Kitobni o'qish: «Низвержение Жар-птицы»

Глава 1.

Девочка на холме

Вечером через ту часть леса, где ни мужики не рубили сосен, ни дети не собирали малины, медленно пробиралась ватага людей. Все они были разного возраста – от безбородых юнцов до тех, кто годился им в отцы, на всех была напялена разная одежда – от белых крестьянских рубах до парчовых кафтанов боярской знати. Казалось, ничто и не связывало это сборище, кроме дороги, которую они прокладывали в нехоженых местах, да еще страха перед рослым человеком, шедшим во главе отряда. Он никогда не озирался и, похоже, не боялся ни дезертирства отстающих, ни удара в спину, которого, судя по злому выражению некоторых лиц, вполне можно было ожидать.

Тем временем заметно темнело, в воздухе появились комары, а где-то в отдалении завыл волк, будто жалуясь людям на тяготы жизни или призывая их вспомнить свои. Казалось, путники поняли зверя и прониклись его чувствами, потому что раздраженных взглядов становилось все больше и больше. До какого-то момента даже самые храбрые еще сдерживали языки, но потом началось глухое ворчание, а затем из задних рядов донесся одинокий голос:

– Когда привал, Федька?

Передний человек, к которому явно относились эти слова, даже и бровью не повел, и лишь тогда, когда другой человек повторил тот же вопрос, буркнул:

– А тебе какое дело? Знай шагай вперед!

– Это ночью? Тогда только сычи летают!

– Ноги ноют и кони устали!

– И брюхо сводит, а на ходу толком не поешь!

– Дело говорят, Федька, слушай!

Тот, кого называли Федькой, обернулся, и все разом умолкли. Выждав с полминуты, Федька произнес:

– Ишь расквакались, ровно лягушки! Через версту али две полянка будет, там заночуем!

Недовольство утихло, и все прибавили шагу, а некоторые принялись понукать пару лошадей, тащивших большую повозку, крытую холстиной. Федька не врал: вскоре ватага выбралась на ровное место, на котором виднелись лишь одинокие кусты да небольшой голый холмик, не то естественного происхождения, не то неизвестно чья забытая могила. Услышав журчание ручья, текшего неподалеку, более молодые и нетерпеливые кинулись пить и принести воды остальным; другие побежали за хворостом, и вскоре на поляне уже вовсю полыхал костер. Люди расположились возле него; одни, едва откусив принесенного из повозки хлеба, тут же уснули; большинство жадно вонзали зубы в вяленое мясо и по очереди пили пиво и мед из горла больших бутылей. Лошадей выпрягли, спутали им ноги, и они, не отходя от повозки, принялись щипать траву. Только Федька, казалось, не испытывал потребности ни в еде, ни в питье, будто бы голод и жажда так же мало брали его, как и усталость.

После ужина все легли, но сон ко многим не шел: беспокойство о прошлом и о будущем отгоняло его. Несколько человек, неосторожные в выпивке, принялись в десятый раз рассказывать товарищам историю своей нелегкой жизни; те лениво слушали. Тревоги добавляло еще и то, что никто, кроме самого Федьки, этих мест не знал. Солнце зашло, и тени от кустов стали принимать самые причудливые формы, будто бы руки каких-то неведомых существ тянулись к отдыхающим, не то гостеприимно приглашая задержаться подольше, не то угрожая неведомой и страшной расправой. Чтобы сбить гнетущее настроение, кто-то из тех, что лежали ближе к костру, произнес:

– Слыхал я, в этих местах клад есть.

– Какой? – сразу откликнулись другие.

– А Бог его знает! В городе баяли – богатая сторона.

– Не всему верь. Добыча нынче малая.

– Вот и говорю – хорошо бы клад найти.

– Ага, найдешь, да не подступишься! У меня брательник из-за кладов этих землю грызет.

– Ну, я не таков.

– Дурак ты – умение надобно!

– Есть оно у меня – в столице говорил с кладоискателями.

– Вот отыщешь хоть один – и поверю в твое уменье.

– А я и покажу! Сломи-ка веточку – ты ближе к кусту.

– А цареву дань с клада думаешь ли платить, разбойник?

Последние слова, непонятно откуда донесшиеся, живо заставили вскочить всех, и, прежде всего – Федьку, который правой рукой схватился за саблю, а левой вытер пот, моментально выступивший на лбу и щеках. Овладев собой, Федька крикнул:

– Где тот, кто это сказал?

И тот же звонкий голос ответил:

– Недалече, атаман! На холм погляди!

Вскинув голову, Федька и вправду увидел на вершине холмика небольшую фигурку в длинном платье, которая при свете луны, казалось, вырастала до размеров, какими народная фантазия наделяет небывалых витязей. Помотав всклокоченной головой, чтобы прогнать наваждение, атаман закричал снова:

– Кто ты такая?

– Тебе, душегубу, зачем это знать?

– Чего тебе надо?

– Лошадей у меня волки заели, – спокойно ответила незнакомка, вытянув руку. – Так что я твоих забираю. Добром отдашь или как?

Федька едва не задохнулся от ярости, но вовсе не из-за слов неизвестной ему собеседницы, а потому что разбойники сзади вовсю зашептались:

– У девки два пальца вперед выставлены!

– Клад взяла!

– Если она – государев человек, мы пропали!

– Не проиграй атаман в кости последние таланы, мы бы сейчас не стояли перед ней, как куры перед хорем!

– Молчать! – прошипел Федька, поглядев на ватагу. – Насыпайте порох, а я покамест ей зубы постараюсь заговорить! – Снова повернувшись к незнакомке, насмешливо смотревшей на него сверху вниз, он не спеша заговорил, из всех сил стараясь растянуть в улыбку свои толстые губы: – Послушай, зачем нам свару затевать? Я тебе зла не делал, и кобылы наши весьма худы. А мы в город идем. Айда с нами! Там в дворянских конюшнях стоят ладные лошадки, так забирай любую или двух на выбор… – Сообразив по шороху сзади, что все подготовлено, атаман крикнул: – Давай, ребята!

Два пистолета взмыли в воздух, еще мгновение – и их дула были направлены на незнакомку, но вместо оглушающих выстрелов послышался жалкий звук осечки, и тотчас же позади из кустов донеслось:

– Эй, разбойнички! Вы ведь из тех мест идете, где мор харкотный объявился. Хотите его получить?

Эти слова, непонятно кем сказанные, привели ватагу в ужас. Толкая, давя и топча друг друга, разбойники ринулись в направлении ручья, стремясь как можно скорее покинуть несчастливое место. Наперебой раздавались крики:

– Спасайтесь, братцы!

– С двумя не сладим!

– Пропади она пропадом, эта ночевка!

– Стой, проклятые! – орал Федька, тщетно пытаясь удержать товарищей или хотя бы привести в некоторый порядок их паническое бегство. – Уводите лошадей, берите обоз!

Трое разбойников его послушались и бросились к лошадям, но тут же из кустов, быстро и бесшумно, как заяц, выпрыгнул человек, протянул к разбойникам руку, и их сапоги заскользили по влажной траве. Вскочив, двое из них устремились наутек, третий отчаянно потянулся к бедру, где висела сабля. В руке неизвестного, стоявшего между ним и повозкой, свернуло лезвие, и разбойник, так и не успевший выхватить оружие, с воем последовал за остальными. Стреноженные лошади, также испуганные, издавали отчаянные крики, гулким эхом отзывавшиеся в лесу. Человек, ранивший разбойника, подошел к ним и положил ладонь на шею сначала одной, потом другой, и животные затихли, словно признавая нового хозяина.

Издали донесся Федькин рев:

– Я до тебя еще доберусь, попомни, деваха!

Сразу же последовал веселый ответ:

– Смотри портки не потеряй, атаман!

После этого на поляне воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием сучьев в костре да еле слышной бранью убегавшей со всех ног ватаги.

Глава 2.

Разбойничья добыча

Девочка, потребовавшая от атамана коней, подошла к костру, который уже угасал, и бросила туда ветки, заранее заготовленные разбойниками. Пламя ярко вспыхнуло и осветило ее стройную фигурку, в которой уже начали проступать черты взрослой женщины, золотистые волосы, заплетенные сзади в косу, и смелый взгляд, который она устремила на мальчика, приблизившегося к ней и обтиравшего после недавней схватки клинок. Несколько секунд они смотрели друг на друга с той уверенной улыбкой, которая бывает только у близких людей после удачного завершения совместно реализуемого дела. Однако мальчик все же решил напустить на себя строгость и преувеличенно сердито произнес:

– Опять, Аленка, вперед лезешь!

– А, почему бы и не потешиться! – беззаботно ответила девочка.

– Боязно за тебя.

– Батюшка так же матушке говорил, помнишь?

Мальчик нахмурился:

– Не трожь родителей попусту.

– Потратился-то сильно?

– На осечку курков ушел один талан, на то, что заставил тех дураков упасть – половинка.

Девочка протянула руку. Лицо мальчика разгладилось, и он сказал примирительным тоном:

– Ладно, потом сочтемся! Стой здесь, я поклажу перенесу.

Он исчез в кустах; Аленка, снедаемая любопытством, вытащила из костра ветку подлиннее и сперва внимательно осмотрела лошадей, затем подошла к повозке. Она представляла собой низкую телегу, какой обычно пользуются крестьяне, только более узкую, что позволяло ей продвигаться в не слишком густом лесу. Плотная ткань, накинутая сверху и закрепленная по бокам, образовывала некое подобие палатки и служила вполне надежным укрытием от любой непогоды. Откинув ткань сзади и закусив нижнюю губу, Аленка залезла внутрь и принялась рассматривать взятую с бою добычу. В глаза бросился беспорядок, характерный для разбойничьих складов, а также полное отсутствие звонкой монеты. Помимо провизии и некоторого количества свечей, одну из которых девочка тотчас зажгла, в повозке были свалены незатейливые предметы обихода простых поселян, награбленные, видимо, в дороге за неимением лучшего. Совершенно не опасаясь внезапного возвращения разбойников, которые были слишком напуганы, Аленка добралась почти до конца телеги, когда услышала слева слабое дыхание. Повернувшись в направлении неожиданного звука, девочка резко выпрямилась от удивления, так, что ее голова уперлась в матерчатый потолок.

– Чего там? – спросил мальчик, беседовавший с Аленкой у костра. Он как раз вернулся, таща в каждой руке по плотно завязанному узлу.

– Иди-ка сюда, Аверя!

Мальчик вспрыгнул на повозку и, согнувшись, подошел к Аленке. Та приподняла свечу.

– Гляди!

Аверя тихонько присвистнул:

– Хлопец! Вроде бы одних с нами лет.

– Похоже, пленник: видишь, как спутан!

– И штаны снизу подрезаны. Отчего бы?

– Ради глума, видимо.

– Дело известное: разбойников хлебом не корми, а дай над живой душой поизмываться. То навоз заставят жрать, то над платьем чего-нибудь непотребное учинят.

– Дай ножик: я разрежу веревки.

– Сам разрежу.

Через малое время неизвестный мальчик был освобожден и от веревок, и от повязки, стягивавшей ему рот. Это манипуляции привели его в чувство; он оперся на локоть и немного привстал. Аверя приложил к его губам бутыль с квасом, как раз подвернувшуюся под руку; спасенный сделал два быстрых глотка, затем отодвинулся к краю и произнес:

– Где это я?

– Уже не у злодеев, – улыбнулась Аленка.

– А Пашка?

– Не ведаем, – пожала девочка плечами. – Ты один тут был.

– Чего Налим хотел от тебя? – спросил Аверя.

– Какой еще Налим? – растерянно промолвил незнакомец.

Аверя фыркнул:

– Да тебя что, на цепи в подвале держали, как вора перед пыткой? Федька Налим – самый лютый атаман: его имя младенцам ведомо, потому как матери им пугают, а ты…

– Полно, Аверя, – вступилась Аленка. – Парню оклематься нужно. Бог ведает, что ему пришлось перетерпеть у Федьки.

– Надобно осмотреть его да проверить, чист ли.

Аленка, опустившись на корточки, взяла руку неизвестного мальчугана, поджав на ней пальцы, кроме указательного и мизинца, которые выставила вперед. После этого она привела свою свободную руку в такое же положение и коснулась своими торчащими пальцами пальцев незнакомца. Он не противился этой процедуре и вел себя вполне безучастно, а с его лица не сходило выражение испуга пополам с любопытством, какое обычно бывает у пойманных зверьков. Аленка покачала головой и выпустила его руку, а затем начала расстегивать пуговицы на его рубашке, делая это несколько неловкими движениями, как будто ей почти никогда не приходилось этим заниматься. По телу мальчика никто бы не смог утверждать, что с ним жестоко обращались; тем не менее, в глазах бывшего пленника отразился такой ужас, словно он увидел страшные раны. Снова подняв взор и пристально посмотрев на Аверю и Аленку, он сказал:

– Ребята, чего вы так вырядились?

Аленка, которой почудилась насмешка в этих словах, произнесла с некоторой обидой:

– На себя бы глянул, чучело!

– Согласно повелению царя Дормидонта все государевы кладоискатели должны носить кафтаны или платья золотых цветов, смотря по мужскому или женскому полу. Чему дивишься? – произнес Аверя тем важным тоном, какой однажды слышал, будучи в приказе, от дьяка, вынужденного урезонивать чрезмерно назойливого просителя.

– Какого еще Дормидонта? Вы издеваетесь? – чуть не крикнул незнакомый мальчик.

– Он дурачок, – шепнула Аленка Авере.

– Да, – незамедлительно согласился тот и вновь обратился к незнакомцу: – Тебя как звать-то?

– Максим. Максим Перепелкин, – последовал тихий ответ.

– Я Аленка, а он – Аверя, мой брат. Мы близняшки, – вставила девочка.

– Обожди, – наставительно сказал Аверя. – Скажи, Максим: отец с матерью у тебя живы?

– Да.

– Где они?

– В Москве.

– Не слыхала о такой деревне. Должно быть, далече, – вымолвила Аленка. – Что теперь будем делать?

– Здесь его бросать нельзя: или зверье растерзает, или опять схватят лихие люди, – ответил Аверя. – Возьмем с собою: может, по пути и очухается. А нет – встретим доброго человека, которому нужен работник, да у него и оставим.

– А я, пожалуй, помолюсь за него, – добавила Аленка. – Давай, поехали: тут ночевать у меня нет охоты.

Аверя запряг лошадей, вскочил на одну из них, и телега тронулась с места. Аленка пристроилась внутри, вместе с Максимом; ей не дремалось, и, чтобы скоротать время и освободить как можно больше места, девочка начала наводить порядок в повозке, размещая вещи поближе к краям. Максим безучастно смотрел на нее; он пытался обдумать и оценить ситуацию, в которую попал.

«Что вообще произошло?.. Меня же не могли так быстро увезти в какую-то глухомань и выкинуть. Да и кому и зачем понадобилось это? Нет, мне все только мерещится. Предсмертный бред, я где-то читал, что подобное бывает. Но если так… я же прямо сейчас могу умереть! А если очнусь, то каким? Без рук и ног, переломанным, обожженным? – На глазах мальчика выступили слезы, и он машинально отвернулся. – Какой же я дурак! Стыжусь перед девчонкой, которая существует только в моем воображении! И что с Павликом? Его не спас и себя угробил. Папа, мама… простите…»

Неожиданно раздавшаяся привычная музыка, вскрик Аленки и толчок телеги заставили его приподняться.

Глава 3.

Поединок на равных

Максим увидел, что Аленка выпустила из рук что-то маленькое и темное, быстро выскочила из повозки и почти сразу же вернулась уже в сопровождении Авери, который, очевидно, остановил лошадей, едва услыхав незнакомые звуки.

– Ребята, вы что… – вдруг смутившись, пробормотал Максим и схватил предмет, послуживший причиной беспокойства; через мгновение снова наступила тишина. Аверя и Аленка переглянулись; затем они подхватили Максима под руки и буквально выволокли его на свежий воздух.

– Это твоя вещь? – резко спросил Аверя.

– Смартфон-то? Да, мой, – чуть помедлив, ответил Максим, не ожидавший подобного напора.

– Откуда он у тебя?

– Отец подарил. Я думал, те уроды забрали или испортили.

– Кто он – твой отец?

– Полковник сухопутных войск.

– Полковник… – протянул Аверя.

– Слушай, – произнесла Аленка, – до второй смуты был ведь такой чин. А после Дормидонт упразднил его.

– Да я вам покажу, – сказал Максим. Он подумал, что девочка пытается его защитить, и немного осмелел. – Вот мы все втроем: я, папа и мама. Вот я с Пашкой. А вот вид из нашего окна.

Аверя и Аленка склонились над смартфоном. Каждую фотографию они разглядывали так внимательно, будто хотели впоследствии по памяти нарисовать ее точную копию, и под конец на их лицах появилось торжествующее выражение, словно была решена трудная задача, мучившая их продолжительное время. Аленка что-то прошептала на ухо Авере; как Максим не напрягал слух, он не мог расслышать и полслова. Далее Аверя продолжил:

– Как ты сюда попал?

– Я не знаю.

– Что тебе здесь нужно?

– Ничего! – крикнул Максим. Им вдруг овладела злоба – не на Аверю, а на самого себя и на весь этот день, так странно и неудачно сложившийся. – Отец велел мне следить за Павликом, я потерял его, потом увидел, когда он переходил улицу, потом из-за угла выскочил этот проклятый автомобиль, я пытался спасти Пашку, затем раздался взрыв – я услышал громкий хлопок и полыхнуло желтым, тут же на меня навалились какие-то бугаи, а дальше…

– Успокойся, – сказала Аленка, шагнув к нему. – Не ты один такой.

– Правда? – Максим схватил девочку за плечи и выдохнул: – Ну, так скажи, если знаешь! Почему я здесь оказался? Почему остался жив? Говори, или…

– Что ты вцепился в нее, как волк в барана?

Сильный толчок кулака Авери заставил Максима потерять равновесие и плюхнуться в траву. Аверя встал над ним и жестко произнес:

– Вдругорядь тронешь Аленку – пожалеешь, что у Налима не остался! Когда мы были совсем младенцы – в седле не держались, матушка перед сном рассказывала о странных людях, некогда появлявшихся в нашей земле. Их отличали диковинные вещи и причудливые речи.

– Только никто из них не умел показать то царство, откуда пришел, а ты смог, – добавила Аленка.

– А что стало с теми людьми? Им удалось вернуться домой? – спросил Максим.

Аверя приподнял плечи.

– О том не выпытывай – сами не ведаем.

– А Павлик? Он погиб или где-то здесь?

– Послушай, – сказала Аленка, – в лесу тебе все равно никто ничего не ответит. Ты отправишься с нами. Наша дорога лежит в столицу, а мы – люди государевы, и потому имеем доступ в царево книгохранилище. Там по записям о былых временах и тайнах чего-нибудь да разузнаем. И о твоем Павлике тоже. Если он попал сюда, то наверно не шатается по дорогам, а кем-то взят в услужение. А всю челядь для порядка переписывают. Только путь еще неблизкий.

– Что я за несчастный человек! – вырвалось у Максима.

– Несчастный? – переспросил Аверя. – Тебе смерть была суждена, притом сугубая: в своем царстве и здесь, от рук Налима. А ты избежал ее и ныне подле нас находишься, и ни о крове, ни о хлебе тебе заботы нет. Чем роптать, лучше бы возблагодарил Бога за спасение. Да и нас добрым словом не худо помянуть.

– Спасибо, – чуть покраснев, ответил Максим.

Аверя протянул руку, помогая Максиму встать; далее он снова двинулся к лошадям, а Максим и Аленка заняли свое прежнее место на телеге. Девочка еще некоторое время возилась с вещами, потом прикорнула в уголке.

«Придется довериться им… – Прежняя мысль о предсмертных видениях оставляла Максима, прежде всего потому, что она была слишком уж нестерпимой. Кроме того, мальчик подумал, что, будь его рассудок помрачен, само сомнение в реальности произошедших за последнее время событий не появилось бы. – В любом случае, бежать нет смысла. По крайней мере, они знают местность, а я нет. Да и ребята вроде бы неплохие. Держись, Пашка, если ты жив. Держись…»

Голова Максима отяжелела, и он сам не заметил, как уснул.

Когда он проснулся, то увидел сидевшего рядом и протиравшего глаза Аверю, который очевидно, ночью поменялся с Аленкой местами. Через минуту повозка остановилась; Аленка заглянула внутрь и весело произнесла:

– Привал! Коням нужен отдых!

Мальчики, еще позевывая, покинули повозку. Занимался рассвет; телега находилась на небольшой полянке; неподалеку в лесу вилась дорога, по которой, видимо, путешественники и ехали последние несколько часов. Увидев, что Аверя и Аленка собираются выгрузить часть вещей, Максим предложил свою помощь.

– Ну, давай, коли не шутишь, – отозвался Аверя. – Распряги-ка лошадей и стреножь.

Максим подступил к лошадям; растерянное выражение его лица не ускользнуло от внимания Аленки, которая помогла ему управиться с упряжью и разъяснила значение слова «стреножить». Со второй из поставленных Аверей задач ничего не вышло: Максим так неловко пытался схватить за ноги молодую пегую кобылку, что та фыркала, вздрагивала и, наконец, взбрыкнула, едва не лягнув Максима в лоб. Аленка, наблюдавшая за этой сценой, звонко рассмеялась; Аверя же присвистнул:

– Тю! Тебе что, с лошадью обращаться не приходилось?

– Нет их у нас, – с досадой ответил Максим.

– Вы все пешком ходите? И ваш царь тоже?

– У нас и царя нет.

– Смута, что ли?

– Просто у нас не царь, а президент.

– Президент – это человек, который вашей землей правит?

– Ну да.

– Значит, все равно царь, только вы его по-своему кличете.

– И пешком мы не ходим. У нас машины есть.

– А что это такое?

– Это… («Блин, как же ему объяснить!») В общем, такие повозки, где лошади не нужны; они сами везут, куда надо.

– А этой вашей самобеглой повозкой управлять умеешь?

Максиму очень хотелось соврать, но после недолгих раздумий он предпочел честно признаться:

– Нет.

– Почему не выучился?

– Мал еще…

– Скажешь тоже – мал! – снова засмеялась Аленка. – Меня один парень твоих лет из столицы уже звал в жены. Ты что же, в своем царстве бездельничал?

– Почему бездельничал? Я учился.

– Чему? – спросил Аверя.

Максим добросовестно перечислил предметы, которые ему преподавали в школе.

– Биология, физика, химия… – Аверя, поморщившись, старательно повторял незнакомые слова. – Пустельга ты, вот кто!

– Это почему?

– А пословицу знаешь?

– Какую?

– О двух зайцах! А ты за десятью гонялся. Поди, ни в одном из этих дел толком не успевал.

Максим заметно смутился: действительно, особыми успехами в учебе он не мог похвалиться. Он собирался сказать, что в их классе были и отличники, но сообразил, что так еще больше уронит себя в глазах новых друзей.

– Не обижайся на Аверю – он правду говорит, – промолвила Аленка. – Вот мы с ним всегда знали, что клады будем добывать по примеру родителей.

– А где ваши родители? – поинтересовался Максим.

– Нет их – погибли, когда пытались взять крепко заговоренный клад, – грустно ответила девочка. – По их стопам идти – то единственное, что мы можем ныне для них сделать. Когда батюшки с матушкой не стало, нас старец Евфимий наставлял – сам бывший кладоискатель, да мы опосля сбежали от него – так дела настоящего хотелось.

– Да, Максим, не дивлюсь, что отцов наказ тобой не выполнен, – подвел итог Аверя. – Квел ты духом. Да и телом не шибко вышел: легонько тебя давеча задел – ты и повалился.

– Второй раз не повалишь – не выйдет! – вскинулся Максим.

Аверя прищурился:

– Биться со мной хочешь?

– А давай!

– Гляди, пощады будешь просить!

– Это еще кто у кого запросит!

– Славно, – Аверя обвел глазами полянку. – Значит, так: в чащу не забегать и биться до первой крови или лежки – не дальше.

– Согласен!

– Чур, Аленка, не подыгрывать!

Аверя скинул золотой кафтан, оставшись в исподней рубахе. Противники встали в середину полянки и приняли боевую стойку. Аленка, заворожено следившая за ними, воскликнула:

– Начали!

Привыкший не медлить при решении каких-либо проблем, Аверя стремительно атаковал Максима, и тот поначалу пропустил несколько неприятных ударов. Это, однако, пошло Максиму на пользу, поскольку боль заставила его забыть о своих злоключениях и организовать отпор, которого явно не предвидел Аверя. Максим начал успешно уклоняться от его выпадов или блокировать их, после чего, совсем успокоившись, сам перешел в наступление и вскоре с огромным удовлетворением заметил замешательство на лице соперника.

«Что, не ожидал? – подумалось Максиму. – Это я еще, дурак, бросил секцию бокса, куда меня записал отец, а то бы я тебя вообще под орех разделал. Ну, ничего, парочку приемов я помню и смогу еще тебя удивить!»

Под натиском Максима Аверя медленно отступал к деревьям. Он попытался быстрым движением обойти противника и вновь проскочить в центр импровизированной арены, но прозевал при этом боковой удар, после которого еле устоял на ногах. Далее Авере оставалось уже только пятиться.

«Плохо дело, – думал он. – Не надо было его задирать. Если буду побит – стыд нестерпимый… – Мизинец на руке Авери непроизвольно оттопырился. – Нет. Нельзя использовать силу клада: это бесчестно. Победить нужно по-иному. Я хочу победить…»

Аверя уже почти вплотную стоял к шершавому стволу березы, а его макушки коснулась нижняя ветка.

«Припечатаю его, и дело с концом», – подумал Максим.

На лице Авери появилась обреченность, и он опустил руки.

«Вот он – мой шанс, – решил Максим. – Получи!»

Далеко отведя руку, Максим стремительно выбросил ее вперед, целясь прямо в нос Авере, но тут произошло неожиданное. В самый последний момент Аверя резко подался в сторону, кулак Максима лишь слегка задел его скулу и врезался в ствол с такой силой, что едва не ободрал кору. Из пальцев хлынула кровь.

– Моя взяла! – торжествующе крикнул Аверя.

– Да! – отозвалась Аленка с другого конца поляны.

– Эй, чего ты? – запротестовал Максим. – Давай, становись, бой не кончен!

– Забыл уговор наш о первой крови? – усмехнулся Аверя.

– Тьфу ты! – пробормотал Максим, с досадой дуя на расквашенные пальцы. – Ладно, мы еще поборемся! В другой раз я тебя одолею!

– Это уж какая доля кому выпадет! – отозвался Аверя. – Но, что бы там ни было, прости мне давешние слова. Дрался ты здорово.

– Пойдем. Тебе надо подорожник приложить, – сказала Аленка.

– Да ну! – отмахнулся Максим.

– Пошли, пошли!

Она мягко и настойчиво увлекла его за собой в повозку, где принялась обрабатывать рану. Наложив последний листок, Аленка вдруг обернулась.

– Кто-то скачет сюда. – Она шагнула к выходу. Максим потянулся было за ней; девочка остановила его.

– Сиди здесь!

– А вдруг там разбойники?

– Мы с ними управимся! А ты с разбитым кулаком все равно не воин.

Высунув голову, Аленка увидела, что перед Аверей осадил коня человек в красном кафтане – обычной одежде царских рассыльных.

– Кладоискатель Аверька? – осведомился всадник.

Он мог бы и не спрашивать, так как запомнил Аверю еще в столице, где некогда завязалось их знакомство, пусть и не слишком тесное. Аверя небрежно кивнул.

Всадник развернул перед ним бумажный столбец.

– Чти государев указ!

Чтение не отняло много времени, поскольку указ не был длинным, а грамоту Аверя знал хорошо. Далее рассыльный поворотил коня к дороге, и через минуту стука его копыт уже нельзя было расслышать.

Аверя стиснул кулаки, словно вновь собрался драться.

– Проклятие!

– Что случилось? – подойдя к нему, обеспокоенно спросила сестра.

– Царю Дормидонту стало хуже, и повелено, чтобы все кладоискатели доставили в казну пятьдесят таланов сверх того, что условлено прежде, – с отчаянием произнес Аверя. – До того в столице лучше не появляться, а в книгохранилище и подавно доступа нет!

– Пятьдесят? – не поверила поначалу Аленка.

– Да!

– Побор!

Они замолчали. Аленка первой пришла в себя.

– Не горюй, Аверя! Сыщем! Родители и не то переносили!

– Да, – согласился Аверя, которому, казалось, одно упоминание о родителях моментально вернуло бодрость. – Ради них и приложим усердие! Лошади отдохнули, а нам сейчас некогда. В путь!

Глава 4.

Долгий день

«А сейчас, уважаемые телезрители, мы возвращаемся к главной теме последних двадцати четырех часов – теракту в Москве. Согласно последним оперативным данным, организаторы теракта задержаны и сейчас дают первые показания. Полученная информация позволила подтвердить первоначальную версию произошедшего, а именно: теракт спланирован и осуществлен запрещенной в России и ряде других стран группировкой ИГИЛ. Напоминаем, что взрывное устройство было заложено в автомобиль и приведено в действие вчера в семнадцать ноль ноль в Сокольническом районе столицы. Исполнителем теракта был террорист-смертник; жертвами стали двое подростков, имена которых в интересах следствия пока не разглашаются».

– Максим, вставай!

Добрый и вместе с тем требовательный голос прервал последний утренний сон. Максим недовольно натянул одеяло на голову, но он понимал: через минуту встать все равно придется. Все-таки расти в семье военных не всегда удобно. Да, можно похвалиться перед ребятами в школе, что твой отец служил в горячих точках и может считаться даже героем, можно запросто общаться с участником боевых операций в Сирии, рассказ которого не заменит ни один журналистский репортаж, но если уж человек привык к строгому порядку на работе, он обязательно постарается установить хотя бы его подобие и в собственной семье.

Позевывая, Максим уселся на кровати.

– Что с папой?

– Все нормально.

– По-моему, он плохо спал ночь. Это из-за раны?

Мать вздохнула.

– Просто он никак не привыкнет к своей отставке.

– А что с Суворовским училищем? Он ведь собирался там преподавать.

– Пока нет вакансий. Ну, одевайся, уже пора.

Долго ждать себя Максим не заставил. Умывшись, он вместе с матерью присоединился к отцу. Завтрак уже стоял на столе.

– Звонили Кетовы, сказали, что задержатся, – промолвил Перепелкин-старший.

– Ну вот! – недовольно протянул Максим, принимаясь за еду.

Начало знакомству Перепелкиных и Кетовых было положено еще в госпитале под Алеппо, где отец Максима лежал после отражения внезапной атаки на свою часть и где Даниил Кетов, будучи врачом, оказывал раненым необходимую помощь. Завязавшаяся дружба не прекратилась и после того, как оба они вернулись в Россию – полковник Перепелкин в Москву, а Кетов – в поселок на границе Московской и Тульской областей, к жене Софье и сыну Павлику. Еще до встречи с этой семьей Максим неоднократно слышал о ней от отца, а его рассказы основывались на том, что поведал о своей жизни сам Даниил Кетов. О своем раннем детстве, он, впрочем, рассказывал мало, видимо, не желая будить неприятные воспоминания. Родителей своих Даниил не помнил, вероятно, был брошен ими, и с пяти лет воспитывался в приюте, где и встретил девочку, на которой впоследствии женился, сделав это так рано, как только позволяло российское законодательство. Саму свою фамилию Кетовы взяли в честь одной из воспитательниц, которая была добра к ним. Молодые супруги очень хотели сына и были бесконечно счастливы, когда на свет появился Павлик. Ранее он уже приезжал в Москву с семьей и быстро нашел общий язык с Максимом, быстрее даже, чем это сделали их отцы. Потом ребята регулярно переписывались, и симпатия Максима к Павлику только крепла; ему не очень нравилось лишь то, что Павлик, будучи на три года младше, совершенно не желал предоставлять Максиму роль лидера и постоянно норовил держаться на равных. Впрочем, переносить это было не трудно: в Павлике угадывалась сильная воля и большая начитанность, что располагало к уважению. Следует, однако, отметить, что при всех благоприятных задатках Павлик вовсе не был прилежным учеником, и казалось, школа тяготила его, будто он ее уже перерос. Супруги Кетовы, безмерно любящие сына, прощали ему это.