«Страстная односторонность и бесстрастие духа» kitobidan iqtiboslar
Марсистские революции победили не в первых попавшихся странах, а в совершенно определённом типе стран, который социология развития называет "незападным" (понимая под Западом англосаксонские, скандинавские страны, Голландию и - с известными оговорками - Францию).
Но и на Востоке, в "слаборазвитых" странах, коммунизм не всюду мог пройти. В странах ислама помешал ислам. С точки зрения социологии развития, Индия и Китай одинаково суть страны незападные и слаборазвитые. Но с точки зрения культуролога, они очень высоко развиты - каждая на свой лад. И вот, в Китае век за веком возникают утопии, а в Индии ничего подобного не было. Видимо потому, что китайцы верили в возможность гармонии, устанавленной могущественной властью; в Индии же верили только в личную карму и воздаяние. Случайна ли победа коммунизма в Китае и слабость коммунистической идеи в Индии?
Россия в этом отношении ближе к Китаю, чем к Индии. В России была вера во всемогущество власти, глубоко укоренившаяся во всех слоях общества. Эта вера вдохновила Грозного на опричнину - царство-монастырь во главе с царём-игуменом (самый деспотичный европейский король никогда не вдохновлялся такой бредовой идеей). Эта идея вдохновила Петра на попытку переделать Россию в Голландию. Эта же идея всемогущества государственного насилия вдохновила большевиков. Коммунистическая революция побеждала в странах с традицией "административного восторга". Где её не было, там коммунизм мог быть только навязан советскими или китайскими оккупантами.
Чем больше ума набирается человечество, тем глупее выглядит отдельный человек. Смеются над чукчами, что они себя считают умнее всех; не знаю, считают ли на самом деле или только в анекдотах. Но они действительно умнее, в своём углу, в своей культуре. Потому что всю эту культуру умный чукча держит в голове. Книг никаких в прежнее время не было, главное передавалось наизусть, а остальное забывалось. И оставалось одно главное. По всем вопросам написаны книги, но нет такой книги, в которой было бы написано, что из всех книг главное, а что не очень и можно не знать.
Я думаю, от этой бездны премудрости люди и бросаются в фундаментализм. Берётся одна самая главная книга и отбрасываются толкования, в которых опять можно запутаться, и всё, что сказано в книге, надо понимать буквально. Фундаменталист сразу чувствует себя умным, как чукча. Он знает, как надо.
Эмиграция сама по себе ни одну страну не убила, но массовая эмиграция - знак беды, знак отчаянья.
Эмигрантов сравнивают с крысами, бегущими с тонущего корабля. Это вряд ли справедливо: Америку освоили эмигранты, и создали великую страну. Домоседство - не единственная добродетель. Есть романтика дальних странствий, есть стремление к свободе, к простору для развития своих сил... На крыс всё это мало похоже. Но что верно, это состояние корабля. Корабль получил глубокую пробоину.
Мне вспоминаются мысли Даниила Андреева и Н.А.Бердяева о каком-то особом русском страхе Антихриста. Андреев находит исток этого в мучительном впечатлении от второй половины царствования Ивана Грозного. Идея подмены святыни оформилась позже, после реформ Никона и Петра, но в неявной форме она сказалсь ещё в Смуте.
Нечто подобное произошло после смерти Сталина. Его победы и его зверства хотелось отделить, приписать двум разным существах или даже сущностям. На эту потребность превосходно отвечал миф о новом Антихристе - жидомасонах. Массовое сознание неохотно приняло правду о преступлениях генералиссимуса и легко согласилось с его реабилитацией. Но куда было девать память о чём-то чудовищном, совершившемся с нами, и чувство нарастающей катастрофы? Нужен был мифический злодей, и он был найден. Этот процесс начался ещё при Сталине, сознательно им направляся (в кампании по борьбе с космополитизмом, в деле врачей) и продолжался в годы застоя.
Нынешняя система - подобие византийской: самодержавие без престолонаследия. В период междуцарствия власть поминутно оглядывается и не уверена в себе. Коллективное руководство занято взаимными подкопами. Чиновники сами не знают, что велит новый хозяин, кого давить.
Не потому, что непоследовательность хороша. Но система, но логическая последовательность еще хуже. Все революционеры были логики. Этим они, кстати, отличались от бунтарей и поэтов.
: «Дьявол начинается с пены на губах ангела…
Разве здоровая Испания породила Кальдерона и его современников? И разве в здоровое время жил Августин? В самое больное для Рима и для большинства римлян. Но оно было хорошим временем для того, чтобы писать "Исповедь"; живи Августин в век Сципиона, под гром римских побед, он никогда не отделил бы град земной от града Божьего (великая мысль, до сих пор не поместившаяся в почвенные головы). И если бы не гнила Испания – не было бы смертного напряжения духа в испанском барокко, и не было бы святых Эль Греко (сына двух гниющих цивилизаций), не было бы трагедии "Жизнь есть сон".
Распространяясь, гниение в конце концов убивает и дух. Но есть какой-то миг болезни, который выше самого цветущего здоровья.
Я не верю в твёрдые правила, как жить не по лжи. Даже если я поступлю по правилу, установленному в древности или выработанному в моей собственной жизни, я никогда не связан им накрепко. Ни одна заповедь не действительна во всех без исключения случаях; заповедь сталкивается с заповедью – и неизвестно какой следовать, и никакие правила не действительны без постоянной проверки сердцем, без способности решать, когда какое правило старше.
Я не верил в какие-то особые правила поведения для женщин, более строгие, чем для мужчин, и не считал, что нарушение этих правил пятнает честь мужа. Когда любовь полна до краёв, для измены просто нет места. Если же это не так, надо искать виноватого в себе, собрать по кусочкам распавшееся чувство, воскресить ею из мертвых.
Мои взгляды здесь диаметрально противоположны традиционным, основанным на подчинении женщин мужскому взгляду на вещи. Женщина имеет дело с сильным полом мужчина – со слабым. Поэтому её меньше сковывает боязнь принести боль. Женщина сама расплачивается за близость – так уж устроена природа. И если существует право на авантюру, на мимолётный порыв, то это прежде всего женское право, а не моё.
