Kitobni o'qish: «Город Сириус»

Глава 1. Полнолуние смерти

Человек смертен, и его единственная возможность стать бессмертным состоит в том, чтобы оставить после себя нечто бессмертное.

Уильям Фолкнер

Осенняя ночь медленно опускалась на небольшой городок-наукоград, погружая его во власть первого дня фазы полнолуния. По древним поверьям, это был период наивысшей активности различных тёмных сил и энергий.

Огромная луна холодным блёклым свечением озаряла кромку дремучего леса, окружавшего городок. Вокруг стояла гробовая тишина. Лишь изредка её нарушали уханье совы да вой шакала. Стая летучих мышей, облетев опушку, растворилась во мраке ночи.

Густой зловещий туман окутал поляну. Озаряясь тусклыми лучами мертвенно-бледной луны, он переливался особым потусторонним свечением. Казалось, будто бы внутри него в своём дьявольском ритуальном танце кружат невидимые злые сущности.

Вдруг полумрак опушки, словно тонким лезвием, пронзила яркая искра, затем вспыхнуло пламя, которое очертило загадочный символ в виде круга со знаком бесконечности внутри. Свет костра озарил три человеческие фигуры, стоящие вокруг таинственного горящего символа на равноудалённом расстоянии. Люди были одеты в длинные балахоны, которые, подобно ветвям плакучей ивы, свисали вниз почти до земли. Лица участников таинства прикрывали огромные капюшоны, спущенные практически до подбородка. Пустые и безликие глаза, какие бывают у людей-зомби, смотрели вниз.

Все трое взяли друг друга за руки и начали хором произносить слова на неизвестном языке, чем-то напоминающем латынь. В какой-то момент в руках одного из участников ритуала сверкнул нож причудливой формы в виде того самого символа, по контурам которого пылало пламя.

Каждый поочерёдно перерезал вены на запястье человека, стоящего от него слева. После этого они снова взялись за руки и опустились на колени. Все движения были крайне выверены и синхронны, словно они совершались не людьми, а марионетками, нити которых двигала какая-то невидимая дьявольская сила.

Из зияющих ран струилась кровь. По извилистым желобкам почвенного покрова земли она медленно стекала в большую ало-багровую лужу, которая символически объединила в себе их кровавую плоть. Словно в разбитом зеркале, в ней отражались искривлённые лики участников таинства…

Прошло время. Ночь, полная сакральной энергии, сменилась ранним промёрзлым утром. Оно, словно требовательный художник, недовольный своим творением, лёгкими мазками смыло с поляны краски мистики и романтизма, обнажив мрачную картину фатальной бренности человеческого бытия, картину, которая и предстала перед взором приехавшей на место происшествия следственной группы.

Трое мертвецов в балахонах сидели на коленях со склонённым вперёд туловищем, образуя замкнутый круг. Руки каждого из них были плотно сомкнуты с руками соседа. Рядом с одним из трупов лежал окровавленный нож. На запястьях всех троих виднелись потёки крови.

Над умершими склонились сотрудники следственно-оперативной группы. Они вели фотосьёмку, с помощью кисточек, люминесцентных ламп и другого оборудования отыскивали следы и сухим криминалистическим языком описывали их в протоколе. Около каждого следа стояла табличка с порядковым номером.

Группу правоохранителей возглавлял худощавый мужчина среднего роста, лет сорока от роду, которого звали простым русским именем Григорий. Однако за философский склад ума и любовь к древнегреческой мудрости коллеги шутливо называли его Григориусом. В переводе с греческого Григорий означало «шустрый». Будто оправдывая семантическое значение этого имени, его обладатель постоянно проявлял несдержанную инициативность и недюжинную активность. Делал он это всегда и везде, даже там, где подобные качества были совсем неуместны, а порой оказывались и вредны. Однако в некоторых случаях именно они, вкупе с профессиональной дотошностью и назойливостью, приводили к раскрытию неочевидных, сложных и запутанных преступлений, в чём Григориус за долгие годы службы откровенно поднаторел.

Вот и на этот раз, несмотря на очевидные признаки самоубийства, шустрый следователь сразу же предположил инсценировку и начал упорно искать сторонников своей маловероятной версии среди членов следственно-оперативной группы. Первым под пресс его убеждений попал эксперт-криминалист. Это был мужчина предпенсионного возраста, с уже слегка заторможенными и замедленными, но всё ещё достаточно выверенными движениями. Он давно прошёл тот этап профессионального пути, когда хочется свернуть горы в криминалистике и проверять все, даже самые бредовые, экзотические и невероятные версии. Жизнь давно заставила его опираться только на голые факты. Иными словами, эксперт не пожелал искать чёрную кошку в тёмной комнате, исходя из того, что раз её не видно невооружённым взглядом – значит её там нет, поскольку иначе она бы дала о себе знать.

Тем не менее, даже зная характер и жизненные установки этого ворчливого человека, следователь отвёл его в сторону и принялся атаковать своими неубедительными сомнениями и пустыми доводами.

– Ну, что скажешь? – задумчиво спросил Григориус.

– Классический случай ритуального самоубийства, – уверенно ответил эксперт.

– А инсценировку исключаешь?

– Сам посуди. Местечко пустынное, накануне шёл небольшой дождь, поэтому следы на влажной почве отобразились отчётливо. Все они принадлежат этим трём чудакам да грибнику, который случайно забрёл сюда и обнаружил их. Больше здесь никого не было.

– А протекторы автомобиля поблизости искал? Может, их сюда привезли уже мёртвыми.

– Обижаешь, конечно, искал. Всё чисто, никаких транспортных средств здесь накануне точно не было. Смерть всех наступила примерно в одно и то же время – 5–8 часов назад. Видимых признаков насилия на телах умерших, кроме порезов в области запястий, не обнаружено. Характер и локализация кровоподтёков соответствуют положению тел в момент наступления смерти. Так что инсценировка самоубийства полностью исключается. Все следы указывают на то, что они добровольно убили друг друга.

– Хорошо, а мотивы? – переспросил следователь.

– А мотивы поищи сам. Наверное, какие-то сектанты, наркоманы или сумасшедшие.

– Ты прав, всё указывает на самоубийство. И всё же что-то мне подсказывает, что здесь не всё так гладко, как кажется, – неуверенно пробормотал следователь в последней робкой надежде посеять хоть одно зерно сомнения в почву сухих и рациональных выводов эксперта, в которых оно явно бы не проросло.

– Брось, выноси отказной и не заморачивай себе голову, – небрежно кинул эксперт и, сплюнув через левое плечо, направился паковать свой чемоданчик, чтобы побыстрее покинуть этот дьявольский маскарад.

Увидев бесперспективность дальнейшего общения с экспертом и желая найти хоть какую-то поддержку своей версии о жестоком убийстве, инсценированном под некриминальное событие, – следователь подошёл к стоящему неподалёку и выкуривающему уже четвёртую сигарету подряд оперативнику. Это был крупный мужчина плотного телосложения, с небольшим, слегла свисающим пивным животом. Ранее он профессионально занимался греко-римской борьбой, даже был чемпионом города в тяжёлом весе, однако после того, как достиг зрелого возраста, а с ним и прилично отошёл от пика физической формы, беспощадный Бог Олимпа отбросил его на задворки спортивной карьеры; затем мужчина, немного погоревав, не мудрствуя лукаво, подался работать сыщиком. Звали оперативника Валерий, однако за ним плотно закрепилось прозвище Валерьян. Произошло это не только и даже не столько благодаря аудиальной созвучности его клички с именем, а потому что мужчина имел настолько неординарно брутальный вид, что в ходе допроса ввергал не желающих откровенничать с ним подозреваемых в состояние шока, который для особо мнительных злодеев порой заканчивался даже обмороком, после чего бедняг приходилось отпаивать валерианой, пузырёк с которой он постоянно носил с собой на всякий случай. Таким образом, его успокаивающее прозвище, с одной стороны, гармонировало с его именем, а с другой – не менее органично вступало в диссонанс с его экстравагантной внешностью.

Возможно, в силу своих солидных габаритов и природной нерасторопности, а может быть, просто из-за того, что стояло раннее пасмурное утро и организму ещё хотелось спать, Валерьян, как и предпенсионный эксперт, не горел пламенным желанием совершать лишних телодвижений, а только стоял на одном месте и молча потягивал папиросы.

Однако Григориус не был бы самим собой, если бы так просто позволил оперативнику покинуть кровавое место с тремя ряженными трупами, даже нисколько не усомнившись в некриминальном характере наступления их смерти. Неугомонный следователь подошёл к сыщику и аккуратно затянул с ним непринуждённую беседу:

– А ты-то что думаешь, друг мой Валерьян? Всё-таки самоубийство?

– К бабке не ходи – оно, – перекрестившись и словно не замечая подтекста вопроса, ответил оперативник.

– Вроде и похоже, но, с другой стороны, и совсем непохоже, – иронично пофилософствовал любитель древней мысли.

Сыщик в ответ промолчал, бросив на следователя растерянный взгляд. Поняв, что тонкая мудрость шутки пролетела мимо грубых категорий мышления успокоительного оперативника и он не уловил сокрытого в ней намёка, – следователь решил выразить свою мысль более конкретно и чётко.

– Всё-таки перед вынесением отказного надо бы проверить версию об инсценировке самоубийства, докопаться до мотивов их поступка. Знаешь что, а наведи-ка ты справки об умерших, кем они были, чем занимались. А ещё съезди после обеда к медикам и попроси у них сделать экспресс-тест на алкоголь и наркотические вещества в крови мертвецов. А ещё…

– Сделаем, – с неохотой, сквозь зубы проговорил сыщик, бросая на землю едва прикуренную сигарету и второпях покидая место происшествия, пока пребывающий в утреннем ударе следователь не озарился новой идеей о том, как ещё можно проверить его версии, и не загрузил его новыми поручениями.

Оставшись без группы поддержки, Григориус ещё немного поблуждал вокруг да около мертвецов, убедился, что ничего в обстановке не ускользнуло от его въедливого взгляда, и, обернувшись к врачам, стоящим возле карет скорой помощи, скомандовал: «Мы закончили! Увозите!» – после чего второпях сел в автомобиль и вслед за своими коллегами покинул это богом забытое место.

Между тем взошло солнце. Оно озарило опушку ярким светом. Туман, окончательно рассеявшись, унёс с собой последние штрихи мрачных зарисовок томного пейзажа бренности человеческого бытия.

Лесная полянка, избавленная от следов присутствия человека, снова наполнилась первозданным блаженным благоговением, словно и не было этой страшной ночи костюмированного бала заблудших душ.

Наукоград проснулся и, как разворошённый муравейник, начал жить своей суетливой будничной жизнью.

Весь этот день следователь был не в себе от увиденного. Его беспокоила совсем не жуть кровавого зрелища. Похожие пейзажи с морем крови, устрашающими орудиями убийства и мёртвыми телами, хотя и в менее экзотической форме, в силу своей профессии он наблюдал нередко. Его воображение поразила сама суть произошедшего. «Могли ли здравомыслящие люди добровольно пойти на такое? Или их подтолкнули к смерти? И главное – кто или что это сделал или сделало?» – неустанно спрашивал себя следователь.

Таких случаев в его практике ещё не было. Конечно же, он сталкивался с преступлениями, в которых присутствовали едва уловимые лирические нотки мистики и оккультизма, однако все они вполне укладывались в рамки рационального восприятия мира. В этом же случае всё было совсем иначе. Нечто внеземное, потустороннее ощущалось в хитросплетениях произошедших трагических событий.

Добравшись до своего кабинета, следователь без сил опустился в мягкое удобное кресло, закрыл глаза и впервые за этот день смог расслабиться. Скинув накопленный груз негативных эмоций, который, словно мощный пресс, вдавливал его разум в лоно безысходной неизвестности, – он предпринял попытку порассуждать логически. Неустанно перебирая в голове все известные ему по предшествующему опыту оккультные преступления, его цепкое мышление искало хоть какое-то сходство между ними, чтобы ухватиться за малейшие ниточки, которые могли бы привести к заветному клубку разгадки тайны странных самоубийств.

Особенно в память врезался случай, когда подозреваемый с помощью гипноза похитил из ювелирного магазина украшения. Этот хитрец передал кассиру несколько обычных бумажек, на которых от руки были нанесены некие номинальные суммы в рублях, и сумел внушить, что бумажки эти – настоящие деньги. Однако из общения со специалистами – научными сотрудниками НИИ – ему было известно, что настолько глубоко загипнотизировать человека в бытовых условиях практически невозможно. Все учёные в один голос утверждали, что тот случай был исключением, но не правилом. Фактически только один из нескольких миллионов людей в силу особенностей психического развития мог быть подвержен подобному воздействию. И если даже предположить, что все трое, лишивших себя жизни, случайно попали в этот ничтожный процент, то вероятность того, что они, помимо всего прочего, оказались знакомы друг с другом, вообще была равна один на миллиард. Такое совпадение казалось рационально невозможным даже на уровне случайности.

Его рассуждения прервал настойчивый стук в дверь.

– Войдите, – строго сказал Григориус.

На пороге показался Валерьян. Он подошёл к столу, небрежно положил на него какие-то документы и, в недоумении почёсывая голову, обратился к следователю.

– Навели справки о личности умерших. Как ни странно, на учёте в психдиспансере и наркодиспансере не состоят.

Наоборот, люди солидные. Учёные, можно сказать, с мировым именем. Работали в наукограде неподалёку от места происшествия. По результатам экспресс-теста ни алкоголя, ни наркотических веществ в крови не обнаружено. И что толкнуло столь уважаемых людей на этот странный поступок…

– Вот и выясним, готовь оперативную группу на выезд. Едем в наукоград.

Глава 2. Визит в наукоград

Науки юношей питают, отраду старцам подают, в счастливой жизни украшают, в несчастный случай берегут…

Михаил Ломоносов

Наукоград представлял собой раскинувшуюся на многие километры, огороженную высоким забором территорию, на которой несколько упорядоченно, но вполне складно и даже гармонично располагались разноцветные здания и сооружения причудливой формы, скульптуры и инсталляции различных футуристически-авангардных стилей и направлений. Всё это разнообразие цветов и форм будоражило воображение даже искушённого архитектурными изысками человека. Воздух вокруг – и тот был пропитан атмосферой науки и творчества.

Городок был разбит на три сектора – научно-исследовательский, образовательный и административный. Самым протяжённым по территории был научный сектор. Он в свою очередь делился на кластеры. Погибшие учёные работали в кластере научных исследований искусственного интеллекта и нейрофизиологической инженерии.

Доступу в научный сектор был присвоен наивысший уровень защиты. Связано это было не только с тем, что в некоторых лабораториях этого кластера и проводились секретные научные исследования, и ставились опыты с опасными веществами, которые даже в малом количестве могли несколько раз стереть с лица земли всё живое. Сам по себе процесс развития фундаментальной науки, предполагающий проникновение в глубинные тайны мироздания, виделся настолько интимным и сокровенным, что исключал всякое присутствие людей неизбранных и непосвящённых.

Процедуры согласования допуска, а также оформления пропусков заняли у Григориуса и его коллег некоторое время. И вот, когда все бюрократические формальности остались позади, автомобиль следственно-оперативной группы вальяжно подъехал ко входу в здание научных исследований искусственного интеллекта и нейрофизиологической инженерии.

– Ну что, братцы, идём ворошить это осиное гнездо адептов науки? – с улыбкой произнёс один из оперативников, подняв руку с воображаемым пистолетом и изобразив жест агента 007.

Его коллеги громко рассмеялись. Услышав шутку с крайне специфическим юмором, близким лишь представителям правоохранительных органов, который мог бы быть не понят людьми из научного сообщества, – следователь, находившийся на пассажирском сиденье рядом с водителем, обернулся назад и строгим взглядом осмотрел оперативников. В их лицах читался целый букет эмоций – предвкушение встречи с людьми творческой профессии, азарт, решимость. Было очевидно, что правоохранители, словно быки, готовые в любую минуту сорваться на красную тряпку матадора, рвались в бой.

– Друзья, подождите меня в машине, я вызову вас, когда нужно будет, а то нахождение в здании такого количества доброжелательных людей с интеллигентными лицами может вызвать панику у представителей научной общественности, – расстроил их следователь, примерив на лицо гримасу натянутой улыбки, после чего вышел из автомобиля и направился ко входу в здание.

У лестницы его уже ожидал одетый в дорогой костюм почтенный мужчина средних лет интеллигентного вида, который заблаговременно был оповещён о визите следователя службой безопасности наукограда.

– Добрый день, я – начальник управления научных исследований наукограда. Меня зовут Даниил Собакин. Чем обязан визиту столь уважаемых гостей? – спросил он.

– Здравствуйте, я расследую факт смерти ваших сотрудников, и мне нужна информация.

– Ах, этих… понял, о ком вы, видел по телевизору. О, это так ужасно, – произнёс Собакин с откровенно наигранными чувствами удивления и сожаления.

– Что можете сказать? Чем они занимались? Замечали ли вы в последнее время что-то странное в их поведении?

– Занимались они разработкой программного обеспечения для оборудования, исследующего структуру коры головного мозга. Один из них программист, второй – нейрофизиолог, третий – психиатр и специалист по нейролингвистическому программированию. Больше ничего не знаю. Если хотите моё личное мнение, то извините за бестактность, но я не удивлён тем, что они покончили с собой, – с несколько демонстративной надменностью произнёс Собакин.

– А откуда вы знаете, что они покончили с собой? По новостям прошла информация лишь о том, что обнаружены тела. Версию о самоубийстве мы не озвучивали, – перебил собеседника следователь в надежде на то, что наконец-то нащупал ту самую ниточку, которая ведёт к разгадке тайны мистических самоубийств.

– Да и так понятно, что, судя по этим балахонам и кострищам, увлеклись оккультизмом, на почве этого сошли с ума и совершили самоубийство, – невозмутимо парировал собеседник.

– Можете подробнее?

– Странные были люди. Жён и детей ни у кого не было. Фактически наука заменила им семью. Общались только друг с другом, больше ни с кем. Чтобы постоянно быть вместе, попросились в один кабинет, хотя каждому полагался отдельный. Так увлеклись исследованиями, что часто даже ночевали на рабочем месте, мы им кушетки поставили. Спали они обычно мало, от силы часа два-три, а в последние дни, по-моему, вообще не ложились спать. Сторож даже объяснительную писал после того, как какой-то бдительный человек, увидев в их окне свет и странные движения, позвонил в полицию. Думаю, что умственные перегрузки и стресс сделали своё дело – подорвали психику. Наверняка с ума посходили. К тому же, вероятно, увлеклись ещё каким-то оккультным учением о переселении душ или тому подобным. Сами знаете, сколько сейчас у нас этой ереси и как она овладевает умами людей. Кстати, руководитель научной группы – Николай – всегда был, мягко говоря, человеком со странностями. Всерьёз рассуждал о бессмертии людей и идеальном обществе.

– Идеальном обществе? В каком смысле идеальном? – переспросил следователь.

– Помните, наверное, из курса философии утопические идеи о государстве всеобщего благоденствия, справедливости, равенстве всех, ну и так далее? В общем, сказки… я бы сказал даже – бред воспалённого сознания философов.

– Помню такие. Я тоже в юности любил философию и увлекался этими идеями. Они и меня завораживали. По-вашему, я тоже странный человек и должен кончить жизнь таким же образом?

– Ну вы-то наверняка понимали, что всё это недостижимо как минимум в силу корыстной, эгоистичной и собственнической природы человека. Какое может быть равенство и всеобщее благоденствие, пока люди обладают этими порочными качествами. А потом… одно дело – просто увлекаться теориями, как вы, и совсем другое – быть одержимым ими, как он. Все обратили внимание на ту маниакальную ненависть, которая возникала в его взгляде, когда кто-либо пытался доказать, что всё это лишь плоды извращённого философствования.

– Пожалуй, соглашусь с вами в том, что есть большая разница между одержимостью и увлечением. Мне нужно осмотреть их кабинет, вы проводите к нему?

– К сожалению, сейчас мы не сможем попасть туда, у меня нет кода двери кабинета, – с наигранным огорчением произнёс управляющий. – У нас, знаете ли, здесь почти режимный объект, всё на кодах, паролях, электронных карточках. Ну ничего, я сейчас же запрошу код у администрации наукограда, и, как только они мне сообщат его, мы сможем осмотреть кабинет.

– Жаль, придётся вызывать коллег и ломать дверь, – решительно ответил следователь и демонстративно потянулся за рацией.

– Не надо! – крикнул Собакин. – Сейчас решим эту проблему. Честно говоря, у меня есть пароли ко всем кабинетам нашего здания. Я получил их, так скажем, не совсем официально для того, чтобы случись что… например, пожар, потоп или ещё какое ЧП… оперативно отреагировать. Знаете же, какие учёные рассеянные, то прибор забудут выключить, то воду.

С этими словами Собакин залез во внутренний карман пиджака, вытащил из него записную книжку и начал пролистывать её.

Сквозь его неспешные аристократические движения Григориус увидел, как на одной из страниц мелькнул знакомый символ в виде круга с горизонтально расположенной восьмёркой внутри. Шустрый следователь мгновенно вцепился в тонкие пальцы Собакина, сжав их с такой силой, что они захрустели в фалангах. Не позволяя им перелистнуть страницу, он принялся рассматривать изображение. Под символом небрежным почерком была нанесена дата, которая соответствовала дню, предшествующему гибели учёных. Ниже неё указывалось время – 12.00.

Собакин поначалу скорчился от боли. Однако, невольно опустив взгляд вниз и увидев, что изображено на открытой странице, он мгновенно обомлел и изменился в лице. Его глаза выражали неподдельный страх и ужас.

– Точно такой же символ был обнаружен на месте гибели учёных. Что он означает и какое отношение вы имеете к нему? – грозно спросил следователь, почувствовав, что наконец уцепился за важную ниточку, которая приведёт его к большому клубочку хитросплетений этого загадочного преступления.

Следователь знал, что в подобных случаях надо действовать стремительно, так как под действием стрессовой ситуации невольно запускается активный процесс мозговой деятельности, при котором значительно усиливается фантазия, из которой, словно из покачнувшейся переполненной водой чаши, начинает небрежно выплёскиваться наружу поток надуманных отговорок и оправданий. Вместе с этим стресс снижает и уровень критики. Поэтому родившиеся с ходу версии зачастую бывают маловероятны и неправдоподобны. В такой ситуации крайне важно не дать обманщику время на то, чтобы сопоставить вымышленную информацию с реальными фактами, скорректировать и усилить логическую связь между ними. Дабы избежать этого, Григориус резким командным голосом поторопил Собакина с ответом. Однако, похоже, было уже поздно. Мозг Собакина работал настолько быстро, что он к этому времени уже принял серьёзный вид и начал давать конкретные и на удивление вполне внятные пояснения.

– Этот странный знак я как-то раз случайно увидел на бумажке, лежавшей на столе у Николая. До назначения на руководящую должность я работал учёным-криптографом¹ и по роду деятельности интересовался различными символами, эмблемами, обозначениями и зашифрованными в них тайными смыслами. Вот и этот знак увлёк меня. Не получив от Николая внятного ответа на вопрос, что он означает, я перерисовал его себе в блокнот и начал искать информацию о нём во всевозможных научных, околонаучных и даже ненаучных источниках.

– И что, нашли?

– В подобном сочетании символ не встречался ни в одном из известных учений. Если брать по-отдельности, то оба они, в сущности, означают одно и то же – бесконечность, отсутствие границ, неподвластность какому-либо измерению. Только знак горизонтальной восьмёрки обычно символизирует земную бесконечность, тогда как круг – космическую или вселенскую. Получается, что этим символом обозначена некая связь земли и космоса на уровне бесконечности. Полагаю, что суть оккультного учения моих умерших коллег как раз и сводилась к тому, чтобы через самоубийство перейти из одной формы необъятности в другую. Вот вам и готовый мотив их поступка.

– Хорошо, допустим так. А что означают эти дата и время? – поинтересовался Григориус.

– Сейчас уже не припомню, вероятно, я случайно записал на этом листке информацию о каком-то нашем внутреннем мероприятии. Возможно, проводил рабочее совещание или ещё что. Но символ никак не связан с этими цифрами, – уверенно ответил Собакин.

Следователь усомнился в его словах, поскольку было видно, что символ и числа были написаны одной и той же синей ручкой с достаточно редким фиолетовым оттенком, однако фактов, достаточных для того, чтобы вывести лжеца на чистую воду, у него было.

Разочарованный неспособностью противопоставить железным доводам чиновника никаких убедительных контраргументов, следователь наконец ослабил свою мёртвую хватку. Собакин тут же выхватил покрасневшую руку и, немного потерев её, продолжил листать записную книжку, остановившись на странице, где в столбик были записаны номера кабинетов, напротив которых виднелись четырёхзначные цифры.

– Да, вот они и есть – те самые коды от дверей, – произнёс Собакин с безобидной, слегка ехидной улыбкой, будто бы и не было тех неприятных минут словесного поединка, когда он, подобно загнанному в угол ринга боксёру, находился на грани нокаута.

С чувством потаённой обиды друг на друга, однако натянутой улыбкой мужчины направились в сторону кабинета учёных по длинному извилистому коридору, увешанному портретами известных научных деятелей прошлого и настоящего, а также плакатами со сложными и непонятными схемами, чертежами и формулами. Периодически путь им преграждали массивные двери, которые отпирались путём введения пароля или приложения к считывающему устройству специальной идентификационной карты, которая висела на шнурке, надетом на шею Собакина.

Пока они шли к кабинету, следователь погрузился в себя и начал раскладывать по полочкам логического мышления состоявшийся диалог с Собакиным. «А он не так прост, как кажется… умный, гибкий, изворотливый, умеет держать удар и давать сдачу. Очевидно, что знает гораздо больше, чем сообщил. Расколоть такого с ходу не получится. Ну ничего, пусть даст мне ещё хоть один повод, ещё одну зацепку, я быстро выведу его на чистую воду. Говорить он любит, а у таких разговорчивых обычно проскальзывают случайные проговорки, противоречия с ранее сказанным, повышенный интерес к определённой теме… Стоп. Явный интерес к одной теме он уже проявил… Постоянно и навязчиво пытался навести меня на мысль, что произошедшее – это банальное самоубийство по религиозным мотивам. Даже собственную трактовку этого таинственного символа подбрасывал, чтобы у меня не возникло сомнений. Какую тайну он хочет прикрыть этим мотивом… а главное – зачем ему всё это?..»

Размышления следователя прервал звонкий голос Собакина:

– Ну вот мы и пришли.

Управляющий несколько раз ткнул пальцем в миниатюрный дисплей, встроенный в дверь кабинета учёных, и она отворилась.

Помещение представляло собой небольшую комнату в форме правильного восьмиугольника. Однако то, во что были превращены его интерьеры видными учёными, скорее напоминало не рабочий кабинет, а жилище холостяков, в которое много лет не ступала нога женщины. Повсюду были разбросаны личные вещи, хаотично смешанные с приборами и книгами по программированию, нейропсихологии, компьютерной и научно-исследовательской технике.

На рабочем столе, неподалёку от компьютера, одиноко стояли три недопитые чашки, вокруг которых виднелись крошки от хлеба и другие остатки пищи.

– А туалет у вас где? – спросил следователь.

– В противоположной стороне коридора. Пойдёмте, я вас провожу, а то там на пути ещё одна кодовая дверь.

– Спасибо, мне не надо, – ответил следователь.

Вопрос этот был неслучайным. Вокруг стоял характерный неприятный запах, который наводил следователя на мысль о настолько полном и безоговорочном погружении учёных в своё исследование, что помещение это, как он полагал, без тени смущения могло быть изредка использовано даже в качестве места для отправления естественной нужды, дабы длинный путь в другой конец коридора, который в порыве творчества мог показаться вечностью, не прерывал высокий полёт научной мысли.

Даже сообразительный Собакин, увидев эту удручающую обстановку, в какой-то момент растерялся и, удивлённо озираясь по сторонам, безуспешно пытался понять, что здесь могло произойти и как наиболее корректно, нейтрально и правдоподобно объяснить это мракобесие следователю.

– Извините, здесь небольшой творческий беспорядок, – выдавил он, не найдя ничего более подходящего.

– Я вижу. У вас тут что, не убираются?

– Вообще у нас убираются, но они, по всей видимости, отказались от уборщицы. Такое у учёных часто практикуется, дабы избежать любого контакта посторонних с оборудованием, веществами, ну и вообще, чтобы никто не перестраивал их привычную рабочую обстановку. Но тут, я согласен, небольшой перебор. Честно говоря, я не заходил в этот кабинет после того, как выделил им его.

– Это заметно.

Посередине кабинета стояли три кушетки. Они располагались по кругу таким образом, что изголовья примыкали друг к другу, в результате чего напоминали гармонично упорядоченные лепестки лотоса, одиноко стоящего посреди поля хаоса и беспорядка.

На одной из кроватей лежали два шлема, похожие на велосипедные. Следователь взял один из них и внимательно рассмотрел. Видно, что шлем переделан. На внутренней его стороне, в области, прилегающей к теменной и затылочной частям головы, в головной убор были вмонтированы небольшие электроды, а в защитное стекло встроен миниатюрный жидкокристаллический монитор.

Увидев в руках Григориуса шлем, Собакин заметно занервничал и в несвойственной ему, почти командной манере заявил: