Kitobni o'qish: «Гошка-волчонок», sahifa 2

– Да. А что, это смешно?

– Нет, конечно! Это здорово! А я здесь ухаживаю за совами и тоже разговариваю с ними, и они слушают. А Кешка и Венька говорят, что я сама становлюсь похожа на сову и скоро в неё совсем превращусь. Сами они ни за кем не ухаживают. Это дело, видите ли, не для них, у них в жизни другое назначение. Венька хочет стать банкиром, а Кешка – генералом. Они скоро приедут.

– Кешка? Ух ты. Это имя такое? Или прозвище? Никогда не слышал. Кеша – это от кэш? «Наличные деньги» на английском? Как в рекламе говорят: «Возврат кэшем».

– Нет. Кеша – это от Иннокентий. Был актёр с таким именем. Кешкина мамаша хотела, чтобы и он стал актёром, и так его назвала. Он говорит, что будет командовать людьми. А Венька говорит, что он будет управлять деньгами, а значит, и людьми. И военными тоже. Кешка кричит, что военные у любого банкира все деньги отберут, если захотят. Из-за этого они ругаются, руками размахивают. Как маленькие, честное слово. А в результате в их делах Кешка громко командует, а Венька тихо управляет. Всё равно всеми Бог правит, так бабушка говорила.

– Ты веришь в Бога? Вот и крестик носишь.

– Не очень. Я несколько раз просила у него, чтобы помог в важных делах. Не помог.

– В каких делах?

– Чтобы бабушка не умерла. Чтобы к доске в этот день не вызвали. Чтобы он показался мне, какой он есть, хоть на минуточку. Не-а. А Донна тебя слушает?

– Слушает. А где она? Эх, ушла к себе. Жаль…

– Она людей не любит.

– Я ей про тебя расскажу, она тебя тоже станет слушать. А сейчас давай пойдём к твоим совам. Они в меня когтями не вцепятся?

– Что ты, они добрые. И ты ведь не мышь.

Птицы оказались интересными. Особенно после Таниных рассказов о них. Гошка прямо заслушался. У них, оказывается, самый бесшумный полёт из всех птиц на свете. У них уши, правое и левое, на разной высоте, и поэтому они могут определить точное расстояние до мыши, которая шуршит под снегом. И видят они ночью просто замечательно!

– Вот бы стать ненадолго совой, тихо и мягко лететь над землёй и всё-всё видеть и слышать, как совы, – закончила свой рассказ Таня.

Совы, четыре штуки, были очень симпатичными. Когда Гошка с Таней вошли в вольер, они тут же к ним слетелись, а две даже сели Тане на плечи. А на Гошку не сели. Но общаться с птицами, как, например, с Донной, ему не хотелось, да и, наверное, это было невозможно.

Гошка сказал об этом Тане, но она не согласилась. С воронами, например, вполне можно разговаривать, они всё понимают. И благодарят за то, что их кормят: приносят иногда мелкие вещицы в подарок – яркие бумажки, пуговицы, даже монетки. А одна ворона даже принесла ей маленькую серебряную ложечку и положила на подоконник. Украла где-то. Гошка сказал, что Таня скупщица краденого. Она сначала засверкала глазами, но потом рассмеялась.

За разговорами они подошли к озеру. Оно было большое: дальний берег едва виден. Гошка с Таней спустились к воде. Недалеко от берега свободно плавали лебеди. А журавлей не было, и Таня сказала, что они сейчас кормятся на болотах в лесу, а на озеро вернутся к ночи.

Сзади хрипловато гавкнули. Гошка оглянулся и увидел Фагота, он стоял и смотрел на него. Гошка даже не заметил, что спросил у него, как у человека: «В чём дело?» Фагот гавкнул снова, повернулся и медленно пошёл, оглядываясь, к жилым домам. Явно звал Гошку идти за ним. Таня догадалась первая:

– Не иначе как тётя Тоня его послала тебя найти. Зовёт ужинать, или ты зачем-то понадобился.

– Ужин! – спохватился Гошка. – Дед, наверное, уже пришёл. Побегу. Спасибо тебе. Завтра увидимся?

– Ага. Я тоже домой, только загляну на минутку к своим совам.

На следующий день была уборка клеток. Гошка разговаривал с Донной, когда пришёл Василий. Он попросил Гошку уйти, и почти сразу Донна вернулась в свой дом. Василий зашёл сбоку от клетки и оттуда задвинул дверцу дома, так что волчица не могла выйти из него, потом снял замок, открыл сетчатую дверь, и они с Гошкой быстро вычистили и вымыли всю клетку.

– Молодец, – похвалил Василий. – Дома тоже помогаешь?

Гошка сделал вид, что не услышал вопроса. Дома он маме не помогал.

– А у неё в доме как убирают? – спросил он.

– Так же. Во время обеда, когда волчица выходит из домика в клетку, за ней закрывают выход, открывают наружную дверцу в домик позади клетки и всё внутри чистят. Она не любит нашу уборку: пол остаётся мокрый. Ну что, пойдёшь или её дождёшься, поговорить?

– Подожду.

Василий вытащил задвижку и ушёл, а Гошка стал ждать, когда волчица выйдет. День был жаркий, пол в клетке быстро высыхал. Наконец волчица вышла из своего дома-логова и, осторожно обходя мокрые пятна на полу, подошла к Гошке и села.

– Привет, – сказал Гошка. – Хочешь, ещё расскажу про Наташку? Как Федька хотел с ней дружить. И дарил ей всякие подарки, а она не брала, потому что дружила со мной.

Волчица легла, положила голову на лапы и стала слушать. Через некоторое время она вдруг подняла голову и стала глядеть мимо Гошки. Он оглянулся. Недалеко от клетки стояла Таня и смотрела на них с Донной, но не подходила ближе.

«Молодец, – подумал Гошка. – Всё понимает».

Он повернулся к волчице:

– Донна, а можно она тоже посидит с нами? Она правильная девчонка. Умная. Совы её любят. Можно? Таня, подходи, только медленно…

Таня сделала несколько шагов и села на траву. Донна снова опустила голову на лапы. Гошка перестал рассказывать про Наташку и стал описывать бассейн, в который отец его, ещё пятилетнего, отвёл учиться плавать.

– А я не умею плавать, – сказала Таня.

Донна подняла голову и снова опустила на лапы.

– Совсем не умеешь? – изумился Гошка.

– Я воды боюсь. Как до шеи дойдёт, я сразу выскакиваю. Меня папа здесь, на озере, на руках в воду вносил и со мной приседал, а я зажмуривалась и вся замирала. Как только вода мне до шеи доходила, я такой визг поднимала, что он сразу на берег со мной выбегал.

Гошка вскочил. Волчица тоже встала.

– Я тебя научу. В бассейне в нашей малышовой группе была одна такая девчонка. Тренер в фойе, ну, там, где нас родные ждали, которые в бассейн нас приводили, её бабушке объяснял, что надо делать дома, чтобы приучить к воде, а я услышал. Надо налить тёплой воды в таз, велеть ей опустить лицо в воду и выдувать воздух. И так много раз. И чтобы сначала держалась руками за края таза. А потом чтобы уже не держалась. И так три раза в день. Когда она через неделю пришла, сразу научилась в воде приседать с головой и не боялась.

– Но ведь я… – начала Таня.

– Да нет, – перебил её Гошка. – Всё равно получится…

Рассказывая, Гошка приседал, размахивал руками, вдыхал и выдыхал воздух. Волчица вскочила и вместе с Таней смотрела на него. И как-то незаметно получилось, что Таня и Гошка вместе оказались возле клетки, размахивали руками, спорили, а волчица с интересом наблюдала за ними.

Гошка опомнился первый.

– Танька, смотри. Донна с нами обоими. Не ушла. Ура!

Таня оглянулась.

Волчица уже лежала и смотрела на неё и не собиралась уходить.

– Ой! Она и меня признала. Как хорошо. А мои совы тебя сразу не боялись. Я сейчас дома попробую опускать лицо в таз, а после обеда пойдём на озеро?

– Пойдём.

– Только я купаться не буду. Боюсь. На озере дно хорошее, песчаное только там, где речка впадает. Река песок нанесла. А в остальных местах дно очень илистое, ноги сразу тонут по колено, вылезаешь такая черноногая. Дальше начинаются водоросли, густые, длинные… Можно запутаться. Зато где речка впадает, вода в озере очень холодная.

– Ты сама совсем не купаешься? Только у папы на руках?

– Ну что ты. В моём возрасте – и у папы на руках! Я захожу в воду по пояс и сразу выскакиваю. Но всё равно пойдём. Ты, если захочешь, поплаваешь, а я посмотрю. Но лучше не надо. Опасно, даже если ты хорошо плаваешь.

Гошка не поверил. За обедом он сказал деду, что хочет искупаться в озере.

– Можно мне взять какое-нибудь полотенце, чтобы вытереться? Таня сказала, что хорошее дно только, где речка впадает, но вода от неё очень холодная. Почему?

– Наверное, где-то поблизости в неё впадают донные родники. А почему они такие холодные, мы не знаем. Геологи сказали, что на глубине вечная мерзлота и родники оттуда. А купаться вам одним, без взрослых, не надо. Не разрешаю. В выходные вместе пойдём на озеро. Там вода тёплая, мостки сделаны. Идёшь по деревянной дорожке на сваях до глубины и там спускаешься по лесенке прямо в чистую воду. И водоросли тебя не достают. Там весь наш народ плавает. Специально сделали, чтобы в иле не пачкаться.

– А Таню возьмём с собой? Только она плавать не умеет.

– Наденем на неё надувной круг, и в нём поплывёт, если захочет. А сегодня не надо. Обещаешь? И возьми у Тони поролоновый коврик, на нём полежишь, позагораешь. Не перележи только. Солнце сильное, на прохладном ветерке от речки не заметишь, как обгоришь. Там кусты рядом, возле них и расположитесь в тени. И телефон свой возьми, так, на всякий случай. Сегодня связь хорошая.

Гошка и Таня лежали на просторном коврике и молчали. Было так спокойно, так хорошо, так лениво, что даже не хотелось говорить. Только жарко. Прохлада от речки, когда лежишь, почти не чувствовалась. Таня встала, сняла косынку, собрала волосы узлом и стала закалывать их на затылке.

«Красивая, – думал Гоша. – Не хуже Наташки… Но Наташка бы сейчас себя вовсю показывала и глазом на меня косила: восхищаюсь ли я ею. А Танька про такое даже и не думает. И про наряды ещё ни разу ничего не сказала. И сколько про зверей и птиц знает. Увлечённая. А почему с Наташкой неинтересно, когда она болтает, а с Таней интересно, даже когда она молчит?»

Ему вдруг очень захотелось сфотографировать Таню – прямую, тонкую, с поднятыми руками. Он достал телефон, щёлкнул и полюбовался снимком. Таня оглянулась, глаза у неё расширились и потемнели.

– Не надо, – сказала она тихо.

– Почему? – удивился Гошка.

Таня долго молчала. Гошка замер в ожидании.

– Бабушка говорила, это плохая примета, – сказала она наконец. – К скорому расставанию. Сотри, пожалуйста. И не снимай меня больше.

– Но ведь все друг друга фотографируют и не расстаются…

– Не надо, – повторила Таня, не отводя от него ставших почти чёрными глаз.

Гошка понял, что отказывать Тане в этой её просьбе нельзя. Он кивнул, ещё раз поглядел на снимок и вдруг почувствовал, что очень не хочет с ним расстаться. Он сделал вид, что стёр его, и спрятал телефон. Таня вздохнула, легла на коврик.

– Ты не хочешь, чтобы мы с тобой расстались? – спросил Гошка осторожно.

Таня улыбнулась:

– Не хочу, чтобы ты уехал. С тобой интересно разговаривать, и слушать ты умеешь. И дело себе сразу нашёл – вон, за Донной ухаживаешь… И не надуваешься, ничего из себя не изображаешь. А уедешь – опять всё лето придётся только с Кешкой и Венькой общаться. Дел у них нет, друг с другом скучно, вот они и пристают ко мне для развлечения. Мешают работать, глупости говорят, гогочут дурацкими голосами и смотрят: ну как? Противные они. Брр!

Гошка подумал, что хотел бы услышать немного другой ответ, удивился этому, опустил голову на руки и затих. И вдруг неожиданно для самого себя сказал:

– Дед говорил, что к Биостанции приходит ночами большой волчище. Он считает, что это муж Донны. Ведь волки женятся один раз на всю жизнь.

– И некоторые птицы тоже, – подхватила Таня. – Альбатросы например, лебеди. И люди так должны. Я когда выйду замуж, то на всю жизнь. А ты?

– Не знаю, – не сразу ответил Гошка. – Никогда не думал об этом.

С высокого берега посыпались мелкие камушки. Гошка поднял голову. К ним неторопливо спускался большой чёрный пёс.

– Ты Гобой или Фагот? – спросил Гошка.

Пёс хрипловато гавкнул и улёгся в тени недалеко от них, раскрыв пасть и часто дыша.

Таня подняла голову.

– Фагот, – сказала она со вздохом. – На него даже смотреть тяжело. Каково ему в такой шубе сейчас… А чего это он сюда пришёл? Он обычно возле тёти Тони находится, когда она на работе. Лежит где-нибудь в тени или где есть кондиционер. Егор, намочи мою косынку и выжми на него, может, ему станет чуть легче.

Гошка поднялся, взял косынку и пошёл к озеру. Пёс тут же пошёл за ним. Не успел Гошка наклониться к воде, как пёс оказался перед ним и стал оттеснять его обратно.

– Ты что! – изумился Гошка.

– Всё ясно, – услышал он Танин голос. – Он ведь из той породы, которая охраняет детей на пляжах, вытаскивает из воды, когда они плавают, и всё такое. Ой, Егор, а не тётя ли Тоня прислала его проследить, чтобы мы не стали тайком купаться? Ну-у, тогда нам к воде не подойти.

Гошка стоял с косынкой, не зная, что делать, и вдруг осенило. Он свернул косынку клубком и кинул в воду.

– Принеси, – скомандовал он псу.

Фагот послушно скакнул в воду и вернулся с мокрой косынкой. Шерсть на ногах и на брюхе была мокрой. Гошка взял из его пасти косынку даже не холодную, а просто ледяную, будто из холодильника, и вдруг ощутил, какое облегчение испытал пёс в воде. Гошка вернулся к Тане и приложил косынку к её спине. Таня взвизгнула, вскочила и засмеялась, взяла косынку и стала обтирать лицо, шею, руки, ноги… Выжала косынку на купальник. Гошка с трудом отвёл от неё взгляд.

Пёс уже опять стоял в воде и пил. Гошка снова кинул ему косынку, пёс принёс её ему, и Гошка с наслаждением обтёрся сам. Пёс подошёл к Гошке и отряхнулся, обдав его холодными брызгами, будто решил поделиться с ним прохладой. Гошка аж зажмурился от удовольствия, чуть постоял и упал на коврик рядом с Таней. Пёс улёгся с другой стороны. Таня медленно гладила его, запутываясь пальцами в мокрой прохладной шерсти. Было хорошо.

Вдруг пёс поднял голову и стал глядеть на высокий берег. Гошка проследил за его взглядом. Наверху стояли двое мальчишек, вроде бы его возраста. Посыпались камешки – мальчишки спускались к ним. Подняла голову и Таня.

– А вот и Кешка с Венькой приехали, Генерал и Банкир, – негромко сказала она. – Я тебе говорила. Ну, теперь покоя не будет.

– Почему? – удивился Гошка.

Таня не ответила. Мальчишки подошли к ним и уставились на Гошку. Он встал.

Один был чуть выше Гошки, худой, с торчащими волосами и недовольной бледной физиономией. На шее жёлтая цепь. Он сразу и сильно не понравился Гошке. Второй пониже, толстоватый, румяненький, с улыбочкой и быстрыми прищуренными глазками на круглой, как мяч, морде, тоже не вызывал большой симпатии.

«Тощий – Генерал, толстый – Банкир», – подумал Гошка. Мальчишки молча разглядывали его, молчал и Гошка.

Наконец Генерал подал голос:

– Ты кто такой? Чей? Откуда взялся? Здесь чего делаешь?

Голос был писклявый, резкий. Неприятный, как и сам мальчишка, и совсем не генеральский. Гошка даже усомнился, правильно ли он угадал, кто из них кто.

– А ты кто? – спросил он.

– Я первый спросил. Отвечай. Мы здесь живём, а ты приезжий.

Гошка молчал.

– Он внук Павла Петровича, приехал из Москвы, – ответила за него Таня.

– Я не тебя спросил. С тобой разговор ещё будет. Как увидела москвича, сразу старую дружбу забыла…

Таня стала медленно краснеть. Щёки, шея, лоб…

«Ух ты, – подумал Гошка. – Неужели так застыдилась?» Увидел её сузившиеся глаза и понял, что покраснела она от злости. Даже не от злости, а от гнева.

– У нас с тобой дружба, оказывается? Это ты ко мне перескочил, когда Сонька в другую школу перешла, и место возле меня освободилось, а Нинка Фигалина перестала давать тебе списывать. Надоело ей, что ты всё время шею свою длинную через её плечо тянешь и шипишь: «Убери руку, не видно… Подвинь тетрадку поближе…» Надо было и мне тебя прогнать, да мамаша твоя после родительского уж очень просила классную: «Он очень способный мальчик, но ему надо развивать внимание. Пусть Журавлёва помогает ему! Фигалина отказывается». Вот Ольга тебя и пересадила ко мне, способный ты наш. Друг он! А помнишь, ты горшок с бегонией разбил, по всему полу грязь развёз и свалил на меня?! Ольга оставила нас с тобой класс убирать, а Филька и Сенька из «В» явились деньги отбирать. Так ты боком, боком и исчез. Я одна от них грязной тряпкой отбивалась. Хорошо, мимо шли десятиклассники, мой крик услышали и надавали им. Они теперь за километр меня обходят.

Гошка засмеялся. Банкир ехидно улыбнулся и отвернулся, пряча улыбку. Генерал побледнел ещё больше, поднял руки и шагнул к Тане.

– Да я тебя… – начал он.

– Стой, где стоишь, – негромко сказал Гошка. – И ручонки в карманы спрячь, чтобы зря не болтались.

После такого оскорбления должна начаться драка. Драться при Тане Гошке не хотелось, противное это зрелище, но смолчать было нельзя. Таня могла перестать его уважать, а он себя – тем более. Вообще-то он почти не сомневался, что в драку эти двое не полезут. Дома, в Москве, ему приходилось драться, и на тренировках по самбо он научился чувствовать, когда противник собирается напасть всерьёз, а когда только пугает.

Генерал открыл рот, захлопнул его, снова открыл, не зная, что делать, оглянулся на Банкира, и тот пришёл ему на помощь:

– Кеша, не забудь, это внук директора, потому он такой храбрый. Знает, что мы не станем его бить, потому что он нажалуется деду-директору и у наших родителей будут неприятности.

Гошка аж онемел от такого подлого обвинения. Уже себя не помня, он двинулся на них, и вдруг перед ним оказался Фагот. Глядя на мальчишек, он стал теснить Гошку назад, как тогда от воды. И Гошка опомнился: кинешься на них, заявят, что он полез, понимая, что ему не ответят. Ну, гад хитрый… И тут раздался смех – смеялась Таня:

– Ну, вот и познакомились. Егор, нам к зверям пора. Это им делать нечего, а у нас работа. А вы сюда купаться пришли?

– Не-е, – нормально, по-человечески, ответил Банкир. – Зачем спрашиваешь? Ты же знаешь, здесь вода ледяная, купаться нельзя, руки-ноги отнимаются, и течение в озеро уносит. Мы тебя искали. Ладно, давай знакомиться. Я – Вениамин, Веня, он – Иннокентий, Кеша. А ты – Егор. А дома тебя как зовут?

Он протянул руку.

– Я Георгий. Дома зовут Егор, – ответил Гошка и нехотя пожал раскрытую ладонь.

– Георгий – значит, Жорик или Гогочка, – вступил в разговор Генерал Кеша.

Гошку передёрнуло, но он сдержался. Покажешь, что не нравится, начнут специально так звать. Сталкивался уже с этим…

– Егор, – повторил он и сжал кулаки.

Банкир Венька заметил это и вступил в разговор:

– Тебе не нравится, когда тебя так зовут? Не будем. А почему не купаетесь?

– Сам сказал только что. И дед меня предупредил, что место опасное: течение и вода холодная.

– Ну и что, если холодная. – Генерал Кеша явно нарывался на скандал. – Мы, сибиряки, холода не боимся. Это вы, москвичи, из дома в метро, из метро на автобус и в другой дом. А мы, сибиряки…

– Ну так искупайся, – ответил Гошка.

– Плавки не захватил, – буркнул Кеша.

Таня хихикнула.

– Ну, ладно, – сказала она. – Пора делами заняться. Пойдём, Егор?

Гошка кивнул, поднял вёдрышко с водой из речки для Донны, подхватил коврик и первым полез на высокий берег. Таня и пёс пошли за ним. Будущие генерал и банкир смотрели им вслед.

– Егор, – спросила Таня, когда они поднялись наверх, – а ты и вправду стал бы с ними драться, если бы они не испугались? Их ведь двое…

Гошка даже остановился и уставился на Таню:

– Как это? А если бы он захотел тебя ударить? Мне что, надо было боком, боком и исчезнуть? Как он тогда, в классе?

Таня отвела глаза и ничего не ответила.

Таня пошла разбираться со своими совами – что-то они с утра плохо ели, может быть, из-за жары. А Гошка пошёл к волчице. Её не было видно. Гошка вытащил ящик-кормушку, выплеснул нагревшуюся мутноватую воду и налил в миску свежую, холодную, из реки. Волчица сразу вышла из дома и стала жадно пить. Гошка дважды доливал воду ей в миску. Потом она вздохнула, легла и положила голову на лапы. Клетка её в это время дня была уже в тени. Гошка уселся на коврик и стал рассказывать про встречу с этими двумя, Кешкой и Венькой:

– Жориком меня назвал! Гогой! А сам-то кто? Кекешка, Кишка! А этот, Венька-веник, блин масленый, гад хитрый! И в морду не дашь, скажут, что такой храбрый, потому что дед директор. И Танька явно не хотела, чтобы случилась драка. Интересно, она боялась, что они меня побьют вдвоём, или за них беспокоилась? Или скандала не хотела? Вообще, Донна, есть девчонки, которые любят смотреть, как мальчишки дерутся, а если из-за них – особенно. Такие – дрянь. А есть, которые вообще драк не любят, если подерёмся, сразу уходят. Наташка такая. Правда, когда её Васька толкнул нарочно, она упала и коленку разбила, а я его за это при ней об стенку треснул как следует, она потом мне спасибо сказала. Ну, это понятно. Танька, наверное, тоже такая. Если они её обидят, а я отомщу, она будет рада. Она хорошая девчонка, вот и ты её признала, мне это приятно… Ой, слушай, я сегодня сфотографировал её, а она попросила снимок стереть. Сказала, что фотографировать – к разлуке. Смешно. Наташка, наоборот, очень любит, когда её снимают. А давай я тебя сниму…

Гошка вытащил телефон и поймал в объектив волчицу. И изумился снова: волчица вдруг вскочила и быстро ушла в дом. Гошка замер. Он спрятал телефон – волчица выглянула из дома, снова достал – она опять скрылась. Гошка положил телефон на коврик и отошёл от него. Волчица вышла и подошла к сетке.

«Чудеса! – подумал Гошка. – Что они, сговорились с Танькой? Надо будет записать в блокнот для деда».

Зазвонил телефон. Это была тётя Тоня:

– Егор, домой.

Гошка поднялся, долил волчице в миску чистой воды, попрощался и пошёл к дому.

– Тётя Тоня, это ты прислала Фагота, чтобы он не пускал меня в воду? – спросил он за ужином.

– Да.

– А почему? Я же обещал, что не буду купаться.

– Егор, я ведь ещё не знаю тебя достаточно хорошо и волнуюсь. Место там опасное, а мы с Павлом за тебя отвечаем. Я и Павла спросила, и он сказал, что ты вроде бы слово держишь, но лучше подстраховаться.

Гошка оглянулся на деда. Тот молча жевал, глаза у него были весёлые.

– Дед, ты не поверил моему слову? – спросил он.

– Поверил. Но обстоятельства иногда бывают сильнее нас. Вдруг девочка стала бы купаться и её понесло течением от берега. Ты ведь бросился бы её спасать. Или если бы мальчишки обвинили тебя в трусости, ты мог не выдержать насмешек и полезть в воду. А ты мне внук, да и перед твоими родителями я за тебя отвечаю. А так в любом случае тебя в воду не пустил бы пёс. И девочку бы не пустил… Тоня послала Фагота, и все спокойны. А как бы ты поступил на моём месте?

Гошка подумал и ткнулся деду в плечо головой.

– Завтра воскресенье, пойдёшь на мостки купаться. Там много народу будет. Если что, не дадут утонуть.

В воскресенье на большой лужайке собралось чуть ли не всё население Биостанции. Из сарая на краю поляны выносили топчаны и устраивались на них. От берега в озеро уходили широкие, основательные мостки с перилами и несколькими лестничками в воду, ближе и дальше от берега. Дед и тётя Тоня не пошли. Дед заявил, что ему встреч с сотрудниками и так хватает и он лучше отдохнёт дома. А Егорка пусть идёт и обязательно захватит рубашку, чтобы не обгореть, потому что места в тени кустов может не хватить. И попросил Василия присмотреть за Гошкой, чтобы он без него не купался. Гошка вздохнул и, зажав под мышкой коврик, пошёл один.

На поляне Гошка нашёл более или менее удобное место, развернул коврик и огляделся. Все были среди своих друзей или родных, только Гошка один. А вон там Генерал Кеша и его родичи: папаша – гора, а мамаша, как палка. Рядом с ними семейство Банкира Веньки. Его родители были обыкновенные. Наверное, дружат семьями. А вон и Василий с какой-то девушкой… Разговаривают.

«Василию не до меня, – подумал Гошка. – А где Таня? Вон она, с родителями, чего-то матери говорит, меня не ищет. Ну и ладно, пока полежу, потом пойду окунусь».

Гошка лёг на живот, голову опустил на руки и закрыл глаза.

Было хорошо. С озера тянуло прохладой, солнце светило сквозь лёгкую облачную дымку и не жгло.

«А если бы дед не взял меня сюда, а мои родители отпустили бы меня на дачу к Наташке, было бы так же хорошо? Нет, так хорошо не было бы, – вдруг чётко понял он. – А почему? Не знаю…»

Разбираться почему было лень, и Гошка стал думать о другом: «А волки загорают или, наоборот, прячутся от солнца, потому что им и так жарко летом в их густой шубе? Спрошу у деда».

В бок толкнули. Гошка поднял голову. Над ним стояли Генерал Кешка и Банкир Венька.

– А почему один, Гога? Где твой дед-директор? Не боится, что ты без него станешь купаться? Или ты и здесь в воду не пойдёшь? Ты плавать-то умеешь? – пропищал Генерал.

– Ты, я вижу, ни воды, ни еды с собой не взял, – вступил в разговор Банкир Венька.

Тон его был добрый, участливый, но почему-то ужасно раздражал.

– Захочешь пить или есть, подходи к нам, накормим, напоим…

Гошку жгло от злости. Мало того что этот гад писклявый ткнул его ногой, так ещё и разговаривает так, будто генерал со своим солдатом. Эх, дать бы ему по морде… Но – нельзя. И этот, Венька, змей ласковый: «Приходи, бедненький, подадим, так и быть, чего-нибудь из оставшегося…» Умеет ущипнуть. Что же им ответить?

Гошка встал.

– Дядя Василий, – крикнул он, – можно, я пойду искупаюсь?

Василий вскочил и подошёл к ним.

– Давай. Я постою на берегу, посмотрю. Если понадобится, помогу.

Они прошли по мосткам. Гошка осторожно слез по ступенькам в воду, подержался за перекладину, отцепился и поплыл по-собачьи, задрав голову высоко над водой, сопя и отдуваясь. Генерал насмешливо глядел на него, потом оттолкнулся, красиво прыгнул в воду, вынырнул и, сильно загребая, сделал круг в воде и подплыл к Гошке:

– Ну как, москвич? Не утонешь? Глаза-то не таращи, вывалятся.

Гошка оглянулся. На берегу рядом с Василием стояла Таня, прижав кулачки к подбородку, и смотрела на него. В глазах её были страх и жалость.

«Меня жалеет, – весело подумал Гошка. – Забыла, наверное, что я в бассейн ходил».

Банкир Венька, склонив голову набок, с интересом глядел на них.

– Да не бойся ты, – продолжал Генерал. – Окунись с головой, может, перестанешь воды бояться и по-настоящему плавать начнёшь. Вот, смотри…

Он подплыл к Гошке и, положив руки ему на плечи, с силой вогнал его в воду. Таня вскрикнула, Василий побежал по мосткам и прыгнул в воду. Гошка привычно ушёл на глубину, развернулся под водой и, ухватив Генерала за ноги, дёрнул вниз. И с радостью увидел перед своим лицом его глаза, выпученные от изумления и страха. Генерал беспорядочно дёргал ногами, пытаясь выбраться, но Гошка цепко держал его, не давая подняться. Потом отпустил и даже подтолкнул вверх, всплыл и сам, в несколько взмахов подплыл к лесенке и вылез из воды. За ним из воды выбрался Василий. Генерал Кешка, кашляя и мотая головой, вылез вслед за ним и лёг на доски. Таня уже стояла на мостках и с изумлением глядела на Гошку. Василий улыбался.

– Ты что сделал, сволочь! – заорал, отдышавшись и придя в себя, Кешка. – Ты же меня чуть не утопил! Ты же умеешь плавать. Чего выкобенивался?! Почему не сказал?

– Извини, – огорчился Гошка. – Я испугался, когда ты стал меня топить. Очень уж неожиданно. Ухватился за что смог, а это оказался ты. Не сердись. Ты ведь сам сказал, что мне нужно только окунуться с головой и я научусь плавать. Вот я и научился.

Генерал опять закашлялся. Гошка даже почувствовал некоторое раскаяние.

«Может, не надо было его так?» – подумал он.

Генерал отдышался, встал, глаза его сузились.

– Ещё пожалеешь, Гога Московская, – тихо выдохнул он. – Здесь тебе не Москва, здесь Сибирь.

Раскаяния больше не было, прежняя злость снова вспыхнула в Гошке.

– Посмотрим, Кекешка Генеральская, – ответил он.

Венька опять отвернулся, чтобы скрыть злорадную усмешку. Таня улыбалась во весь рот и хлопала в ладоши.

– Ты почему сразу не подошёл ко мне? Идём к нам. Я маме и папе уже всё про тебя рассказала, и ты им нравишься. И то, что ты, когда пришёл, сразу не побежал к нам, тоже им понравилось. Пошли.

Василий хлопнул Гошку по плечу:

– Учился плавать? Вижу, что можно за тобой не следить. Просто будь осторожен и далеко не заплывай. Ладно?

Гошка кивнул.

Танины родители Гошке тоже сразу понравились. Они не спрашивали, кто его папа-мама, как он учится, с кем дружит и что там случилось в воде. Они просто улыбнулись, когда Таня подвела к ним Гошку, сразу налили ему стакан сока и дали бутерброд с вкусным мясом, которое оказалось копчёной олениной.

Пока он жевал, Танькина мама, Ольга Петровна, уже приготовила второй такой же, и Гошка сам не заметил, как съел и его. Он вспомнил мамины указания перед походом в гости: не набрасываться на чужую еду, будто тебя дома не кормят, есть не торопясь, локти не растопыривать, откусывать понемногу, не вести себя, как троглодит… Гошка не знал, кто такой троглодит, и на всякий случай не спрашивал: вдруг окажется, что это нечто ужасное или обидное. Он растерянно поглядел на Ольгу Петровну, а она улыбнулась и сказала, что больше всего любит гостей, которым нравится угощение и они этого не скрывают. И Гошке сразу стало легко и свободно.

Танька всё это время с восторгом рассказывала, как Гошка уделал гадского Кешку, который хотел над ним поиздеваться. А в результате сам оказался в полном позоре. И ещё был назван Генеральской Кекешкой.

– Я когда увидела, как Егорка плывёт, решила, что он врал про бассейн. Обидно за него стало – ужас как: зачем врал? Тут Кешка его в воду с головой, р-раз – и утопил! Я от страха даже закричала, а Кешка, гад, смеётся, как гиена. И вдруг он – бульк! – и нет его, только круги расходятся. А когда всплыл, руками по воде хлопает, кашляет, головой мотает. Тут всплыл и Егорка и, как торпеда, раз, два – и у мостков. Вылез и даже дышит спокойно, будто и под водой не был. И тут я поняла, что он Кешку так заманивал и Кешка попался! Уй, как здорово! В школе всем расскажу! Великий пловец Кекешка! Будет знать. А то надувается, будто уже генерал. Жаль только, что Венька, как всегда, оказался в стороне. Скажет что-нибудь, вроде бы и ничего такого особенного, а подумаешь и поймёшь: сказал гадость.

Танькин папа, Алексей Михайлович, слушал, смеялся и время от времени говорил, что девочкам не следует употреблять такие энергичные выражения. Таня на секунду останавливалась и продолжала в том же духе.

Гошке было хорошо с ними, но он вспомнил ещё одно мамино наставление, очень важное: из гостей уходить, когда хозяевам ещё чуть-чуть не хочется тебя отпускать. Он встал, сказал: «Спасибо большое, пора домой, а то дед уже, наверное, волнуется» – и пошёл.

Таня догнала его:

– Егор, папа сейчас тихо говорил маме, но я услышала. Он сказал, что Кешка может нажаловаться отцу, а его папаша какой-то важный чиновник, и у твоего деда могут быть неприятности.

– А чего он делает здесь, этот чиновник? Такие ведь отдыхают где-нибудь за границей…

– Папа сказал, что он сначала незаметно едет за границу. А потом возвращается и всем рассказывает, что лучший отдых на родной сибирской природе. Ты скажешь деду?