Kitobni o'qish: «Капкан для лисицы»

Глава 1. Конец зимы

1.

Ларсен

Первой сногсшибательной новостью поделилась, разумеется, Козлевская. Влетела в кабинет проектного отдела как тайфун – тщательно уложенные волосы растрепались, глаза и щеки горят… Дэн подумал: вот сейчас она выглядит весьма привлекательно. Наверное, потому, что естественно.

– Новость слышали? "Медведь" женился! О-фи-ци-аль-но!

– Бедные дамы, – хмыкнул чернявый Горовец, – Надолго они теперь облачатся в траур… если это все правда, конечно.

Козлевская бросила на ехидного Горовца уничижительный взгляд, приблизилась к окну.

– А вот же он! Он, собственной персоной! Улыбается, гляньте! Улыбается… во весь рот.

Да, на такое зрелище взглянуть следовало – обычно строгий, сосредоточенный, порой даже хмурый Вересков улыбался нечасто.

Даже Дэн привстал из-за своего стола.

Козлевская уже отпрянула от окна и теперь, порывшись в сумочке и достав лак для ногтей, начала с какой-то лихорадочной истеричностью их красить. Было отчего расстроиться – она ведь являлась дамой разведенной (и не старой, и не страшной) и определенно имела на "Медведя" виды. Впрочем, не только она, но и прочие незамужние дамы в "Стройгиганте" – начиная с двадцатилетних секретарш и заканчивая перезрелыми сорокапятилетними "ягодками". Конечно, не потому, что Вересков был так уж красив (он вовсе не был красив, лишь обаятелен – при желании очень обаятелен) да имел богатырское сложение. Словом, особыми внешними достоинствами сорокалетний "Медведь" не блистал, как не блистал и в качестве ловеласа. Правда, с женщинами любых возрастов был подчеркнуто вежлив, но столь же вежливо мог сделать (и делал нередко) внушение.

Впрочем, даже если б он был груб, или являлся прожженным бабником, или, как Горовец, обожал хлестнуть человека по больному острым словцом… все равно считался бы завидным женихом.

Гендиректор крупной строительной компании все-таки. Что там дамы, находящиеся в его подчинении? Наверняка виды на него имела и рыбешка покрупнее…

– Но вы, Галочка, не переживайте, – продолжал изгаляться Горовец, – Вот же перед вами обрусевший швед Денис Иванович Ларсен – и собой хорош, и непьющий, и некурящий, и с машиной, и с квартирой… и тридцать ему исполнилось совсем недавно. Чем не идеальный жених, а?

– Квартира у меня малогабаритная,– буркнул Дэн, – "Тачка" тоже не ахти, подержанная. И вообще я угрюмый, злой по характеру, убежденный холостяк, и зовут меня, к слову, не "Денис Иванович", а Дэннис Янович. Это так, к сведению.

Горовец одобрительно хмыкнул.

– Вот отбрил, а? Такого, Галинка, явно голыми руками не возьмешь…

Козлевская сделала вид, что речь вообще идет не о ней и, поджав губы, продолжала покрывать ногти ярко-малиновым лаком. В кабинете стало душновато.

Поскольку Дэн вообще не выносил неприятных химических запахов, особенно таких едких, как запах лака для ногтей, он распахнул форточку окна, у которого сидел, и вышел в коридор.

Где почти нос к носу столкнулся с Вересковым. Пробормотал извинение вкупе с приветствием.

Вересков ответил:

– Добрый день. Куда-то спешите, Дэннис Янович?

Дэн уловил в его глазах легкую усмешку, затем просто машинально посмотрел на правую руку Верескова. Сомнений не оставалось – на гигантском безымянном пальце красовалось тонкое золотое кольцо. Не перстень-печатка, а именно кольцо. Да Вересков и не носил перстней. И кольца этого – новехонького, вызывающе сверкающего,– Дэн на его руке определенно раньше не видел.

– Я слышал, вас поздравить можно, Вячеслав Сергеевич?

– Поздравить?– Вересков сдвинул брови. Не хмуро, скорее озадаченно. – Кто вам сказал? Хотя, есть новости, разносящиеся мгновенно…

Дэн кивнул.

– Именно.

Вересков хмыкнул.

– Что ж, за поздравление спасибо, конечно… но и о работе забывать не следует. Вы так и передайте этим поздравителям – моя женитьба не гарантирует моментальной индульгенции всем лодырям, прогульщикам и нарушителям дисциплины, – коротко усмехнулся и пошел дальше, но, пройдя пару шагов, обернулся, – Да, Денис, а вас я прошу зайти ко мне, – взгляд на часы. – Через сорок минут. Понимаю, проект, над которым вы сейчас работаете, еще не готов, но я хочу взглянуть, как продвигается дело.

– Да, конечно, – пробормотал Дэн. Вот что случается с теми, кто неосторожно встревает в личные дела шефа…

Позже он поинтересовался у рыжей Ирки, секретарши "Медведя" (та пересидела аж трех шефов, но болтали, всегда была неравнодушна к Верескову, еще до того, как он пробился в гендиректора) – кто же та счастливица, ставшая женой "Медведя"?

Ирка посмотрела насмешливо своими изумрудными глазами. Интересной, даже очень интересной она была девушкой, но неприступной. Ее муж владел двумя небольшими магазинчиками – продуктовым и бытовой химии, – и имел вид быка, готового поддеть на рога (или затоптать копытами) любого, кто бросит на его рыжее сокровище слишком уж наглый взгляд. Пожалуй, единственным человеком, перед которым он послушно склонял свою бычью шею, и являлась его хрупкая на вид, зеленоглазая супруга (живи она в Европе в Средние века, ее определенно за одни глаза спалили б на костре, не считая огненно-рыжей шевелюры, которая являлась таковой от природы).

– Вам действительно интересно знать? Скажу одно – "Медведь" никогда не возьмет "товарец с гнильцой". Уж это точно. Не тот человек.

– Но кто она хотя бы? – Ларсен обаятельно улыбнулся. Красота мужику, по большому счету, ни к чему (если он не голливудская супер-стар), но порой играет свою положительную роль. Особенно в общении с женским полом.

– Кто она? – переспросила Ирка, – Студентка. Обычная студентка. Педвуз заканчивает. Папа – заместитель гендиректора "Красного полотна", родной дядюшка – заслуженный художник. Скворешников фамилия, может, слышали? На мой взгляд, неплохой живописец… по крайней мере, не абстракционист.

Дэн поднапряг память. Да, что-то он слышал… краем уха. Что ж, многое становится понятным. "Золушку" с улицы "Медведь" в жены, безусловно, не взял бы.

– Ясно. Спасибо за информацию.

– Пожалуйста, – Ирина насмешливо улыбнулась, – Только что вам ясно? Ну, папа у нее – какая-никакая "шишка", ну дядя, в некотором роде… Только дело-то не в этом. Это так, вторично.

– А что же первично? – полюбопытствовал Дэн.

Взгляд изумрудных глаз секретарши слегка затуманился.

– Девочка-видение… Знаете такую старую песню?

– И что?

Ирина усмехнулась и пододвинула к себе текущую корреспонденцию, явно собираясь начать ее разбирать (и тем самым давая понять Ларсену – разговор окончен).

– Девочка-видение, девочка-мечта… Это она и есть. Мечта, – Ирина опять вскинула на Ларсена насмешливый взгляд, – Для "простых смертных" недосягаемая…

Кстати, вы-то как? Еще не способились найти себе невесту? А то могу порекомендовать…

– Спасибо, – пробормотал Дэн, – Как только сподоблюсь, не премину вас об этом известить.

Ирина фыркнула и отвернулась к компьютеру.

Позже, вспоминая разговор с ней, Ларсен так и не пришел к однозначному выводу – "девочка-мечта"… Смеялась она над ним или говорила серьезно?

Впрочем, "Медведь" действительно не был похож на того, кто предпочел бы "товарец с гнильцой". Он как раз был похож на того мужчину, который "наобум" не женится. И у женщин он – чего там? – пользовался популярностью, несмотря на отсутствие бесподобного обаяния Бельмондо и замашек Дон Жуана.

А может, именно поэтому?..

* * *

2.

Кирилл

– Да он пьян, похоже, – мужской голос. Довольно молодой.

– Я не слышу запаха спиртного, – женский. Низковатый и тоже молодой, – По-моему, он просто уснул. Неудивительно – фильм и на меня навеял скуку… Эй, милый мальчик, просыпайтесь, сеанс окончен!

Теплая (определенно не мужская) ладонь весьма фамильярно потрепала его по щеке, и Кирилл, наконец, окончательно проснулся.

На него в упор смотрели насмешливые ярко-синие глаза. В какой-то миг он решил, что все еще спит – девушка (или женщина? Он не сумел определить ее возраста – может, двадцать пять, а может, и все тридцать) была необыкновенно красива. "Почти как Ольга, – подумал он, но тут же поправился, – Нет, не Ольга. Ольга другая".

В красоте Ольги было больше нежности, красота же незнакомки являлась яркой, почти агрессивной.

Красота прекрасной, но недоброй феи из детской сказки. Кого-то вроде Снежной Королевы.

– Простите, – пробормотал Кирилл, и, машинально пригладив свои короткие волосы (настолько короткие, что в приглаживании они, собственно, и не нуждались), встал с кресла, немедленно оказавшись на полголовы выше красавицы.

Однако, она ухитрялась смотреть на него чуть свысока. Все с той же легкой усмешкой.

– У меня прощения просить не нужно, юноша, хоть вы и загородили проход своими длинными ногами. Но вот режиссер фильма, который вы благополучно проспали, определенно потребовал бы от вас,– смешок, – Сатисфакции…

Кирилл ощутил, что краснеет. Краснеет как пацан. И было отчего – незнакомка не просто являлась ошеломляюще красивой. Она была дорогой, несомненно. Ее элегантное пальто, тонкие перчатки, изящные сапожки – все являлось неброским, но отнюдь не дешевым. Кирилл посмотрел на маячившего рядом с ней плечистого мужчину… черт, да это ж Сашка Лебедев, бывший спецназовец, вместе с которым он когда-то работал в одном охранно-сыскном агентстве!

Однако… Лебедев слегка усмехнулся, поняв, что охраняемой им особе опасность со стороны этого парня, одетого как бедный студент (а Кирилл и являлся студентом и отнюдь не богатым) не грозит.

– Так вы провели бурную ночь, принц? – задала красавица очередной ехидный вопросец, и Кирилл почувствовал, что краснеет еще гуще.

– Я… дежурил. В супермаркете, на Моховой. В ночную смену.

Она удивленно приподняла брови.

– Понятно, да не совсем. Почему бы не отоспаться дома?

– Так он сейчас должен быть в политехе, на лекциях. Так, Кирюха? – снисходительно пробасил Лебедев.

Кирилл молча кивнул.

На лице без малейшего преувеличения прекрасной незнакомки отразилось еще большее удивление.

– Так вы, оказывается, знаете друг друга?

Кирилл слегка прокашлялся… и внезапно поймал себя на сильнейшем желании коснуться темных, волнистых, изысканно подстриженных волос красавицы. Да, определенно в ней что-то было… что-то, притягивающее, как мощный магнит.

И в то же время она могла обжечь. И сильно.

Впрочем, сейчас она была весьма доброжелательно расположена. Или ей было просто скучновато – Лебедев не принадлежал к тем мужчинам, что способны развлечь искушенную (а в том, что красавица очень искушенна, Кирилл ее сомневался) даму. Да и не это входило в его профессиональные обязанности.

– Мы когда-то вместе работали… – прокашливайся – не прокашливайся, а голос, все одно, звучит чуть хрипловато, – В "Фениксе".

Она неожиданно поморщилась. Или Кириллу это просто показалось? Словно упоминание о "Фениксе" ей было неприятно.

– Мир тесен, верно? Вас как зовут? Кирилл?

Он опять кивнул. Опять ловя себя на желании… точнее, уже нежелании. Явственном нежелании, чтобы незнакомка ушла. Впервые после расставания с Ольгой женщина вызвала у него что-то вроде смутного волнения.

Варя – не в счет. Варя, конечно, мила, но уж слишком проста и предсказуема. Как ни печально, но вспоминал он о ней лишь тогда, когда всерьез "подпирало". Варя не занимала его мыслей. А в сердце оставалась тоска по Ольге. Пусть уже не такая сильная, как полгода назад, но все же тоска.

И это, безусловно, по отношению к Варе было нечестно, учитывая ее явное неравнодушие к нему, Кириллу. Да, совсем нечестно.

– Кирилл… – незнакомка улыбнулась. Почти мечтательно. – Имя красивое, даже очень…

Ну, а я – Анна. Анна Васнецова.

Анна. Васнецова. Если б сейчас Лебедев дал ему под дых, Кирилл вряд ли почувствовал бы себя хуже.

Анна. Почему он сразу-то не допер, идиот? "Красивая стерва", так называл ее Давидов (разумеется, за глаза). Или просто – стерва.

("Шефу опять не до нас. Его требует к себе Ее Величество Стерва", тонкие губы презрительно кривятся.

И бас Смоленцева:

"Ладно тебе, Олежка, завидовать. Если б твоей любовницей была такая же красавица…"

" У меня жена – красавица, – сквозь зубы, - А связи с женами банкиров мне ни к чему. От этого больше головной боли, чем проку…")

Но, что бы ни болтали, факт оставался фактом – Анна Васнецова, законная супруга президента "Мега-банка" господина Зарецкого, давно (и прочно) являлась любовницей Сергея Ручьёва, руководителя охранно-сыскного агентства "Феникс". Агентства, где Кирилл проработал без малого год.

Формальной причиной его увольнения из "Феникса" являлось поступление в политехнический университет. Фактической же… об этом Кирилл предпочитал не вспоминать.

Впрочем, к Лебедеву Кирилл неприязни не испытывал. Лебедев не был замешан в той грязной авантюре, что отняла у Кирилла единственную, кого он любил.

– Все в порядке? – с синих глазах Анны мелькнуло легкое беспокойство, – Или это реакция на мою фамилию?

– Очень красивая фамилия, – пробормотал Кирилл первое, что пришло в голову. Сейчас они втроем уже направлялись к выходу из кинотеатра.

– Да, – Анна усмехнулась, – И знаменитая. Но мой папа, увы, все же не состоял ни в близком, ни в дальнем родстве с известным художником…

Не хотите выпить чашку крепкого кофе, Кирилл? Тут неподалеку очень приличное кафе, куда мы с Александром, собственно, и направляемся…

Первым побуждением было вежливо отказаться, но он столкнулся глазами с Лебедевым и понял – тот не сомневается, что Кирилл именно так себя и поведет. Буркнет себе под нос что-нибудь невразумительное и ретируется. Ибо такие женщины – не для него. Не его уровня. Не уровня двадцатитрехлетнего студента, чья семья едва сводит концы с концами, и кто вынужден по ночам подрабатывать в супермаркетах, обслуживая пьянчуг, которым среди ночи нужно "добавить" либо срочно опохмелиться (действие повести происходит не позднее 2003-го года – примечание автора).

И, как обычно в таких случаях, его охватила досада.

– Отчего же нет? – Кирилл посмотрел на красавицу в упор, – С большим удовольствием… Вы позволите вас угостить?

Она опять усмехнулась. При этом мелькнула в ее синих глазах некая искра, от которой у Кирилла по коже пробежали мурашки. Даже если эта их встреча останется единственной, он ее запомнит надолго…

И теперь он Ручьёва (о котором говорили, что эта женщина – его единственное "слабое место", его "ахиллесова пята") понимал прекрасно. Ох, как понимал…

– Не пойдет, милый мальчик, – мягко сказала Анна, – За меня, как обычно, заплатит Александр, которому мой супруг на такой случай даже выдал наличные (она усмехнулась, а Лебедев густо покраснел). Впрочем, никто вам не помешает также заплатить за себя самостоятельно. Кстати… вы, полагаю, успели отслужить в армии?

Вопрос являлся хоть и неожиданным, но не слишком странным.

– Да, в десанте, – немного растерянно ответил Кирилл, – Это имеет значение?

– Огромное! – она непринужденно взяла его под руку (один ее парфюм, безусловно, баснословно дорогой, мог заставить потерять голову. Не говоря о глазах, тонком профиле… и идеально стройных ножках),– Слышала, десантник обязан уметь водить машину?

– Я вожу,– ответил Кирилл все еще немного растерянно и пока не понимая, к чему она клонит (хоть догадаться было совсем несложно), – "Жигули" брата. По доверенности.

– Нет, ты посмотри, Саша, на ловца и зверь бежит… – обратилась Анна к Лебедеву. Тот неопределенно хмыкнул.

– Сколько ты получаешь в качестве этого… ночного секьюрити? – опять спросила она Кирилла.

Он в очередной раз ощутил, что готов покраснеть. Назвал сумму.

Анна выглядела удивленной.

– За одну смену?

Тут Лебедев весьма бестактно фыркнул, а Кириллу уже казалось, что его отхлестали по щекам крапивой.

– Бедный мальчик, и как ты сводишь концы с концами? – сказала Анна без обычной насмешки, – Ладно, прости мою бестактность, – ее рука опять легонько коснулась… уже не локтя, а ладони Кирилла (хорошо, что он сейчас не смотрел на Лебедева и не видел выражения его глаз).

– К делу,– Анна достала из сумочки прямоугольник визитки и ручку, – После аварии, случившейся год назад, муж мне запрещает самой садиться за руль. Не скажу, что ты первый, кому предлагается эта работа… но неважно. Место пока вакантно. Оклад для начала… (она назвала сумму, от которой у Кирилла перехватило дыхание). Занятость неполная, лишь во второй половине дне. Я, видишь ли (легкая усмешка), раньше полудня не встаю… А вы, студенты дневного отделения… ты же учишься на дневном? (Кирилл опять кивнул). Отлично. Вы ведь учитесь в первой половине дня, так? Значит, останется время и на учебу…

Кирилл подумал, что все это звучит слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, и Анна словно прочла его мысли.

– Конечно, не факт, что мой супруг, господин Зарецкий – все ведь зависит в конечном итоге от него, как ты понимаешь, – примет тебя на работу, но… то, что ты служил в "Фениксе", уже отличная рекомендация, верно, Саша?

Лебедев улыбнулся, но довольно кисло.

– Александр вообще-то возит моего мужа. – пояснила Анна, – А сегодня я его просто… взяла напрокат, – она тихонько засмеялась.

– А чем вас не устраивали предыдущие водители? – спросил Кирилл, сам дивясь непомерной наглости своего вопроса.

Анна изящно повела плечами.

– Один водил машину отлично, но… как это выразиться? – она произнесла что-то по-французски с идеальным прононсом (Кирилл подумал, что она, возможно, как и Ольга, закончила факультет иностранных языков), – Словом. не знал своего места. Ну, а другой… с ним было просто страшно ездить – так он гнал… – она опять мягко улыбнулась, – Я вас не слишком запугала, милый юноша?

– Не слишком, – улыбнулся Кирилл в ответ, хотя, чего там? Слегка запугала таки…

* * *

3.

"Ржевский"

– Не волнуйтесь, мы накопаем компры (на любого, заметь, милый, на лю-бо-го!), настоящей комры, так что подыскивайте писаку, который все это складно изложит на бумаге в какой-нибудь (желтой, конечно же) газетенке. Что поделаешь, это наша работа, и мы свою работу (прямо скажем, шакалью) привыкли выполнять на совесть…

А что, Ручьёв, и впрямь шакалья работа… но ты ее сам себе выбирал. Не обстоятельства толкали, нет. Обстоятельства лишь подталкивали… И, положа руку на сердце, ты испытываешь угрызения совести? Да ни малейших. Люди в подавляющем своем большинстве – редкое дерьмо, и если один кандидат на высокий пост (мэра или… да неважно, хоть самого президента) хочет сожрать конкурента, мы поможем. Поймаем, зажарим, приправим… и поднесем на блюдечке тушку несчастного.

А заодно, милок, и тебя прощупаем хорошенько. И если вдруг заартачишься, не захочешь платить нами установленную цену… что ж, пеняй тогда на себя. И не забывай пословицу о том дурне, который в поте лица копал яму другому…

Ручьёв откинулся на спинку своего рабочего кресла, сцепил руки на затылке, и вдруг нахлынуло, накатило такое знакомое… "Никого, кроме Нее, ни видеть не хочу, ни слышать. Никого…"

Похоже было на дикую жажду – такое случается у проснувшегося с похмелья. И продолжается… продолжается это достаточно долго для того, чтобы с обреченностью, всей обреченностью понять – да, он однолюб, и неважно, сколько женщин было в промежутках между (не так, собственно, и много, и совесть его укоряла лишь за одну, ту, что имела неосторожность влюбиться в него со всем пылом молодости и неопытности. Впрочем, тогда он считал, что Анна его бросила. Она же лишь взяла "тайм-аут". Для нее все изначально было лишь щекочущей нервы игрой…)

Он до сих пор помнил день, когда впервые ее увидел.

Ее муж обратился в агентство Ручьёва для обеспечения ее охраны (и заодно – негласной слежки за ней). Ручьёв выяснил о ней все, что только возможно. Начиная с того, что отец ее заведовал математической кафедрой в педагогическом вузе, что матери своей она почти не помнит (та бросила их с отцом, когда Анна было четыре года). Узнал, что семнадцатилетней девчонкой она участовала в городском конкурсе бальных танцев и заняла вместе с партнером (тоже семнадцатилетним мальчишкой) второе место (именно там, на этом мероприятии, ее приметил тридцатишестилетний вдовец, тогда еще вице-президент (а не президент) "Мега-банка" господин Зарецкий).

Детей они с Зарецким почему-то заводить не спешили.

Он и фотографии ее видел. Бесспорно, она являлась фотогеничной. Ручьёв знал, что столь фотогеничные особы редко выглядят столь же эффектно и в жизни.

Как оказалось, он ошибся. Когда увидел ее вживую выходящей из спорткомплекса, где она занималась модным тогда шейпингом. Грациозную, как пантера. Длинноногую, как лань. С восхитительной гривой темно-каштановых волос и глазами такой яркой синевы, что небо казалось полинявшим.

Глазами, увидев которые, он внезапно вспомнил "Песнь песней" Соломона. "Царица цариц" – именно такой, в его представлении, она и должна быть – с тонкими, идеально правильными чертами лица, словно выточенными резцом влюбленного скульптора, и глазами потрясающе, нереально, неправдоподобно… нет, даже не синими – сапфировыми.

Глазами царицы. Или ведьмы.

Поначалу Ручьёв свои чувства к супруге банкира счел не более, чем наваждением. Может, более сильным, чем предыдущие, но тоже преходящим. Безусловно преходящим.

Они стал регулярно встречаться. Через месяц сделались любовниками. Наваждение не исчезало. Наваждение перерастало в нечто большее. Ручьёва уже не устраивали встречи украдкой, свидания урывками. Его бесило, когда она уходила от него по утрам, даже не удосужившись его разбудить и не оставив хотя бы самой коротенькой и дурацкой записки (разумеется, такие вещи происходили во время отъездов ее супруга за кордон).

Наконец, он решился… на огромную глупость – предложил Анне уйти от мужа. Она посмотрела на него с сожалением ("Игра перестала быть игрой, Серж?") и ушла. Конечно, не от мужа, а от него, Ручьёва.

Сказать, что он испытал боль – значило бы не сказать ничего. Пустота – вот что было самым страшным. Пустота в душе, в сердце… абсолютная, черная пустота.

Он старался найти забвение в работе. Это принесло свои плоды – в рекордно короткие сроки "Феникс" превратился в агентство, с которым стали считаться солидные люди, и проносить ощутимую прибыль.

Спустя время в его жизни стали появляться и женщины, но ни с одной Ручьёв не завязал длительных отношений. Ни одна не могла заменить ему синеглазую стерву, столь элегантно отеревшую о него, Ручьёва, ступни своих изящных туфель.

Конечно, он предполагал, что когда-нибудь, да увидит Анну снова. Разумеется, случайно.

Это действительно произошло спустя полтора года после памятного разговора об "играх, переставших быть играми". Они увиделись на какой-то презентации.

Ее солидный супруг беседовал на деловые темы с такими же, как он, деловыми людьми, а дипломированный переводчик (в свое время она закончила лингвистический факультет) Анна Валентиновна Васнецова откровенно скучала, лениво отражая атаки молодых и стареющих сластолюбцев.

Первой мыслью Ручьёва, когда он увидел Анну, была – "Она ни черта не изменилась". Вторым явилось осознание того, что и чувства его по отношению к ней остались прежними.

Анна его увидела, и в ее нереально синих глазах появилось выражение, от которого сердце Ручьёва (его несчастное влюбленное сердце) совершило бешеный скачок.

– Как ваши дела, Бонд? – поинтересовалась она с усмешкой, подавая ему руку, – Так и не женились?

Он еле удержался от порыва, не взирая на любопытные взгляды, перецеловать каждый ее пальчик – в отдельности. Просто несильно сжал ее руку.

– Где ж вы видели женатого Бонда?

Она рассмеялась. Легко, красиво, непринужденно. Ее глаза говорили о том, что ничто не закончилось. Конечно, все в этом мире имеет свое начало и свой конец, но… не сейчас. Только не сейчас.

…К своему счастью (а, может, и несчастью) Ручьёв не был свидетелем знакомства Анны с бывшим сотрудником его агентства Смирновым К. А. Ему ничего не было известно о том, что Анна вдруг, ни с того, ни с сего, сходу, с места – в карьер предложила абсолютно незнакомому человеку (почти мальчишке по ее меркам) стать ее личным "извозчиком", ибо Лебедев, хоть и работал (параллельно) на Ручьёва, придерживался железного правила – не совать носа в дела, которые его не касаются. И тем более, в личные дела работодателей (себе дороже, что неоднократно доказывала жизнь).

В противном случае Ручьёва очень насторожила бы та легкость, с которой Анна пошла на контакт с мальчишкой (похоже, мужчинами она считала лишь тех, кому перевалило за двадцать восемь. Не моложе). Его определенно страшно бы удивило предложение, сделанное его любовницей парню, некогда находящемуся в его подчинении.

Но, к счастью (или несчастью) Ручьёву ничего не было известно о случайной встрече Анны Васнецовой со студентом Кириллом Смирновым.

Абсолютно ничего.

* * *

4.

Кирилл

– О чем это ты размечтался?

Кирилл едва не вздрогнул, когда младшая сестрица-проныра по обыкновению бесшумно подкралась сзади. Размечтался? Да нет, скорее задумался. Задумался, вертя в пальцах белый прямоугольник визитки, на обратной стороне которой от руки был написан телефонный номер. Номер мобильника.

На первый взгляд, предложение Анны было очень заманчивым – оклад куда выше того, что он получал в качестве ночного охранника и по совместительству – кассира в супермаркете. Да и работа не в пример нынешней, ибо после каждой ночной смены он (чего уж там?) мало что был способен воспринимать из того, что вдалбливали в бедные студенческие головы профессора и доценты. А тут – занятость лишь во второй половине дня плюс один полноценный выходной… Да и дело привычное – сидеть за баранкой, и не какого-нибудь там самосвала, а отличной (восхитительной по его меркам) тачки – элегантного "Пежо" цвета серебристый металлик. Уж конечно, с такой машины он будет сдувать пылинки…

К тому же он, парень из рабочей семьи, абсолютно ничего унизительного не видел в том, чтобы быть чьим-то "личным извозчиком", тем более "извозчиком" супруги главы такого достаточно престижного банка как "Мега-банк".

Но… нет ли тут какого-то подвоха? И так ли случайна была та встреча в кинотеатре? А если не случайна, кто ее мог подстроить? Кто… кроме Ручьёва? Но зачем Ручьёву это понадобилось? Хочет иметь еще одного человека среди обслуги Зарецкого? Но он, Кирилл, давно на Ручьёва не работает и не собирается работать.

И вообще, сыр бесплатным лишь в мышеловках бывает.

…Он колебался и раздумывал и, пожалуй, так и не решился бы позвонить по указанному на визитной карточке номеру, если б ситуацию вновь не изменила Ирка, закатив истерику по поводу того, что у нее, пятнадцатилетней зассыхи, нет даже "приличных сапог".

И это, увы, было правдой. Ибо с тех пор, как некоторая доля доходов стала уходить на его образование (а куда в наше время без высшего образования? Не вечно же в наладчиках или ночных сторожах ходить?), пояса, фигурально выражаясь, приходилось затягивать все туже и туже…

– Ладно, – буркнул Кирилл, -Будут тебе сапоги…

И уж лучше он выкроит из своей получки, а то, кто знает, что может взбрести в голову хорошенькой пятнадцатилетней девчонке? Не придет ли ей в голову подыскать "доброго дядю", который за пару этих несчастных сапожек возьмет специфическую плату?

Он набрал указанный на визитке телефонный номер, абсолютно не будучи уверенным в том, что Анна его узнает – ибо прошла уже неделя со дня их первой (и единственной) встречи.

В самом деле, она спросила: "Какой Кирилл?" таким лениво-небрежным тоном, что он еле удержался от желания швырнуть трубку на рычаг.

Но не швырнул. Стараясь, чтобы голос звучал предельно вежливо, назвал кинотеатр, где они встретились. Напомнил о Лебедеве. Наконец, упомянул и об агентстве (хоть это было крайне неприятно).

– Ах, это вы, кареглазый мальчик, – в ее голосе Кирилл уловил легкую усмешку, – Простите, что не узнала вас сразу. Но могу сказать – мое предложение остается в силе, и, если вы согласны его принять, вам надлежит встретиться и побеседовать с моим супругом. Минуту, я уточню у него время… адрес его офиса вам не известен?

А откуда он мог быть ему известен?

Наконец, она назвала дату, время и адрес, по которому он, Кирилл, должен был явиться к Зарецкому для собеседования.

– И один маленький совет, – добавила она напоследок (почти промурлыкала), – Держитесь естественно. Не слишком развязно, но и не робко. И, чем бы ни закончилось собеседование, перезвоните мне, хорошо?

Кирилл пообещал, что непременно перезвонит, и поймал себя на том, что с Анной очень приятно общаться. Может, впоследствии она (не дай Бог) и выкажет себя стервой, но пока – что там? – она была само очарование.

А из этого следовало, что супруг ее явит собой полную противоположность. И, конечно, Кирилла, как он этому ни противился, начал бить легкий мандраж, когда он, облачившись в лучший выходной костюм и даже повязав на шею ненавистный галстук, направлялся к Зарецкому на собеседование.

Встретили его на входе, как водится, мордатые секьюрити и, проверив документы, профессионально обыскали.

Затем он увидел секретаршу Зарецкого. Молодую, довольно смазливую, тщательно накрашенную, тщательно причесанную, тщательно одетую (так, чтобы подчеркивалась и красота фигуры). Кириллу она показалась отчего-то очень… ненатуральной. Лицо ее было каким-то застывшим, кукольным (в отличие от живого и выразительного лица Анны). Таким же механическим (кукольным) голосом она пригласила его войти в кабинет, где находился сам президент "Мега-банка".