Kitobni o'qish: «Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии»

Shrift:

* * *

Ремень

Где-то здесь должна быть улочка ремесленников, там не только магазины, продавцы, но и мастерские, художники. Сейчас спросим… А вот, она! Пошли, что покажу.

Иван всё покажет! Каждую пушку на Шипке он мог разобрать, смазать, собрать и пустить в дело, каждого ополченца понять и каждого генерала оценить. В Казанлыке в витрине музея стояли пробирки с порохом, гордость тамошнего «Арсенала». Иван слегка улыбнулся: чья работа! И повел в другой зал, показывать копию бронзовой головы фракийского царя, разбившего войска сатрапа Александра Македонского, попутно напоминая историю раскопанного недалеко кургана, откуда и голова. В Софии в Археологическом музее оригинал (конечно, забрали из провинции…) называют, из робости ли, из вредности «голова мужчины», но Иван-то вслед за археологами и краеведами уверен: Севт III. Посмотрите сами – такого царственного лица и в Риме не найдете…

А здесь, в Велико-Тырново, бывшей столице средневекового болгарского царства, Иван начал рассказ со свидетельств довольно позднего времени, ведь улица Самоводска чаршия расцвела после освобождения от турок в позапрошлом веке. Но жива до сих пор, действует, плодоносит.

…Ну вот к чему эти, может быть, ничего не говорящие посторонним, подробности? Просто хочется закрепить в памяти тот день, последний с Иваном. Кто-нибудь еще, кроме нас, его вдруг запомнит, прочитав, – продлится день. Продлится Иван. Иван-мастер повел нас туда, где работа головы и умеющих рук наглядно видна.

Русская жена его Лена, благодаря которой мы с Верой оказались в дальних родственниках Ивана, поход корректировала. Она тоже из мастеров-химиков, только не по пороху, а по розам и продуктам из них. Конечно, они с Верой останавливались у керамики и плетений, у лавочки художника с типично болгарской фамилией Иванов. Оглянулись на окно, за которым огромная полусфера, вращаясь, вытягивала из массива теста и наматывала на себя нескончаемую нить тонкой лапши, ее здесь едят на десерт с ягодными или другими сладкими добавками. А мы с Иваном шли дальше, от памятника Стефану Стамболову, премьеру конца позапрошлого века, убитому пророссийским террористом, мимо лавочки с глиняными котами – у тырновских хвосты традиционно задраны, тогда как в соседнем Габрово, по юмористической суровой традиции, предпочитают хвосты обрубать в память об анекдоте про экономных хозяев, жалеющих выпускать тепло из дома из-за важного шествия кота через порог. Иван вспомнил, что где-то в конце улицы есть кожевенная мануфактура.

Он возвышался над толпой. Даже над джипами на обочине. В Болгарии многие мужчины солидны, значительны и красивы, но не у многих, естественно, два метра в высоту и, как кажется, полтора – в плечах. В отличие от большинства больших людей, Иван не «тормозил», ходил и думал быстро. И, как положено, терпеливо сносил корректировки Лены, которая могла пройти у него под рукой, как в арку. Как под крылом. Хотя птичку напоминала как раз она, а он, скорее, – могучее дерево. Которое держит гнездо.

Ну вот и мануфактура. Точнее, маленький, особенно если Иван заходит, магазинчик с необходимыми для подгонки инструментами. Так и есть: подогнать выбранный Иваном поясной ремень потребовалось. Ну хорошо, через час вернемся и заберем. Правда, сперва я думал, что он интересуется ремешками для часов, он же фанат этого дела. Часового. Разбирает, смотрит, чинит, от советских до антисоветских. И ремешки к ним подбирает, даже Лену заразил. Если она утром не надевает какой-нибудь из его презентов, он сразу начинает думать, чем успел ее огорчить. А если надевает – счастлив. Это как сигнал доверия, как в ребяческой игре: я стобой в твоих причудах, не считаю их пустыми.

…Мартовская смальта теплого болгарского дня, кусочки которой я наново пытаюсь склеить, казалось, не оставляли места ничему дурному, неправильному, уродливому. Может быть, потому что не оставлял этому места Иван, занимая поле зрения и внимания не только фигурой.

Многоугольники смальты. Сидим в кафе с видом на город, на мосты и мостики через реку Янтра, ее название совпадает с 14-конечной древнеиндийской звездой. Рассказываю, что Шри-Янтра уже много тысяч лет влияет на человека, вероятно потому, как считают физиологи, что линии, идущие через центр от концов звезды, образуют сетку многоугольников, резонирующую с колбочками сетчатки человеческого глаза. К тому же они еще и раскрашены в основные цвета, на которые настроена сетчатка: синий, как вот это небо, красный – как черепица, зеленый – как молодые листья. И потому медитация над Шри-Янтрой усиливает состояние индуса, если он пришел расстроенным – может впасть в депрессию, если успокоенным – в нирвану.

Фотографирую Ивана и Лену, они, отдыхая немного от работы и показывая нам то, что им дорого, выглядят счастливыми. Как в нирване. Мы идем дальше. Вот и глянцевые, как глазурь керамики, яркие и разные – от бело-розового до коричневого – конусы бутонов на полуголой магнолии в саду старинной церкви у самого берега Янтры. Прямоугольные плиты здешней царской усыпальницы то и дело заливают наводнения…

3 марта – большой болгарский праздник, день освобождения от турок, получилось сразу несколько выходных. Поэтому Иван и Лена не на работе и смогли принять нас. Еще и поэтому говорили об истории. Когда были на главном тырновском холме – на Царевеце, смотрели следы римлян и византийцев, которые построили тут крепость для защиты от болгар. А потом Царевец стал болгарским Кремлем, но главными, как показывал Иван, были в государстве не цари, а патриархи, недаром собор в крепости построен на самой высоте, ацарский дворец – пониже.

И сейчас патриархия демонстрирует независимость: собор всем миром отстроили, восстановили дотурецкий, до разрушения, облик, лучшие болгарские художники его расписали в патетическом и суровом стиле, но два года православные ортодоксы не хотели принимать эту живопись. И собор стоял бездействующим, неосвященным. Но мнение простых верующих, общественное мнение болгар оказалось сильнее – начальники в рясах сдались.

За упорством стоял авторитет, ведь и в освободительной борьбе против турок священники были идеологами. Иван рассказывает, что в середине 19-го века именно образованные классы поднимали национальное самосознание, крестьяне и пролетарии не шибко восставали против порядков. Ага, теперь понятно, почему сбоку кафедрального собора напротив Царевеца, на другом берегу Янтры, рядом со статуей священника стоит памятник молодому человеку в тужурке, студенту, что ли, с пистолетом в руках. Типа наших народовольцев.

Теодор Лефтеров. Яндекс о нем понятия не имеет, зато нашел Гугл. В большой статье о нем три строки: получил высшее образование в Англии, был успешным торговцем, а стал сельским учителем после проповедей отца Матея Преображенски по прозвищу «Миткалото». Проповедник и привел его к революционерам, поднявшим восстание, отсюда и пистолет. Восстание было подавлено в 1876 году турками, вот и разгадка надписи с датами его короткой жизни: 1852–1876…

– Иван, ты не думаешь, что они были, как и их русские собратья, террористами? Что из-за них турки потом и начали резать болгар?

– Да, процесс был обоюдоострым. Можно, конечно, их назвать террористами. Но помнишь в Казанлыке, в ограде церкви святого Ильи, каменная доска? Там турки после временного отступления русских войск вырезали двести православных. Русское командование предупреждало горожан об опасности, предлагало уходить с войсками, но они не поверили. Как это, три столетия жили вместе – и тут вдруг нас будут резать? Башибузуки, территориальное ополчение – это уж чисто террор, благославляемый государством и прикрываемый национал-патриотизмом, они и резали. Как потом, впервую Мировую, христиан в самой Турции.

Он не просто рассказывает вычитанное и услышанное, он сопоставляет, не прибегая к догмам. За это Ивана и ценят на интернет-форумах, от сайта фанатов часового дела до площадок энтузиастов авиации, вооружений, реконструкции прошлого.

– Ты знаешь, на форуме реконструкторов Гиркин производил вполне адекватное впечатление, – Иван пожимает плечами. – А вот как стал Стрелковым, да как пошел освобождать Крым – с катушек съехал.

Вот какое понятие, русское, не из околонаучного уже оборота: подлинность. Она и звучала в словах Ивана. И хотя мы не видели, и не могли – секретно, Ивана в главном его деле, но догадывались, что и в нем он работает с той же страстью и дотошностью. А пороха, как мы знаем, теперь разные бывают. Твердое топливо для ракет – это что, не порох? Наверное, Иван такие смеси и составлял, нам не рассказывал. «Пороха не выдумает» – это не про него. В родном питерском институте, спустя много лет после окончания, он числится одним из двух-трех зарубежных научных экспертов.

Он получается идеальным, без недостатков. Без сомнений. А разве так бывает? С живыми-то людьми?..

– Иван, мы всяко больше часа ходим, пора в твою кожевенную лавочку, ремень-то готов, наверное.

– Да нет, мы уже далеко ушли в другую сторону, не пойдем, бог с ним, с ремнем.

– Ну вон же этот угол! А за ним и магазинчик.

Не хотел, но пошли. Вот зачем мне надо было так настаивать, лезть со своими указаниями в чужой быт? Что за привычка! Все доводить до конца: раз сказали, что возьмем, надо вернуться и взять. Может же быть, самое простое, Иван подумал, что тратить лишних 30 левов, то есть – 15 евро, для собственного удовольствия не стоит, еще ремонт дома не закончил. Он и в старом ремне может походить… Нет, конечно, этот вот лучше.

– Иван, а почему такой толстый он? Рядом полегче.

– Я выбрал из буйволиной кожи, а толстый – долго прослужит. На всю жизнь хватит.

…Через полтора месяца по всем каналам сообщили: на «Арсенале» авария, погибли двое, инженер и рабочий. Инженер – Иван. Им не хватило пяти секунд, те, кто в цеху были поодаль, не пострадали. Незадолго перед этим Иван объяснял на форуме, почему он сам ходит проверять действия персонала, хотя это совсем не обязательно: упала квалификация работников, если выполнять задуманное будет один рабочий, у него намного меньше шансов спастись при аварии и намного больше – аварию устроить.

И еще Иван написал, недели за две до гибели, что теперь он понимает строки «Нет, весь я не уйду…», потому что в его постах на форуме он останется в любом случае, все хорошее и все плохое, что было с ним. Доброе и злое…

Плача, я думал, что если можешь хоть чем-то доставить себе чистую радость, пусть на минуту, пусть от созерцания простой вещицы, – нельзя отказываться. Не знаю, о чем думал Иван на следующий день, когда мы уехали. Надеюсь, он надел новый ремень.

А Иван, провожая, жалел, что не свозил нас на развалины древнего города. И говорил, прерывая себя, что мы не в последний раз видимся, что еще достанется рядом с его домом для нас новое, невиданное. Древние фрески на полу, оставшиеся от древних дворцов и вилл. Кусочки смальты, не слишком потускневшие за последние две тысячи лет.

Bepul matn qismi tugad.