Kitobni o'qish: «Ночь, изменившая судьбы»

Беременная Маня работала в поле с раннего утра. Еще пастух не гнал стадо к заливным лугам, а она уже вязала снопы, обласканная теплыми лучами восходящего солнца. Время близилось к полудню, спину ломило, большой живот тянул вниз, но Маня терпела. Лучше это, чем побои свекрови, с первого взгляда невзлюбившую невестку-сироту.

Остановившись на передышку, Маня взглянула на высокое синее небо и яркое летнее солнце. Как так сложилась ее жизнь? Детство она провела в детдоме, терпя издевательства старших ребят, наконец, повзрослев, получила квартиру и столько возможностей для новой жизни. А она, глупая да наивная, влюбилась до умопомрачения в Степана, красивого, доброго, как ей тогда казалось парня, приехавшего учиться в их город. И вот, сыграв свадьбу, они продали ее квартиру, и приехали в его родную глухую станицу.

“Глупая, глупая, глупая”, корила себя Маня, да деваться было некуда. После приезда в станицу, жизнь ее стало нестерпимой, свекровь покалачивала, Степан погуливал, свекор молча наблюдал. А сама Маня, тихо плакала в подушку, деваться ей было некуда.

Солнце начало жарить во всю, и Маня с тихим вздохом выпрямилась. Потянувшись, она с нежностью погладила большой живот, единственную радость и надежду в её никчемной жизни.

– Милая моя доченька, потерпи жару еще немного, уж больно не хочется домой, – Маня, знала, что в полдень не следует работать в поле, но обтеревшись влажным полотенцем, она предпочла продолжить, нежели возвращаться в ненавистный дом.

Ощутив глухой удар по голове, Маня осела на землю. Лежа, она почувствовала начинающиеся схватки, а перед слипающиеся веками увидела прекрасное женское лицо.

– Давненько тут никто правил не нарушал, – над ухом раздался мелодичный, и одновременно властный женский голос, – а если и нарушают, так прячутся от меня в железных машинах. Кто же тебя надоумил, хилая?

– Дочка, – сквозь боль прошептала Маня, – дочка.

– Что? Дочка тебя выгнала, – расхохоталась красивая женщина.

– Дочка, спаси ее она вот-вот родиться, – Маня с последних сил нащупала большую руку высокой незнакомки, – спаси, прошу, она должна быть счастливой.

Высокая женщина задумчиво нахмурилась, взглянув на большой живот умирающей Мани.

***

Резной бревенчатый дом, окруженный высоким лесом, наполнился звонким девичьим смехом. Скрипнула дверь и на улицу выбежала юная русоволосая девушка, тоненькая, словно тростинка, в белом кружевном сарафане, она искренне смеялась. Продолжая бежать, она оглянулась на дверь, в которой показалась косматая борода маленького старичка.

– Ух, проказница, – старичок, притопнув, погрозил кулаком, – все матери расскажу! А ну-ка, подруженьки, ее догоните, да щекоткой изведите! – Вслед за старичком с гомоном выскочили маленькие лохматые шишиги и гурьбой, подпрыгивая понеслись за девушкой.

Девушка звонко взвизгнув, кинулась в лес, по едва заметной тропинке. Она, знала, что тропинка выведет ее к большому полю, куда каждый день к полудню уходила ее мать. Ветки словно сами расступались, пропуская бегущую изо всех сил девушку. Внезапно она запнулась, и неуклюже повалилась на землю, из под ног выскочила самая крупная шишига, и свистнув остальным, вскочила на девушку. Остальные шишиги нагнали первую, и всей компанией принялись щекотать девушку маленькими ручонками и пушистыми боками, заставляя ее смеяться еще громче.

Тут старшая шишига остановилась, повела носом, и шикнув на остальных стала вглядываться в ближайшую кромку леса.

– Людди, – тихонько прошипела она.

Девушка, перестав смеяться, встала, аккуратно спихнув притихшую малышню. Крадучись, аккуратно раздвигая вмиг спутавшиеся ветки, девушка приблизилась к выходу из леса, шишиги тихоньку шуршали следом. Спрятавшись за большой ствол ели, накинув себе на плечи ее ветви, словно волшебный плащ, девушка приготовилась наблюдать.

Неподалеку на лесной опушке, примыкающей к полю, стояла пара машин, девушка знала, что люди используют такие для передвижения. Возле машин компания молодых людей разбивала лагерь, кто-то ставил палатки, кто-то разжигал костер, кто-то начал накрывать на стол. Из машин доносилась музыка, с причудливым ритмом, и мужской голос то ли говорил, то ли пел. Девушка поморщилась, похожие песнопения она слышала лишь один раз, в ночь на Ивана купала, когда колдуны устроили свой обряд, недалеко от их с мамой дома.