Kitobni o'qish: «Оценщик. Защитник феи»

Пролог

У хуманов, живущих в славянском квартале, есть поговорка: «На вкус и цвет товарища нет». Порой они зачем-то поминают еще и фломастеры. Но фор Якоб не особо заморачивался странностями человеческого мышления. Главное смысл – каждый в этой вселенной находит собственный кайф, и навязывать другим личное понимание счастья не нужно. К примеру, Якоб обожал вот это состояние невесомости – когда толща воды охватывает тебя со всех сторон и заботливо баюкает. Он не помнил свои чувства в бытность головастиком, но был уверен, что и тогда ощущал нечто похожее. На сушу, в отличие от других гоблинов, Якоб выбираться не любил, именно поэтому избрал для себя стезю смотрителя русалок.

Гоблины, если не особо активно двигаться, способны находиться под водой до часа – особые органы позволяли накапливать кислород в достаточном количестве. Но все равно всплывать приходится, и качаться на поверхности, словно комок перегнивших водорослей, не очень-то и приятно. Впрочем, именно сейчас подобная необходимость не доставляла Якобу особого дискомфорта. Полностью безветренная ночь развернула над женевским озером темный полог неба, украшенный тоненькими иголками звезд. Обстановка практически ничем не отличалась от подсвеченных флуоресцентными водорослями глубин, так что в этот раз молодой смотритель задержался на поверхности чуть дольше обычного. Может, и задремал бы прямо здесь, но вдруг встрепенулся, ощутив, как в мироздании что-то изменилось. Что-то едва заметное, но запредельно важное.

Всплеснув хвостом как большая рыба, которая если и появлялась в этой части женевского озера, то тут же шла на корм старшим русалкам, гоблин погрузился под воду и стремительной торпедой понесся туда, откуда пришел сигнал перерождения. Он спешил, перенапрягая мышцы и выжигая запасы накопленного кислорода, но это не имело ни малейшего значения. Потому что именно сейчас происходило, возможно, самое значимое событие в его гоблинской жизни. Если опоздает и, не приведи бездна, его нерасторопность обернется бедой – лучше уж самому вскрыть себе брюхо рядом со стаей молодых и совсем уж безмозглых, а оттого необычайно агрессивных русалок.

И все-таки он опоздал, но не критично – кокон, в котором раньше на дне женевского озера покоилась бывшая русалка, уже выпустил из себя высшую фею. К счастью, Якоб уловил остаточный след устремившейся к поверхности новоперерожденной и тут же понесся за ней. Двигаясь по едва ощутимому следу, гоблин сумел догнать беглянку лишь у слияния вытекавшей из озера Роны с несущей горную муть Арвой. Фея, утратившая в коконе рыбий хвост, сейчас плыла так, как это делают хуманы. Получалось хуже, чем раньше, но сродство с водной стихией пока не отпускало, и она не спешила покидать речной поток. Впрочем, это ненадолго – скоро высшая фея выберется на берег и окончательно станет сухопутной.

Бывшая русалка подплыла к облагороженному участку речного берега. Хуманы хоть и опасались погружаться в населенные юными русалками воды, но, как и все нормальные разумные, любили смотреть на водную гладь. Вот и оборудовали для себя такие безопасные смотровые площадки. Похоже, фею что-то связывало с этим местом. Она, немного неуклюже используя вновь разделившиеся ноги, буквально выползла на берег. Но с каждым движением все больше осваивалась, и когда робко пошла к домам, застывшим на набережной, никто не смог бы назвать ее походку нелепой. Наоборот, каждый шаг был наполнен грацией, способной восхитить любого жителя Женевы. Фея словно вспоминала свою первую ипостась, правда, теперь ей придется обходиться без крыльев.

Выбираться на сушу Якобу очень не хотелось, но долг превыше всего, и он, с хрустом проведя трансформацию, зашлепал вслед за своей подопечной. Хорошо хоть идти пришлось не так уж далеко. Перейдя трамвайные пути и неширокую дорогу, фея двинулась по улице, перпендикулярно уходящей от набережной.

Ночной ветер неприятно сушил кожу, поэтому Якоб обрадовался, когда девушка дошла до дома, который казался неотличимым от подпиравших его с двух сторон соседей, да и тех, которые находились с другой стороны дороги. Якобу было очень неуютно. Радовало одно – глубокой ночью здесь нет прохожих, и лишь вдали по набережной время от времени проезжали одинокие машины. А на этой улице тихо и совершенно безлюдно, поэтому ни на полностью обнаженную девушку, ни на гоблина в сплетенной из водорослей хламиде никто не глазел.

Якоб старался двигаться в тени, насколько это было возможно на прилично освещенной улице. Когда фея остановилась у высокого крыльца, он замер на стыке двух световых кругов от ночных фонарей и принялся внимательно наблюдать за происходящим. Казавшееся неотличимым от земной девушки магическое существо поднялось по ступеням и застыло перед дверью. Ни нажимать на дверной звонок, ни стучать она явно не собиралась, потому что, скорее всего, не знала, как и зачем это делать. Фея просто приникла к массивной бронированной преграде, словно пытаясь услышать что-то, происходящее внутри дома.

Якоб не понимал, как ему действовать дальше, хотя инструкции у него были четкие. Беда в том, что сейчас тот, к кому пришла фея, наверняка спит глубоким сном и до утра может не проснутся, а оставлять без присмотра пока еще совершенно беззащитное существо никак нельзя. По инструкции смотритель должен проконтролировать ее контакт с новым защитником. Ну и как тут оставаться спокойным, если этот проклятый бездной контакт может случиться часов через пять, а то и больше?!

Якоб уже потянулся к специальной сумке, в которой у него хранился смартфон, чтобы запросить консультацию храмовников, поклоняющихся феям, но тут дверь открылась. Впрочем, это не остановило движение гоблина, потому что ему еще больше захотелось достать телефон. Очень уж прикольным было лицо у появившегося на пороге человека. В сеть такое, конечно, не выложишь, но для себя можно сохранить.

Фея, едва достававшая макушкой до подбородка стоявшего перед ней мужчины, поднялась на цыпочки и, протянув руку, провела пальчиком ото лба застывшего корягой хумана до кончика его носа. А затем прошла мимо ошарашенного человека внутрь дома. Пробыв еще несколько секунд в ступоре, бедолага встрепенулся и метнулся вслед за нежданной гостьей. Хуман так удивился, что даже дверь за собой не закрыл. За него это сделал выглянувший наружу мышоур и посмотрел прямо на гоблина. Якобу даже показалось, что мелкий мохнатый паразит смотрит на него с укором. На секунду появилось желание стереть сделанное фото, но гоблин быстро его подавил.

Телефон, который в Женеве специально собрали из комплектующих под нужды гоблинов, все еще оставался в руке Якоба, и он быстро нашел нужный контакт. Дождавшись ответа на вызов, быстро проквакал на родном языке:

– Она переродилась и нашла своего защитника.

Затем гоблин продиктовал адрес, по которому проживал бедолага-избранный и поспешил обратно к реке. Когда вода, испачканная мутью Арвы и всегда вызывавшая у смотрителя брезгливость, сомкнулась над почти сухим телом, Якоб издал вибрирующий стон наслаждения. Проведя обратную трансформацию, гоблин с максимальной поспешностью устремился вверх по течению – обратно в милые обоим его сердцам кристально чистые глубины женевского озера.

Часть первая

Глава 1

Лишь тот, кому даже в детстве приходилось просыпаться по тревожному сигналу детдомовского утреннего звонка, а потом и во взрослой жизни нормально встретить утро не давал зловредный будильник, способен понять невыразимый кайф плавного и неспешного всплытия из глубин царства Морфея. Когда я стал фрилансером-оценщиком в магическом городе, это счастье наконец-то стало доступным не только по выходным. Увы, всему в этой жизни рано или поздно приходит конец, и в последнее время процесс пробуждения плавным был лишь в начале, когда иллюзия сна все еще окутывала мой мозг. Но как только в него проникали щупальца реальности, тревожное ожидание сюрприза выбрасывало меня из дремы, словно кита на берег. Никогда не любил сюрпризы и вообще не понимаю тех, кому они нравятся. А сейчас, когда моя жизнь переполнена неожиданными событиями, эта нелюбовь обострилась до предела. Понять меня смогут лишь родители маленьких детей, которые постоянно просыпаются с мыслью о том, что же еще эдакого с утра пораньше могли учудить их любезные чада. А ведь у родителей перед тем, как они становятся оными, есть еще очень приятная предыстория. На меня же вся эта «радость» свалилась нежданно-негаданно.

Появление Фа на моем пороге стало шокирующим откровением не только для меня. Первой жертвой сюрприза стал Тик-так. Мышоур разбудил меня посреди ночи – заскочил на кровать, чего раньше себе никогда не позволял, и запрыгал по ней как умалишенный. Мой телефон лежал на тумбочке, и запустить особую программу для общения с моим подопечным я не успел, да и он ничего не пытался печатать на своем маленьком девайсе. Так что мне пришлось спросонья угадывать, что именно он от меня хочет, опираясь только на его пантомиму и пронзительные писки. Странно, но в тот момент я подумал, что он сейчас так похож на Фа. Однажды, такой же глубокой ночью, фейка разбудила меня и попыталась вытащить на улицу, где мелкого, залитого кровью мышоура добивали его взбесившиеся сородичи.

Внезапные воспоминания навели на мысль, и я спросил:

– Ты хочешь, чтобы я выглянул за дверь?

Явно пораженный моей догадливостью, Тик-так замер встревоженным сусликом и тут же усиленно закивал. Пришлось подниматься и как есть – в одних трусах – двигаться к выходу. Вот тогда сюрприз шандарахнул и меня. В первый момент я застыл от шока, абсолютно не понимая, что может делать на моем пороге невысокая симпатичная девчушка, причем, что немаловажно, абсолютно без одежды. Ни на рисковую проститутку, ни просто на перепившую нимфетку она никак не походила. Догадка расколола напряженную реальность, когда незнакомка, привстав на носочки, ткнула пальчиком меня в лоб, а затем провела им вниз, до кончика носа.

– Фа? – пораженно выдохнул я.

Девушка рассеянно улыбнулась и прошла мимо меня внутрь дома так, словно давно живет там и покинула здание всего на несколько минут, чтобы голышом погулять по улице. После недолгой растерянности я решил, что нашей с мышоуром компании не хватает третьего пришибленного сюрпризом. Так что набрал номер Иваныча.

Как оказалось, сюрпризы и не думали заканчиваться. Я ждал от разбуженного гоблина чего угодно, но только не этого:

– Успокойся, мы будем у тебя через пару минут.

Честно, я попытался последовать совету, но реальность выбивала из равновесия от каждого взгляда на двигающуюся по моей гостиной обнаженную девушку, которая разглядывала обстановку с любопытством ребенка. Под конец она замерла перед картиной с ангелом и простояла так до самого прибытия Иваныча с подмогой. Я сразу узнал гоблинов из то ли какой-то специальной службы, то ли вообще секты почитателей высших фей. Наряженные в блестящие балахоны родичи инспектора изобразили непонятные поклоны и, очень аккуратно взяв под руки все еще слегка заторможенную Фа, вывели ее за порог. Я сначала встрепенулся и захотел спросить, куда это они ее потащили, но затем подумал, что оно мне не надо. Уверен, гоблины знают, что делают, и вряд ли обидят мою старо-новую знакомую. Насколько я понял из своего небогатого опыта общения с этими ребятами, высшие феи для них являются если не божествами, то уж точно кем-то ангельского уровня, и позаботиться о зачем-то выбравшейся из озера русалке они точно смогут лучше меня. Я же повернулся к гоблину и, не заметив привычных раздраженных складок на его надбровных дугах, сразу перешел в атаку:

– Если вы не называете меня залетчиком и не стенаете о том, как много неприятностей я вам приношу, значит, появление высшей феи в моем доме для вас не сюрприз. Опять Симеон напророчил? И опять поделиться со мной такой информацией вы не сочли нужным.

– Меньше знаешь – крепче спишь.

Меня всегда умиляла привычка этого нестандартного гоблина сыпать русскими поговорками. Причем делал он это без малейшего акцента, а если закрыть глаза, можно даже представить, что с тобой говорит какой-нибудь Степа или Коля. Но сейчас у меня не то настроение.

– Серьезно?! Я похож на крепко спящего? – Для наглядности мне пришлось развести руки в стороны, демонстрируя, что хуман, который в одних трусах стоит ночью посреди гостиной в компании гоблина, ну никак не может быть спокойно спящим. – Что вообще происходит?

– А происходит, Назарий, самое настоящее чудо, – с какой-то вдохновенной торжественностью произнес Секатор, но я уже давно перестал обращать внимание на интонации в его голосе. С гоблинскими способностями пересмешника изобразить можно было что угодно – начиная с бурной радости, заканчивая безудержным гневом или даже горем.

Долгий опыт общения с куратором научил меня определять настроение гоблина совсем по другим признакам, как те же складки на надбровных дугах или появление в голосе квакающих звуков. Такое происходило, когда случалось что-то совсем уж из ряда вон выходящее и он частично терял контроль над своей голосовой трубкой.

– Никто не мог пояснить, почему прикормленная тобой фуки так быстро переродилась в русалку, – не обращая внимания на мою кислую мину, продолжил вещать Секатор, явно паясничая в отместку за какой-то из моих прошлых косяков. – И совсем уж дико выглядит то, что она пробыла под водой меньше года. Все смотрители бьются в припадке, не понимая, как это вообще возможно.

– Мне очень жаль ваших смотрителей, но больше волнует, чем все это грозит лично мне. Почему она пришла именно в мой дом?

– Ну, тут как раз все просто и предсказуемо, – заявил гоблин таким тоном, будто успокаивает меня, но почему-то легче от этого не становилось. – Каждая высшая фея, выходя на сушу, выбирает себе защитника, или, как говорят мои поклоняющиеся феям сородичи, – проводника, который поможет ей преодолеть первый этап формирования личности. Кстати, сразу скажу, секс с феей тебе не светит. Этим делом они занимаются исключительно для налаживания контакта с другим разумным, чтобы впитать в себя его эмоции и малую толику жизненного опыта. У тебя с ней связь и без того крепкая, так что ей это просто неинтересно. Губу можешь закатать заранее, – опять блеснул знанием народного творчества гоблин.

Я автоматически хотел фыркнуть, что, мол, никто и не рассчитывал. Но, если честно, где-то на краю сознания мелькнуло сожаление. Я получил свой Дар именно благодаря такому контакту с феей, но он случился на пике эмоционального всплеска в предельно опасной ситуации, и обошлось без секса – фея всего лишь подарила мне поцелуй. От воспоминания о нем у меня аж мурашки по спине забегали, хотя момент сейчас был совершенно неуместный для подобных мыслей. А все потому, что интуиция буквально вопила о том, что за всей этой расчудесно-красочной вывеской скрываются очень мрачные перспективы, инстинктивно пугающие меня до огуречных пупырышков.

– Иван Иваныч, давайте перейдем от лирики к прозе жизни, – попросил я, почувствовав, что мой то ли куратор, то ли старший товарищ, всей этой бравадой пытается подготовить меня к не самой приятной новости.

– В последнее время ты действительно поумнел, и общаться с тобой стало тяжелее.

В ответ на это я лишь развел руками – мол, сам знаю, мне тоже с собой непросто.

– Ладно, для большего понимания начну со статистики, – наконец-то перешел к делу гоблин. – С момента открытия перехода в ваш мир в Женеве переродились двадцать три феи. Твоя – двадцать четвертая. И каждая выбрала себе защитника. Сейчас в живых осталось шесть фей и пять хуманов-защитников.

– Ежики-мазохисты! – выдохнул я и практически на автомате пошел в сторону барной стойки, потому что дико захотелось хлебнуть чего-нибудь покрепче.

Похоже, у Иваныча было такое же желание, так что пришлось доставать сразу два бокала. Влив в себя изрядную порцию коньяка, я понял, что легче не стало, и беспомощно посмотрел на своего куратора. Тот лишь вздохнул, на выдохе выдав квакающий звук. Он впервые не обозвал меня залетчиком и не стал шутить по поводу моего феерического невезения. Не то чтобы я прочитал сожаление в его глазах – в этих буркалах вообще мало что разберешь, – но почувствовал нечто подобное своими зачаточными способностями эмпата.

– Знаешь, Назар… – медленно и задумчиво произнес гоблин, глядя внутрь своего опустевшего бокала. – Даже те из нас, кто не почитает Первую фею как божество, считают их необыкновенным чудом. Появление каждой мы встречаем с радостью… Но сегодня мне почему-то захотелось, чтобы эта радость пришла в чей-то другой дом, а не твой.

– Так, ладно, – встряхнувшись, я решительно отодвинул от себя бутылку. – Теперь подробнее. Почему гибнут феи, я приблизительно понимаю. Вы же мне об этом и рассказывали. А что случается с их защитниками?

Действительно, в этом вопросе я был достаточно подкован, потому что и с Иванычем познакомился, и Дар свой получил именно благодаря так называемым фееловам. Точнее, магические способности оценщика мне подарила фея, но познакомился я с ней именно из-за этих уродов. Давно уже перестал удивляться человеческой мерзости, но все равно существование тех, кто вылавливал этих безобидных существ ради получения новых способностей через извращенное насилие, опускало планку еще ниже.

– Ну, тут два варианта. Либо защитник гибнет, прикрывая свою фею, либо, если переживет ее, пытается отомстить и тоже уходит в бездну, – пояснил гоблин цифры печальной статистики. – Тех, кто просто с горя спивается и укорачивает себе жизнь, я даже упоминать не буду.

– А были и такие? – уточнил я и нахмурился, увидев, как гоблин показал два пальца.

Я на некоторое время задумался и с удивлением для себя понял, что меня напрягает даже не перспектива влипнуть в очередные неприятности – с моим запредельным везением я и без феи найду себе приключения, – а перспектива постоянно опекать существо с мышлением, далеким от стандартного человеческого.

– А сколько мне придется ее защищать? – уточнил я у гоблина.

– В среднем первичное формирование личности высшей феи занимает пять-шесть лет, но и после этого ее связь с защитником остается очень сильной. Так что понятия не имею, сколько тебе придется бегать за ней.

Больше всего в речи гоблина напрягло именно это «бегать».

– А если запереть в доме? – без особой надежды на положительный ответ спросил я.

– Попробуй. Думаешь, если я сказал, что ты немного поумнел, то можно считать себя самым умным? Впрочем, ходить хвостиком за феей тебе не придется, да и не получится. Достаточно быстро среагировать на опасность и вовремя прибыть на место происшествия.

– Ну и как я смогу это сделать, если не буду ходить за ней хвостиком?

– Не разочаровывай меня, – раздраженно приквакнул гоблин. – Я же пару минут назад сказал, что у вас особая связь. Закрой глаза и подумай о фее.

Я последовал совету и неожиданно ощутил внутри себя странное умиротворение и какую-то полудрему, которая удерживает человека перед самым пробуждением, когда реальность уже просматривается за туманной пеленой сна.

Когда открыл глаза, тут же услышал вопрос гоблина:

– Где она?

В ответ я автоматически ткнул пальцем куда-то на северо-восток.

Вот и сейчас, спустя месяц после той суетной ночи, я, едва проснувшись, ощутил внутри себя озорную веселость, а также понял, что Фа сейчас резвится где-то на северо-западе, не очень далеко от моего дома. Гадать, где именно, не пришлось, потому что я сам пару дней назад отвез ее в квартал художников и оставил там на попечение Зряны. Вечером фея вернулась домой и умотала обратно явно еще до восхода. А может быть, и ночью, потому что когда я сплю, фее становится скучно. Ей-то не нужно восстанавливать силы подобным способом.

За первую неделю, что Фа прожила в моем доме, я постоянно ждал неприятностей, напуганный статистикой Иваныча. Но ничего так и не случилось, поэтому напряжение потихоньку отпускало. Жизнь возвращалась в привычное русло.

Проведя утреннюю гимнастику и с полчаса посидев в медитации на любимом коврике, я отправился завтракать вместе с мышоуром. В кои веки у нас получится нормально поесть. Фея, в принципе, не нуждалась в еде, но вела себя с непосредственностью той же фуки и постоянно лезла в тарелку. А если учитывать, что теперь это не крошечная фейка с крылышками, а вполне себе полноразмерная, пусть и невысокого роста, девушка, – ее непосредственность доставляла определенные неудобства. Хорошо хоть мне не пришлось возиться с ней на самом первом этапе развития. Привыкание к ношению одежды и более-менее адекватному поведению прошло в обители поклоняющихся феям гоблинов. Ну а потом она оттуда сбежала и явилась ко мне. Безудержное любопытство познающего мир существа умиляло лишь поначалу. Затем начало раздражать. Особенно напрягало, когда просыпаешься посреди ночи, а она сидит на твоей кровати и пялится на тебя, словно пытается проникнуть в сновидения. Не удивлюсь, если так оно и было. Кто их знает, этих фей. С другой стороны, срабатывала наша связь, и долго злиться на Фа я не мог. А еще имелось предчувствие, что скоро буду с ностальгией вспоминать спокойные времена, когда искать фею приходилось где-нибудь в своем подвале или чулане, а не отбивать ее у всякой мразоты на другом конце города.

Благодаря связи с феей я понимал, что она в полном порядке. И все же решил убедиться, так сказать, воочию, а заодно пообщаться с обитателями квартала художников. В последнее время забегал туда всего на несколько минут. Если не считать общения с Бисквитом, то душой отдыхать получалось лишь в компании друзей Заряны. Предыдущие несколько месяцев работа заводила меня в такие отстойники человеческого генного материала, что с души воротило. Причем приходилось иметь дело отнюдь не с бомжами или какими-то откровенными уголовниками, а со вполне себе респектабельными представителями хомо сапиенс. Но как-то так выходило, что один был краше другого, и после работы с такими клиентами появлялось желание хорошенько помыться.

Лифтовая конструкция послушно подняла из недр моего подвала электроцикл. Захлопнув мало чем отличающуюся от сейфовой дверь в свое пристанище, я извлек байк из креплений, оседлал его и рванул вдоль по нашей тихой улочке. Пешеходов не было вообще. В основном рядом со мной жили респектабельные зельевары и различные фрилансеры, которым и на улицу-то выходить особой надобности не было. Уверен, раньше, когда в доме обитал мой предшественник, сюда постоянно таскались сомнительные личности, приносившие на оценку всякую мелочь. Но сейчас, с моим подходом к работе, случайные люди и нелюди на нашей тихой улочке не появляются. Впрочем, если местные жители и радовались таким переменам, то недолго. После происшествий с теневым големом, пикетом фанаток и ночной резней прямо под их окнами соседи наверняка начали с ностальгией вспоминать тихого старичка, устроившего в своем доме ломбард со скупкой краденого.

Впрочем, эмоции моих соседей, за исключением Веры Павловны, конечно, меня мало интересовали. Важнее было то, что они домоседы и по улице бродят редко, так что есть возможность разогнаться на своем байке, благо движок электрический, и жалоб на лишний шум быть просто не могло.

Лихо вывернув на набережную дорогу, я погасил скорость и аккуратно объехал идущий по рельсам трамвайчик. Сидевшие в выглядевшем винтажно транспортном средстве туристы из Азии тут же начали снимать меня на телефоны. В ответ я махнул им рукой и рванул вперед, почти подняв мотоцикл на заднее колесо. Успел боковым зрением заметить, как туристы замахали в ответ.

Что-то в последнее время меня начало тянуть на лихачество.

При свете солнца гости города вели себя робко и с открытыми ртами ходили по городу, самой большой достопримечательностью считая вездесущих фуки. Маленькие фейки с крылышками заменяли городу голубей. Кстати, сизокрылые украшатели памятников в Женеве почему-то не водились. Воробьев и всяких других птичек хватало, а вот голубей не видать. Я пытался как-то выяснить почему, но орнитологи, с которыми по случаю обсуждал этот вопрос, так толком ничего и не пояснили. То ли магический фон как-то сказывался, то ли фейки задолбали своим любопытством бедных пернатых до такой степени, что они предпочитали обгаживать макушки исторических деятелей в другом городе. Что же касается туристов, то благость их держалась лишь до вечера, а затем почти все они погружались в пучину известного на весь мир женевского разврата.

Ну, так это называют пуритане на Большой земле, – внутри нашего города отношение к данному явлению немножко другое. Я тоже поначалу был шокирован тем, что творится в заведениях даже Серого города, не говоря уже о притонах человейников. Но потом пришло простое понимание того, что изменение статуса с обычного человека на мага не может не повлечь за собой иное отношение к своим способностям и к своему телу.

Маги живут дольше и благодаря целителям лишаются страха забеременеть или получить какую-нибудь нехорошую болячку. Любое венерическое заболевание в Женеве лечилось с легкостью избавления от насморка. А уж власть, которую получает над своим телом модификат, вообще сносит крышу. Постепенно мировоззрение меняется, и старые запреты просто исчезают. Но вот когда в этот особый мирок, который живущим внутри него разумным кажется вполне нормальным, попадает турист, особенно из пуританского общества, то он испытывает невообразимое отвращение ко всем этим извращенцам. А затем одурело сам ныряет в омут вседозволенности, чтобы потом до конца жизни вспоминать три дня в Женеве со смесью восторга, ностальгии и стыда.

Женевцам было что предложить своим гостям, начиная с удивительнейших блюд и зрелищ, заканчивая плотскими утехами. Дело в том, что, превращаясь в магов, новые жители этого города не становятся богачами. Даже регулярная сдача Живой Силы, которую тело мага вырабатывает из разлитой вокруг сырой энергии, обеспечивает всего лишь минимальные потребности, но ведь хочется большего. Значительно большего. При этом мало кто обладает достаточной силой воли, чтобы стать полноценным чародеем. Да и чародеям тоже нужно постараться, чтобы заработать на свой хлеб с маслом и черной икрой.

Квартал художников встретил меня привычной неспешный суетой, которую деловой атмосферой никак не назовешь, несмотря на то что большая часть проживающих здесь людей заняты важным делом. А все потому, что они ведут себя не так, как дерганый и унылый офисный планктон, а делают свое дело радостно и с необычайным вдохновением. Даже забредавшие сюда туристы вели себя соответственно, впитывая изящную атмосферу этого места. Да, возможно, к вечеру, скажем, вон тот невысокий и пухлый мужичок превратится в рычащее животное, тискающее в своих объятиях модификантку, доукомплектованную тентаклями, но сейчас он с благоговейным восторгом наблюдал за работой моей знакомой флористки.

Я катил на своем байке очень неспешно, не только чтобы не нарушить хрупкую атмосферу этого мирка, но и успевать жестами поприветствовать всех своих знакомцев, а здесь их у меня было много.

Дом, в котором проживали Заряна с Леной, я все же проехал, так как почувствовал, что Фа там нет. Фея нашлась в небольшом сквере. Там возле фонтана расположился опять же знакомый мне художник с колоритным именем Доброслав. Зачатков эмпатии у меня хватило, чтобы почувствовать растерянность здоровенного мужика с лопатообразной бородой, но при этом безобидного и восторженного, как ребенок. Одетый в заляпанную краской распашонку здоровяк явно пытался что-то нарисовать, глядя на фею, сидевшую на бортике фонтана и наблюдавшую за полетом бабочек. Результаты этих попыток явно не удовлетворяли художника.

Оставив байк на дороге, я подошел поближе и встал за спиной замершего в раздумьях Доброслава.

– Привет, Слава. Как дела?

– А? – растерянно переспросил здоровяк, который явно плохо соображал, вынырнув из пучин раздумья. – Привет, Назар. Да что-то вдохновение меня сегодня подводит. Казалось бы, вон какая муза рядом, но ничего не выходит.

– Бывает. Не унывай. Все наладится, – ободряюще похлопал я художника по плечу, глядя на намалеванное им на холсте нечто на грани кубизма и абстракционизма.

Художник он неплохой, но до настоящего творца Славе далековато. Энергии творения в его работах лишь немногим больше, чем в конструкции фонтана, у которого замерла Фа. Впрочем, это у меня профессиональная деформация – слишком избалован творениями настоящих гениев. А так работы Доброслава выглядят очень достойно и при этом неплохо продаются.

Объяснять мученику от искусства, что сейчас рядом с ним не муза, а фея, я не стал. В этом квартале только Заряна знала об истинной сущности этой увлекшейся наблюдением за бабочками девушки. В принципе, понять, что это вообще не человек, было трудно. Сейчас Фа одета в простой свободный сарафанчик и даже решила не отказываться от сандалий. Пепельно-русые волосы на ее голове отросли достаточно, чтобы Лена сумела соорудить из них высокий хвостик.

Вообще-то, стоило бы как-то намекнуть бедолаге, что у него все равно ничего не получится, потому что даже цифровые снимки на телефон и видео получаются какими-то смазанными и невнятными. Объяснить природу такого явления было невозможно.

Отвлекать фею от наблюдений за бабочками я не стал, ведь знал, что это совершенно бесполезно. Если у нее появится желание побыть со мной, она найдет меня сама, где бы я ни находился. Однажды пришлось очень аккуратно выдворять ее из дома заказчика. Он был в шоке, когда какая-то странная девушка явилась в его дом, с легкостью пройдя мимо парочки звероподобных охранников.

Я вернулся на свой байк и неспешно покатил к дому Заряны. Заметив меня через большую витрину, Лена приветливо махнула зажатыми в руке ножницами, вызвав опасливую реакцию у сидевшего в кресле туриста. Отличить магов-женевцев от обычных хуманов, явившихся в магический город ради острых впечатлений, нетрудно. Я помахал девушке в ответ и искренне улыбнулся. Наша с Леной вражда осталась в прошлом. Что-то мне подсказывает, что ранее мне приходилось иметь дело с простейшей ревностью. Теперь же, когда отношения с Заряной окончательно ушли в дружескую плоскость, образ вечно мрачной готки в моих глазах как-то смазывался – его сильно портила искренняя улыбка. Не знаю, может, Заряна проговорилась и рассказала подружке о том, кем на самом деле является Фа, но пока по поведению стилистки этого не заметно.

В отличие от барбершопа Лены, витрину ателье Заряны закрывали одетые манекены, так что рассмотреть, что творится внутри, было трудно. Звякнув колокольчиком над дверью, я, можно сказать, грубо вторгнулся в тихое и разноцветное царство тканей, кружев, ниток, пуговиц и всего того, что можно было сотворить из этих ингредиентов. Относительно грубым мое появление делал тот факт, что хозяйка ателье была занята, причем не клиентом, а клиенткой.