Судьбы вещей. Сказки-крошки

Герой нашего рассказа вначале был всего лишь одним из многих, попавших в плен к этому удивительному растению. Но ему удалось соединить страстное желание с наблюдательностью. Прежде чем пригласить Орхидею в свою страну или хотя бы в свой дом, он решил разузнать о цветке всё: где любит жить в родных местах, какие почвы предпочитает, когда и при каких условиях зацветает. Он жаждал постигнуть саму душу нежного растения: как оно мыслит, что чувствует, какие сказки нашёптывает ему горячий ветер в джунглях тропической родины.

Юноша истратил все свои деньги на книги, но спустя годы учёбы убедился, что в книгах нет ответа на волновавшие его вопросы. Тогда он отправился в непроходимую сельву на берега реки Ориноко, в одно из мест, где можно повстречать кокетливый и неприступный цветок. Молодой человек плыл штормовым океаном, пробирался нехожеными тропами по кишащим опасностями джунглям, тонул в малярийных болотах. Естествоиспытатель узнал, что Орхидея отнюдь не пускает корней в землю своей родины. Она создаёт союз с большими тропическими деревьями, забираясь на их мощные стволы, словно на могучие плечи. С этими исполинами делит орхидея и тепло жаркого тропического солнца и соки матушки-земли. «Деревья поднимают Орхидею к солнцу и питают её своими соками, а она скрашивает их одинокую жизнь очарованием цветения», – думал учёный, поглаживая отросшую за десятилетия странствий бороду. Он без устали зарисовывал Орхидею (специально для любимого цветка долгое время брал уроки живописи) и даже применил к делу недавно изобретённый фотографический аппарат. Это было даже сложнее, чем рисовать с натуры: сначала нужно было вырубить в непролазных зарослях место для треножника, потом навести объектив на цветок и держать в нужном положении не менее получаса, ведь у первых фотоаппаратов была очень большая выдержка. Но у нашего профессора выдержка была ещё больше! Он терпеливо записывал влажность, температуру, количество осадков и другие погодные условия, сопровождавшие цветение Орхидеи или его отсутствие.

В результате многолетних исследований он выяснил, что Орхидея не радовалась мягкой почве – считала её ненадёжной; её корешки должны были почувствовать твёрдое, хотя и неласковое плечо могучего дерева. Нет столько влаги, как в противной грязи внизу, но зато как приятно смотреть на сельву с высоты! Пусть к моменту цветения станет даже чуть холоднее обычного – не беда – важно чувствовать себя на плечах Дерева. Так, казалось пожилому уже профессору, думал своенравный цветок, влюблённый в грубоватую массивную кряжистость спутника жизни.

Корифей науки о растениях (который, как мы видели, по жизни отнюдь не был «ботаником») жил предвкушением того дня, когда его любовь так же как Орхидея войдёт в пору своего цветения. Изучив все капризы цветка, пожилой учёный был уверен, что может дать ему всё… всё, чего цветок так хотел! И жестковатую почву, напоминающую кору дерева, и как бы оставшиеся на свободе корни, и лёгкий голод (ведь основное количество соков дерево при всей любви к цветку всё же оставляет себе).

Пусть бурным и коротким тропическим ливнем пролилась его молодость, пусть от постоянного чтения и письма в неподходящих условиях почти совсем исчезло зрение, он как никогда был близок к цели! Вот, вот он даст любимой Орхидее всё, чего не сможет дать никто другой и она выкажет ему высшее доверие – зацветёт в его доме.

Забыв о возрасте, учёный суетился, подыскивая для Орхидеи подходящее место, любовно изучал изготовленный по специальному заказу горшок (больше ощупывал, чем осматривал). В нём гостья будет чувствовать себя как на коре дерева – не будет раздражающей её податливой влажной, будто заискивающей перед ней, почвы, а корни будут находиться в воздухе. Как мальчик бегал профессор по смежным комнатам, закрывая окна и двери, ведь Она, как настоящая принцесса панически боится сквозняков! Близкие удивлялись, как он не натыкается на предметы: ведь уже почти ничего не видит!

И, конечно же, пора цветения Орхидеи наступила. Однажды утром молодой помощник профессора привлёк в оранжерею всех обитателей дома радостным возгласом: на конце тоненьких, анарексичных стебельков появились маленькие бутончики. Все наперебой стали обсуждать радостную новость, когда на пороге, постукивая перед собой палкой, появился хозяин и повернул голову в сторону Орхидеи…

Но, может быть, всё было не так уж печально, как я написал в начале рассказа? Да, Орхидея слишком долго кокетничала и зацвела слишком поздно, чтобы её обожатель мог увидеть результаты своего труда. Но ведь она всё же ЗАЦВЕЛА, и зацвела именно ДЛЯ НЕГО. Пускай, он всё равно не увидел этого цветения. Но, во-первых, ему детально и профессионально описал её цветы помощник. А самое главное – старый учёный словно бы видел цветы Орхидеи внутренним взором.

Другие цветоводы, руководствуясь его книгами стали культивировать Орхидею и союз с прекрасным цветком приносил им богатство и славу, в то время как наш герой прожил жизнь в бедности и безвестности. Вы спросите, был ли он с ней счастлив? Не знаю.

Но и по сей день цветок, любящий силу и уверенность, ожидающий даже небольшой встряски от спутника жизни, и в то же время ранимый, поддаётся далеко не каждому. Интернет переполнен криками о помощи, кажется сливающимися в один вопросительный знак после слова «Почему?» По-прежнему масс-медиа будоражат легенды о хищной Орхидее, которая будто бы хватает в джунглях мелких животных, а то и нападает на незадачливых путешественников. Но, мы то с вами знаем, что если Орхидея и хищная, то оружием её являются лишь невыразимая красота и …беззащитность; если и опасна для встречных, то лишь для тех, в ком поэтичности куда больше чем пресловутого здравого смысла. Если это о Вас, то полюбите Дикую

Орхидею!

СТАРАЯ АБРИКОСА

Она родилась, когда микрорайона не было ещё и в помине. Её посадили во дворе частного дома. Беззаботное детство запомнилось ей частыми поливами из шланга, подкормкой удобрениями и покраской ствола. Ни у человека, ни у дерева нельзя назвать единого возраста, когда кончается детство. Чаще всего это связано не с самим возрастом, а с каким-либо событием, собственно и покончившим с детством. В жизнь абрикосы беда пришла неожиданно: люди, заботившиеся о дереве, куда-то исчезли, а потом налетела тяжёлая техника и свалила их дом и окрестные дома, будто лесоруб дерево в страшилках, которые рассказывают друг другу саженцы. Такая же участь чуть было не постигла и абрикосу, но бульдозерист её почему-то пожалел.

А потом вокруг начали рыть глубокие ямы и забивать сваи. Не зря люди говорят, что всякий конец есть одновременно и начало. Не успела абрикоса зацвести несколько раз, как вокруг неё вытянулись, словно гигантские каменные деревья, многоэтажные дома. Со временем в дуплах оконных проёмов появились рамы и стёкла. Дома обросли облицовочной плиткой и телевизионными антеннами. В окнах стали мелькать силуэты и вокруг снова зазвучало людское многоголосье. «Как птицы садятся на мои ветви, так люди появляются на «ветвях» дерева-дома», – думала абрикоса и шелестела своими ветками, приветствуя дома. Дома молчали в ответ.

Не только дома, но и люди вокруг стали другими: никто не поливал абрикосу, не рыхлил почву, и вообще никак за ней не ухаживал. Несмотря на это абрикоса продолжала давать оранжевые сочные и сладкие плоды, хоть это было для неё значительно труднее. Но хуже всего было то, что и сами эти плоды оказались никому не нужны. Абрикоса подолгу стояла, нагруженная плодами, стараясь удержать их на ветвях как можно дольше: вдруг кто-нибудь да соберёт. В отчаянии она роняла ягоды из своих зелёных рук, и они ковром ложились вокруг дерева. Люди, видя, что многие плоды поранились при падении, просто ходили по этому ковру, и от этого сердце абрикосы скрипело и потрескивало.

В районе было много фруктовых деревьев, оставшихся в живых после сноса частного сектора. А деревьям легче всего дотянуться друг до друга корнями. Ведь корни уходят вглубь и в стороны под землёй намного дальше, чем ветви над ней. Наша абрикоса часто переговаривалась со своими соседями под землёй, слегка соприкасаясь с ними тоненькими корешками. Из таких разговоров она узнала, что яблоням и грушам живётся легче, ведь они развесистые, с толстыми ветками, по которым легче добираться до плодов. Окрестные дети обрывали их, частенько ещё зелёными и ели, не слезая с деревьев, морщась от кислоты.

Абрикосовое дерево было настоящим аристократом. Оно выросло высоким, а ветви его длинными и тонкими, и плоды висели у них на самых кончиках. Как тут дотянешься?! Люди очень любят говорить о чём-либо или ком-либо «моё», «мой». Но подразумевают разное. Лишь немногие заботятся и ухаживают за «своим». Большинство сами стремятся от него что-либо получить. Но встречаются и те, которые лишь запрещают делать это другим. Именно такими были люди, в окна которых буквально заглядывали ветки, к середине лета, украшавшиеся жёлто-горячими плодами. Как ни пытались, они дотянуться до абрикос из окон, не могли этого сделать. Но зато исправно отгоняли от дерева местных мальчишек. Вот и гнили его плоды из года в год под деревом, как бы укоряя его за породу, не умеющую гнуться и приспосабливаться. Само дерево не менялось, несло себя всё так же высоко и гордо от цветения до цветения. Но это только с виду. На самом деле дерево очень переживало. И даже начало понемногу сохнуть. Плодовые деревья всегда тяжело переживают свою бесполезность. Абрикоса часто завидовала бурьяну почти в рост человека, которому и в голову не могло прийти расстраиваться из за того, что он невостребован. В ветреную погоду бурьян назидательно шептал абрикосе о своей самодостаточности.

Когда в жаркий июльский полдень в тени её ветвей появилась невысокая аккуратненькая старушка, дерево обрадовалось тому, что хоть кому-то понадобилось. Бабушка постояла в тени ветвей, перевела дух, вытерла с лица пот и подняла голову вверх. «Ах!» – только и вырвалось у неё при виде жёлто-горячего изобилия. Абрикоса только заскрипела в ответ (не берусь точно перевести, что она хотела этим сказать).

Но женщина, наверное, поняла и пожалела абрикосу, такую же старую. Как уж она сумела уговорить сына – человека очень занятого (мне удалось узнать, что он работает адвокатом) – принести из гаража стремянку и собрать два ведра плодов?! Мы слышали, как уже под деревом он говорил матери, что гораздо легче и проще просто купить варенье и не тратить столько труда. Но, в конце концов, молодой адвокат очевидно, подумал, что варенье из элитного супермаркета не сравнится со сделанным материнскими руками, а, возможно ещё и о том, что сами эти руки не могут обходиться без дела…

Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, абрикоса думала, как люди и растения порой похожи друг на друга. Вот ведь пожилая женщина тоже не самодостаточна, тоже больше всего на свете хочет быть кому-то полезной…

ОШИБКА СТАРИННЫХ ЧАСОВ

Часы были огромными: высотой со шкаф. Туловище часов было из дорогого красного дерева со стеклом посередине. Через стекло был хорошо виден большой галстук в виде маятника с тяжёлым медным набалдашником внизу. По бокам галстука-маятника висели две гирьки одна пониже, другая повыше. Маятник раскачивался, отсчитывая секунды. Секунды складывались в минуты, каждая из которых двигала большую стрелку на одно деление. Шестьдесят минут складывались в час, который двигал маленькую стрелку на одно деление. Маленькая стрелка двигалась по кругу, и, когда она делала полный оборот, проходила половина суток.

Это был самый длинный промежуток времени, какой знали часы. И часы, обычно стоящие на письменном столе, и весёлые круглые часы на стене, с нарисованной на циферблате смешной мордочкой с вытянутым языком, и, тем более маленькие змейки наручных часов не знали, что происходит со временем после завершения этого круга. Самыми образованными в доме были электронные часы с табло. Они отсчитывали время суток до двадцати четырёх часов, но и они не знали, что происходит со временем дальше. После слов «двадцать четыре часа» для всех часов в доме начиналась «тьма времени».