Kitobni o'qish: «Лесные сказки»
Ж/д платформа Беляево Усманского района Липецкой области (Усманского уезда Тамбовской губернии) основана в 1848 году при строительстве Николаевской железной дороги. В том же году произошла революция во Франции, Венгрии и Германии. В Лондоне был опубликован "Манифест Коммунистической партии" К. Маркса и Ф. Энгельса. В США это был год начала эры жевательной резинки. А в столице России Санкт-Петербурге в том же году были установлены первые почтовые ящики темно-синего цвета, сколоченные из досок и обшитые листовым железом.
В домах, построенных из кирпичей красного и нежно-оранжевого цвета с клеймом «Monopol», подле обустроенной станции Беляево, поселили семьи путейцев и обходчиков. Через восемьдесят лет к ним присоединились работники организованного вокруг этой территории заповедника. На запасных путях платформы стояли вагон-магазин и вагон-клуб. Дети ходили в начальную школу, тут же, на остановочной площадке, располагался уютный магазинчик, аккуратное здание вокзала. Фельдшер следила за здоровьем жителей о.п. Беляево. Функционировало несколько смежных производств, конюшни, военная часть, железнодорожный переезд… Люди жили! Любили! Работали!
Нынче всё так же. Несмотря на то, что юбилейный 170-й год жители платформы Беляево встречают без школы, магазина, доктора, вокзала, газа и дороги, они любят свою Родину, которую не променяют ни на какое другое место на земле.
Сказки, представленные в данном сборнике, написаны на остановочной площадке Беляево. Под метроном стука колёс проезжающих мимо составов. Под пение лесных птиц поутру. Под воркование лягушек и тявканье косуль. С их благосклонного позволения, и при непосредственном участии.
Все истории правдивы и грустны. Как честна и драматична жизнь, порой.
Слова, как капли дождя. Они падают, и растворяются в земле, оставляя лишь на мгновение свой след.
Укрывая одеялом…
На краю леса, подчёркнутого карандашными линиями железнодорожного полотна, стоит невысокая неказистая сосна. Засыпан снегом её корень. Широкий и могучий. Расположился белым питоном подле ствола и уснул. Вспугнёт его рассвет, потянет на себя одеяло утра и пропало дело. Нет белого питона. Исчез. А вместо него – куриная лапа без избушки. И так – целый день. Картинки меняются одна за другой. Покуда чёткий рисунок сосны и её веток не будут затканы гобеленом заката. Да так бережно, так подробно. До самой нежной её иголки…
А после – как нарочно: «Всем спать!»
И не поспоришь. Знай – лежи себе тихонько и скреби тёмно-синюю краску неба.
Но тут уж неизвестно, что произойдёт скорее: сам заснёшь или отколупнёшь краски побольше и откроешь новую звёздочку. Видишь, сколько их? Многим не спиться об эту пору!
Ну, а пока ты занят своим важным делом, я расскажу тебе сказку. В лесу они буквально на каждом шагу. Растут, как грибы. Надо быть очень внимательным, чтобы заметить лесных жителей , подслушать, о чём они говорят или даже подружиться с ними…
Последнее представление осени…
Неким глубоким серым утром я шел по лесу. Если наступает рассвет, то и солнце вынуждено отрывать голову от своих несвежих осенних подушек. Только даже оно не в состоянии разогнать хмурую хмарь ноября.
Ветер наломал спички стволов, побросал куда попало и ушёл. Надеется, что снег вскоре прикроет его шалости. Урожай листвы собран и сметён в сугробы. Яркие их пятна нелепы и местами уже потеряли обаяние осторожности, стройную хрупкость. И не хрустят больше. Ни в руках, не под ногами. Влажные и раскисшие, они периодически ставят подножку и я спотыкаюсь. Птицы,те давно привыкли к моим регулярным прогулкам, потому занимались своими делами и прерывались лишь затем, чтобы посмеяться над моей неуклюжестью.
– Да что такое?! – в очередной раз едва сохранив равновесие, удержался плечом за кстати склонённый в сторону тропинки дуб и решил передохнуть, составив ему компанию. Отдышавшись, пару раз нарочито выдохнул, полюбовался самодельным туманом. Замер, чтобы послушать, как лес потягивается после неспокойной холодной ночи, разминает косточки веток, сучьев, стволов.
– Вот, тут… да нет,– тут же, пониже,– шепчет дуб осине. И та тянется и почёсывает невпопад серую коросту коры с трещинами по самую заболонь.
– Ну, ничего, ничего, потерпи. Подморозит и подсушит.
– Ага, после снегом заметёт и намокнет.– брюзжит дуб.
– Ну, не ворчи, старик. Пора бы уж и привыкнуть. За столько-то лет.
– Это кто у нас старик?! Я?! – зашатавшись из стороны в сторону возмущается дуб.
– Нет, это я так, фигурально. Успокойся ты,– похлопывает осина товарища по израненному боку.– Ты у нас ещё хоть куда. Мне вот давно пора леших пугать на болоте. Срок подходит…– загрустила осина.
– Это как?! Мы ж с тобой , вроде, ровесники!– замер на месте дуб, да так, что те жёлуди, которые благополучно перенесли первый месяц осени и надеялись продержаться до весны, осыпались с него, как градины.– Мне сто пятьдесят недавно исполнилось и тебе столько же! Я помню. Память у меня ещё ого-го.
– Так тебе ещё сто пятьдесят, а мне уже. Вы, дубы, в десять раз дольше нашего живёте…
Дуб пристыженно замер, пригорюнился и затих. Лишь только последний жёлудь коснулся лоскутного одеяла поляны, вместо ожидаемого безмолвия, вполне отчётливо послышались удары кия о бильярдный шар. Не звонкие конечные звуки в удалённой от жилья части леса… Как такому быть?!
Я прислушался, огляделся по сторонам…
– Глупо, правда? – раздалось рядом. – Каждый год одно и тоже. Говоришь им говоришь, а всё бестолку.
Я вздрогнул от неожиданности, ибо думал, что наблюдаю за лесом в одиночестве, но, как обычно, оказался далеко не единственным зрителем. По ту сторону ствола, служившего мне опорой, стояла самка благородного оленя. Уже не юная, но прекрасная в своей зрелой красоте. Все задумки природы осуществились вполне и было неясно, чему отдать предпочтение, наслаждаясь её видом. То ли королевской осанкой, то ли изящным переходом ото лба к ушам, то ли трогательным припухлостям колен…
– Простите, я не заметил, что не один. О ком вы?
– Да вот же, прямо у вас на виду, два дурня в очередной раз доказывают свою мужественность передо мной. А оно мне надо? И так ясно, что я уйду вон с тем…
– С которым из них?
– Да вот, с тем, у которого на боку шрам, откушено пол-уха и пара царапин на плече.
– Он такой мужественный или…
– Или! Он совершенно не умеет драться, но у нас с ним уже трое прекрасных детей и я его люблю.
Мы замолкаем и продолжаем наблюдать за тем, как два оленя сдирают друг с друга надоевшие за сезон рога. И грозно пыхтят при этом, неизменно скашивая розовые от натуги глаза в сторону зрителей.
Дятел, расслабленно кивая в такт ударам головой, мерно будит свои барабаны. Сквозняк встряхивает гигантские маракасы стволов. Им есть чем пошуршать даже в ноябре.
Последнее представление осени… Солнце, наконец, удосуживается взглянуть на округу. Включает свои софиты на всю мощь и водит ими из стороны в сторону. Подсвеченный ржавый куст оборачивается оленем. Тот непременно вздрогнет картинно своей красивой спиной. И повременит с побегом. Для хорошего доброго человека это будет именно так.
А иным – никогда не разглядеть красавца. Не дано. Не дадут. Да и не к чему. Пусть идут своей дорогой. И отыщут её, в конце концов. И, дай Бог, чтобы произошло это не в конце земного пути, а намного раньше.
Тот, который не умел летать…
Идти было вкусно. Подсушенные морозом листья хрустели под ногами. Справа от тропинки, с вельветового бока запылённого инеем пригорка послышалось:
– Нет, не так. Гляди, как надо!
– Ну?
– Погоди немного, ветра нет.
– И сколько ждать?
– Да, сейчас-сейчас, куда ты торопишься.
– И не тороплюсь я вовсе, с чего ты взял? Просто ноги замёрзли немного, на одном месте-то стоять…
– Ничего, потерпи. Неженка какая!
– Ничего подобного! Я не неженка.
– Тогда стой и жди молча.
– Стою.
– Вот и стой!
Ветер с юга раскачал пушистые разноцветные клубки деревьев. Стряхнул с них лишнее, закрепил макушками в сторону севера. Проверил, крепко ли и пошёл бродить по тропинкам, просекам и полянам.
– Нет, не то. Не выходит.
– Никак?
– Да, никак. Отстань, я должен сосредоточится. Ты только мешаешь.
– Прости…
На смену тёплому, сорвался сквозняк холодного ветра. Но нагретая за лето земля не сдавалась так просто. Отстранилась от него, отмахнувшись, сдвинула на сторону, как неуместный в тёплую погоду шарф.
– Вот! Вот! Так! Гляди, как надо! – Жёлтые крылья затрепетали, ожили в хлопотливом ритме и…
– Ну, вот, опять…
– Что, не получается? – участливо спросила она.
– Это у тебя не получается,– обиделся он,– у меня всё, как надо. Но не теперь. Нужно дождаться правильного ветра.
– А зачем ждать ветра?
– Чтобы полететь! Ты – глупая!
– Может быть…
– Да, ты глупая и… отстань!
– Не ругайся, пожалуйста. Лучше, объясни, я не понимаю.
– Ещё бы! Ты ничего не понимаешь, ничего не умеешь. Да и вообще,– от тебя нет никакого толка!
– Хорошо, пусть так. Но скажи, зачем нужно ждать ветер, чтобы летать?
– Потому что! Так надо! Не задавай лишних вопросов.
– Но мне это не нужно…
– Не говори чепухи. И, чтобы не попасть в глупое положение, просто запомни, что для того, чтобы летать, надо дождаться попутного ветра.
Мне стало интересно поглядеть на спорщиков. То были бабочка, похожая на старый дырявый листок и красивая, яркая, примёрзшая к пригорку своею серединой ладонь ясеня. Одна порхала с рождения, другой наблюдал, как это делают другие.
Я подставил палец бабочке. Та охотно переступила на него, легко взмахнув крыльями и мы пошли в дом. А листок всё ждал и ждал порывов ветра. И тот нашёл наконец минуту, взъерошил наскоро чуб поляне, подул тихонько вдоль просеки, расчесав сбрызнутую лаком мороза траву и ушёл.
На пригорке остались брошенными обрезки дуба, усыпанные жемчугом остекленевшей росы и тот, который не умел летать, но учил этому других.
Дятел
Казалось, что вода в панике пытается покинуть пруд. Прозрачные руки цеплялись за каменистый берег. Но тот сильно ранил их, разбивая волны на тонкие пальцы брызг.
– Что там такое?
– Наверное, птица тонет.
– Ого, надо скорее бежать, выручать.
У самой кромки воды, сбившись в разноцветную кучку, стояли синицы и воробьи. Моё появление не заставило их разлететься или встрепенуться. В общем – не потревожило абсолютно. Было слегка обидно, но, когда я поняла, в чём дело, то присоединилась к группе пернатых зевак.
В молчании, полном изумления мы наблюдали за тем, как водную гладь пруда рассекал довольно крупный белоснежный дятел в красной плавательной шапочке. Спортсмен из команды дятловых, обнаруживал знакомство с разными способами перемещения в жидкой среде. Он болтал ногами в стиле «ноги кроль», сдвигал воду стилем «руки брасс». Шумно отдувался, приоткрыв клюв и свесив липкий язык на сторону. Завершив тренировку, дятел поднялся из воды, свесив крылья подобно купальному халату. Толпа зрителей почтительно расступилась, давая ему пройти. Я тоже сделала шаг в сторону.
Дятел покрутил головой, отряхнулся как собака, от плеч до кончика хвоста. И взлетел.
Что тут скажешь? Можно строить какие угодно предположения, фантазируя на заданную тему. Но намного правильнее будет согласиться с тем, что мы очень мало знаем о тех, с кем живём. Рядом. Плечом к крылу.
