Kitobni o'qish: «Разрешите стать вашим слугой»

Введение

Средние века. Где-то в Англии…

Представьте себе… рыцарский турнир.

Обыкновенный, самый заурядный рыцарский турнирчик местного, прямо скажем, значения. Впрочем, поле для состязания, а, попросту говоря, ристалище, тут довольно приличное, рыцари тоже один великолепнее другого… ну, а галереи для зрителей плотно заполнены нарядной благородной публикой.

Вот на ристалище выезжают два рыцаря в сверкающих доспехах, в шлемах со страусовыми перьями. Вот они замерли, низко опустив копья, вот раздаётся сигнал, и противники начинают стремительно мчаться друг на друга. Всё ближе, ближе… и вот они уже сшибаются на самой середине ристалища, причём, один из рыцарей пробкой вылетает из седла и, громыхая доспехами, тяжело катится по траве. Ну, а его победитель, подняв в знак своего торжества копьё и лихо вздыбив лошадь, вызывает тем самым целый гул восторженных воплей и рукоплесканий.

– И вновь победу одерживает доблестный рыцарь, сэр Гамильтон! – звучит над трибунами громовой возглас герольда. – Поприветствуем же доблестного рыцаря, дамы и господа!

Под неутихающий гул рукоплесканий сэр Гамильтон подъезжает к своему шатру и с помощью оруженосца медленно слезает с лошади. В это же время к его поверженному сопернику торопливо подбегают слуги и, ухватив бедолагу за руки и за ноги, без всякого почтения уволакивают с арены.

Зрители на галереях меж тем постепенно успокаиваются, явно готовясь к продолжению кровавой сей потехи. И действительно, почти сразу же громко затрубили трубы, и вновь раздался зычный возглас герольда:

– Сэр Гамильтон вызывает на поединок следующего соперника! – кричит, надрываясь, герольд. – Ну, что же вы, доблестные рыцари?! Сражайтесь! Преломите свои копья в честь прекрасных дам, храбрые рыцари! Неужели никто больше не осмелится бросить вызов доблестному сэру Гамильтону?!

В это же время чуть в стороне от ристалища стоят и спорят о чём-то между собой два человека: юноша в рыцарских доспехах, держащий за узду оседланную лошадь, и довольно пожилой господин, по всей видимости, его отец.

Прислушаемся к их беседе:

ЮНОША. Папа! Я боюсь!

ОТЕЦ. Стыдись, сын мой! Что ты говоришь такое?!

ЮНОША. Говорю, что думаю! У меня ни единого шанса на победу!

ОТЕЦ. Шанс всегда есть, сын мой!

ЮНОША. Да, но не с этим костоломом! Он уже пятерых поверг наземь, причём двоих унесли с арены в тяжёлом состоянии!

А теперь, покинув на время доблестных сих джентльменов, перенесёмся на трибуны. Кстати, вон там, совсем неподалёку, сидят три молодых женщины, вернее, дамы. Послушаем же, о чём они так горячо толкуют…

ПЕРВАЯ ДАМА. Ах, он такой душка, этот сэр Гамильтон!

ВТОРАЯ ДАМА. И не говорите, миледи! Жаль только, что он так некрасив!

ТРЕТЬЯ ДАМА. Красота для рыцаря – дело второстепенное!

ВТОРАЯ. И он уже далеко не молод…

ПЕРВАЯ. Неважно! Главное, чтобы у него…

Она шепчет что-то сначала второй, а потом и третей даме на ухо, те прыскают от смеха.

ВТОРАЯ. Быть не может!

ТРЕТЬЯ. Представляю себе этого толстяка в такой позе!

ПЕРВАЯ. Уверяю вас! И притом, это продолжалось…

Что ж, довольно нескромно с нашей стороны подслушивать откровенно женские разговоры. И, кстати, совсем неподалеку ведут неспешную беседу два знатных кавалера. Прислушаемся лучше к их диалогу…

ПЕРВЫЙ. Откуда он взялся, этот сэр Гамильтон? Почему я раньше о нём даже не слыхивал?

ВТОРОЙ. О, это большая тайна, мой друг! Тут я тоже теряюсь в догадках. (Шёпотом, наклонившись к уху собеседника.) Дело в том, что этот сэр Гамильтон – мой сосед.

ПЕРВЫЙ. Вот как? И в чём же тут тайна?

ВТОРОЙ. Я знаю его вот уже много лет. И, признаться, до нынешней весны даже не подозревал, что этот толстяк способен на такое!

ПЕРВЫЙ. Вот как?!

ВТОРОЙ. Он даже в юности не жаловал верховую езду, предпочитая передвигаться исключительно в карете! А потом…

ПЕРВЫЙ. Что потом?

ВТОРОЙ. Потом, в самом начале нынешнего сезона, он вдруг заявился на турнир в доспехах, с копьём и заявил, что желает принять в нём участие!

ПЕРВЫЙ. Вот даже как?!

ВТОРОЙ. Все участники турнира плакали от смеха, когда об этом объявил герольд…

ПЕРВЫЙ. А потом?

ВТОРОЙ. Потом им, естественно, стало не до смеха! Этот толстяк, который до сего памятного дня и понятия не имел о благородном рыцарском искусстве, поверг назем их всех до единого!

ПЕРВЫЙ. Вот даже как?

Они умолкают.

– Ну, что же вы, благородные рыцари?! – тщетно надрывается герольд. – Неужели никто больше не осмелится скрестить своё копьё с копьём доблестного сэра Гамильтона?!

А в стороне от ристалища отец и юноша, его сын всё ещё продолжают свой спор.

ОТЕЦ. Мой сын, ты – трус?!

ЮНОША. Да, я боюсь этого поединка! И разве я один?! Посмотри, никто из присутствующих не решается бросить вызов этому толстяку!

ОТЕЦ. Никто не решается, а ты решись!

ЮНОША. Ну почему я?!

ОТЕЦ. Мой сын – трус! Кто бы мог подумать!

ЮНОША. Ну, хорошо, я – трус! Ты доволен?

ОТЕЦ. Нет, не доволен! Ты хочешь опозорить славное имя древнего нормандского рода Дебрианов?!

ЮНОША (саркастически). А если этот толстяк сшибёт меня с лошади, это не будет позором для древнего рода Дебрианов?

Ну что ж, вновь покинем на время в покое последних представителей славного рода Дебрианов, и перенесёмся в палатку доблестного сэра Гамильтона.

А вот и он сам, в доспехах, но без шлема, сидит, развалившись в кресле, невысокий толстячок с круглым лунообразным лицом. Подле него в почтительной позе стоит довольно молодой ещё человек приятной наружности в чёрном облегающем одеянии, по всему видно, его слуга. На голове у слуги бархатный берет с пером, тоже чёрный.

Они негромко разговаривают между собой, и мы вполне можем послушать занимательную их беседу.

СЭР ГАМИЛЬТОН (довольным голосом). Так ты говоришь, я их всех сшиб с первого раза?

СЛУГА. Именно так, мой господин. Как всегда!

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! Знай наших! (Некоторое время оба молчат.) Я им всё припомню, все обиды! Особенно этому, сэру Макхинси!

СЛУГА. Осмелюсь доложить вам, мой господин, что доблестный сэр Макхинси три раза изволил перекувыркнуться через собственную голову, и лишь потом слуги утащили его с ристалища в бессознательном состоянии.

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! (С кряхтеньем встаёт.) И что, больше никого нет?

СЛУГА. Боятся, мой господин. Вы нагнали на них страху…

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! (Снаружи слышится звук рога.) Кто там ещё? (Выглядывает из палатки.) Да это молокосос Дебриан! Ну, с ним-то мы быстро разделаемся…

СЛУГА (почтительно). Именно так, мой господин! Позвольте?

СЭР ГАМИЛЬТОН (благодушно). Давай!

Слуга подходит к сэру Гамильтону и тут происходит нечто совершенно невероятное. Слуга входит в господина и совершенно исчезает в нём. Сэр Гамильтон вздрагивает, лицо его искажается, в нём происходят какие-то быстроменяющиеся изменения, на какое-то короткое мгновение оно даже становится лицом слуги. Потом всё это заканчивается, сэр Гамильтон нахлобучивает шлем и твёрдой походкой выходит из шатра.

Сквозь щели шлема он отчётливо видит своего соперника. Юноша сидит на лошади, которую отец юноши ведёт, даже, можно сказать, тащит за узду.

Послушаем же продолжение диалога юноши и его отца.

ЮНОША. Пап, если меня убьют…

ОТЕЦ. Не будем о грустном, сын мой!

ЮНОША. Нет, будем! Папа, он уже садится на лошадь!

ОТЕЦ. Будь мужественным, сын мой! Помни, десять поколений графов Дебрианов смотрят на тебя с небес!

ЮНОША (обречённо). Ничего, скоро я с ними встречусь. Что им передать от тебя, папа?

Ничего на это не отвечая, старый граф Дебриан отпускает поводья и с силой хлопает лошадь сына по крупу. Молодой граф Дебриан (впрочем, он ещё не граф, а, скорее, виконт) пулей вылетает на ристалище, дабы встретить там свою печальную судьбу…

В это самое время прямо перед графом отцом возникают как будто непосредственно из воздуха семь странных фигур. Все они с ног до головы закутаны в чёрные балахоны, широкие капюшоны низко надвинуты и полностью скрывают лица пришельцев. Странно, но сам граф их, кажется, совершенно не замечает, как, впрочем, и все прочие зрители сего увлекательного турнира.

Семеро смотрят в сторону ристалища, где оба рыцари занимают исходные позиции, и не просто смотрят, а обмениваются при этом репликами на каком-то совершенно непонятном языке. Впрочем, у нас с вами, уважаемые читатели, есть одно маленькое преимущество: мы можем понимать странный сей язык.

– Он здесь, мессир!

– Вижу, Виниул!

– Да, но он под защитой!

– Знаю! Мастер, мы можем хоть как-то блокировать его защиту?

– Только на короткое время.

– Надеюсь, этого будет достаточно для исполнения нашего плана.

– Да, мессир, но расстояние слишком велико…

– Ну что ж, тогда нам следует подойти поближе.

– Да, но нас же заметят!

– Нас никто не заметит! Неужели ты ещё этого не понял?!

– Но он то нас заметит, мессир!

– Пускай! Он уже ничего не сможет предпринять!

Семеро, плавно скользя над самой поверхностью земли (а, может, и, касаясь её, кто знает) направляются прямо к, сидящему на лошади, молодому Дебриану. Ничего вокруг не замечая и почти ничего не соображая от волнения, молодой граф (точнее, виконт) творит молитву.

– Пресвятая дева Мария, – шепчут его дрожащие губы. – Помоги мне одолеть этого громилу! Даже нет, сделай так, чтобы он не слишком сильно меня покалечил! Если я всё же останусь жив, пресвятая дева Мария, я поставлю в твою честь сто толстых свечек, а если я всё же одолею его, тогда я… я тогда дам обет целибата и стану смиренным послушником любого нищенствующего монашеского ордена, того, на который ты мне укажешь, о, благословенная дева Мария!

Трубит рог и молодой Дебриан, опустив забрало и выставив перед собой копьё, обречённо скачет навстречу противнику. Семеро, вытянувшись в ряд, скользят вслед за ним.

Сэр Гамильтон, а точнее, Слуга в его теле, тоже несётся навстречу Дебриану, выставив перед собой копьё. Вдруг, сквозь щели забрала он замечает зловещую семёрку, стремительно приближающуюся с вытянутыми перед собой руками.

– О, нет!

Семеро ярких зелёных лучей ударяют ему прямо в глаза и Слуга, вылетев из тела господина, описывает в воздухе широкую дугу и тяжело шлёпается на траву.

– О, нет! – шепчет он со стоном. – Только не это!

Но, увы, произошло именно это. Сэр Гамильтон, внезапно очнувшийся и обнаруживший себя в седле, словно ополоумел. Он заорал что-то визгливым, срывающимся голосом, выронил копьё со щитом и, уцепившись обеими руками в лошадиную гриву, попытался просто удержаться в седле. Возможно, ему это и удалось бы, если бы не копье Дебриана…

– О, нет! – в третий раз прошептал Слуга, в отчаянии закрывая глаза.

Грузное тело сэра Гамильтона, пробкой вылетев из седла, с грохотом входит в соприкосновение с землёй. А молодой сэр Дебриан разворачивает лошадь и, подняв забрало, изумлённо смотрит на неподвижное тело грозного своего противника. Он словно всё ещё не в силах поверить в блистательную свою победу.

– Победу в этом поединке одержал славный сэр Дебриан! – торжественно провозглашает герольд. – Поприветствуем же нового победителя!

Подбегают несколько служек, и за ноги тащат сэра Гамильтона к его палатке. Вид этого впечатляющего зрелища наконец-таки заставляет Дебриана поверить, что всё это не сон, и он действительно победил грозного сэра Гамильтона.

– Я победил! – неистово орёт он, потрясая копьём. – Папа, я его победил!

Победитель медленно едет вдоль трибун, на которых буквально сходят с ума от восторга множество симпатичных девушек и молодых женщин. Они бросают победителю цветы, одаряют его ласковыми многообещающими улыбками и Дебриан тоже улыбается им всем и каждой в отдельности.

– Пресвятая дева Мария! – еле слышно шепчут его губы. – Я думаю, ты не приняла всерьёз всего того, что я наобещал тебе в полном беспамятстве! Лучше я поставлю тебе не сто, а двести свечек, договорились?

А в это время в своей палатке незадачливый сэр Гамильтон возлежит на ковре и жалобно стонет. Голова его перевязана, правая рука тоже, глаза закрыты. Рядом с ним в виноватой позе стоит слуга.

– Простите меня, мой милостивый господин! – грустно произносит он. – Я понимаю, что виноват, но…

– Ты ещё здесь, дьявольское отродье?! – хрипит, не открывая глаз, сэр Гамильтон. – Прочь!

– Но мой господин…

– Прочь, я сказал!

Вместо ответа слуга лишь виновато вздыхает, и некоторое время оба они молчат. Потом сэр Гамильтон перестаёт, наконец, издавать свои жалобные стоны и приоткрывает один глаз.

– Ты ещё здесь?! – голосом, не предвещающим ничего хорошего, осведомляется он.

Слуга снова вздыхает.

– Я виноват, понимаю, – торопливо говорит он, – но, поверьте, это произошло совершенно не по моей вине! Я сейчас постараюсь вам всё объяснить…

Сэр Гамильтон срывает с головы повязку и величественно (насколько позволяет ему поверженное его положение) приподнимается на локте.

– Мне нет дела до твоих жалких объяснений! – хрипит он, сразу же охает от боли и вновь укладывается на ковёр. – Ты опозорил меня! Мало того! Ты не сдержал своего слова!

– Но, хозяин… – умоляюще произносит слуга.

– Я тебе больше не хозяин! – с каким-то даже торжеством обрывает его сэр Гамильтон. – Наш контракт разорван! И ты не получишь моей души, чёртово отродье!

– Но хозяин, я уже тысячу раз повторял, что мне не нужна ваша душа! – возражает слуга. – Я служу вам совершенно безвозмездно!

– Так я тебе и поверил!

– Но это действительно так! Я просто ваш слуга и…

– Ты мне больше…

Слуга внезапно падает на колени.

– Не говорите этого! Особенно сейчас! Я прошу вас, не надо этого говорить!

– Не надо?! – даже пыхтит от злости сэр Гамильтон. – После того, как ты сделал меня посмешищем перед всеми соседями и… и перед всеми соседками тоже?! Ну, всё, с меня довольно! Ты мне больше не слуга! Убирайся прочь!

«Вот и прекрасно!» – слышится неведомо откуда холодный повелительный голос.

– Что это? Кто это? – испуганно шепчет сэр Гамильтон, озираясь. – Это твои штучки?

В это время в палатку прямо сквозь её стены входят (или, вернее, вплывают) семеро в чёрном одеянии. Некоторое время они молча рассматривают оцепеневшего от ужаса сэра Гамильтона, он в свою очередь смотрит на них, выпучив глаза. Потом сэр Гамильтон отползает к противоположной стене палатки и начинает неистово креститься.

– Прочь! Изойдите прочь, исчадия ада! – с трудом произносят его дрожащие губы. – Я не пойду с вами! Вы не можете меня забрать, ибо ваш искуситель не сдержал своего обещания и теперь я…

– Помолчи, жалкий земной червяк! – холодным бесстрастным голосом произносит один из семерых. – Мы не причиним тебе никакого вреда! Мы пришли за ним!