Kitobni o'qish: «Оценщик. Одноразовый кумир»

Пролог

Ииэтон Хоос Туу – Туман, стелющийся над озером, – смотрел на густо покрытые деревьями горы, но созерцание Изумрудного леса уже не вызывало в его душе прежнего отклика, спокойствия и надежности. Лес был осквернен, и теперь там хозяйничали низшие расы. Еще несколько рассветов назад это казалось невозможным, но рано или поздно все заканчивается, даже вечность. Бывшие владыки Изумрудного леса сейчас властвовали только этой цитаделью, и отступать им было некуда.

Сам Туман не был фанатиком. Для Изменяющего жизнь религиозные догмы Непримиримых ничего не значили. Изменяющие в своем стремлении к совершенству достигали уровня если не богов, то высших сущностей и на окружающий мир смотрели ясно и с пониманием сути бытия. Честно говоря, в ряды Непримиримых Тумана привело совсем не ощущение исключительности собственной расы и тем более не желание вернуть младшие народы на уготованное им богами место в рабских загонах. Мало того, Туман, в отличие от многих соплеменников, не считал, что младшие расы вообще были созданы мудрыми предками. Он, как приложивший свой дар и разум к сотворению множества видов боевых существ, прекрасно понимал, что появление разумных рас, да еще и обладающих магическими способностями, можно объяснить лишь божественной волей. Обычным разумным под силу производство лишь вот таких, пусть грозных, опасных, но все же скорбных разумом созданий.

Словно услышав мысли господина, ууш-ха зашипел, пригибая голову к площадке сторожевой башни, но его наполненная зубами пасть была сомкнута, а в полуприкрытых бронированными веками глазах не было ни капли ярости – только покорность воле хозяина. В этом-то и смысл: на подобную верность способны питомцы, но не разумные существа.

На самом деле Тумана к Непримиримым привел именно здравый взгляд на мироздание и понимание законов жизни. Что бы ни говорили пошедшие на примирение с младшими расами соплеменники, все разумные существа в определенной степени все же остаются животными, и каким бы высоким интеллектом они не обладали, всегда на инстинктивном уровне будут заботиться о собственном потомстве и отвоевывать для оного каждый свободный клочок жизненного пространства. Так что двум – и тем более трем – разумным расам не ужиться на одной планете. Если честно, Туман считал благом и Договор Свободы, и подкрепление его Великим проклятием, которое исключало любую возможность рабского подчинения одной разумной расы другой. Ведь теперь терялась надежда на возрождение старых порядков, и остается лишь жесткий естественный отбор. Выживет сильнейший. Туман начал сомневаться, что это будут именно его сородичи.

Непримиримые слишком долго не могли прийти к общему решению – либо как-то преодолевать Великое проклятие, чтобы вновь вернуть младшие расы в благостное рабство, либо уничтожить их всех раз и навсегда. Споры затянулась, и стало поздно: младшие смогли найти себе союзников за гранью мира. В результате в родной сердцу Тумана Изумрудный лес вошли воины низших рас с оружием из другого измерения, и вечные защитники чащоб умирали одни за другим.

Впрочем, все это уже не имеет никакого значения. Младшие все равно опоздали. За спиной Тумана кумир уже вошел в пирамидальный храм, а собравшийся во дворе молодняк всех населивших этот мир рас заголосил в экстатическом приступе бескрайней любви к своему идолу.

Ииэтон Хоос Туу вновь перевел взгляд на лес. Когда-то один из величайших поэтов его расы сказал, что любовь спасет мир. Он был неправ: именно любовь этот мир уничтожит. И не только этот.

Вдали утробно ухнуло и частым тамтамом застучали хлесткие звуки. Звуки, которых этот лес не слышал никогда.

– Ашш, – прошипел Туман.

С нетерпением ждавший этой команды ууш-ха яростно застрекотал и взвился со стены в небо. За ним из окружавших цитадель зарослей поднялись десятки таких же летающих убийц.

Проследив за их полетом, Туман сам спрыгнул со стены и, обнажив изогнутые клинки, словно тень заскользил в сумраке леса. Уйти из этого мира он хотел не как ученый и тем более религиозный фанатик, а как высший хищник: на охоте, вцепившись в глотку своей последней жертве.

* * *

Исав Буян обреченно закатил глаза, когда его опять хлестнуло по морде тугой веткой. Вообще-то Буяном он был для друзей, а для всех остальных, включая идущего впереди громадного зеленокожего урода, наверняка специально подстроившего встречу ветки с мордой молодого гоблина, являлся уважаемым инструктором фор Исавом. Впрочем, правила Женевы для лесных орков старого мира ничего не значили, как и его статус инструктора. Обидно, конечно, но терпеть можно. А вот ор Сервуса его лесные собратья уважали. Да и как тут не зауважаешь здоровяка в кожаном плаще, в шикарной шляпе и с револьвером, чей калибр вряд ли уступал калибру американского станкового пулемета М2, лежащего на плече женевского орка. Хотя это для людей он был станковым, а для Сервуса вполне себе ручным. Почти половина из сотни окружавших лесных орков была экипирована почти так же, как и его громадный коллега. Почти – в том смысле, что у каждого был пулемет. И это единственное, что у них было общего. Одеты лесные орки в бомжеватого вида набедренные повязки, а из оружия кроме пулеметов имели лишь кремневые, иногда бронзовые кинжалы. В общем, дикари дикарями. Взгляд гоблина буквально отдыхал, натыкаясь на привычную фигуру в плаще и шляпе. В остальном все было необычно, непривычно и до жути раздражающие.

Исав с содроганием вспоминал почти два месяца путешествия по прародине, наполненные бытовыми неудобствами и выматывающими тренировками с местными дикарями. Поначалу молодой гоблин вообще был уверен, что у них ничего не получится и никогда эти зеленые имбецилы не поймут, чем отличается пулемет от дубины, но спокойная уверенность в своих силах и железная воля женевского орка дали свои плоды. Вот уже три дня они продвигаются сквозь заросли Изумрудного леса с уверенностью и монотонностью бульдозера, и ничто не могло их остановить. Это, конечно, наполняло молодого гоблина чувством боевой общности с отрядом, но при этом он окончательно понял, что между ними была, есть и останется огромная пропасть.

Когда-то Исав наивно полагал, что никогда не сможет до конца понять человеческую натуру и всегда будет чужим на Земле и что нужно было попасть в Старый мир, чтобы понять: он не просто женевский гоблин, а землянин до мозга костей. Ну а как могло быть иначе, если он рос на голливудских фильмах и большую часть времени даже думал на французском. Так что желание оказаться на болотах мифической прародины очень быстро сменилось жаждой вернуться в родную Женеву к круассанам, пицце и очередной серии «Йеллоустоуна».

Погрузившийся в свои мысли, гоблин внезапно замер и настороженно присел. Нет, выходить из прямоходящей трансформации он не стал, да и в земном камуфляже делать это не совсем удобно. К тому же скакать по деревьям в боевом угаре от него вовсе не требовалось. Он здесь совершенно для другого. Сразу после отбрасывания хвоста жрецы определили ему путь прорицателя. Позже, осознав себя как личность, он не только принял библейское имя Исав, но и выбрал стезю боевого пророка, которая привела юного гоблина в дебри Старого мира.

– Ханкар! – заорал он на низшем эльфийском и постарался укрыться за широкой спиной орка, еще пару секунд назад бесившего его одним фактом своего существования.

А вот сами зеленокожие ребята никуда прятаться не стали. Они моментально образовали боевой периметр, ощетинившись стволами крупнокалиберных пулеметов. Внутри построения расположились носильщики, тащившие на себе ящики с боеприпасами, ну, и с кое-какими другими сюрпризами, которые специально обученные орки тут же начали распаковывать.

Места для действия группы было вполне достаточно. Это вам не Диколесье, заросшее дикой лианой, которая имела повадки злобного хищника. Впрочем, сами женевские эльфы признавали, что, сотворив эти хищные заросли, они слегка погорячились. Очень уж их выбесили беспардонные действия французов.

Вся штурмовая группа, состоящая их сотни орков и дюжины гоблинов, напряженно замерла. Прошла секунда, затем другая, и стоявший неподалеку вождь недовольно посмотрел на странного гоблина.

– Чего пялишься? – на орочьем зарычал Исав и добавил, для убедительности ткнув пальцем в сторону леса: – Туда смотри.

Еще через мгновение орочий вождь сам понял, что напрасно сомневался в способностях гоблина.

Существо, похожее на бронированного льва размером с быка, несмотря на увеличение габаритов, кошачьей ловкости не потеряло и подобралось к их отряду практически бесшумно. А затем сделало рывок. Казалось бы, несмотря на предупреждение гоблина, случись беда – и монстр окажется внутри защитного периметра, а там уже никакие пулеметы не помогут; но находившийся под защитой пулеметчиков шаман орков что-то запел, крутанулся вокруг своей оси, и резкий порыв ветра, пронесшийся над присевшими орками, отбросил монстра немного назад. Ни магия чародеев, ни тотемные духи орков не смогли бы повлиять на серьезно усовершенствованного стараниями эльфов монстра, но разогнанная духом масса воздуха все же сбила его атакующий напор, дав вооруженным оркам бесценные пару секунд. За это время они нашпиговали зверя пулями, как хорошая хозяйка кусок мяса ароматным чесноком. Эльфы, конечно, защитили своих питомцев почти от всех невзгод, но двенадцатый калибр и пятидесятиграммовые пули в данных условиях – самая настоящая имба.

Несмотря на то, что Исав немного струхнул, о своих обязанностях он не забывал и поэтому атаку гарпий не пропустил. На краю сознания лишь мелькнула мысль, что он опять использовал не термины Старого мира, а прибег к ассоциациям из земного фольклора. Отдаленно похожие на птеродактилей с короткой мордой тираннозавра крылатые существа все же долетели до защитного построения отряда, но в основном в мертвом состоянии, потому что в качестве зениток пулемет М2 был вообще вне конкуренции. Правда, в последних корчах некоторые сумели зацепить нескольких орков и размазали тонким слоем одного из родичей Исава. Точнее, одного из очень дальних родичей, которых он считал дикарями, но все равно неприятно. И вроде можно было бы расслабиться, но боевой прорицатель вновь ощутил волну угрозы, причем такого уровня, что теперь обратился напрямую к своему коллеге орку.

– Сервус! Граната!

С этим делом в их маленьком войске было намного хуже, чем с пулеметами. Гранатометы никто из местных орков освоить так и не смог, поэтому Сервусу пришлось отдуваться самому. Зато он обзавелся тремя очень шустрыми и исполнительными, особенно после показательного мордобоя, помощниками. Один из них тут же перехватил все еще горячий после стрельбы пулемет, а второй так же оперативно поднес женевскому орку здоровенную трубу. Гранатометы выбирали по принципу «чем больше, тем лучше», так что массивная граната, вылетевшая из раструба, без особых проблем глубоко воткнулась в непонятную гору из переплетения корней, веток и еще непонятно чего, а затем местный энт просто выгорел изнутри. Всего пару секунд назад бывшее живым и очень могущественным гигантское существо, способное растоптать войско в десять раз больше, чем то, что рвалось к сердцу Изумрудного леса, навеки застыло монументом самому себе. Причем таким большим, что, продвигаясь дальше, им пришлось огибать его по широкой дуге.

Затем было еще несколько стычек, во время которых сильно напрячься пришлось только раз, убивая неимоверно шустрого эльфа, утащившего с собой в ад троих зеленокожих воинов. И вот их отряд наконец-то добрался до стены эльфийской цитадели.

И опять же, непреодолимой преградой эта стена являлась при старых раскладах, а сейчас дело поменялось кардинально. Перед ними было всего лишь дерево, пусть и укрепленное, но все же не камень, так что еще один выстрел из гранатомета проделал там здоровенную дыру, в которую и рванули орки, все еще державшие пулеметы то ли как копья, то ли как вообще дубины. Хорошо хоть, не забывали стрелять из них, а не били врага по головам прикладами. Впрочем, в этот раз ни в кого стрелять не понадобилось. Ворвавшиеся в цитадель зеленокожие воины пораженно замерли, и было от чего. Весь внутренний двор был завален мертвыми телами, причем не только эльфийскими, хватало здесь и орков, и даже гоблинов. Исав склонился над неживым представителем собственной расы и понял, что это очень юный гоблин, причем никто его не убивал, а он сам вскрыл себе глотку зазубренным костяным ножом. Это сцена массового самоубийства, конечно же, шокировала женевца, но при этом его пытливый ум и дар предсказателя намекали, что тут есть еще что-то очень важное, ускользающее от его понимания. Хрустнув суставами, гоблин трансформировался и, встав на четыре конечности, резко прыгнул, уподобившись кузнечику. В два касания он взлетел на смотровую башню. Вид сверху показал, что предчувствия не обманули его. Тела были разбросаны по периметру внутреннего двора, но середина оказалась пустой. Мало того, гоблина не отпускало ощущение, что еще несколько минут назад посередине огромной площадки находилось нечто с квадратным основанием. Казалось, что некий великий волшебник перенес неизвестное здание в неведомые дали, оставив лишь углубление фундамента.

– Что же, бездна вас поглоти, здесь произошло? – по-французски прошептал гоблин.

Часть первая

Глава 1

Вечер мягкими лапами сгустившихся и удлинившихся теней укутывал набережную Роны в бархатное одеяло сумрака. Покрывшиеся первым листками заросли орешника, которые создавали ощущение дикости практически в центре Женевы, были слегка облагорожены, оставляя на берегу небольшое пространство для парочки лавочек. Не забыли устроители интимного пространства и о небольшом ограждении, чтобы расшалившимся влюбленным не пришло в голову нырнуть в серо-голубые, все еще сохранявшие расслоение, воды широкой реки. Купаться здесь было противопоказано практически всем. Если в Женевском озере, надев специальный амулет, можно было поплавать среди взрослых русалок, то здесь молодняк имел повадки злобных пираний, а то и похуже. Так что купаться тут я точно не буду. В это место меня привела ностальгия. Дело в том, что пару месяцев назад исчезла Фа. Поначалу я даже не заметил пропажи фуки, но печальный Тик-так настолько заполнил мой дом эманациями тоски, что я не выдержал и напрямую спросил у мышоура, что случилось. В ответ на мой телефон пришло сообщение: «Фа ушла».

Куда и зачем ушла летающая фейка, я сначала не совсем понял, но сразу догадался, когда печальный малыш сделал лапками движения словно плывет.

– На перерождение? – уточнил я.

Мышоур кивнул и грустно вздохнул. Он еще толком не определился, как ему удобнее доносить до меня свои мысли – писать сообщения, используя сложные коды, или же изображать из себя мима. Порой обмен информацией между нами был похож на игру в крокодила.

Новость была не то чтобы совсем трагической, но и радости мне не принесла. Похоже, я перестарался в кормежке фуки Живой силой и она сделала очередной шаг на своем пути к совершенству. Теперь, пройдя через состояние куколки и став русалкой, Фа перейдет с энергетической диеты на мясную, будет отъедаться плотью водных существ, да и себе подобных тоже. Каннибализм среди русалок дело обычное. Впрочем, при случае эти милые создания могли перекусить и свалившимся в воду разумным, так что ограждение в этом тихом и казавшемся благостным уголке организовано не просто так.

Еще немного посидев на лавочке, я встал и достал из пакета несколько кусков сырой говядины. Напитал их Живой силой из своего запаса и бросил в реку. Довольно спокойная, затронутая лишь плавными вихрями смешивающейся воды поверхность Роны вдруг забурлила, словно вскипев, и на мое подношение накинулись десятки юрких маленьких тел, похожих на человеческих младенцев с рыбьими хвостами. Сам не понимаю, зачем это делаю, ведь по уверениям многих специалистов и без того не особо умные фуки во время трансформации теряют любые воспоминания о прошлой ипостаси. Бурление прекратилось, мое подношение было мгновенно сожрано, но никто не вынырнул и не помахал мне ручкой.

– Это реально тупо, – сам себе попенял я, в тон заявлениям Бисквита.

Орк искренне не понимал мотивов моей ностальгии и постоянно то предлагал махнуть на все рукой, то советовал, раз уж я такой извращенец, завести себе еще одну фуки. Странно, но почему-то это предложение вызывало мгновенное отторжение. Как представлю, что придется долгие месяцы воспитывать новое крылатое недоразумение, так сразу и тоска куда-то улетучивается. Но все же время от времени я прихожу на этот берег подумать и поностальгировать в надежде непонятно на что. Шансы, что я когда-нибудь увижу Фа еще раз, ничтожно малы. Из миллиарда спор золотой пыльцы, на которые распалась попавшая в наш мир высшая тысячелетняя фея, до стадии русалки доживает едва ли один процент, а уж в водах Роны и Женевского озера свой жизненный путь заканчивает еще девяносто процентов этих необычных существ.

Поначалу меня очень удивляло то, что, проходя стадии взросления, феи выглядят так, словно вышли из земного фольклора: низшая ипостась – как классическая диснеевская фея, а когда сращивает ноги в хост, то становятся пусть и зверовато-опасным, но довольно аутентичным аналогом Русалочки. Высшие феи вообще практически неотличимы от человеческих девушек анимешного стиля. Бисквит все прояснил, показав мне рисунки фей, выросших в его родном мире. В основном они жили на гоблинских болотах и в стадии фуки были похожи на летающих жаб, а на плотоядном этапе мало чем отличались от гоблинских головастиков. Магические существа не имели генетических оков и мимикрировали под окружающий их мир точно так же, как это делали пришлые в плане названий и своего ментального образа в глазах земных аборигенов. И ведь получилось! На Большой земле уже практически забыли об образах толкиновских гоблинов и орков. Теперь даже в фильмах и играх гоблины отдаленно похожи на жаб, а орки – на здоровенных безволосых горилл с зеленовато-бурой кожей.

Так, стоп, что-то мои мысли опять ускакали куда-то не туда. Я пришел сюда, чтобы еще раз обдумать ситуацию и принять взвешенное решение, а не размышлять об удивительном пути феек от состояния безмозглой фуки до высшей феи, одна из которых пробудила во мне дар оценщика, а с ним у меня сейчас определенные проблемы. Точнее не с самим даром, а с его применением.

Последние четыре месяца показали, что все мои радужные мечты о богатом будущем оказались как минимум дутыми. Да, поначалу все шло хорошо: черный рынок поставлял клиентов, которым даже не нужны были официальные документы, хватало упоминания на моем сайте. Я вполне обоснованно, по крайней мере, как мне тогда казалось, полагал, что могу плевать с высокой колокольни на профсоюз оценщиков и их грабительские взносы, а также на не менее охреневших чиновников Белого города, требующих за лицензию еще больше. Но реальность внесла свои коррективы. Моя популярность как серого оценщика-нелегала была высокой лишь потому, что дельцам теневого рынка произведений искусства не очень-то хотелось светиться у официальных экспертов. Но сейчас весь этот накопившийся запас нереализованного спроса был исчерпан, и стало понятно, что будущее пусть и не так уж печально, но не настолько радужно, как бы мне того хотелось.

И именно в момент пика моих сомнений пришло сообщение от одного из членов профсоюза оценщиков с приглашением встретиться в спокойной обстановке и попытаться урегулировать сложившиеся разногласия. Хорошо, что это был не тот надменный урод, который явился в мой дом и с ходу начал пояснять, что, кому и сколько я должен. Тон письма был вполне миролюбивым, но тот хам там точно будет. Вот и думай, стоит ли вообще соваться туда, где все может закончиться минимум оскорблениями, а максимум мордобоем. С другой стороны, развиваться нужно, а за профсоюзом десятки галерей и сотни богатых коллекционеров, которые без лицензии не подпустят меня к своим сокровищам и на пушечный выстрел.

Как говорится, вопрос со звездочкой. Еще раз посмотрев на воды Роны, я вдруг подумал, что где-то там моя Фа сейчас борется за свою жизнь, с практически самоубийственным стремлением к развитию, граничащим с упорством осетра, идущего на нерест. Она хватается за любую возможность, не думая о том, стоит оно того или нет, не заботясь о последствиях.

Ладно, в конце концов, я взрослый человек и в крайнем случае смогу посчитать до десяти, перед тем как посылать это скопище старых маразматиков. Чем черт не шутит, возможно, случится чудо и мне предложат что-нибудь удобоваримое. В конце концов, Женева – волшебный город, и чудеса здесь случаются на каждом шагу. Просто не всегда они приятные и очень часто крайне опасные. Так что не мешало бы прихватить с собой револьвер, но если поймают с огнестрелом в Белом городе, то никакой гоблин, будь он семь раз специальным инспектором, не поможет.

Выходя из уютного закутка на набережной, я через телефон вызвал Убер. Машина прибыла через десять минут и умчала меня к огням Белого города. Вот уж где ночь была бессильна. Казалось, что тамошние жители понятия не имеют, что такое настоящий мрак. Серый город нес на себе отпечаток некой швейцарской провинциальности, пусть и с налетом волшебства, а также безудержного разгула. Оно и понятно: люди, ощутившие себя магами, но отнюдь не волшебниками, топили разочарование в разгуле. В человейниках это явление принимало пугающий размах. А вот Белый город излучал оптимизм и величие. Он блистал не только волшебными огнями, но и возвышенностью архитектуры. Эльфийские архитекторы вылепили из прозрачного, словно хрусталь, стекла и белой, как яичная скорлупа, субстанции небоскребы, очень похожие на сказочные шпили. Ушастые снобы не признавали апартаментов площадью менее полутысячи квадратных метров, так что жить в Белой Женеве могли только очень богатые люди, ну, и нелюди тоже.

Не скажу, что я чувствовал себя каким-то ущербным, не имея жилплощади в Белом городе, но то, что мое нахождение в центре Женевы больше часа было возможно исключительно из-за бирки внештатного агента жандармерии, все же немного раздражало. Боюсь даже представить, какие чувства посетят меня, доведись попасть на территорию Академии. Если резко контрастирующая с Серым городом Белая Женева имела определенный земной флер: здания напоминали, скажем так, фантазии архитекторов на тему будущего, – то в Академии ректор Поль Жаккар дал ушастым полную волю. По уверениям того же Бисквита, там все практически так же, как в эльфийских городах его родного мира. Придется поверить на слово, потому что мне не то что в другом мире – скорее всего, даже в Академии побывать не светит. Так что остается лишь наблюдать за гигантским шпилем Ледяной иглы с восхищением и с солидного расстояния.

Никакой границы между Белым и Серым гордом не было, и никто не стал выспрашивать меня причины посещения сердца Женевы, но все равно находящийся в кармане жетон начал вызывать раздражение, хотя до этого момента я его не замечал. Как и большинство городов на современной Земле, Белая Женева разделялась на сам город и, так сказать, Сити – сосредоточение полусотни небоскребов в центре. А вокруг них раскинулось пространство, занятое огороженными особняками женевской элиты, как земного, так и неземного происхождения, а также куча всяческих торгово-развлекательных центров. Пару месяцев назад я впервые посетил один из них вместе с гостившим у меня Женькой и Бисквитом. Увлекательное было приключение, но, если честно, увеселительные заведения Серого города мне были ближе: не так дорого и, что самое главное, нет чувства необходимости постоянного контроля своих слов и поступков. Ну а если хочется уйти в загул, то вообще нужно ехать в какой-нибудь из человейников. Вот там и нервы можно пощекотать, и оттянуться до съезжания крыши набекрень.

Что-то в последнее время меня начинает тянуть именно на такой вид развлечений. Видно, пружина напряжения слишком сжалась, чтобы прибегать к полумерам.

Вот под эти размышления об особенностях культурного и не очень досуга такси доставило меня в центральную часть Белой Женевы. Практически все первые десять этажей небоскребов Сити были отданы под общественные пространства. Именно поэтому я счел, что смогу побеседовать с нервными коллегами без эксцессов. Вряд ли они решатся навредить мне, да и я буду сдерживать себя от резких поступков.

Блин, кажется, привычки общения с разномастными бандосами въелись в кожу, как запах помойки в бомжа. Какие могут быть эксцессы с этими древними, тепличными пеньками, которые даже на вызовы не выезжают, предпочитая проводить оценку у себя в офисах и галереях. С другой стороны, именно усилившаяся от жизни в Женеве паранойя уже не раз спасала меня, так что не вижу смысла от нее отказываться.

По указанному в сообщении адресу находилась одна из знаменитых женевских картинных галерей. Она расположилась на третьем этаже небоскреба, куда меня доставил шикарнейший лифт. Блин, да поставь сюда мебель – получится моя первая съемная квартира, только тут куда круче. К тому же вся эта конструкция наверняка нашпигована кучей артефактов и они точно определили, что никакого оружия и опасных конструктов у меня нет, за исключением щитовика, но он за вооружение не считался. Поэтому неудивительно, что, когда двери лифта открылись, меня встретила не парочка широкоплечих охранников, а тоненькая как тростиночка миловидная девушка с огромными, бездонно-голубыми глазами.

– Bonjour, – поприветствовала меня красавица, и я ощутил приступ симпатии, с трудом продравшийся через защиту стандартного жандармского амулета. Похоже, как и одна моя знакомая, эта дамочка обладает даром сирены.

– Bonjour, – не стал я лезть в бутылку, хотя даже малейшее ментальное влияние на окружающих считается не то чтобы преступлением, но некой бестактностью.

– Могу я узнать цель вашего визита? – по-французски поинтересовалась хостес галереи, теперь уже точно вызвав у меня короткий приступ раздражения.

Ну конечно же, этот выпавший из лифта нищеброд вряд ли пришел полюбоваться на выставленные здесь произведение искусства, и нужно срочно выяснить, на кой он вообще сюда приперся!

– По приглашению месье Белиньи.

Явно профессионалка своего дела тут же уловила недовольство в моем тоне и состроила умильно-извиняющуюся мордашку:

– Простите, что сразу не узнала вас, месье Петров. Метр Белиньи ждет вас. Позволите проводить?

Вот зараза такая, выкрутилась! Причем так изящно, что уже и злиться на нее не хотелось. Лишь осадочек остался, так что в ответ я лишь мрачно кивнул. Дамочка, явно намереваясь доставить мне удовольствие своим видом сзади, двинулась вперед походкой то ли балерины, то ли модели. И посмотреть там было на что, но не сейчас. Больше меня интересовала сама галерея.

Антураж, конечно же, впечатлял: высокие потолки и длинные стены создавали впечатление бесконечного пространства, не привлекая к себе внимания прямыми линиями и матовостью покрытия. Картины были выставлены не как обычно, при помощи развески на стенах, – они словно зависли в воздухе, давая возможность ценителям не только насладиться самим изображением, но и обойти экспонат по кругу. Не знаю, возможно, это небрежность реставраторов, а может, последний писк моды, но многие полотна и в большей степени рамки выглядели плохо отреставрированными, словно чтобы подчеркнуть тот факт, что эти творения прошли сквозь саму толщу веков. Действительно эффектно, но главной здесь была общая атмосфера. Я подкормил свой дар Живой силой и ощутил потрясающую концентрацию энергии творения. Здесь ею было заполнено все пространство.

Конечно, не каждая картина несла в себе настолько мощный заряд, чтобы получить магические свойства и тем более пробудить псевдосущность, но и обычные полотна излучали энергию творения, подтверждая тот факт, что случайных экспонатов здесь попросту нет.

Когда мы прошли второй зал, я уже практически забыл, зачем пришел сюда, а на филейную часть пытающейся впечатлить меня своей походкой дамочки вообще не смотрел. Мало того, когда мы дошли до очередной двери, она попыталась привлечь мое внимание покашливанием. Я вздрогнул и едва смог сфокусироваться на лице девушки, чем явно задел ее самолюбие.

– Мы почти пришли, – усиленно скрывая свое недовольство, сказала хостес и открыла дверь.

За ней было еще одно не такое впечатляющее габаритами помещение, скорее всего являющееся конференц-залом, а затем мы попали в стильно обставленный кабинет. Здесь явно поработал хороший дизайнер. Впрочем, чего еще ожидать от кабинета владельца известной арт-галереи. В плане мебели применили какой-то новый подход, потому что рабочий стол был запихнут куда-то в угол к окну, а центральное место занимали несколько диванчиков, расположенных так, чтобы до полутора десятков людей могли, сидя в них, комфортно общаться друг с другом. Сейчас на диванчиках сидели только три человека. Один из них был мне знаком и вызывал не самые приятные эмоции – все то же брезгливо-недовольное выражение на лошадиной физиономии и надменный взгляд. Вторым из поджидавших меня людей был еще один старик. Глубину его возраста по очевидным для женевских реалий причинам определить было трудно, но выглядел он старше господина Суаре, фамилию которого я вспомнил в последний момент.

Этот старик вел себя явно получше. Взгляд его пусть и был холодным и изучающим, но ни презрения, ни надменности в нем не заметно. Третий персонаж в этой компании резко контрастировал с двумя другими. Первое, что привлекало внимание, это чрезмерная изысканность его костюма, строгостью стиля там не пахло, а вишенкой на торте был большой бутон розы в петличке. Я стараюсь не делать поспешных выводов, но что-то с ним не так. При этом как раз взгляд этого господина никакого негатива не излучал – легкий налет скуки, сквозь которую проглядывал слабый интерес.

– Bonjour, господа, – сказал я, не став затягивать паузу после своего появления. Расфуфыренный ограничился легким кивком и едва заметной улыбкой. Старый знакомец сморщился еще больше, а благообразный старик ответил, при этом сделав приглашающий жест в направлении стоящего напротив него диванчика:

– Bonjour, господин Петров.

Дождавшись, пока я усядусь, хозяин галереи, а это, скорее всего, был именно пригласивший меня месье Белиньи, сразу перешел к делу. Похоже, мое присутствие его не так уж радовало. И вообще, он, скорее всего, устроил эту встречу без особого желания.

– Как я понимаю, ваша встреча с нашим коллегой не задалась и закончилась неконструктивно, но вы не можете не понимать, что в любом деле должен быть порядок. А он уже сложился и принят всеми участниками игры. Кажется, у вас на родине говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.