Изменение законодательной модели российского уголовного судопроизводства. Монография

Matn
0
Izohlar
Parchani o`qish
O`qilgan deb belgilash
Изменение законодательной модели российского уголовного судопроизводства. Монография
Shrift:Aa dan kamroqАа dan ortiq
[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Введение


Интенсивность изменений уголовно-процессуального закона

Наиболее общей характеристикой действующего уголовно-процессуального законодательства РФ является его нестабильность. Количество Федеральных законов, вносящих изменения и дополнения в УПК РФ, по состоянию на апрель 2014 г. с момента его принятия составило пятьдесят. Число же поправок и изменений (от редакционных до кардинальных, существенно меняющих модель процесса).

Нельзя не отменить прогрессирующую динамику законотворческой деятельности депутатов Федерального Собрания (см. таблицу № 1).

Таблица № 1


Год

2002

2003

2004

2005

2006

2007

2008

2009

2010

2011

2012

2013

Всего


Количество принятых законов

5

5

4

1

7

11

6

13

25

21

18

22

138


Как видно из этой таблицы, отмечается стабильный рост числа законов, а следовательно, и количество вносимых в УПК РФ изменений и дополнений также увеличивалось.

По своему объему (количество вносимых статей) и содержанию дополнений и изменений новации столь разнородные, что их количественный подсчет не дает их содержательной характеристики.

Интенсивный поток изменений уголовно-процессуального законодательства не имеет своей основой более или менее выраженные концептуальные исходные положения.

С одной стороны, например, раскрывая содержание принципа законности, ч. 4 ст. 7 содержит требование, согласно которому «определение суда, постановление судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными». При том обоснованность предполагает установление обстоятельств, указанных в ст. 72 УПК, посредством доказывания. С другой стороны, по инициативе обвиняемого, согласившегося с предъявленным ему обвинением, можно исключить процесс доказывания и исходить не из фактических обстоятельств дела, а из позиции обвиняемого.

В принципе, и та, и другая позиция может быть теоретически обоснована, исходя из различных парадигм.

В первом случае законодатель исходит из обязанности государства привлекать к ответственности каждого нарушителя закона, независимо от его позиции, которая может влиять на исход дела (меру ответственности), но не является основанием для принятия итогового решения.

Во втором случае центральным вопросом является наличие (или отсутствие) спора между сторонами. Если спора нет, то суд удовлетворяет принятое сторонами решение. Возникает вопрос: имеет ли законотворчество в сфере уголовного судопроизводства (а также гражданского, административного и др.) какие-либо пределы, ограничения. Очевидно, что таким ограничителем являются решения Конституционного Суда, которые обязательны для законодателя. И здесь возникает проблема иерархии юридических актов в сфере судопроизводства. Однако ч. 3 ст. 1 УПК РФ устанавливает правило, согласно которому «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотрены настоящим Кодексом, то применяются правила международного договора».

Однако «пирамиду» законодательных актов вряд ли можно считать завершенной. Приведем лишь один пример. В течение десятилетий, в том числе и в советский период, признавалось аксиомой положение, согласно которому правовое значение обвинительного заключения (акта) состоит в том, что оно определяет пределы судебного разбирательства и является важной гарантией прав обвиняемого. Противоположную позицию занял Конституционный Суд РФ. В своем постановлении от 02 июля 2013 г. № 16-П он признал не соответствующим Конституции РФ исключение возможности в судебном разбирательстве изменения обвинения в сторону, ухудшающую положение подсудимого. Такой запрет, по мнению Конституционного Суда, препятствует «самостоятельному и независимому выбору судом подлежащих применению норм уголовного закона в случаях, когда он приходит к выводу, что фактические обстоятельства, изложенные в обвинительном заключении, обвинительном акте или обвинительном постановлении, свидетельствуют о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления либо когда в ходе предварительного слушания или судебного разбирательства им установлены фактические обстоятельства, являющиеся основанием для квалификации деяния как более тяжкого преступления».

Учитывая, что решения Конституционного Суда окончательны, обжалованию не подлежат, это наделяет Конституционный Суд не только монопольным правом толкования Высшего закона страны, но и дает возможность создавать нормы, хотя всячески от такой сферы своей деятельности систематически отмежевывается и называет их «правоположениями». Однако эти «правовые положения» через тот или иной срок становятся нормами закона.

Вместе с тем признание нормы закона, противоречащей Конституции РФ, не влечет исключения данной нормы из числа действующих. В результате в ряде случаев складывается ситуация коллизии норм, что может быть проиллюстрировано ч. 4 ст. 254 УПК, ряд положений которой признаны противоречащими Конституции, но в УПК она сохранилась и может рассматриваться как действующая.

Если понятие закона не требует особых разъяснений, то понятие права весьма аморфно и не имеет четко определенных материальных признаков. Действительно закон – это в установленном порядке принятый юридический акт, но применительно к праву такой определенности нет.

Нет определенного ответа и на вопрос, кто является источником права: орган, входящий в национальную юридическую систему, или нормы, закрепленные в международных актах (при условии, конечно, что данная страна этот акт подписала). Следует учитывать, что международные акты не могут и не должны подменять собой национальное законодательство, в частности предписывать определенную процедуру судоприозводства, хотя они могут затрагивать весьма важные ее аспекты, касающиеся гарантий прав личности.

Надо сказать, что отечественный законодатель предпринял попытку поставить на вершину иерархии юридических предписаний «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации», во-первых, объявив их составной частью законодательства РФ, а во-вторых, установив их приоритет над национальными законами (ч. 3 ст. 1 УПК). Эта норма, как и аналогичные ей по содержанию нормы других отраслей права, основывается на ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, в той или иной форме которую и воспроизводят. Применительно к уголовному судопроизводству нельзя не отметить изменения формулировки принципа законности.

До введения в УПК РФ ст. 81 действовала норма, предписывающая суду руководствоваться исключительно законом.

Федеральный закон от 2 июля 2013 г. уточнил в ст. 81 уточнил принцип независимости суда, предписав суду необходимость руководствоваться не только законом, но и Конституцией РФ. Возможно, выделяя Конституцию из общего массива юридических регуляторов жизни общества с учетом существования в нашей стране конституционного судопроизводства и высокого статуса Конституционного Суда, возникает соблазн признавать нормами права положения, содержащиеся в решениях КС РФ и обретающие нормативную форму путем безальтернативного включения в соответствующий законодательный акт.

Все сказанное призвано хотя бы в какой-то мере пояснить существующую ситуацию, которая отражает сложности перехода от не розыскной модели уголовного процесса советского периода к состязательной форме судопроизводства.

Именно переходный период с его разноголосицей и несхожими парадигмами открывает возможность наряду с коренными преобразованиями в сфере уголовного судопроизводства изменять и дополнять закон, не соотносясь с законодательной моделью в целом.

Такого рода ситуация порождает необходимость определения «узловых» моментов законодательного регулирования уголовного судопроизводства, с тем чтобы не утонуть в море поправок, не имеющих существенного значения. В то же время значимость того или иного процессуального института может быть различной.

Так, если цель обозначается как уголовное преследование каждого лица, совершившего преступление, то очевидно, что центральным моментом станут полномочия должностных лиц, обладающих властными полномочиями и представляющих сторону обвинения. (Обычно такая трактовка цели уголовного судопроизводства обозначается как «достижение истины».)

Иной подход к цели уголовного судопроизводства высказывался еще сто лет назад. Так, Н. Н. Розин писал: «Состязательному процессу не может быть свойственно неограниченное стремление к материальной (объективной – И. М.) истины… Принцип, которым руководствуется суд в состязательном процессе, является принципом не материальной, а юридической истины, который более правильно называть принципом доказанности обвинения».

С нашей точки зрения, на уровне функционирования всей системы уголовного судопроизводства целью является разрешение конфликта между личностью и государственной властью с наименьшими негативными последствиями для общества.

Предлагаемая трактовка социального назначения избираемой законодателем процессуальной формы позволяет выявить критерии оценки вводимых институтов в более широком плане – характеризует изменения в отношении личности и государства.

В частности, расширение круга дел, по которым возможно примирение сторон и иные формы проникновения в процесс диспозитивного начала, свидетельствует о том, что государственная власть укрепляет юридическое равенство сторон уголовно-правового конфликта.

 

В целом же изменения уголовно-процессуального законодательства прежде всего делают очевидными те трудности, которые возникают при замене одной модели уголовного процесса другой.

Необходимо также подчеркнуть очень важное обстоятельство: связь формы судопроизводства с социально-экономическим устройством общества, прежде всего политическим режимом.

Обращаясь к российской истории, нельзя не вспомнить, что отмена крепостного права явилась предпосылкой судебной реформы 1861–1864 годов, которая модернизировала уголовное судопроизводство и поставила его в один ряд со странами романо-германской правовой семьи. Напротив, с приходом к власти большевиков, коренным образом изменивших отношения собственности и власти, уголовное судопроизводство (не говоря уже о чрезвычайных законах и внесудебных расправах) приобрело розыскной характер.

Положения УПК (ст. 15), провозгласившие состязательное построение судопроизводства, предопределили законодательное закрепление в уголовно-процессуальном законе основных характеристик состязательной формы судопроизводства. Но они не стали ориентиром построения отдельных норм и институтов.

Из обширного круга проблем, связанных с трансформацией законодательного регулирования уголовного процесса, необходимо рассмотреть наиболее значимые и определяющие функционирование системы уголовной юстиции. Такими проблемами, на наш взгляд, являются следующие:

1) законодательное закрепление параллельно действующей процессуальной формы, основанной на иных принципах;

2) отсутствие иерархии полномочий должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование;

3) изменение роли обвиняемого в системе уголовно-процессуальных отношений.