки послала, хотя потом призналась, когда мы снова созвонились – я ей, естественно позвонил с объяснениями и извинениями, – что в какой-то момент у нее возникла мысль: все-таки Иосифа студент, значит как-то надо помочь парню…

Сын Левитина и Гафта

Известный режиссер Михаил Захарович Левитин много лет был мужем актрисы Ольги Остроумовой. Их семья была настолько крепкой, что дочь они назвали Олей, а сына Мишей. Но даже самые крепкие семьи иногда распадаются. Михаил Захарович и Ольга Михайловна расстались. Ольга Остроумова стала женой Валентина Иосифовича Гафта. Как нередко водится в интеллигентных семьях, все дружили. Детей воспитывали вместе.

Однажды Виталий Вульф, театровед, историк, создатель и ведущий передачи «Серебряный шар», хранитель и рассказчик бесчисленного количества легенд, мифов, баек, анекдотов о деятелях мирового театра, вел передачу на «Эхе Москвы». Героем его рассказа был начинающий режиссер Миша Левитин, которому на тот момент было меньше 30 лет. Представляя его, Виталий Яковлевич объяснил радиослушателям:

– Это Михаил Левитин – младший! Сын Ольги Остроумовой, Миши Левитина и Вали Гафта!

Валентин и Валентин

О Валентине Гафте рассказываю всю жизнь, с тех пора как судьба подарила счастье с ним работать и общаться. Гафт пишет замечательные эпиграммы. Хотя большое количество эпиграмм с ненормативной лексикой он не публиковал. Поскольку я их помню, Валентин Иосифович мог позвонить мне в общежитие на общий телефон среди ночи. Меня поднимали – звонит Гафт. Я брал трубку, Валентин Иосифович радостно говорил: «Старик, хорошо, что ты не спишь. Напомни мне мою эпиграмму про такого-то.» И я напоминал.

Гафт до «Современника» проработал не меньше чем в десяти московских театрах. Очень гордился трудовой книжкой, где было две записи, сделанные в один день в театре Моссовета. Утром: принять на работу в должности артиста. И после единственной непродолжительной репетиции с Юрием Завадским, вечером того же дня другая запись: освободить от занимаемой должности.

Несколько дней он даже проработал артистом цыганского театра «Ромэн». Театром тогда руководил Семен Баркан, не самый выдающийся режиссер. После нескольких репетиций Гафт написал:

 
Семен Аркадьевич Баркан
не режиссер и не цыган…
 

И уволился.

Был у Гафта и опыт работы в театре Сатиры. Его привели к Валентину Плучеку Андрей Миронов и Александр Ширвиндт. Они друг другу сразу не понравились. Гафт буквально через несколько дней сочинил эпиграмму, которую Плучеку верные люди донесли:

 
Сам по себе он ничего не значит,
В нем интеллект бренчит и скачет,
Его познания, как числа,
И все поэтому без смысла,
Постольку Плучек мастер штучек,
Поскольку сам из недоучек.
 

После этого Плучек распорядился Гафта в театр не пускать.

В театре Сатиры работал знаменитый художник по свету – Арон Захарович Намиот. И у этого Намиота был какой-то юбилей. Гафт его очень уважал. Намиот хотел пригласить Гафта. Пришел к Плучеку и попросил, чтобы Гафту в порядке исключения разрешили прийти в театр, выйти, поздравить и тут же уйти. Плучек на беду свою разрешил.

На сцене стояли два кресла – В одном сидел юбиляр, а во втором – Валентин Плучек, который вел представление. Люди выходили, поздравляли, показывали какие-то номера. Подошла очередь Гафта. Плучек не стал его объявлять, а потому сам Арон Захарович представил:

– Меня пришел поздравить мой друг Валентин Гафт.

Гафт вышел на сцену, встал между креслами и продекламировал.

 
В ваш юбилей хочу сказать одно:
Служа искусству света беззаветно,
Вы освещали так порой говно
Что становилось и оно заметно.
 

На слове «говно» Гафт кивнул в сторону Плучека.

Разумеется, после этого Гафт уже на самом деле больше не преступал порог театра Сатиры.

Гафт и Васильев: первая встреча

Это было в самом начале моей работы в «Современнике». Мой однокурсник и друг Анатолий Васильев начал работать во МХАТе. Мы только получили дипломы. Я репетировал «Из записок Лопатина», он – «Соло для часов с боем». Васильев рассказывал, что у него играют звезды МХАТа: Прудкин, Яншин, Александровская, Грибов, а я ему хвастался, что у меня играют Табаков, Даль, Добржанская и даже Гафт. Васильев сказал, что ему интересно познакомиться с Валентином Гафтом. В свою очередь и Валентин Иосифович мне как-то заметил: «Говорят, твой Васильев гений… Надо познакомиться».

И вот Васильев как-то зашел за мной в «Современник». Возник удачный момент для знакомства. На третьем этаже в переходе, где висела доска расписания, было место для курения. Привел я туда Толю и сказал: «Жди. Сейчас найду Гафта».

Нашел Гафта в репзале – он репетировал сам с собой, ведя какой-то диалог с невидимым партнером. Проводил Валентина Иосифовича на третий этаж. Гафт и Васильев пожали друг другу руки, а я, решив им не мешать, отправился на второй этаж в буфет.

В это время мне кто-то сказал, что меня искала Галина Борисовна Волчек. Я быстро поднялся в ее кабинет, но навстречу мне уже шел Гафт. Показав пальцем вниз, где только что произошла историческая встреча с Васильевым, он тем же пальцем стал выразительно крутить возле виска, демонстрируя, что представленный ему режиссер Васильев больной на всю голову.

Я вернулся в буфет, куда уже входил Васильев. В ответ на мой вопросительный взгляд, он, показывая наверх, где только что оставил Гафта, абсолютно тем же жестом стал крутить у виска…

Так гении оценили друг друга.