Kitobni o'qish: «Звезда»

Правил Северным королевством король Рей Гард, однако никаких важных решений не принималось без одобрения великого канцлера Сириуса Лайфгарда. То был странный человек, с немощным телом и железной волей. От того что родили его последним в уже солидном возрасте или от какого недуга, но появился на свет будущий канцлер с искривлёнными полукругом ногами и был вынужден ходить мелко семеня, переваливаясь словно утка из стороны в сторону. Лишённый обычных детских игр юный Сириус узнавал о радостях жизни из пахнущих вечностью рукописей.

Мать его была дальней родственницей короля и, хотя это не давала ей привилегий (в том замкнутом мире, когда жениться приходилось на людях своего рода, все были друг другу немного родственниками), но и не позволяло совсем уж бедствовать. Муж служил Хранителем в королевской библиотеке, и хотя Эд Гард был равнодушен к рукотворной мудрости, за огромным количеством манускриптов, разных эпох и народов внимательно следили, поддерживая в читабельном виде. Старинные пергаментные книги и папирусные свитки с описанием жизни давних царей и подвигов героев, научные трактаты и поэмы древних классиков, рассказы об истории человеческой цивилизации и зарождении жизни на земле. Книг было так много, что они с трудом находили себе место на полках, уходящих на добрых двадцать футов к сводам полукруглых потолков. Боясь пожаров и мародёрства, прежние владыки сделали библиотеку из камня, с тяжёлой обитой железом дверью и зарешёченными прямоугольными окнами, хотя вход в неё был свободен для всех желающих.

В обязанности Хранителя входила классификация рукописей по тематике: медицина, астрономия, математика, философия, биология, архитектура, зоология, искусство, поэзия и многое другое. Всё это заносилось в специальные каталоги и снабжалось соответствующими ссылками. Иногда рукописи докупались у пиратов или контрабандистов и оценкой их, установлением ценности, если было нужно переводом и реставрацией, тоже занимался отец Сириуса, Мастер Лирус Лайфгард. Работа была трудной и кропотливой, занимающей всё свободное время. Произведя на короля впечатление своими познаниями и кругозором, он стал воспитателем королевских детей, получив разрешение обучать своего единственного сына вместе с ними.

Хотя на уход и перевод текстов с чужих наречий на язык Серединных земель уходило немало золота, Эд Гард его не жалел, понимая ценность своего наследства. Огромная библиотека (вернее, часть её – вторая была в Добробране), досталась ему от древней цивилизации – могучей империи, когда-то правившей на этих землях, павшей и уже не возродившейся. Говорят, те древние люди обладали мудростью, полученной от богов, но даже боги не спасли их, когда предки северян вторглись сюда, спасаясь от Холода, что сковал льдом и снегом их прежнюю родину. Северяне и Добробран изначально были одним народом, но со временем между ними появилась рознь, хотя язык так и остался общим, изменившись лишь на уровне диалектов. Жители севера остались верны своим старым богам и старым порядкам, когда те, кто пошёл дальше, им изменили, изнежились, смешавшись с аборигенами, бежавшими на юг и переняв не только их обычаи, манеры, одежду, но и веру. Север был суровым местом, такими он сделал и тех, кто тут жил.

Мать Сириуса тоже оказалась при дворе, в её обязанности входило расчёсывание длинных волос королевы, а в подчинение находилось несколько человек занимавшихся уходом за царскими покоями. Всего у родителей Сириуса было одиннадцать детей, и состояние беременности являлось для матери обычным.

Из всех до зрелого возраста дожило только трое – Сириус и две его старших сестры, выданных замуж благодаря родословной матери в хорошие семьи. Тяга к знаниям – это всё что оставалось мальчишке и он, быстро овладев грамотой и счётом, проявил недюжинные способности в обучении. Казалось бы, должность управителя в богатом доме ему гарантирована, но это было не тем, о чём мечтал способный ученик. Говорят, ему просто повезло, что, будучи одного возраста с королевским отпрыском, какое-то время вместе с ним обучался наукам. Но имея гораздо больше способностей, далеко ушёл вперёд, произведя на принца впечатление и как ни странно, они даже стали друзьями. То была странная дружба, тщедушного уродца с большой головой и высокого, стройного русоволосого красавца – людей, казалось бы, не имевших ничего общего.

Ещё более странным было то почти гипнотическое влияние, которое оказывал на наследника Сириус. Никто не понял, как он стал приближённым юного принца, но Рей Гард без советов Сириуса не начинал важного дела. Старый король смотрел сквозь пальцы на увлечение отпрыска «этим уродцем», откровенно потешаясь над сыном Бумажного Червя, (как звали за глаза переписчика текстов), за его физические недостатки. В то суровое время не иметь возможности постоять за себя означало быть конченым человеком. «Уродец» терпел насмешки с непроницаемым лицом, будто к нему это не относилось; ему вообще удавалось скрывать свои чувства и, обладая острым умом, он неплохо играл в карты и трик-трак.

Всё изменилось в одночасье, когда король, могущественный Эд Гард, человек ещё совсем не старый, придя из очередного военного похода внезапно заболел. Ему становилось всё хуже, вскоре он впал в горячку и через четыре дня умер, не объявив своей последней воли. У него было четверо сыновей и два брата, тоже претендовавших на княжеский стол. Рей Гард родился третьим по счёту и вторым мальчиком, так что шансов сесть в тронный зал Зелёного Дола не имел.

Северное государство, включая Зелёный Дол, состояло из пяти провинций, слабых по отдельности, но вместе представлявших мощный кулак. Теперь же, после смерти короля в этих землях началась смута. В самых крупных королевствах правили братья Эд Гарда, в двух оставшихся его малолетние отпрыски, при посредстве регентов из местной знати. Никто больше не желал отдавать часть своего богатства в номинальную столицу, и подчиняться центральной власти тоже. Да собственно таковой больше и не было. Старший брат Рей Гарда Неман, готовившийся к церемонии Возведения на престол, с дядьями ссориться опасался, скрепя сердце, принимая сложившееся положение дел. А суть его была таковым, что хотя об отделении речь вроде бы не шла и дядья, как и братья, ставшие заложниками местной знати, на словах принимали главенство Зелёного Дола, на деле же в провинции правили свои законы и слово принца мало что значило.

Войско столицы было самым многочисленным, но против четырёх объединённых армий не выстояло бы. О гражданской войне старались не говорить, но каждый региональный правитель настороженно смотрел не только в сторону Зелёного Дола и на своих соседей. Армия дядьёв была такой же по численности, как и армия Немана, и Арий с Ураном являлись грозной сплочённой силой. Их владения территориально превосходили площадь Зелёного Дола, но земли там были скудны на пашню и сочные пастбища. В основном то была непролазная чаща на болотистой почве, упирающаяся в северную вечную мерзлоту. Где водилось вдоволь рыбы и пушного зверя, но лето пролетало слишком быстро, чтобы отогреть землю. Ситуация в стране стала неопределённой, усугублённой тем, что раз налоги с вассальных земель перестали поступать в центр, Зелёный Дол прекратил отправлять в провинцию провиант. Дефицит овощей, фруктов и хлеба ещё не сказывался, но запасы заканчивались и если не голод, то строгое ограничение продуктов должно было наступить со дня на день.

Если властная верхушка хранила молчание по этому поводу, то народ не стеснялся в выражениях. На базарных площадях ораторы с подвешенными языками призывали народ к открытому бунту:

– «Зелёные» не дают нам хлеба, надеясь голодом сломить нас, то я говорю вам: у них ничего не выйдет!

– Как же, не выйдет. Посмотрю я на тебя, Ворон, когда жрать будет нечего; на брюхе к Неману приползёшь, – насмешливо выкрикнул кто-то из толпы, но оратор, пытаясь взглядом определить крикуна, ответил:

– О нет, я не из тех, кто ползает на брюхе. Я пойду и возьму своё, мы столько лет платили дань Эд Гарду, что теперь настало время рассчитаться. Если вам не всё равно, что будет дальше не стоит ждать, нужно пойти и заявить о своих правах!

– Хватайте его! – крикнул начальник караула, сохранившего верность присяге, приближаясь к оратору, но стражников было слишком мало и люди вставшие стеной просто не позволили им этого сделать. Солдаты не особо стремились исполнить приказ, ведь Зелёный Дол был слишком далеко, да и шаткость позиций нового короля не способствовала служебному рвению.

– Это бунт! С вас за это живьём сдерут кожу! – обескураженно кричал командир стражников, хватаясь за меч, но понимая бессмысленность дальнейших попыток разогнать недовольных, только злобно сверкал глазами, выкрикивая бесполезные угрозы и, в конце концов, ретировался под свист и улюлюканье ликующей толпы.

– Вот видите! – продолжил названный Вороном человек. Он и впрямь походил на хищную птицу: невысокий, сухой, с забранными обручем чёрными, как смоль волосами, вряд ли натурального цвета, ведь большинство местных жителей были русоволосыми. Дополнял сходство большой, с заметной горбинкой нос, напоминающий птичий клюв. – С меня одного давно бы уже содрали шкуру как со скота, но когда мы вместе с нами будут считаться, потому что сообща мы сила! Мы – таран, способный пробить любые стены, и правителям придётся идти на уступки! Хватит молчать, пришло время сказать чего мы хотим! И поверьте, нас услышат!

С трудом выбравшись из толпы, которой уже стала мала обширная площадь, двое мужчин среднего возраста шли по выложенной брусчаткой улице, направляясь к центру, а навстречу им поодиночке и целыми группами спешили люди. Удалившись на достаточное расстояние один из мужчин, худощавый брюнет высокого роста спросил своего спутника, пониже, в таком же сером плаще, только с накинутым на голову капюшоном: – И что ты думаешь по этому поводу? По-моему, он во многом прав.

– Он прав лишь в одном: когда мы вместе, мы сила. Жаль только, умирать придётся поодиночке. Пока всё идёт так, как и было предсказано, пора доложить об этом лордам Севера.

Волна народного недовольства, дойдя до пика, стала спадать, но произошедшее вскоре событие всколыхнуло с новой силой Северное королевство. Обозы с провиантом, собранные фермерами для отправки в столицу Ария Лим пропали. Собравшись вместе в условленном месте, караван гружённых провиантам телег выехал в город, но до места не дошёл, пропав вместе с отрядом солдат приданных для охранения. На эту провизию в столице княжества рассчитывали, отдав за неё с трудом собранные деньги, и теперь над Лимом нависал призрак голода, ведь фермеры собрали всё что могли, без особого ущерба для себя.

Арий обратился к брату, положение которого было примерно таким же и тот, приняв сложное решение, распорядился направить в Лим продовольственный конвой. Но подстрекаемые фермерами крестьяне перехватили его, не дав разрешение на вывоз. Добрососедские отношения, давно скрепленные родственными связями, были забыты, голод угрожал каждому, и думать теперь приходилось только о себе.

– Сир, при всём уважении, мы не дадим обозу уехать в Лим, ведь этот провиант нужен нам самим, скоро зима и до следующего урожая очень далеко, – обращаясь к командиру отряда, произнёс спокойно, но решительно делегат от недовольных, больше похожих на разбойников, чем на крестьян. Их было десятка три, вооружённых пращами, топорами и самодельными копьями. Перегороженная поваленными деревьями дорога здесь делала поворот, огибая нависшие над нею каменистые холмы и другого пути к переправе, разделявшей княжества, тяжелогруженым подводам не было. Солдат было гораздо меньше, но то были закованные в броню обученные воины и за исход стычки капитан не переживал. Но сражаться с этим отчаявшимся сбродом не хотелось, такая победа не делает чести солдату, да и время, в которое их будут ждать означено к полудню, а до него оставалось не так уж и много.

– О каком уважении к короне говоришь ты, раз препятствуешь выполнению приказа своего государя? Если хотите дожить этот день, убирайтесь с дороги и заберите эти чёртовы брёвна, – тоном хозяина положения ответил он, сидя на гарцующем боевом жеребце, побывавшим с ним во множестве переделок и всегда возбуждённо пританцовывавшим перед схваткой. «Бою быть», – мысленно чертыхнувшись, подумал он, ощущая, как нервное возбуждение скакуна передаётся ему, выразившись в мелкой дрожи, пробежавшей сверху вниз по телу. От коня в этом дремучем лесу было мало толка, а вот то, что он представляет собой отличную мишень, в которую первым делом полетят копья и стрелы, это начинало беспокоить.

– Я так и думал, что ответ будет таким, но делом чести было дать вам шанс предотвратить кровопролитие…

– Про какую честь идёт речь, раз вы устроили на нас засаду как разбойники, – перебил он и, уловив краем глаза, сбоку движение инстинктивно поднял жеребца на дыбы, защищаясь им словно щитом. Тяжёлое копьё насквозь пробило шею скакуна; обливаясь кровью, замотав головой, конь попятился назад, сминая оборонные порядки, и капитан, успев спрыгнуть на землю, выхватил из ножен меч.

В солдат полетели камни, в крестьян стрелы и копья, они больше не были одним народом, а лишь врагами, желавшими смерти друг друга. Спустя время плохо вооружённые оставшиеся в живых мятежники были рассеяны по окрестному лесу, раненные взяты в плен, но и солдаты понесли потери, и в связи с произошедшими событиями было приято решение возвращаться.

Уран, правитель Гидеона, задумчиво смотрел поверх головы стоящего перед ним разбившего мятежников капитана и наконец, произнёс:

– Вы не выполнили мой приказ.

– Нет, Ваше Высочество, не выполнил и готов понести за это наказание.

– Мне доложили, что Вы вели себя мужественно и решительно, потеряв трёх человек убитыми.

– Не нужно быть героем, воюя с крестьянами. Я потерял добрую треть отряда; прошу снять меня с должности Вашего командира. Раз солдаты дали себя убить людям далёким от военного дела, значит, я плохо их подготовил и недостоин должности, – обдумывая услышанное, Уран медленно склонил длинноволосую голову с блестящей проплешиной на темени, раздражённо отметив, что с порядочными людьми всегда так: другой бы всячески восхвалял собственную персону, а этот делает себя виноватым. Либо слишком глуп, либо слишком хитёр. В другое время он так бы и поступил, но сейчас бывалыми солдатами разбрасываться не стоило.

– Вы не выполнили мой приказ и потеряли часть стражи, но проявив в бою доблесть, сохранили обоз в целости. Я прощаю вас, но и благодарностей не ждите. Исполняйте свои обязанности.

– Когда прикажите вести новый караван?

– Каравана больше не будет. Незачем дразнить гусей.

– Но сир, – воскликнул солдат, – как же договорённости с Арием? Да и не сочтут ли Ваше снисхождение к преступникам за проявление слабости?

– Со своим братом я разберусь. А к преступникам снисхождения не будет. Пусть знают, что тому, кто лишает жизни моих слуг, найдётся место лишь в пекле.

Центральная площадь Гидеона гудела растревоженным ульем в предвкушении кровавого зрелища. Палач, невысокий почти квадратный мужчина с выделяющимся под кожаным передником животом разложив на деревянном помосте свои жуткие орудия, подводил их точильным камнем до остроты бритвы. Как это не странно звучит, но Ноэм любил свою жестокую работу, считая себя не кровожадным монстром, а скорее лекарем, вырезающим язвы на человеческом теле, и был мастером своего дела. Когда было нужно, казнь продолжалась часами, не задевая жизненно важных органов, а в другой раз смерть наступала мгновенно, и Ноэм старался не причинять лишней боли. Казни случались не часто, но всё же случались и палач, будучи человеком которого знал весь город, не носил масок, а покрывал голову капюшоном не из желания спрятать лицо, а лишь скрывая рано появившуюся лысину. Расправа должна была состояться около полудня, но зеваки стали занимать места на площади у помоста ещё затемно.

Вначале вышел зачитывающий приказы глашатай. Развернув свиток, он прокашлялся и, держа написанное на расстоянии почти вытянутых от себя рук, стал перечислять наследственные титулы правителя Гидеона, его достоинства и достижения и лишь после перешёл к главному:

– За преступление против Короны, выразившееся в нападение на продовольственный конвой, направлявшийся к брату Его Высочества, принцу Арию. Преступники, коварно убившие и ранившие доблестных воинов Гидеона, после тщательного разбирательства признаны виновными и приговорены к смертной казни. Зачинщик, известный как Роберт-кузнец, приговаривается к четвертованию, остальные к отсечению голов. Правосудие на стороне закона, никто не сможет, преступив его остаться без наказания. Да будет так, да смилуются над ними боги, – закончив, чтец вновь прочистил горло и, аккуратно свернув свиток, удалился преисполненный чувства собственной значимости.

Потом под охраной, облачённой в доспехи стражи, на подводах в железных клетках привезли шестерых осуждённых с наспех забинтованными ранами. Стража окружила помост, пресекая возможность отбить мятежников, встав полукругом с обнажёнными мечами и готовыми к бою копьями. С трудом поднимаясь на помост, осужденные на жестокую расправу представляли собой жалкое зрелище, мало походя на кровожадных разбойников и толпа, вначале встретившая их свистом, теперь поутихла. Лучше всех держался кузнец, высокий и статный в изодранном, окровавленном плаще. Было ли дело не в значительной тяжести его ран или в силе духа, но он, по крайней мере, старался в свой смертный час выглядеть достойно.

Со стены княжеского замка за казнью наблюдали принц Уран, сановные лица его двора, явно не получавшие удовольствия от кровавого зрелища, но бывшие здесь в свите своего патрона, а также люди Ария, которых волновала не участь заговорщиков, а отбытие в Лим обоза с провиантом. Когда все условности оказались, соблюдены и, видя, что толпа, для удержания в повиновении которой было устроено зрелище меняет своё настроение, церемониймейстер взмахнул платком и начальник городской стражи крикнул Мастеру Ноэму, перекрикивая уличный гул: – Начинай!

Палач, оставив четвертование на потом, приступил к обезглавливанию. Два дюжих стража схватив одного бедолагу, подвели его, бледного как мел к огромному в обхвате дубовому пню, уткнув головой в побуревшее от пролитой крови дерево. Стоявший здесь начальник городской стражи, спросил осуждённого: – Признаёшь ли ты свою вину, разбойник?

– В чём же виниться мне? В том, что я собрал урожай, а вы его отняли?

– Не болтай лишнего! Да или нет?

– Нет.

– Тем хуже для тебя: предстанешь перед богами не покаявшись, с озлобленным сердцем и гореть тебе в пекле. Приступайте! – крикнул он Мастеру Ноэму и тот, взяв двуручный обоюдоострый меч, подошёл к бедняге, видевшего лишь его ноги в растоптанных кожаных сапогах. Определив намётанным глазом точку удара, палач поднял меч молниеносным движением, неожиданным для его комплекции и обрушил сталь вниз. В звенящей тишине, установившейся на площади в это мгновение, было слышно, как с рассекающим плоть звуком, булькая разрубленным горлом, голова с глухим звуком упала на помост. Одной рукой держа меч, палач второю за волосы поднял её и небрежно, словно тыкву бросил в приготовленную ивовую корзину. Помощники в это время оттащили в сторону уже затихшее, брызжущее кровью тело, вытаскивая из клетки новую жертву.

Кто-то упирался, изрыгая проклятия, кто шел, покорно впав в каталептический ступор, кто плакал, умоляя его пощадить, цепляясь за прутья клетки. Через недолгое время всё было кончено и пять обезглавленных трупов, с расплывшимся пятном мочи на промежности холстинных штанов лежали на помосте. Пришла очередь кузнеца. Вспотевшие подручные Мастера Ноэма хотели было вытащить его, но он вышел сам. Пока положив на помосте, его растянутые в стороны руки и ноги привязывали к вбитым крючьям, он успел крикнуть: – Прощайте братья! В том, что сделано, нет нашей вины, виновен тот, кто смотрит сейчас…, – но палач, не дав договорить, незаметным с площади ударом пронзил его сердце, прошептав на ухо: – Упокойся с миром.

Осмотрев свой жуткий арсенал, Мастер Ноэм выбрал топор на длинной ручке с огромным полукруглым лезвием. Над помостом, разносясь вокруг, стоял пряный тошнотворный запах крови, человеческих испражнений и пота усердствующих палачей. Кого-то рвало под ноги стоящих вплотную людей, кто-то отворачивался и уходил, стирая слезу, но были и те, кто выказывал явное одобрение происходящему. Палач, как главное действующее лицо не спешил, ощущая прикованное к себе внимание, это был его день и он, похоже, наслаждался каждым его мгновением.

Блеснув лезвием, топор поднялся верх и опустился с чавкающим звуком, отсекая нижнюю конечность, это было своего рода высшее мастерство с одного удара отрубить берцовую кость взрослого человека. Но Мастер Ноэм обладал таким умением и, ловя на себе полные ужаса взгляды, раз за разом поднимал свое страшное орудие.

– Пожалуй, смотреть больше не на что, – произнёс Уран, обращаясь к послам своего брата. – Пришла пора обсудить незаконченное дело.

– Вы считаете, это было обязательным? – спросил его старший из этой группы, убелённый сединами худощавый мужчина с болезненным румянцем на бледном лице следуя за принцем в его покои.

– Вы имеете в виду казнь? – поворачиваюсь к нему, переспросил владыка Гидеона, удивлённо вскинув одну бровь.

– Нет, наше присутствие.

– Ну не тащить же сюда моего брата. А казнь была нужна, чтобы люди знали, что я в состоянии поддерживать порядок и тех, кто нарушает мой закон, ждёт суровое наказание. Хотя, по-отечески мне жаль этих бедолаг, я понимаю причины, побудившие их на это безрассудство. Страх голода, не сам голод, до этого хвала богам ещё не дошло, а его неотвратимое приближение – вот это по-настоящему страшит.

– Вы так говорите, словно голодали всё это время, – присаживаясь на табурет в княжеской резиденции, произнёс поверенный брата. – Хотя я пока не пойму к чему Вы клоните.

– Ах, бросьте эти игры! Всё Вы понимаете: я говорю это за тем, что отправление обоза с провизией, нужной нам самим было опрометчивым шагом, из-за которого погибли люди, мои люди. Вместо того чтобы заниматься своим делом: пахать землю, ковать железо, защищать государство – они мертвы и всё это из-за меня!

– Так что мне передать принцу Арию?

– Передайте принцу, – уже спокойней ответил Уран, поднимаясь со своего места и давая понять, что аудиенция закончена, – пусть отыщет свой собственный обоз.

***

Границы земель Ария и Урана проходили по обширному сосновому бору и были весьма условны, а территорию Ария и его племянника Рональда разделял исток Леи, ещё совсем не полноводной, только набиравшей силу, собирая в себя многочисленные ручейки и речушки. Столица Рональда Рона была красивым городом в предгорье Большого хребта, лежащего подковой и принимавшего на себя холодные ветры. Северная пологая сторона отрогов густо заросла лесом, южную же представляли собой отвесные скалы, уходящие под облака, как будто Боги рассекли твердь напополам. Такое положение способствовало проникновению сюда тёплых южных муссонов и препятствовало вхождению холодных северных масс. В здешних землях не было затяжных зим, как летом не бывало адской жары, и дети Роны были несколько изнежены и беспечны по сравнению со своими соседями. Тут рос виноград, цвели магнолии и южные растения, привезённые сюда, начинали со временем плодоносить.

Формально Роной и прилегающими землями правил младший сын Эд Гарда Рональд под попечительством опекунского совета, но на деле, особенно в прошедшее после гибели отца время все решения в городе принимала местная знать. Принцу же отводилась роль присутствия на городских собраниях, сидя на инкрустированном позолотой троне. Ему было четырнадцать, он уже вырос из возраста детских забав и старался вникать в происходящее, но ещё слабо разбирался в хитросплетениях политических интриг и видел себя больше воином и охотником, чем государственным мужем.

Городская элита, представленная несколькими семейными кланами, предпочитала поиск компромисса острым конфликтам и в данной ситуации старалась поставить на победителя. Но пока таковой ещё не определился, хорошие отношения поддерживались со всеми заинтересованными сторонами. Основным источником дохода в здешних землях являлся сплав леса, торговля мясом, рыбой и мехом водившихся в окрестных лесах пушных зверей, превращавшихся в непролазные чащи на севере королевства, выращивание зерна и бобов в пойме реки, а также добыча руды в горных рудниках и выплавка железа. Все основные производства были разделены по заключенному в давние времена договору между тремя влиятельными семьями города, который, во избежание кровавых распрей старались не нарушать. Железная руда и каменный уголь, залежи которого лежали на незначительной глубине, были, почему-то, только во владениях Рональда, к зависти дядьёв, что делало его положение исключительным.

Кто первым нашёл в лесу прикиданные ветвями телеги гружённые провиантом уже не узнать, но пока весть об этом дошла до юного наследника престола, от обоза осталась лишь половина. Местные крестьяне растащили всё по своим дворам, припрятав во избежание наказания.

Принц и его свита удивлённо разглядывали телеги, в которые конюх впрягал лошадей.

– Что Вы думаете об этом, сир? – спросил Рональд сэра Генриха, закованного в броню огромного человека, храбростью снискавшего уважение солдат; хотя особыми мыслительными способностями он не отличался, но его физическая сила и умение рубиться с двух рук боевыми мечами подкупали юношу.

– Я воин, Ваша Светлость. Думаю, Вашим дядьям это не понравится.

– Но мы же здесь не причём, ведь я узнал об этом лишь сегодня утром.

– Вряд кто-то воспримет это всерьёз, – нахмурился старый солдат, зябко поведя могучими плечами.

– Я вижу ситуацию в ином свете, – вмешался до этого молчавший канцлер Сайрус Фиш. Не молодой средней комплекции мужчина с аккуратно подстриженными единым целым усиками и бородкой, хоть и не обладавший большой физической силой, зато просчитывавший ситуацию на несколько шагов вперёд. – Как верно отметили их Светлость, к пропаже каравана принца Ария мы отношения не имеем, и я воспринимаю появления зерна, бобов и овощей как дар провидения. Точнее семи Богов, – Рональд изумлённо вскинул вверх брови, а рыцарь лишь покачал огромной головой, сидящей на могучей шее.

– Разве такое бывает? – наивно спросил принц, не зная верить этому или нет.

– А Вы задайте этот вопрос лучше ему, – и канцлер не оборачиваясь, вытянув руку назад, показал на высокого, худого как жердь старика, в накинутом на голову капюшоне тёмного плаща. Это был Саловал, главный служитель культа древних Богов, прозванный Аистом за свою худобу, которого Сайрус повсюду таскал за собой. Жрец вышел вперёд и, почувствовав себя в своей стихии смиренно произнёс:

– Глупо сомневаться в способностях тех, кто сотворил землю, зажёг солнце и звёзды, кто наполнил впадины морями и воздвиг горы, подперев каменной твердью небо. Кто сотворил всё живое на земле, кто создал человека, слепив его из божественной глины и наделив духом своего дыхания…

– Старик, не нужно пересказывать историю мироздания и тем более называть глупцами. Ответь просто: да или нет, – невежливо перебил сир Генрих, недолюбливавший канцлера и его приближённых, те отвечали ему взаимностью, но привязанность юного принца к рыцарю мешала избавиться от него. Ничто не изменилось в лице Аиста, оно стало лишь ещё строже и, не глядя на гиганта он смиренно произнёс:

– Если Боги захотят, они смогут всё.

Слух о нашедшемся обозе долетел до соседних земель на удивление быстро и Арий отправил двух гонцов: одного брату за советом, второго к племяннику за разъяснением. Получив свиток, Рональд созвал городское собрание, на которое собрались влиятельные люди Роны, и городская власть; были здесь и Саловал с сэром Генрихом. Три семьи всегда рассаживались отдельно в полукруглом амфитеатре, и никто из представителей другого клана не смел, занимать чужие места. Вначале залы, в пятне бьющего из окон света, стояла трибуна, с которой наследник ознакомил собравшихся с последними новостями, хотя вряд ли кто-то не был в курсе положения дел. Ситуация являлась довольно щекотливой: признать обнаружение потерянного обоза в землях королевства, означало быть причастным к его пропаже, а отрицание данного факта уличило бы во лжи. Чтец зачитал обращённое к племяннику послание принца Ария, где тот настоятельно просил либо опровергнуть слухи, либо незамедлительно вернуть провиант.

– Чего сделать нельзя, – огорчённо добавил Рональд. – Провизии в полном объёме давно нет. Кто-то, скорее всего жители окрестных деревень, а может просто бродяги растащили её, обнаружив неведомым образом, оказавшийся в моих землях обоз. И теперь чтобы вернуть всё, придётся либо изымать недостающее у крестьян, что неминуемо приведёт к волнениям, либо докладывать из городских запасов.

– И что же прикажет его Высочество? – поднявшись со своего места, спросил Роберт, старший дома Элиотов, занимавшегося скотоводством и земледелием, благообразный худосочный старик лет шестидесяти с хищным профилем.

– Но Мастер, у меня нет предложений, именно поэтому я и собрал совет. Ведь это общая проблема. Если я правильно понимаю.

– Вы правильно понимаете, мой лорд. А тебе, Роберт, не стоит прикидываться простаком, ведь будь это так, ваш Дом не стал бы одним из самых богатых в городе. Причём настолько, что запросто мог бы и сам собрать три таких обоза, – так же поднявшись со своего места, что являлось обязательным для подачи реплики, с сарказмом заметил Эйвон Лонг, Мастер дома рудокопов, крупный мужчина представительной наружности с выдающимся вперёд животом.

– Куда нашему Дому до твоего. Ведь мы не штампуем фальшивые деньги, а зарабатываем их своим потом и если уж кто в городе и сможет, выложить недостающие монеты, так это ты, – огрызнулся Роберт, затрагивая болезненную для рудокопа тему фальшивых реалов, выплавленных из намытого золотого песка его предками и за которые те покупали когда-то всё и всех.

– Это всё сплетни завистников! И ты, каналья, прекрасно знаешь о том, что будь по-другому, Дом Лонгов не имел бы уважения в городе при всём своём богатстве…

– Тихо! – громовым голосом крикнул, сир Генрих рядом с ухом канцлера и тот болезненно сморщился. Крик этот, которым командир привык подавать команды, перекрикивая шум сражений, не раз спасал в бою жизни и здесь, усиленный акустикой высоких сводов прозвучал неестественно громко, заставив спорщиков стихнуть. – Оставьте ваши мелкие свары для трактиров. Нам нужно выработать общий план действий, потому что в ином случае всё закончится войной и пока решение не будет принято, ник-то из зала не выйдет, – уже тише добавил рыцарь, закрывая дверь своей могучей фигурой, но в опустившейся тишине его услышал каждый. В подтверждении этих слов, стражники церемониального караула, стоящие возле входа, выдвинув руку в сторону, преградили дорогу своими копьями. Глядя на это, Сайрус недовольно проворчал, массируя пальцем ушную раковину: – Что-то ты раскомандовался, Генрих, хотя никто не давал тебе такого права.